«Это мой папа, – с гордостью думал Поль. – Мы слышим моего папу. Могу поспорить, если поблизости есть корабль, то и на нем слышат его голос».
– А теперь можно мне попробовать? – Поль тихонько потянул отца за рукав.
– Что? Поль? Ты все еще здесь? Молодец!.. Нет, нет, еще нет, мальчик. Подожди минутку… После джентльменов.
Джордж передал ружье лейтенанту Брауну, подмигнул так, чтобы это заметили все, и подал знак стюарду перезаряжать и подготовиться к залпу.
– Поль! Поди-ка сюда, – позвал Уитни, заметив, как огорчился ребенок. – Я покажу тебе, как держать ружье, если хочешь.
– Я жду папу. Он обещал научить меня, – твердо ответил Поль, продолжая как вкопанный стоять на месте, которое указал ему папа. Папа покажет ему, как стрелять. Зачем ему кто-то другой? Папа самый лучший из всех стрелков. Это известно всем.
* * *
Юджиния не смогла подойти поближе к месту, где проходили эти сложные маневры. Поскольку матросы, стюарды и участники соревнований пребывали в непрерывном движении, а на корме находилось, как сказал Джордж, «опасное снаряжение», матери с дочерьми вежливо отказали во входе в закрытый стрелковый клуб. Но Юджинии было мало смотреть издалека, с места, Которое отвели девочкам. Ей не хотелось ютиться где-то и молочке и с обожанием наслаждаться зрелищем, как каждый участник соревнований разбивает в пыль глиняные мишени. Единственное, что ей хотелось, – это увидеть радость на лице сына, когда ему удастся совершить нечто такое, чем может гордиться папа, но подойти для этого достаточно близко ей не удавалось. Поэтому она встала у бокового поручня и, прислушиваясь к голосам на корме, смотрела на море и думала, почему ветер не заставляет корабль перемещаться и почему вода вокруг него словно застыла.
Вода плескалась о борт, сонная, мутно-коричневая, похожая на воду у свай и под настилом причала. Мимо неторопливо проплывали изжеванные волнами предметы: набухшая влагой пальмовая ветвь, кусок коры неизвестного дерева, полузатонувшие хворостинки – вещи, когда-то имевшие свое место под солнцем и дождями, свой дом. Юджиния решила, что их унесло бурей, подхватило ветром и обрекло мотаться по воле волн, сегодняшней фантазией, вчерашней мечтой. «Совсем как мы, как наш корабль». От этой мысли ей стало поразительно легко на душе.
Вдоль борта лениво пронесло пальмовую ветвь с длинными листьями. В маленький водоворотик нырнули и потом неторопливо выплыли на поверхность прутики и хворостинки, словно их жизненным предназначением было ненавязчивое напоминание о том, во что превратится мир, если у него не будет истинного руководства. Куда-то в сторону отплыла кора, вода вновь сделалась мутной, маслянисто-глянцевой; комок водорослей потыкался в нос корабля и пропал из виду.
– Давай! – снова услышала Юджиния. Затем раздался пронзительный смех ее мужа.
– Черт побери, Уит! Это уже неплохо! Ты просто разнес ее вдребезги!
Это Джордж наслаждался своим могуществом. «Господи, какой же он хвастун!», – подумала Юджиния. Она посмотрела на воду. Развлечение мужа настраивало на похожие на транс воспоминания.
– Кто следующий? Огден? Браун? Кто поддержит честь клуба? Мы только еще начали, нельзя бросать на середине!
Сейчас, вероятно, вышел Браун. Никто не прокомментировал, когда он занял позицию, и никто не произнес ни слова, когда он отстрелялся. Даже для Юджинии его выстрел прозвучал как-то по-другому, это была уже не игра. Она пожала плечами и не стала размышлять по этому поводу.
Затем стрелял Огден, потом доктор Дюплесси, а потом тоненький голосок Поля повторил просьбу:
– Ну, пожалуйста, можно мне?.. Теперь, папа?.. «Должны ли мужчины вести себя подобным образом, когда собираются вместе? – задумалась Юджиния. – Или это просто потому, что мы плывем по течению и нет определенного места, которое бы ставило нас в какие-то рамки? Изменились ли правила игры или изменились мы сами?» Юджиния решила оставить Джорджа со всей его шутовской страстью к стрельбе. Пусть палубу завалят осколками глины, пусть она походит на горшечный склад, где похозяйничали еноты, или на цветочник, где повырывали все цветы. Юджиния пойдет к себе и будет писать свой дневник. Опишет, каким было море, когда корабль перестал двигаться вперед, рассекая грудью морские волны. Попытается понять, что значит стоять прямо и не падать на такой непрочной основе, как вода.
* * *
Так и получилось, что Юджиния не была свидетелем торжества своего сына, когда ему позволили выстрелить.
– Папа, – проговорил, наконец собравшись с храбростью, Поль, – ты же обещал.
Тогда Джордж ответил:
– Ах да, хорошо, Поль. Хорошо.
Он сказал это недовольным тоном и с большой неохотой потребовал показать ему арсенал.
Неблагодарная работа по демонстрации оружия Джорджу выпала на долю Генри, которого вызвали на палубу в самый разгар стрельбы и поручили держать наготове патроны и ружья, чтобы ни в чем не испытывалось нужды, пока другие стюарды и помощники стюардов разносили напитки и бутерброды с мясом, яйцами и луком.
– Ты так вертишься, что я ничего не могу разглядеть, черт тебя подери! – наорал Джордж на помощника стюарда. – Как я могу найти?.. Тут ведь нет ничего подходящего, что можно было бы…
– А это нельзя? – спросил Поль, потом посмотрел па Генри и подумал, как может помощник стюарда переносить, чтобы на него кричали. Для Поля Генри был мальчиком, не таким маленьким, как юнга Нед, но все равно маленьким. Потом Поль попробовал понять, по меньшей мере в сотый раз, почему Генри и Неду не разрешают участвовать в играх. Папу лучше было не спрашивать, он уже объяснял ему причину. Но Поль либо уже забыл объяснение, либо оно не удовлетворило его. Оно походило на ложь, которую никто не удосуживался скрывать.
– А это можно, папа? – снова спросил Поль и показал на ружье, которое казалось меньше других и которое прямо-таки просилось ему в руки.
– Хочешь попробовать это, сынок? – вдруг ухмыльнулся Джордж, и в голосе у него прозвучала злая нотка: – Но это не охотничье ружье, сынок, это «Холланд-энд-Холланд», это винтовка! Я бы сказал, у него слишком большая отдача для такой крошки, как ты, но ведь ты у нас босс! Тебе виднее. Сними его со стойки. Сними.
И Джордж рассмеялся для публики.
Поль не понял, что имел в виду папа, он не имел представления, что такое «Холланд-энд-Холланд». Он подумал, что так называют место, где много воды и люди на серебряных коньках, но тем не менее взялся за ружье. Оно оказалось тяжелее, чем он ожидал, и Поль с большим трудом снял его со стойки.
Он покажет папе, что он не «крошка». Он вовсе не «ребенок» и не «маменькин сынок», он Поль Экстельм и собирается научиться стрелять, как взрослые. Он поднял ружье и принял стойку стрелка.
Джордж наблюдал за тем, как его сын пытается совладать с тяжеленным ружьем. Он видел сомнения на лице мальчугана, потом страх, а за ним решимость, и тут вдруг вспомнил о себе: он был хозяином здесь, и за все, что произойдет тут, в ответе будет он.
Джордж вдруг осознал, что у сына слишком маленькие ручки и слишком слабенькое тело и что в упоении от гордости и успеха он совершенно забыл о том, чего хотел больше всего. Он забыл быть отцом. Джордж придвинулся к Полю и сказал:
– Это оружие не для тебя, сынок. Мы найдем тебе другое… Генри, подойди-ка сюда и…
Но Поля не проведешь, он знает все эти уловочки взрослых.
– Я хочу выстрелить, папа. Я смотрел, как ты стреляешь. Я знаю, как стрелять.
И Поль поднял тяжелое неуклюжее ружье к плечу и приладился смотреть вдоль ствола. Он чувствовал себя превосходно. Он чувствовал себя таким сильным, стоя здесь и видя, что все смотрят на него! Даже его сестры не открывали рта, молчали даже мистер Бекман и капитан Косби, ну и вообще все свободные от вахты моряки.
– Нет, сынок, этот «Холланд-энд-Холланд» очень велик для ребенка твоего роста, – ласково уговаривал Джордж, протягивая руку к винтовке. – Дай-ка мне…
Но Поль вцепился в оружие намного крепче, чем ожидал Джордж. Он потянул за дуло, но Поль рывком направил его в небо и крикнул:
– Давай!
Его звонкий, дрожащий от гордости голосок неожиданно подействовал на стюарда, выбрасывавшего мишени, он нажал на кнопку, и глиняная птичка вылетела из аппарата как раз в тот момент, когда маленькие пальчики Поля нажали на курок.
Звук выстрела был страшный, он потряс весь корабль, взметнулся к небу и распугал чаек, а потом эхом прокатился по волнам. Он отозвался в фалах, верхушках мачт и снастях, в каждом гвозде и пропал, и наступившая тишина была такой же пугающей, как и звук выстрела.
– Браво! – воскликнул кто-то наконец.
– Вот это парень! – раздался еще один веселый голос, и все уставились в небо, не веря своим глазам, – первый выстрел и такая удача.
Никто не обращал внимания на распростершегося на палубе Поля с валявшимся рядом с ним ружьем. Даже Джордж, только что сделавшийся чадолюбивым, заботливым отцом, как и все остальные, глазел на небеса. Он не видел, как упал сын, и не видел, какой ужас отразился на его маленьком личике.
Джордж обернулся, только когда услышал, как рассмеялся капитан:
– А ружье-то бьет круто!
В первый момент он подумал, что сын мертв, – так неподвижно он лежал. Потом Джордж увидел осмысленный взгляд мальчика. Он выражал смертельное, безмерное унижение. Поль не умер, он только хотел умереть. Шишки и синяки, которые он получил от сильной отдачи, не шли ни в какое сравнение с переживаемым им горем.
– Все хорошо, сынок, – приговаривал Джордж. – Это бывает и с самыми лучшими из нас. Никто из нас здесь…
Теперь уже вокруг него собрались все, весело смеясь и доброжелательно подбадривая его. Ну что же, через это проходят все настоящие стрелки, уверяли мальчика все наперебой. Всегда кто-то только начинает, и его принимают в свои ряды повидавшие виды ветераны, вроде них. Над Полем наклонились капитан, Уит, лейтенант Браун, даже Огден Бекман. Все вспоминали про то, что случилось с ними. Малыша подняли и поставили на ноги. В радостной суматохе принимали участие даже матросы и стюарды. На секунду на палубе не стало различий в классах, возрасте или намерениях.
– Чуть было не выбросило за борт, такая сила…
– Прямо с ног сбило…
– Буквально снесло… Вот, помню, когда я в первый раз…
– А что со мной было… Мне пришлось…
И толпа сочувствующих занялась более важными вещами: воспоминаниями о собственных приключениях. Про Поля забыли. Он почистил одежду, привел в порядок ботинки, штаны и матросскую курточку и все время хмуро смотрел на свои неумелые ручонки.
– Поль! – позвал его Джордж, окруженный веселой толпой. Но если ребенок и слышал отца, то не ответил. Он весь ушел в себя, не смотрел на сестер, не искал глазами мать. Он знал, что у него не получилось, и не хотел, чтобы кто-нибудь напомнил о неудаче.
– Мы попробуем еще раз, сынок! – крикнул ему Джордж, посмотрев на него через головы окружавших его восторженных почитателей.
Когда Лиззи и Джинкс прибежали к матери в каюту рассказать о фиаско, которое потерпел Поль во время стрельбы, она передала дочерей в руки Прю и отправила успокоиться в их уютную каюту, а потом попыталась утешить Поля. Но сын не хотел с ней говорить и не открывал ей дверь, и Юджиния поднялась на палубу одна. Опустились сумерки, и это удивило ее. Ей казалось, что она спала и забыла поужинать или лечь в постель. Корабль казался совершенно непривычным, и дело было не в том, что он стоял неподвижно и не было слышно машин. Внутри корабля не было ни души, никого в главном салоне, в коридоре не разносилось запахов ужина. На миг Юджиния подумала, уж не осталась ли она с детьми и Прю единственными живыми душами на земле.
Когда Юджиния подошла к двери на корму, там было темно – над кораблем нависали мокрые ночные облака, и поручни и тиковый пол окутал туман. Горели только два фонаря, стоявшие на двух столиках и бросавшие тусклый желтоватый свет на остатки праздничного пиршества. Среди перевернутых бутылок валялись зачерствевшие бутерброды с засиженными мухами закусками. Джордж, да и вся честная компания, оказались в стельку пьяными. Под мухой были даже матросы и стюарды. Атмосфера стрелкового клуба, установившаяся накануне днем, не развеялась, судя по всему, до самого позднего вечера. Юджиния просто не могла поверить своим глазам.
– В чем дело, Джини? – заплетающимся языком произнес Джордж, направляясь к ней. От него несло перегаром из смеси виски с пивом. – Малыш не понял шутки? Бросился к маминой юбке? – Джордж не удержался на ногах и упал на Огдена Бекмана. – Ты видишь, Бек? Наша маленькая леди разозлилась, как осенняя муха. Думает, я хотел…
Потом в голове у него всплыли какие-то воспоминания о прошедшем дне, и он оставил свой шутовской тон.
– Полю не надо было… он сам виноват, – забрюзжал он. – Я ведь говорил ему, чтобы он не делал этого, правда, Бек? Я же сказал ему…
– Да, Джордж, говорил, – Бек на миг поддержал Джорджа, потом разжал руку, и тот рухнул головой вперед на палубу. Бекман не подхватил его. На этот раз Джордж был полностью господином своего положения.
Юджиния оглянулась, единственным трезвым во всей компании выглядел Бекман, лейтенанта Брауна не было видно вообще. В темноте двигались какие-то фигуры, неуверенно появляясь в пятне неровного света и тут же куда-то исчезая. Один из фонарей висел, раскачиваясь, и из черноты ночи то и дело высвечивались неузнаваемые потные лица. Кто-то кричал:
– Да здравствует мистер Экстельм!.. Самый лучший… самый справедливый босс… – остальные слова потонули в нестройных ликующих воплях. – Где-то неподалеку одного из гуляк громко стошнило, и он заплакал.
Доктор Дюплесси и Уитни напились так же, как и другие, и едва держались на ногах. Слыша в темноте их голоса, Юджиния не могла разобрать слова. По всей палубе катались пустые бутылки. Что-то выбросили за борт, кто-то нырнул следом, раздался крик: «Берегись акул!», за ним новый взрыв смеха, и всплески упавших или нырнувших в непроницаемый мрак тел. Дышать было нечем. Юджиния смотрела, как по палубе, шаркая ногами, слонялись неясные фигуры, опрокидывая столики, и еда, сдабриваемая проливающимся пивом, расползалась в стороны и собиралась под перилами грязными скользкими лужами.
– А капитан Косби?.. – начала Юджиния.
– Какая ночь, Джини! Какая ночь! – Джордж попытался обнять жену. – Все полетело к чертовой матери. Потеряли ход! И счет бутылкам тоже, если хочешь правды, а, Огден?
Юджиния выскользнула из рук мужа.
– Разве капитан не говорил?..
– Под парусами идти не получается, Джини. Ни капельки ветра, черт побери! – загоготал Джордж. – Ты это слышишь, Бек? Малышка леди ни ухом, ни рылом не разбирается… нет ветра, Джини! Нет ветра! Мы здесь застряли, моя дорогая. Застряли навсегда. Вот так-то, а как насчет поцелуя?
Джордж навалился на жену, отдавив ей ноги и оцарапав руки, но она не поддалась.
– Ведь капитан Косби…
Пошло оно все к чертовой матери, Юджиния! Я же сказал тебе, мы застряли. Да если бы даже и не застряли… если бы не застряли… Знаешь, что я узнал сегодня? Знаешь, Джини? Знаешь? Знаешь? – Подхватив жену за талию и притянув к себе, Джордж принялся выписывать ногами па джиги. – Я сделал величайшее открытие. Оно тебе понравится. Все об отце и старом Беке здесь… Все о гигантской тайне…
Юджиния могла бы обратиться за помощью к Бекману, но знала, что это бесполезно. Совершенно невозможно было стереть из памяти, как в ту ночь он вдруг заявился к ней в каюту и что тогда сказал, а Джордж прямо-таки подыгрывает ему. Впервые в жизни Юджиния почувствовала беспредельное одиночество. Никакой защиты от несправедливости или жестокости, никакого крова, куда можно было бы спрятаться, никакого человека, имени или положения, за которым можно было бы укрыться. Она не могла сказать: «Я миссис Джордж Экстельм. Ведите себя прилично!», не могла возмутиться: «Мой муж будет очень и очень недоволен, услышав об этом!»– или «мой отец», «моя бабушка», или «тесть». Эти правила игры больше не годились. Юджиния глянула на Джорджа, кинула взгляд на Бекмана, потом подумала: «Я полностью могу полагаться только на себя».
Она снова высвободилась из объятий мужа. Никакого прока разговаривать с Джорджем, когда он пьян, напомнила она себе. Он говорит вещи, которые потом не помнит, и вещи, которые не хочет говорить. Или дает обещания, выполнять которые не собирается. И никакой угрозы для корабля существовать не может, потому что капитан Косби никогда этого не допустит. Юджиния решила уйти к себе в каюту.
Как только он почувствовал, что жена убегает от него, Джордж заскулил:
– Ах, Джини… ну, поцелуй меня… Поцелуешь, расскажу тебе свой секрет… до чего я сегодня додумался…
– Не сейчас, Джордж, – оттолкнула его Юджиния, хотевшая только мягко указать, что он ведет себя не совсем прилично, но в руках у нее оказалось силы много больше, чем она предполагала, и она отстранилась от Джорджа без какого бы то ни было усилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– А теперь можно мне попробовать? – Поль тихонько потянул отца за рукав.
– Что? Поль? Ты все еще здесь? Молодец!.. Нет, нет, еще нет, мальчик. Подожди минутку… После джентльменов.
Джордж передал ружье лейтенанту Брауну, подмигнул так, чтобы это заметили все, и подал знак стюарду перезаряжать и подготовиться к залпу.
– Поль! Поди-ка сюда, – позвал Уитни, заметив, как огорчился ребенок. – Я покажу тебе, как держать ружье, если хочешь.
– Я жду папу. Он обещал научить меня, – твердо ответил Поль, продолжая как вкопанный стоять на месте, которое указал ему папа. Папа покажет ему, как стрелять. Зачем ему кто-то другой? Папа самый лучший из всех стрелков. Это известно всем.
* * *
Юджиния не смогла подойти поближе к месту, где проходили эти сложные маневры. Поскольку матросы, стюарды и участники соревнований пребывали в непрерывном движении, а на корме находилось, как сказал Джордж, «опасное снаряжение», матери с дочерьми вежливо отказали во входе в закрытый стрелковый клуб. Но Юджинии было мало смотреть издалека, с места, Которое отвели девочкам. Ей не хотелось ютиться где-то и молочке и с обожанием наслаждаться зрелищем, как каждый участник соревнований разбивает в пыль глиняные мишени. Единственное, что ей хотелось, – это увидеть радость на лице сына, когда ему удастся совершить нечто такое, чем может гордиться папа, но подойти для этого достаточно близко ей не удавалось. Поэтому она встала у бокового поручня и, прислушиваясь к голосам на корме, смотрела на море и думала, почему ветер не заставляет корабль перемещаться и почему вода вокруг него словно застыла.
Вода плескалась о борт, сонная, мутно-коричневая, похожая на воду у свай и под настилом причала. Мимо неторопливо проплывали изжеванные волнами предметы: набухшая влагой пальмовая ветвь, кусок коры неизвестного дерева, полузатонувшие хворостинки – вещи, когда-то имевшие свое место под солнцем и дождями, свой дом. Юджиния решила, что их унесло бурей, подхватило ветром и обрекло мотаться по воле волн, сегодняшней фантазией, вчерашней мечтой. «Совсем как мы, как наш корабль». От этой мысли ей стало поразительно легко на душе.
Вдоль борта лениво пронесло пальмовую ветвь с длинными листьями. В маленький водоворотик нырнули и потом неторопливо выплыли на поверхность прутики и хворостинки, словно их жизненным предназначением было ненавязчивое напоминание о том, во что превратится мир, если у него не будет истинного руководства. Куда-то в сторону отплыла кора, вода вновь сделалась мутной, маслянисто-глянцевой; комок водорослей потыкался в нос корабля и пропал из виду.
– Давай! – снова услышала Юджиния. Затем раздался пронзительный смех ее мужа.
– Черт побери, Уит! Это уже неплохо! Ты просто разнес ее вдребезги!
Это Джордж наслаждался своим могуществом. «Господи, какой же он хвастун!», – подумала Юджиния. Она посмотрела на воду. Развлечение мужа настраивало на похожие на транс воспоминания.
– Кто следующий? Огден? Браун? Кто поддержит честь клуба? Мы только еще начали, нельзя бросать на середине!
Сейчас, вероятно, вышел Браун. Никто не прокомментировал, когда он занял позицию, и никто не произнес ни слова, когда он отстрелялся. Даже для Юджинии его выстрел прозвучал как-то по-другому, это была уже не игра. Она пожала плечами и не стала размышлять по этому поводу.
Затем стрелял Огден, потом доктор Дюплесси, а потом тоненький голосок Поля повторил просьбу:
– Ну, пожалуйста, можно мне?.. Теперь, папа?.. «Должны ли мужчины вести себя подобным образом, когда собираются вместе? – задумалась Юджиния. – Или это просто потому, что мы плывем по течению и нет определенного места, которое бы ставило нас в какие-то рамки? Изменились ли правила игры или изменились мы сами?» Юджиния решила оставить Джорджа со всей его шутовской страстью к стрельбе. Пусть палубу завалят осколками глины, пусть она походит на горшечный склад, где похозяйничали еноты, или на цветочник, где повырывали все цветы. Юджиния пойдет к себе и будет писать свой дневник. Опишет, каким было море, когда корабль перестал двигаться вперед, рассекая грудью морские волны. Попытается понять, что значит стоять прямо и не падать на такой непрочной основе, как вода.
* * *
Так и получилось, что Юджиния не была свидетелем торжества своего сына, когда ему позволили выстрелить.
– Папа, – проговорил, наконец собравшись с храбростью, Поль, – ты же обещал.
Тогда Джордж ответил:
– Ах да, хорошо, Поль. Хорошо.
Он сказал это недовольным тоном и с большой неохотой потребовал показать ему арсенал.
Неблагодарная работа по демонстрации оружия Джорджу выпала на долю Генри, которого вызвали на палубу в самый разгар стрельбы и поручили держать наготове патроны и ружья, чтобы ни в чем не испытывалось нужды, пока другие стюарды и помощники стюардов разносили напитки и бутерброды с мясом, яйцами и луком.
– Ты так вертишься, что я ничего не могу разглядеть, черт тебя подери! – наорал Джордж на помощника стюарда. – Как я могу найти?.. Тут ведь нет ничего подходящего, что можно было бы…
– А это нельзя? – спросил Поль, потом посмотрел па Генри и подумал, как может помощник стюарда переносить, чтобы на него кричали. Для Поля Генри был мальчиком, не таким маленьким, как юнга Нед, но все равно маленьким. Потом Поль попробовал понять, по меньшей мере в сотый раз, почему Генри и Неду не разрешают участвовать в играх. Папу лучше было не спрашивать, он уже объяснял ему причину. Но Поль либо уже забыл объяснение, либо оно не удовлетворило его. Оно походило на ложь, которую никто не удосуживался скрывать.
– А это можно, папа? – снова спросил Поль и показал на ружье, которое казалось меньше других и которое прямо-таки просилось ему в руки.
– Хочешь попробовать это, сынок? – вдруг ухмыльнулся Джордж, и в голосе у него прозвучала злая нотка: – Но это не охотничье ружье, сынок, это «Холланд-энд-Холланд», это винтовка! Я бы сказал, у него слишком большая отдача для такой крошки, как ты, но ведь ты у нас босс! Тебе виднее. Сними его со стойки. Сними.
И Джордж рассмеялся для публики.
Поль не понял, что имел в виду папа, он не имел представления, что такое «Холланд-энд-Холланд». Он подумал, что так называют место, где много воды и люди на серебряных коньках, но тем не менее взялся за ружье. Оно оказалось тяжелее, чем он ожидал, и Поль с большим трудом снял его со стойки.
Он покажет папе, что он не «крошка». Он вовсе не «ребенок» и не «маменькин сынок», он Поль Экстельм и собирается научиться стрелять, как взрослые. Он поднял ружье и принял стойку стрелка.
Джордж наблюдал за тем, как его сын пытается совладать с тяжеленным ружьем. Он видел сомнения на лице мальчугана, потом страх, а за ним решимость, и тут вдруг вспомнил о себе: он был хозяином здесь, и за все, что произойдет тут, в ответе будет он.
Джордж вдруг осознал, что у сына слишком маленькие ручки и слишком слабенькое тело и что в упоении от гордости и успеха он совершенно забыл о том, чего хотел больше всего. Он забыл быть отцом. Джордж придвинулся к Полю и сказал:
– Это оружие не для тебя, сынок. Мы найдем тебе другое… Генри, подойди-ка сюда и…
Но Поля не проведешь, он знает все эти уловочки взрослых.
– Я хочу выстрелить, папа. Я смотрел, как ты стреляешь. Я знаю, как стрелять.
И Поль поднял тяжелое неуклюжее ружье к плечу и приладился смотреть вдоль ствола. Он чувствовал себя превосходно. Он чувствовал себя таким сильным, стоя здесь и видя, что все смотрят на него! Даже его сестры не открывали рта, молчали даже мистер Бекман и капитан Косби, ну и вообще все свободные от вахты моряки.
– Нет, сынок, этот «Холланд-энд-Холланд» очень велик для ребенка твоего роста, – ласково уговаривал Джордж, протягивая руку к винтовке. – Дай-ка мне…
Но Поль вцепился в оружие намного крепче, чем ожидал Джордж. Он потянул за дуло, но Поль рывком направил его в небо и крикнул:
– Давай!
Его звонкий, дрожащий от гордости голосок неожиданно подействовал на стюарда, выбрасывавшего мишени, он нажал на кнопку, и глиняная птичка вылетела из аппарата как раз в тот момент, когда маленькие пальчики Поля нажали на курок.
Звук выстрела был страшный, он потряс весь корабль, взметнулся к небу и распугал чаек, а потом эхом прокатился по волнам. Он отозвался в фалах, верхушках мачт и снастях, в каждом гвозде и пропал, и наступившая тишина была такой же пугающей, как и звук выстрела.
– Браво! – воскликнул кто-то наконец.
– Вот это парень! – раздался еще один веселый голос, и все уставились в небо, не веря своим глазам, – первый выстрел и такая удача.
Никто не обращал внимания на распростершегося на палубе Поля с валявшимся рядом с ним ружьем. Даже Джордж, только что сделавшийся чадолюбивым, заботливым отцом, как и все остальные, глазел на небеса. Он не видел, как упал сын, и не видел, какой ужас отразился на его маленьком личике.
Джордж обернулся, только когда услышал, как рассмеялся капитан:
– А ружье-то бьет круто!
В первый момент он подумал, что сын мертв, – так неподвижно он лежал. Потом Джордж увидел осмысленный взгляд мальчика. Он выражал смертельное, безмерное унижение. Поль не умер, он только хотел умереть. Шишки и синяки, которые он получил от сильной отдачи, не шли ни в какое сравнение с переживаемым им горем.
– Все хорошо, сынок, – приговаривал Джордж. – Это бывает и с самыми лучшими из нас. Никто из нас здесь…
Теперь уже вокруг него собрались все, весело смеясь и доброжелательно подбадривая его. Ну что же, через это проходят все настоящие стрелки, уверяли мальчика все наперебой. Всегда кто-то только начинает, и его принимают в свои ряды повидавшие виды ветераны, вроде них. Над Полем наклонились капитан, Уит, лейтенант Браун, даже Огден Бекман. Все вспоминали про то, что случилось с ними. Малыша подняли и поставили на ноги. В радостной суматохе принимали участие даже матросы и стюарды. На секунду на палубе не стало различий в классах, возрасте или намерениях.
– Чуть было не выбросило за борт, такая сила…
– Прямо с ног сбило…
– Буквально снесло… Вот, помню, когда я в первый раз…
– А что со мной было… Мне пришлось…
И толпа сочувствующих занялась более важными вещами: воспоминаниями о собственных приключениях. Про Поля забыли. Он почистил одежду, привел в порядок ботинки, штаны и матросскую курточку и все время хмуро смотрел на свои неумелые ручонки.
– Поль! – позвал его Джордж, окруженный веселой толпой. Но если ребенок и слышал отца, то не ответил. Он весь ушел в себя, не смотрел на сестер, не искал глазами мать. Он знал, что у него не получилось, и не хотел, чтобы кто-нибудь напомнил о неудаче.
– Мы попробуем еще раз, сынок! – крикнул ему Джордж, посмотрев на него через головы окружавших его восторженных почитателей.
Когда Лиззи и Джинкс прибежали к матери в каюту рассказать о фиаско, которое потерпел Поль во время стрельбы, она передала дочерей в руки Прю и отправила успокоиться в их уютную каюту, а потом попыталась утешить Поля. Но сын не хотел с ней говорить и не открывал ей дверь, и Юджиния поднялась на палубу одна. Опустились сумерки, и это удивило ее. Ей казалось, что она спала и забыла поужинать или лечь в постель. Корабль казался совершенно непривычным, и дело было не в том, что он стоял неподвижно и не было слышно машин. Внутри корабля не было ни души, никого в главном салоне, в коридоре не разносилось запахов ужина. На миг Юджиния подумала, уж не осталась ли она с детьми и Прю единственными живыми душами на земле.
Когда Юджиния подошла к двери на корму, там было темно – над кораблем нависали мокрые ночные облака, и поручни и тиковый пол окутал туман. Горели только два фонаря, стоявшие на двух столиках и бросавшие тусклый желтоватый свет на остатки праздничного пиршества. Среди перевернутых бутылок валялись зачерствевшие бутерброды с засиженными мухами закусками. Джордж, да и вся честная компания, оказались в стельку пьяными. Под мухой были даже матросы и стюарды. Атмосфера стрелкового клуба, установившаяся накануне днем, не развеялась, судя по всему, до самого позднего вечера. Юджиния просто не могла поверить своим глазам.
– В чем дело, Джини? – заплетающимся языком произнес Джордж, направляясь к ней. От него несло перегаром из смеси виски с пивом. – Малыш не понял шутки? Бросился к маминой юбке? – Джордж не удержался на ногах и упал на Огдена Бекмана. – Ты видишь, Бек? Наша маленькая леди разозлилась, как осенняя муха. Думает, я хотел…
Потом в голове у него всплыли какие-то воспоминания о прошедшем дне, и он оставил свой шутовской тон.
– Полю не надо было… он сам виноват, – забрюзжал он. – Я ведь говорил ему, чтобы он не делал этого, правда, Бек? Я же сказал ему…
– Да, Джордж, говорил, – Бек на миг поддержал Джорджа, потом разжал руку, и тот рухнул головой вперед на палубу. Бекман не подхватил его. На этот раз Джордж был полностью господином своего положения.
Юджиния оглянулась, единственным трезвым во всей компании выглядел Бекман, лейтенанта Брауна не было видно вообще. В темноте двигались какие-то фигуры, неуверенно появляясь в пятне неровного света и тут же куда-то исчезая. Один из фонарей висел, раскачиваясь, и из черноты ночи то и дело высвечивались неузнаваемые потные лица. Кто-то кричал:
– Да здравствует мистер Экстельм!.. Самый лучший… самый справедливый босс… – остальные слова потонули в нестройных ликующих воплях. – Где-то неподалеку одного из гуляк громко стошнило, и он заплакал.
Доктор Дюплесси и Уитни напились так же, как и другие, и едва держались на ногах. Слыша в темноте их голоса, Юджиния не могла разобрать слова. По всей палубе катались пустые бутылки. Что-то выбросили за борт, кто-то нырнул следом, раздался крик: «Берегись акул!», за ним новый взрыв смеха, и всплески упавших или нырнувших в непроницаемый мрак тел. Дышать было нечем. Юджиния смотрела, как по палубе, шаркая ногами, слонялись неясные фигуры, опрокидывая столики, и еда, сдабриваемая проливающимся пивом, расползалась в стороны и собиралась под перилами грязными скользкими лужами.
– А капитан Косби?.. – начала Юджиния.
– Какая ночь, Джини! Какая ночь! – Джордж попытался обнять жену. – Все полетело к чертовой матери. Потеряли ход! И счет бутылкам тоже, если хочешь правды, а, Огден?
Юджиния выскользнула из рук мужа.
– Разве капитан не говорил?..
– Под парусами идти не получается, Джини. Ни капельки ветра, черт побери! – загоготал Джордж. – Ты это слышишь, Бек? Малышка леди ни ухом, ни рылом не разбирается… нет ветра, Джини! Нет ветра! Мы здесь застряли, моя дорогая. Застряли навсегда. Вот так-то, а как насчет поцелуя?
Джордж навалился на жену, отдавив ей ноги и оцарапав руки, но она не поддалась.
– Ведь капитан Косби…
Пошло оно все к чертовой матери, Юджиния! Я же сказал тебе, мы застряли. Да если бы даже и не застряли… если бы не застряли… Знаешь, что я узнал сегодня? Знаешь, Джини? Знаешь? Знаешь? – Подхватив жену за талию и притянув к себе, Джордж принялся выписывать ногами па джиги. – Я сделал величайшее открытие. Оно тебе понравится. Все об отце и старом Беке здесь… Все о гигантской тайне…
Юджиния могла бы обратиться за помощью к Бекману, но знала, что это бесполезно. Совершенно невозможно было стереть из памяти, как в ту ночь он вдруг заявился к ней в каюту и что тогда сказал, а Джордж прямо-таки подыгрывает ему. Впервые в жизни Юджиния почувствовала беспредельное одиночество. Никакой защиты от несправедливости или жестокости, никакого крова, куда можно было бы спрятаться, никакого человека, имени или положения, за которым можно было бы укрыться. Она не могла сказать: «Я миссис Джордж Экстельм. Ведите себя прилично!», не могла возмутиться: «Мой муж будет очень и очень недоволен, услышав об этом!»– или «мой отец», «моя бабушка», или «тесть». Эти правила игры больше не годились. Юджиния глянула на Джорджа, кинула взгляд на Бекмана, потом подумала: «Я полностью могу полагаться только на себя».
Она снова высвободилась из объятий мужа. Никакого прока разговаривать с Джорджем, когда он пьян, напомнила она себе. Он говорит вещи, которые потом не помнит, и вещи, которые не хочет говорить. Или дает обещания, выполнять которые не собирается. И никакой угрозы для корабля существовать не может, потому что капитан Косби никогда этого не допустит. Юджиния решила уйти к себе в каюту.
Как только он почувствовал, что жена убегает от него, Джордж заскулил:
– Ах, Джини… ну, поцелуй меня… Поцелуешь, расскажу тебе свой секрет… до чего я сегодня додумался…
– Не сейчас, Джордж, – оттолкнула его Юджиния, хотевшая только мягко указать, что он ведет себя не совсем прилично, но в руках у нее оказалось силы много больше, чем она предполагала, и она отстранилась от Джорджа без какого бы то ни было усилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71