— Нам необходимо чего-нибудь поесть,— пробормотал полковник.— Пошли со мной. Поищем... Должно же тут быть что-нибудь.
Джеордже повиновался. Ему так хотелось спать, что он даже не спросил, что надеется найти полковник. Они проваливались во рвы, цеплялись за все оборванными шинелями, но не осмелились зайти ни в один из дворов.
— Как бы нам не заблудиться,— то и дело напоминал Джеордже, но полковник не обращал на него внимания.
Джеордже как раз собирался дернуть полковника за рукав и остановить, когда из-за изгороди на них бросилась собака. Думитреску закричал от боли. Собака вцепилась ему в руку и стала рвать ее.
— Ударь топором... быстро... Иначе...
Джеордже вытянул руку, вцепился в длинную шерсть животного, потом изо всех сил ударил топором по спине. Сухо треснул хребет.
— Выдерни руку из пасти,— заскрипел зубами полковник.— Не отпускает меня даже мертвая...
Джеордже весь перепачкался в крови, пока ему с трудом удалось разжать челюсти собаки. Думитреску вылизывал рану, беспрерывно ругаясь.
— Пошли отсюда,— крикнул Джеордже.— Если здесь есть кто-нибудь, нас схватят, как...
— Возьми собаку!
— Зачем?
— Съедим. Сварим. У меня есть соль. Что смеешься? Какого дьявола смеешься? Она, кажется, раздробила мне кость. Бери собаку!
Скользя и падая, они добежали до лачуги. Внутри было хорошо, тепло, младший лейтенант хныкал во сне.
— Заткни какими-нибудь досками окна, чтобы не светило,— приказал полковник, рассматривая рану.
Кровь текла у него по брюкам, стекала на покрытые грязью ботинки. Бледный как мел, он был близок к обмороку.
Полковник приказал Джеордже поискать у него в кармане мешочек с солью и высыпал половину содержимого на рапу. Он не издал ни одного стона, хотя слезы ручьем Текли по его грязному, обросшему бородой лицу.
Джеордже затратил часы на то, чтобы топором освежевать собаку. Пальцы одеревенели, резкий запах сырого мяса выворачивал наизнанку желудок. Тем временем полковник принес из канавы воды в нескольких консервных банках. От боли он кусал губы, но не жаловался. Почти всю ночь они пытались сварить это белое жилистое мясо. Когда показалось им достаточно мягким, беглецы с трудом разбудили младшего лейтенанта. Тот валился, как тряпка, обратно па лавку, потом начал глотать огромные куски, давясь и рыгая от удовольствия. В доме стало хорошо и тепло, но Джеордже чувствовал, как ноги и руки наливаются свинцом. Думитреску предложил спать до вечера, а потом снова двинуться на запад, руководствуясь маленьким ржавым компасом, украденным у кого-то из пленных. Джеордже не мог себе представить, сколько проспал, когда полковник разбудил его. Темнело. Погода прояснилась, дул теплый ветер, и на бледном небе одиноко сверкало несколько крупных звезд.
— Знаешь, я так и не мог уснуть,— шепнул ему на ухо Думитреску.— Чувствую себя очень скверно... Мне показалось, что кто-то заглянул в окно. А может, это мне только почудилось... Бородатая мужицкая рожа... Нам лучше немедленно убраться отсюда.
Они набили карманы остатками собачьего мяса, и Джеордже вышел посмотреть, можно ли двигаться дальше. На шоссе не было ни души. Халупа, в которой они прятались, оказалось крайней. Полковник установил по компасу нужное направление, и беглецы снова пустились в путь. Но не успели они отойти от хутора, как младший лейтенант остановил их,— позади, на самой середине шоссе, показался человек в полушубке с винтовкой. Он махал рукой, предлагая им остановиться.
— Вперед! — приказал полковник, ускоряя шаг.— Сделайте вид, что не заметили его...
Они двинулись напрямик через степь. Земля подсохла, но была еще мягкой и липкой. Шли они с трудом и часто останавливались, чтобы очистить подошвы от налипшей грязи. Быстро темнело, но небо оставалось прозрачным, как вода. Через некоторое время полковник хриплым голосом попросил всех остановиться и передохнуть, так как не может больше идти. Его бил озноб, глаза лихорадочно блестели, рука посинела и вздулась, пальцы перестали двигаться. Пока полковник отдыхал, вытянувшись на земле, младший лейтенант отозвал в сторону Джеордже и, вплотную придвинувшись к нему, зашептал, что нет никакого смысла задерживаться. Думитреску все равно, лучше бросить его здесь и уходить вдвоем.
— У меня предчувствие, что завтра начнется наступление. Смотри, какая погода. Было бы непоправимой глупостью попасть теперь в их руки.
Джеордже промолчал. Зажег спичку и поднес почти вплотную к лицу младшего лейтенанта, словно желая получше разглядеть его. От неожиданности юноша отпрянул назад, избежав таким образом кулака Джеордже.
— А, черт! Ты что?
— Ничего. Замолчи. И больше никогда не пытайся заговорить со мной, подлец!
Они с трудом подняли полковника, но идти он больше не мог. Джеордже некоторое время поддерживал его, потом взвалил на спину. Но Думитреску оказался слишком тяжелым, и Джеордже быстро выбился из сил. Они остановились на краю какой-то лужи и положили полковника на землю. Думитреску бредил, просил отрубить ему руку, потом вдруг заговорил по-немецки. В гнетущей тишине его бессмысленные слова звучали зловеще. Джеордже смачивал ему лоб, пока не окоченели пальцы, а потом незаметно для себя уснул и проснулся только на рассвете от прозвучавшего вдали выстрела. Он быстро вскочил на ноги и осмотрелся. На далекой линии горизонта четко вырисовывались маленькие силуэты трех всадников. Они быстро приближались. Джеордже разбудил остальных. Полковник посмотрел на всадников мутными, воспаленными глазами и промолчал. Младший лейтенант жалобно захныкал.
— Пошли,— сказал Джеордже,— может, найдем какую-нибудь яму, и они потеряют нас из виду. Тут мы как на ладони. У них, наверно, бинокль.
— Ну вот мы и влопались,— не унимался младший лейтенант. — Зачем было бежать? А теперь начнут нас допрашивать! Вот увидишь, обязательно допрос устроят,— катил он полковника за лацканы шинели. — Что тогда будешь делать? Так мы еще имели какой-то шанс, что паши придут и освободят нас. А тебе взбрело в голову бежать! Вот ты и выручай! Ты обещал маме, что со мной ничего не случится. Смотри! Смотри! —показал он рукой т приближавшиеся фигуры всадников.
Как ты низок, крошка,— тихо и устало вздохнул Думитреску.
— Господа, бросьте ваши глупости,— не выдержал Джеордже.— Двинемся дальше или останемся здесь? Как вы себя чувствуете, полковник?
Полковник показал безжизненную руку и улыбнулся.
— тихо пробормотал он. — Я дальше не могу идти.
— Хорошо, тогда подождем их здесь,— ответил Джеордже и улегся на землю.
Думитреску со своим младшим лейтенантом и приближавшиеся всадники перестали существовать для него. Вся усталость, казалось, стекла к нему в ноги — так они отяжелели и так приятно было вытянуть их на холодной земле.
«А русские тем временем приближаются к нам. Они, по всей вероятности, расстреляют нас на месте, так проще и меньше возни. — Однако эта мысль показалась Джеордже такой невероятной и непостижимой, что он улыбнулся и ласково погладил мягкую, податливую землю.— Мы так ничтожны в этой степи, что они могут проехать мимо, не заметив нас». Но Джеордже даже не знал, хочется ему этого или нет. Полковник тихо стонал, мотая головой. Фуражка свалилась, и только теперь, через несколько месяцев, Джеордже заметил у полковника большую лысину, переходящую в выпуклый лоб. Ему показалось удивительным, как чужды они друг другу, и даже эти решающие минуты не могли сблизить их. «Такова война — никто не притворяется, все выступает в своем истинном свете. До этого все было сплошным обманом. Иначе никто не стал бы стрелять в незнакомых людей и не бросил бы родного очага. Иначе был бы мир». Он уверял себя, что все сплошной обман, но сам не до конца верил в это. Мысли вереницей вертелись у него в голове, но они не выражали и половины того, что он чувствовал теперь, лежа на земле с широко раскинутыми руками.
Небо немного прояснилось, и поднявшееся на востоке круглое багровое солнце проливало на степь целые потоки живого и теплого, как кровь, света.
Всадники уже близко, можно различить их форму и оружие. Джеордже встал, поднял руки и махнул им, чтобы подъезжали. Он улыбался, не зная, что на заросшем бородой, покрытом коркой грязи лице появилась вместо улыбки лишь жалкая гримаса.
1 Мы пропали (франц.), Когда разбитая телега въехала под конвоем всадников в ворота лагеря, все пленные, бродившие без дела по двору, столпились у бараков. Руки Джеордже были связаны за спиной, иначе он помахал бы им. Пленные были все незнакомые, но их худые смуглые лица казались доброжелательными и походили на сотни других лиц, которые он видел, но не знал, кому они принадлежат.
Телега остановилась у комендатуры. Их разделили. Джеордже посадили в маленькую низкую комнатушку, на полу которой была расстелена рогожка. Руки развязали. Солдат принес ему котелок со щами и хлеб. Он некоторое время наблюдал, как Джеордже ест, потом с недоумением пожал плечами.
— Куда, дураков, понесло?
— Домой,— ответил Джеордже с полным ртом. Солдат поморщился, как будто сдерживая смех, но тут
же нахмурился, и в глазах его мелькнул недобрый огонек. Потом он вышел и запер снаружи дверь. Как только солдат ушел, Джеордже отодвинул котелок, растянулся на подстилке и уснул.
В первый день к Джеордже никто не заходил, кроме солдата, приносившего еду. Он попробовал заговорить с ним, но солдат огрызнулся и выругался. Джеордже безуспешно старался уснуть, потом начал со скуки разглядывать свежевыбеленные стены. Через несколько часов он в ожесточении бегал по комнате, и в нем с каждой минутой нарастала волна бессильного страха. Он даже попытался мысленно составить маленькую речь, которую произнесет, когда советский офицер станет его допрашивать. «Я поставил на карту, проиграл и готов заплатить сполна, но только скорее. Я не хотел ничего плохого, а только стремился попасть домой. Я по горло сыт войной... Это все». Однако он не мог представить, что ответит ему иоображаемый собеседник, и поэтому заранее со злостью думал: «Если бы ты оказался на моем месте, то, возможно, дрожал бы от страха и унижался. Этого ты от меня не дождешься. И ты и я — пленники той же самой неле-пости, но ты сильнее».
Наступила ночь, но Джеордже не смыкал глаз, безуспешно стараясь осознать положение, в котором уже два года, как он в России, говорил с сотнями русских, убил нескольких в бою, но так ничего и узнал о них. А теперь поздно.
Утром в коридоре загромыхали тяжелые шаги и раздался пронзительный крик:
— Братья! Прощайте! Умираю за Румынию! Джеордже бросился к двери, тряхнул ее изо всех сил,
потом кинулся к окну, но оно было высоко, и он не смог ничего увидеть.
— Братья! Убивают меня. Убивают! — вновь послышался голос Думитреску.
Через некоторое время раздался отдаленный залп. Полковника расстреляли.
Джеордже смирился с мыслью, что его ожидает такая же участь (в конце концов вина его не меньше), и решил, что ему осталось только справиться со страхом. Он чувствовал, как страх медленно и неотвратимо овладевает им, душит его, ускоряет удары сердца. О, если бы он был теперь не один, то мог бы в эти последние минуты полюбить или возненавидеть кого-нибудь и говорить, говорить без конца... Лучше бы его расстреляли в степи, когда поймали... Он был такой опустошенный и усталый, что со спокойной улыбкой смотрел бы на дуло направленной на него винтовки. Он старался не думать о домашних, но это было свыше его сил — других воспоминаний, другой жизни и мыслей у него не было. Но что самое странное — он стал ненавидеть Эмилию и сына: не зная о его последних часах, они сочтут его погибшим случайно. Если бы он мог разделить с кем-нибудь этот страх, это отчаяние, ему стало бы гораздо легче.
В обед, когда молодой солдат принес щей, Джеордже чуть не бросился на него, чтобы разом покончить со всем. Но в последний момент сдержал себя.
— Скажи, пожалуйста, когда меня расстреляют? — спросил он.
— Не знаю,— ответил солдат.
— Сегодня? — настаивал Джеордже.
— Я уже сказал вам, что не знаю...
Простой факт, что с ним заговорили вежливо, обратились к нему на «вы», так взволновал Джеордже, что у него задрожали руки. Он собрался было попросить у солдата немного табаку, но не решился, боясь, что отказ уничтожит впечатление от этого благородного «вы».
К вечеру в коридоре снова застучали подкованные сапоги, приклады винтовок задевали за дощатые стены.
— Нет... нет, товарищи... прошу, нет! — донеслись вопли младшего лейтенанта.
— Умри по-человечески, идиот! — закричал вые себя Джеордже.
После того как дверь захлопнулась, Джеордже вцепился в прутья решетки и застыл, затаив дыхание. Однако прошло очень много времени, прежде чем вдалеке раздался приглушенный расстоянием залп. Почти успокоенный, Джеордже повалился на рогожу лицом вниз. «По крайней мере с достоинством, по крайней мере с достоинством»,— бесконечно повторял он эти слова, пока они не потеряли всякий смысл и не превратились в ничего не говорящие звуки.
«А что такое «достоинство»? — с удивлением спрашивал он себя.— Не плакать, не кричать перед смертью, перед направленными на тебя дулами винтовок? Суметь в этот момент впитать в себя все, что видишь,— небо, землю, все воспоминания и образы, слившиеся воедино? Но для этого нужно только немного выдержки, да и того меньше. Конечно, лейтенант плакал и вырывался, но когда встал на краю могилы и услышал за спиной сухое щелканье затворов, он не поверил... В этот момент человек так же вечен, как земля, деревья. А при чем же тут достоинство? Это как во время атаки, когда знаешь только, что в тебя целится из траншеи противник, противник — люди... твои незнакомые братья...
Господи, помоги мне не поверить в этот момент, чтобы я мог разговаривать с солдатом, который поведет меня, спросить его о новостях с фронта и заставить его тоже страдать... Какая глупость! Я просто-напросто противник — один из многих, кого он ненавидит. Солдат будет стрелять бесстрастно и метко, как на полигоне, только мишень будет ближе».
Стемнело. Джеордже забылся. Но это был не сон, а какое-то отупение. Он с чудовищной ясностью слышал каждый шорох: ему казалось, что он различает голоса людей, говорящих где-то далеко за стенами камеры, но не смысла напрягать слух, чтобы понять, что они говорят. Он чувствовал себя таким же ничтожным, как последний солдат, скошенный вместе с другими пулеметной очередью,— солдат Джеордже Теодореску.
Джеордже не мог себе представить, который был час, а дверь отворилась и вошел молодой солдат.
— К коменданту,— коротко сказал он.
Джеордже быстро вскочил, потянулся, чтобы расправить затекшие руки и ноги, и принялся счищать с шинели засохшую грязь. Он старательно поправил фуражку, провел рукой по небритому подбородку и шагнул за дверь. Его удивляло, что ему не приходится цепляться за стены, а, напротив, в ногах появилась какая-то легкость.
Солдат постучал в дощатую дверь с надписью: «Комендат» и слегка подтолкнул пленного вперед. На пороге Джеордже остановился, в лицо ему пахнуло приятным теплом и запахом свежих еловых досок. Перед ним была просторная комната, шкаф, стол с книгами, керосиновая лампа, на стене портрет Сталина, закуривающего трубку. За столом сидел советский майор, которого Джеордже не раз видел до побега. Это был довольно пожилой человек с поседевшей головой и усами, в очках в металлической оправе.
— Вы достаточно хорошо говорите по-русски, или понадобится переводчик? — спросил он удивительно приятным голосом.
— Нет,— почти выкрикнул Джеордже,— прекрасно понимаю и сносно говорю. (Мысль, что между ним и этим человеком, который решает его судьбу, может вмешаться переводчик, ужаснула его.)
— Хорошо. Прошу сесть, вот здесь передо мной. Снимите шинель, здесь жарко.
— Очень жарко,— улыбнулся Джеордже, но тут же лицо его окаменело, и он только добавил: — Как прикажете!
Джеордже повесил шинель, расправил выцветший рваный китель и уселся на стул перед майором.
— Я готов,— холодно сказал он.— Жду ваших распоряжений.
Майор не ответил: он оперся подбородком на ладонь и пристально посмотрел на Джеордже, потом подвинул лампу, чтобы свет падал тому на лицо. В полумраке лицо майора показалось Джеордже выразительным, как на картине.
— Да-а,— задумчиво проговорил он.
Потом он встал, и Джеордже заметил, что вместо ноги у него деревянный протез.
— Курите? — спросил майор и пододвинул кисет с махоркой и нарезанные кусочки газеты.
Пальцы выдали Джеордже, они предательски задрожали, и табак просыпался на пол. То же самое повторилось и при второй попытке. Страшно хотелось курить, но в конце концов Джеордже пришлось отказаться от этого и усталым движением положить кисет обратно на стол.
— Какая у вас гражданская профессия?
— Учитель...
— А-а...— протянул майор,— учитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64