– Потом по направлению к Шайулу, мимо Дэрэжэни и… Вы следите за мной? Не так уж трудно запомнить названия, так ведь?..
Юджиния старалась отвлечься от одолевавших ее мыслей и не слушать мужа. «Поль чуть не потерялся, – сказала она про себя. – Можно ли представить, к чему могла привести эта прихоть? – Юджиния смотрела на дребезжащее стекло, словно это был темный экран, отражающий все, чего ей хотелось избежать: материнское горе и море слез. – Мы так же недолговечны, как дождь. В этих местах наши жизни – ничто; мы зависим от капризов всякой летающей и ползающей твари: мухи цеце, змеи, муравья, осы, пантеры. Как мне защитить своих детей? Что я просмотрела?»
Юджиния так свирепо смотрела в окно, что если бы это было возможно, оно бы, несомненно, разбилось от ее взгляда. И сотни осколков осыпали бы деревья, травы и пыльные дороги Кибвези, Имэли, Кимэ и Киу; стекло и страх заполонили бы весь путь поезда в глубь Африки.
«Что я просмотрела? Чего не предотвратила?»
ГЛАВА 16
Вот как, Карл. Ты считаешь меня законченным простофилей? Нам не нужны угольные пласты в Айвартауне или Сэдонге. Несмотря на сказанное нашим выдающимся президентом по поводу ситуации на Филиппинах и необходимость сохранить американские угольные порты в Южно-Китайском море…
Турок замолчал и оглядел широкую каменную веранду Линден-Лоджа; он играл в конфиденциальность, но Карл не попался на эту удочку. «Пусть отец сам разыгрывает свою партию. Дай волю, – напомнил себе Карл, – и старик сам себя выдаст». Тесно общаясь с Турком со дня отплытия «Альседо», Карл открыл для себя много любопытного. Самое последнее открытие состояло в том, чтобы держать рот на замке и с умным видом следить за ходом мысли отца. Удивительно, что можно инспирировать поддельной сосредоточенностью. Алчность, себялюбие, ужас оттого, что тебя могут перехитрить, переиграть: Карл пронаблюдал всю гамму отцовских чувств. Он в этом не признавался. Никогда в жизни. Но Карл научился распознавать их симптомы.
В конце концов Турок решил, что можно продолжить нотацию; казалось, что нет ни садовников, ни других лодырей-приспособленцев. Выдача конфиденциальной информации оттянулась еще на несколько секунд:
– Это нефть, мой мальчик, – прошептал Турок. – Нефть вдоль северного побережья Борнео! И когда мы будем полностью контролировать Филиппины, что мы, безусловно, и сделаем, и когда наши корабли уже не будут работать на угле и на паре и – запомни мои слова – они уже навсегда от этого отойдут, да, то кто, ты думаешь, будет тогда управлять миром? Хм? Филиппинцы? Малазийцы? Наши братья – обезьяны с закрученными хвостами?.. – Турок громко гоготнул. – …Нефть! – снова хихикнул он. – Нефть! Вы, недоразвитые молодые идиоты, ничего не видите дальше своего носа! Думаете, жидкое топливо используют лишь для освещения этих чертовых улиц… Масло – для ламп, убеждаете вы сами себя; а уголь – для плавки… для кораблей… для поездов… Лишь бы ни с чем не связываться… Не задавать слишком много вопросов… Так ты мне и поверил! Решил, что я послал полный корабль народу чуть ли не в кругосветное путешествие за углем!.. Отправил в Борнео за грудой угля!.. Да такую кучку породы мы добыли бы на любой старой угольной шахте!.. – Слова прозвучали пародией на язык углекопа, грубой смесью деревенского выговора Уэльса и глубинки Вирджинии.
Карл слушал, не перебивая, с задумчивым видом оглядывая веранду с украшенными резьбой балюстрадами, скамейками с изогнутыми спинками, увитыми плющом колоннами и изысканными фонтанами – то ли украденными, то ли купленными во дворцах по всей Европе. Он внимательно изучал все по очереди, словно прицениваясь, в то время как в голове все шло согласно намеченному плану.
– …Мне жаль тебя, Карл, – продолжал отец. – Тебя и сотни таких же, как ты. Вы никогда не преуспеете. Вам никогда не создать такую империю, как моя, или Моргана, или Вандербильта. Вам не под силу собрать машину из металлолома и основать такую компанию, как в Дирборне.
Это предвидение, мой мальчик. Предвидение! А ты знаешь, во сколько обошелся мистеру Генри Форду запуск его завода? Скромных три тысячи долларов! Сиди и жди, во что это оценится в следующие пятнадцать лет. А ты рассуждаешь о разумном использовании денег…
Турок почувствовал, что начал следить глазами за взглядом сына. На чем бы ни останавливался взгляд Карла, туда же смотрел и старик. Карл разглядывал садовую урну из французского замка, затем обелиск, по общему мнению, египетский; потом пару каменных львов из Китая и, наконец, высеченную из мрамора скамейку с римской виллы. При каждом его взгляде Турок вздрагивал. Если бы он мог приказать своим владениям скрыться с глаз долой, он бы пошел на это, не задумываясь.
– Отправить на Борнео за углем! – упорно повторял Турок уже на повышенных тонах, пытаясь таким образом призвать сына к уважению. – И ты мне поверил! Охотиться за морскими ракушками, чтобы вернуть дам домой! Компания «Морские торговые перевозки» – поставщик морских диковинок! Его «Каури» – это же танкер, мой мальчик. Танкер, а не сухогруз. Танкер, перемещающийся на жидком топливе!.. Весь путь от Борнео до Темзы он проделал на жидком топливе. Десять тысяч миль, мой мальчик. Путешествие в десять тысяч миль – и без всякого угля!.. «Она продает морские ракушки на морском берегу»! – радостно воскликнул Турок, на минуту забыв о таинственных побуждениях сына. – …«Она продает морские ракушки»… – повторил Турок.
Казалось, он никогда не произносил ничего более смешного: он задыхался от смеха. Карл слушал, как тот хохочет, недоумевая, доколе ему придется переносить бред старика. Видимо, отец внезапно постарел. Впал в старческий маразм и полон сумасшедшей злобы.
– …Ты и тебе подобные, Карл, вы наплодите таких же недоумков, и все это величие и богатство промотается вырождающимся родом, хилым и зеленым, как заплесневелый сыр! – Старик скорчился от громкого хохота.
Карл слышал хриплые, булькающие звуки, но не повернул головы. Вместо этого он уставился на фонтан с нереидами, резвящимися в волнах, затем перевел взгляд на пару тумб, некогда украшавших ступени Парфенона. «Все прекрасно, – сказал про себя Карл. – Все предопределено. Вот и сама пора – бабье лето – разноцветная гамма золотых, голубых и фиолетово-зеленых красок. Но на смену раннему октябрю придет поздний октябрь, а лето вытеснится зимой. Нельзя остановить неизбежность. И от правды не спрячешься».
«Нефть, – повторил про себя Карл. – За какую еще там скалу, как считает мой уважаемый папочка, я прячусь? Да ему и не снилось, что я мог бы поведать об этом драгоценном товаре. Я бы такого ему порассказывал о международных альянсах, что у старика волосы встали бы дыбом. Я знаю достаточно имен новых вкладчиков, чтобы у него остановилось сердце».
Но Карл не стал ссылаться ни на один из фактов. Когда он наконец заговорил, то это прозвучало весьма благовоспитанно:
– Жидкое топливо. Интересная идея. И от самого Борнео. В самом деле, удивительно.
Затем Карл решил, что самое время вручить телеграмму Бекмана, отправленную из германского протектората в Занзибаре. Очень подходящий момент, решил Карл. Телеграмма Бекмана могла отца просто доконать.
В охотничьем домике, или кетито, в буше, где-то неподалеку от Найроби, любимый внук Турка на цыпочках подошел к окну спальни и прошептал в темноту:
– Да, папа, я встал.
Темный лагерь только начал пробуждаться в предрассветной горячке, и Поль увидел снующих повсюду людей. Огни вспыхивали, как свет средневековых факелов, суетно перемещались, отчего люди выглядели так, словно готовились к битве, словно у ворот уже стоял враг, или же, наоборот, готовились к осаде какой-нибудь чужеземной крепости.
«Большой поход». Охотничья экспедиция! Поль знал, что скоро прибудут грузовик, вьючные животные и повозки. Точно такие же, как те, что доставили их от станции в Найроби, но эти будут больше и лучше. Этот караван растянется на много миль по открытой равнине. Поль слышал, как мистер Палмер и мистер Смайт-Берроуз это описывали: «Чернокожие будут монотонно распевать, а животные радостно ржать и бить копытом». Совсем, как во времена крестовых походов! И он, Поль, впереди!
– Я оделся вчера вечером, – прошептал Поль в дверную перегородку, – так что я не заставлю тебя и всех остальных ждать.
Всех остальных! Поль действительно так сказал! Он собирался быть таким же, как «все остальные», как мистер Дейвис, и мистер Смайт-Берроуз, и мистер Палмер. Он собирался охотиться на зверей совсем как папа! Казалось, что это было так давно (хотя произошло всего-навсего прошлой ночью), когда папа разбудил его, чтобы сказать «да», да, он пойдет в поход; он отправится на «охоту».
Джинкс тоже проснулась (что за ребенок!) и начала хныкать и ныть, что это нечестно. Но папа был тверд.
– На охоту пойдут только мужчины! – сказал он, а потом дал Полю свою офицерскую портупею, пожелал спокойной ночи и вышел из комнаты Поля и его сестры. (Лиззи спала в отдельной комнате, потому что мама сказала, что она почти леди – что весьма устраивало Поля, если бы только Джинкс не вела себя как ребенок и не ревела).
– Ну, тогда поторопись, сынок, – снова позвал Джордж с мокрого от росы балкона. – Нам лучше уйти до того, как проснется мама. Не будем будить спящего зверя. – Джордж хотел было рассмеяться собственной шутке, но это ему не удалось. Он нервно потер сзади шею, недоумевая, что это он раскричался. Похожий на коробку домик с опоясывающим его деревянным балконом напомнил ему об акустике, и вот уж чего ему было совсем не нужно, так это еще одной сцены с Юджинией.
– Он же еще совсем ребенок, Джордж! – кричала она вчера днем, совершенно не контролируя себя, словно никого, кроме них двоих, во всей Африке больше не существовало. – Я категорически отказываюсь отпускать…
– Он так и не повзрослеет, если останется, моя дорогая. Если будет по-твоему! – Вспоминая свой ответ, Джордж стер с лица пот. «Моя жена с таким же успехом могла быть торговкой рыбой, – подумал он. – Вот к чему привело ее хваленое воспитание. Скандальные перепалки с мужем – что может быть хуже?»
– Тебе все равно, что с Полем, жив он или мертв! Ты думаешь только о себе! – Слишком тяжело было вспоминать искаженное яростью лицо Юджинии. И Джордж бросил это занятие.
«К черту ее глаза, – сказал он себе, сжимая дрожащими холодными пальцами влажную спинку кресла. – Пошла она к черту… Будто бы мне наплевать на собственного сына!.. Разве я не доказал обратное?.. Привел «Альседо» в Африку вопреки распоряжениям отца, сделал крюк ради этой славной маленькой семейки, вместо того, чтобы…
А как ловко я разделался с Бекманом, – неожиданно напомнил себе Джордж, подогревая свой гнев. – Но Юджиния слишком глупа, чтобы понять, как мастерски я с ним управился…Бросил Бекмана на этом проклятом судне…
А вместо благодарности, вместо того, чтобы сказать: «О, Джордж, как вообще тебе это удалось?», вместо: «О, ты такой удивительный и смелый», – что вопит эта гнусная женщина? «Ты думаешь только о себе».
Вспоминая брошенные Юджинией обвинения, Джордж так разозлился, что вдруг резко шлепнул рукой по мокрым от росы перилам балкона и закричал громко, чтобы перебудить весь лагерь:
– Поль! Дружище! А ну, давай побыстрее!
К тому времени, когда экспедиция была собрана к выходу, взошло солнце. Большой поход. Важный день. Новые друзья Джорджа, белые охотники, Палмер, Дейвис и сэр Гарольд Чалмон-дели, ускакали верхом по дороге, как, впрочем, и лейтенант Браун с Уитни, в то время как Оливер Смайт-Берроуз ходил взад и вперед, проверяя и перепроверяя поклажу носильщиков, ящики с продовольствием, ружья и патроны. Даже двухнедельная охота требовала впечатляющего списка предметов первой необходимости. Каждый вечер – обязательно солидно поужинать, а бутылка золотистого вина не могла заменить рислинг или рислинг – бутылку бордо.
Но вина, консервированные фрукты и креветки заняли гораздо меньше места на спинах носильщиков, чем палатки для приготовления пищи, стирки и ночлега, закатанные в аккуратные тюки цвета хаки. Поль с благоговением смотрел вокруг, потом наклонился, чтобы поговорить с сайке, грумом, держащим за уздечку его пони с широкой спиной.
– Мы похожи на армию, правда, Вэдайжи? – спросил малыш, а сайке просто кивнул в знак согласия головой в тюрбане. Что бы ни сказал или ни сделал маленький американец – ему до этого нет никакого дела.
Юджиния появилась как раз в ту самую минуту, когда доктор Дюплесси завершал фотосъемку исторического события. Она стояла в отдалении, пытаясь мыслить здраво и аргументированно. «Джордж не может взять Поля, – рассуждала она, – не может. – Но не имела понятия, как остановить мужа. Рядом проскочил доктор Дюплесси и с гордым видом удалился в сторону мужской компании; прискакали Джинкс и Лиззи, сказали матери что-то невразумительное и убежали. Юджиния думала только о сыне. – Джордж не вправе это делать, – убеждала она себя. – Я не позволю. Не позволю».
Впервые в жизни Юджиния поняла, что ненавидит мужа. Даже во время его пьяных загулов, испорченных детских праздников и рождественских каникул она находила причины простить его. Она прикрывала его всяческими отговорками, пока сама не начинала в них верить. Брал верх расчет, поскольку, как рассуждала Юджиния, жизнь продолжается. И к тому же слишком многое ставилось на карту: благополучие детей, хорошая семья, ее собственная спокойная жизнь. Было проще замазать отрицательные стороны. Было проще смотреть в другом направлении.
Но что-то изменилось, и сейчас она ненавидела своего мужа. «Пусть уезжает и отправляется на тот свет, если сам этого так жаждет, – сказала она себе. – Но он не вправе забирать с собой моего сына». Юджиния рассуждала здраво и спокойно; она рассуждала о нем, как о совершенно чужом человеке.
Джордж направил своего мерина в тенистое место, где его ждала жена. Он видел, как она появилась, и ее спокойное лицо на какой-то момент его обмануло, но приободренный духом товарищества и осознанием того, что его поведение оправдано равными ему по положению, он был готов еще раз противостоять гневу Юджинии. «Дом мужчины должен быть его крепостью, – заметил про себя Джордж. – Я не должен мириться с этим сумасбродством, как бы не так. Другие же не терпят, а уж они-то кое в чем смыслят».
– Вижу, ты встала с постели, чтобы помахать рукой на прощание, Джини! – задиристо крикнул Джордж, поднял коня на дыбы совсем рядом с Юджинией, и лошадь чуть было не наступила копытом на подол ее платья. «Право на стороне сильного, – сказал он про себя. Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь; никогда не иди на уступки; никогда не сдавайся». Подобные сентенции поддерживали его мужество.
– Ты не вправе брать с собой Поля, – ответила Юджиния. Она говорила тихим голосом, не сдвинувшись с места, была спокойна и невозмутима. Смотрела мужу прямо в глаза, словно его возбуждение и выходка с лошадью были явными уловками, впечатлившими его одного.
– И каким же образом, моя дорогая, ты намереваешься мне помешать? – Джордж решительно запрокинул голову и самодовольно улыбнулся. «Не принимай близко к сердцу маленькую женушку, – предупредил он себя, – ты здесь хозяин». И заулыбался еще более самодовольно.
Пассивная насмешка достигла цели. Юджиния попыталась ухватиться за стремя, за подпругу, за поводья, за попону – лишь бы во что-нибудь вцепиться.
– Ты не можешь взять его, Джордж. – Она справилась с собой, чувствуя, что уверенность покидает ее. – Он слишком мал… Прежде всего, он ничего не смыслит в ружьях… – «Стоп, – приказала себе Юджиния. – Осторожнее на поворотах, не то расплачешься. И тогда он одержит верх».
Но урезонивания только укрепляют привычки. Муж – хозяин в семье, а жена – существо подневольное: на этом принципе строился их брак.
– Поль еще крошка, – повторяла она, – … он… вспомни, что произошло на «Альседо»… – Юджиния запнулась. Воспоминание о состязании по стрельбе было неотъемлемо связано с другим воспоминанием, и она неожиданно очутилась лицом к лицу со своим проступком, чувством вины и непростительным грехом. Юджиния отступила и сникла, уничтоженная ощущением собственной обреченности.
– Я повторяю, Юджиния, как ты намерена мне помешать? – Смех Джорджа подтвердил, что он точно знает, на что идет.
Остальные охотники невольно оказались свидетелями семейной ссоры и отошли в сторонку, вращая глазами и качая головами, удивленные нелепостью этой сцены. Сэр Гарольд прошептал Палмер: – До чего же верная эта старая пословица насчет женщин на буше, а?
– Однако будет лучше, если они разберутся побыстрее, – согласился Палмер. – Нам нежелательно медлить с отправлением. Солнце восходит, а вы знаете, до чего оно нас доведет к полудню.
Один лейтенант Браун остался стоять неподалеку, позволяя лошади обнюхивать землю, а сам наблюдал за Юджинией и Джорджем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71