Потом взошло солнце, прорвалось сквозь облака и прогнало их, а вместе с ними и туман, и нависавшую над путешественниками угрозу затяжного дождя. Солнце было великолепно огромное, словно наряженное в торжественные доспехи, оно взирало на толпу, почтительные волны, лениво катившие от корабля к берегу, и пальмы, качавшие длинными острыми листьями на фоне светлеющего неба, и как будто говорило: «Следуйте за мной, я здесь хозяин».
Семейство Экстельмов со всей прислугой, супругами Дюплесси, Огденом Бекманом и Джефферсами устроилось на коврах, подушках и просто на плетеных сиденьях и при всем блеске начинающегося дня отправилось в путь.
Поль оглянулся на длинную процессию. Даже крестоносцы не могли выглядеть так великолепно.
«Дорогой отец» – писал Джордж ранним вечером того же дня. Он сидел в своем кабинете на затихшем корабле. Приезд, экскурсия, новые впечатления, непривычное чувство стоянки на якоре, по-видимому, всех утомили, и Джордж считал, что он остался единственной бодрствующей душой. Он откинулся в кресле, положил ноги на стол и перебирал в уме события дня (и свои успехи), отчего необычайно поднялись настроение и гордость за самого себя.
«Очень хорошо запланировано, – решил он, – даже если я это скажу сам… Очень хорошо запланировано. Приятные люди… приятная маленькая экскурсия в горы… каким и должно быть путешествие… хороший ленч на красивой горе. Розовощекие, улыбающиеся жители острова. И возчики были так благодарны за мелочишку на чай… Неиспорченные… Хорошо, что мы приехали… хорошо для жены… хорошо для детей». Мысли циркулировали в голове Джорджа, как аромат хорошей сигары. Он снял ноги со стола и снова взялся за перо: «Дорогой отец! Приятная первая остановка. Джеффри с женой был тут как тут, что и предполагалось…»
Нет, так начинать совсем не годится. Это не передает впечатления от прибытия, сцены на берегу, благоговения, с которым возчики разглядывали яхту. Джордж порвал листок и начал снова: «Дорогой отец, привет из Фуншала!»
И это тоже плохо. Джордж потянулся за новым листком бумаги, потер руки над золотым гербом и посмотрел в окно. «Как это сказала Джини?» – пытался он вспомнить. Он представил место, где она стояла. Это было на склоне горы, на полпути до деревни Чопина. Они остановились там, чтобы обозреть окрестности, и вдруг взяли и решили устроить пикник в этом месте. Хиггинс тут же засуетился, стал отдавать приказания, стелить ковры, устанавливать складные столы под деревьями. Когда они стояли в ожидании, что их пригласят садиться, Джини повернулась к нему и сказала… Что? Что-то насчет моря… что-то о… Джордж ломал голову, но ничего не мог вспомнить.
«И эта шляпка выглядела на ней чертовски хорошо, – подумал он. – Нужно не забыть сказать ей. – Он сделал мысленную пометку. – Да, так о чем это я?.. А, да… Джини. «Посмотри, Джордж! Посмотри, какое море серебряное!» Да, вот что она сказала! «Оно как что-то твердое, как будто по нему можно пройти, как по суше». И тогда Джеффрис сказал: «Миленькая малютка, ваша жена».
На его аристократическом лице появилась такая ленивая улыбка.
«Миленькая малютка! Нужно же, чтобы старина Джеффрис так сказал! – От удовольствия Джордж буквально расплылся. – Джини, она обратила на себя внимание английского дворянина!»
«Пройти по морю, как по суше», – сказала она. Ведь она не только красивая женщина, но еще и поэтическая натура. Определенно этот день – целиком и полностью день Джини. Даже Бекман не был таким кислым». «Дорогой отец!..» – еще раз начал Джордж…И маленькая Лиззи в той испанской шали! Внезапно перед его глазами возникла картина, как Лиззи обернулась шалью, позируя для фотографии. «Она тоже будет красавицей, – сказал он себе, – я не я буду». Джордж покачал головой, представив себе, как он разочаровал местных пастушек. «Разве кто-нибудь вроде этого мошенника Уитни или нашего молодого лейтенанта Брауна…»
Джордж улыбнулся, потом едва не расхохотался, когда вспомнил про Уитни и леди Марину. Бедняга сам напросился и чуть было не сверзился с горы, когда попытался достать шарфик этой девицы. Геройство требует жертв!
Ну и видик у него был, он прижимался к краю скалы, вцепившись в остатки приличного по размерам куста, а ногами царапал по скале и выскреб оттуда всю сухую почву и еще, как сумасшедший, вопил: «Эй вы там, наверху! Вы что, не слышите? Эй, вы!»
Ну и смеялись же все! Бекман с Джеффрисом вытащили этого беднягу на твердую землю, и все женщины сгрудились вокруг, все хихикали и охали:
– Уитни, вы же могли разбиться…
– И как только вы, мужчины, можете такое делать?
– Как не стыдно…
– Не слушайте их, Уит, они же просто бесчувственные животные!
«Прямо как в добрые старые времена в Принстоне, – подумал Джордж. – Пикники около Лоренсвилля… когда дождь загнал их в брошенный сарай, они тогда целовались в темноте. Как звали тех девочек? Одна была Мона… потом Нэнси… как ее… до Джини, конечно… задолго, задолго до нее…»
Джордж вернулся к письму. «Со всеми этими воспоминаниями далеко не уедешь, – сказал он себе. – Пора браться за дело, старик. Размечтался, хватит!» Он взялся за перо. Он чувствовал себя таким здоровым, каким не был давным-давно, бодрым, в хорошей форме и полным жизни.
Дорогой отец, привет с Мадейры!
Благополучно прибыли. Наш отличный «Альседо» проделал свой первый переход через океан просто великолепно. Благодаря также тому, что прекрасно потрудились капитан Косби и команда. Я лично присутствовал при отдаче якоря и могу сказать тебе, что зрелище было исключительно впечатляющим. Исключительно впечатляющим.
Мистер Джеффрис и другие были на месте и встретили нас. Спасибо за рекомендацию. Аристократическая семья, но весьма разумная. Все именно так, как я надеялся. Как и сам остров.
Мне здесь попалась на глаза любопытная книжонка под названием «Земля вина», написанная нашим соотечественником (филадельфийцем!!!) и напечатанная в ?901 году. Подумал, что она может повеселить дорогой старый Линден-Лодж с его оставшимися дома обитателями. Может, и сам напишу какой-нибудь трактат, когда доберусь до дому.
Через два дня губернаторский бал (в мою и моей супруги честь), так что мы переберемся в сам Фуншал и сможем посмотреть как следует все побережье. До праздника ждем гостей на борту, будем принимать их весь день. Корабль очень всех занимает. Как бы не пришлось отбиваться от любопытных палками! Не уверен, что здешний причал может выдержать такой наплыв людей.
Огден в порядке, и этот человек, Браун, кажется знающим свое дело.
Юджиния шлет нежный привет. Дети здоровы и сделались настоящими маленькими моряками.
С наилучшими пожеланиями ваш сын Джордж.
«На сегодня хватит», – решил Джордж, еще раз откинувшись в кресле. Он попытался услышать рев машин, но вспомнил, что корабль стоит на якоре. Можно было слышать только, как шумят топки, пожирающие уголь, и от этого создавалось чувство необыкновенного уюта, похожего на прислушивание к биению собственного сердца.
«Трудно, очень трудно, – сказал себе Джордж, – попробовать описать это. Всю эту помпу, церемонию. Мое положение здесь. Отец никогда не поймет. Или не поверит мне». Джордж почувствовал, как у него становятся свинцовыми веки. «Длинный, очень длинный день, – сказал он себе. – Плечи налились тяжестью, палец не двигался. – Сосну-ка я перед ужином; чуть-чуть поспать не повредит, а там уже можно быть и при параде».
«Младший и никудышный сын! – подумал Джордж, и веки у него совсем сомкнулись. – Вот удивится старый черт. Поразится, я бы сказал. Да, определенно. Определенно!»
* * *
После ленча накануне губернаторского бала в честь Экстельмов девочки все время то впархивали, то выпархивали из каюты матери, помогая ей одеваться, выполняя поручения Прю, которая стояла на коленях на ковре у воздушного бального платья, вооружившись иголкой и ниткой и с утюгом на углях в камине под рукой. Сговорчивая и незлобивая Олив превратилась из горничной леди в помощницу горничной леди. Создавалось впечатление, что Прю умеет все, даже найти замену утерянной нитке черного янтаря. Держа булавки во рту, она молча показывала Олив, что нужно делать, и та безоговорочно повиновалась. На место потерянного янтаря вшили кусок тесьмы так умело, как будто она там всегда и была.
– Послушай, мама, я думаю, сюда подойдет только жемчуг, – сказала Лиззи, отступив на шаг назад и оценивая внешность матери. – Честное слово, они более… более… comme il faut.
После того как ее представили леди Марине Джеффрис, Лиззи сделалась совершенно нетерпимой ревнительницей этикета высшего света. «Леди Нина» именно такая, какой она хотела быть, когда ей исполнится девятнадцать. Подражая своему идолу, Лиззи склонила голову на плечо и произнесла:
– И мне нравится, когда ты укладываешь волосы вот так, открывая лоб. Можно я возьму немножко пудры для лица?
– Да, можно, милая, но, пожалуйста, не рассыпай ее по всему туалетному столику, как в прошлый раз.
Юджиния бросила эти слова через плечо, наблюдая, как идет работа над платьем.
– Мама, я не ребенок! – с упреком обиженно возразила Лиззи, и Юджиния чуть повернулась, чтобы перемигнуться с Джинкс, которая вся сосредоточилась на прикалывании рубиновой броши к своему переднику. Джинкс состроила гримасу, изобразив заносчивую Лиззи, и Юджиния, улыбнувшись, снова отдалась заботам Олив и Прю.
– Нет, – сказала она, – давайте пустим тесьму по всему переду, а потом перекинем назад. И, возможно, петли лучше начать только с правой стороны. Не знаю. Давайте приколем и посмотрим, – добавила она, подумав.
Пока Прю и Олив сосредоточенно работали пальцами, Юджиния рассматривала себя в зеркале. «Такая ли я красавица, как меня расписывают? – задумалась она. – Безусловно, кое-кто бросал на меня восхищенные взгляды. Даже мой муж!» – От этой мысли щеки разрумянились, и краска разлилась по шее и обнаженным плечам.
– Леди Нина говорит, что леди должны оставаться невозмутимыми и строгими к себе, насколько только это возможно, – заметила Лиззи. – Она говорит, что только простолюдины демонстрируют свои чувства.
В этот момент в комнату вошел Поль. Он встал в дверях и, держась руками за косяки, стал раскачиваться взад-вперед, наблюдая за происходящим в комнате. Видно было, что ему страшно любопытно и в то же время в нем клокочет презрение к такого рода глупым занятиям. Он качался в дверях, но в комнату не входил.
– Ты что, Поль, пришел посмотреть, как гранд-дамы готовятся к балу? – Лиззи не удостоила брата взглядом. – Мама, у него опять на лице это выражение «У, девчонки», – пожаловалась она, открывая флакон с духами, потом поднесла пробку к носу, закрыла глаза и унеслась в какие-то далекие-далекие царства, где все смотрят только на нее, ее платье самое красивое, а ее молодой человек самый красивый, самый галантный и самый храбрый.
– Девчонки! – с пренебрежением произнес Поль и обвел комнату взглядом, ни на ком специально не остановившись. – Девчонки и балы.
«Девчонки», которых он имел в виду, снисходительно посмотрели на него, а потом друг на друга. Джинкс сделала это, подражая Лиззи, а Лиззи – подражая матери, и посмотрев на двух своих таких разных дочек, Юджиния почувствовала себя счастливейшей в мире женщиной.
– Я разговаривал с лейтенантом Брауном, – объявил Поль тоном, подразумевающим, что такая беседа между мужчинами куда важнее, нежели пустяковая возня, которая здесь происходила. – Он рассказывал мне про пиратов в Южно-Китайском море. Ведь вы же знаете, мы туда плывем.
Увидев, что самая важная сообщенная им информация не произвела впечатления, Поль со всей надменностью, на которую был способен, проговорил:
– Я спускался в трюм и помогал ему осматривать те огромные ящики. Знаете, которые принадлежат папе.
Поль перестал раскачиваться и вошел в комнату. То, что сестры смотрели на него свысока, выводило его из себя, и он, не обращая внимания на предупреждающие взгляды сестер, с вызовом смотрел на них.
– Ведь вы же сами любите слушать его рассказы, – не унимался он.
В комнате на миг стало тихо-тихо. Только Прю и Олив, занятые своим делом, не чувствовали надвигающейся грозы. Юджиния со всех сторон в булавках, которые они навтыкали в ее платье, не могла двинуться и поэтому негромко отозвалась:
– Мне известно, что тебе нравится слушать эти рассказы, Поль, но мне кажется, что папу обижает, что ты так много времени проводишь с лейтенантом Брауном. По-моему, папа сам с удовольствием рассказывал бы тебе истории.
– Но он всегда занят!
Вот этого Юджинии хотелось слышать меньше всего. Это всколыхнуло все ее сомнения относительно своего замужества, о себе и своих усилиях создать семью, но мысли эти были мимолетными, и она быстро прогнала их. Но вместе с ними улетучилось и сочувствие к сыну, осталось одно только раздражение. Это чувство невозможно было объяснить, но это ничего не меняло.
Стараясь не повышать голоса и оставаться понимающей его мудрой матерью, Юджиния проговорила:
– Да, дорогой, я знаю. Но у папы так много дел сейчас. Ты не должен…
Она заколебалась, не будучи уверенной, что сказать дальше или что, собственно, не должен делать Поль. «Почему я прикрываю этого человека? Зачем мы притворяемся?» Но эти слова были похоронены так же быстро, как появились.
– Ты не должен беспокоить лейтенанта Брауна, Поль. Его назначили на наш корабль очень важные люди, и я уверена, что ему нужно делать свою работу.
Ей показалось, что она нашла выход из положения и все очень хорошо объяснила. Юджиния была довольна. Она снова обратила все свое внимание на платье.
– О, Олив, как чудесно! Вы обе самые изобретательные леди, каких я знаю. Теперь я определенно буду царицей бала.
– Да ему вообще нечего делать мама! – не отступал Поль. – Он просто сидит и смотрит на эти ящики. Ну, на те, с папиными машинами. Какая же это важная работа? Смотреть на ящики! И он любит рассказывать нам истории. Где только он ни был! Он знает много такого, что папа…
Не будь таким назойливым, Поль! – громко и резко прервала его Юджиния, несмотря на присутствие Олив и Прю и неукоснительно соблюдаемое правило никогда не выяснять отношений при слугах. Ты же знаешь, мы с папой собираемся на очень важный прием сегодня вечером. Давай обсудим этот вопрос в другой…
– Ты не понимаешь, мама! – вспыхнул Поль. – Только потому, что я…
– Поль! – Юджиния резко повернулась, выдернув подол платья из рук опешившей Олив, но сумела удержать вырывавшуюся тираду на самом кончике языка. «Что я делаю? – подумала она. – Какое это имеет значение?»
Она стала говорить снова, неторопливо, тщательно выбирая слова. Этот голос настораживал детей. Когда мама говорит таким тоном, то лучше не устраивать препирательства, думать, что ты делаешь, потому что мама по-настоящему вышла из себя.
– Папа просил тебя не ходить к лейтенанту Брауну. Я уверена, ты будешь послушным мальчиком и послушаешься папу.
Юджиния повернулась обратно к Олив и Прю. У нее дрожали руки, она задыхалась, ей показалось, что она взбегает на гору. Вокруг ни деревьев, ни кустарников, ни птиц, озимая пшеница пожухла, над головой серо-свинцовое небо. Она бежит, спотыкается, почти падает. Поразительно, как ей хочется добежать до вершины.
– А почему бы не попробовать приколоть этот бриллиантовый браслет на рюши? – предложила она Прю, и на этом все закончилось.
Поль видел, какие самодовольные физиономии у сестер. Спрятавшись за спину матери, он показал этим несчастным трусихам язык, но они только переглянулись, покачали головами, по-женски изобразили ужас и снова принялись играть в гранд-дам. Джинкс вытащила из материнской шкатулки браслет, а Лиззи попробовала еще одни духи. Поль оказался забытым, уничтоженным, низведенным до положения нижайшего из нижайших.
«Глупые девчонки», – думал Поль. Ему хотелось подбежать к ним и дернуть за волосы. Это бы их проучило. Они всегда берут над ним верх, перевирают его слова, выставляют ребенком. Это же несправедливо!
Ну ладно, он им покажет. Если понадобится, он проберется в трюм… Он сделается… Как это называется? Вчера Прю читала… сорвиголова… Он будет сорвиголовой! Поль уставился в пол, страдая, но радуясь своей мечте, а подготовка к балу шла своим чередом.
Дети собрались у поручней как раз в тот момент, когда стало заходить солнце. Внизу на причале их родители, кузен Уитни, супруги Дюплесси, лейтенант Браун и мистер Бекман готовились к отъезду на губернаторский бал. Их ждали два экипажа: кабриолет для двух почетных гостей и запряженная четверкой лошадей коляска для остальных. Лошади били блестящими копытами в деревянный настил причала. Этот звук приятно напоминал детям о конюшнях у них дома. Одна лошадь заржала и звякнула уздой, потом другая фыркнула и дернула кабриолет. Кожаная упряжь скрипнула, и это внезапно напомнило о Рождестве в Линден-Лодже, о санных колокольчиках и катаниях в санях по снегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71