— Будут давать землю? — медленно спросил Митру,
— Ты не заслуживаешь ее.
По-детски наивная улыбка расплылась по лицу Митру.
— Заслуживаю, господин директор,— убежденно сказал он.— Заслуживаю, потому что очень беден.
Он аккуратно сложил чужую одежду и положил ее на землю.
— Пошли искать тетушку Анну,— обратился он как ни в чем не бывало к Джеордже,
ГЛАВА V 1
Всю дорогу домой Митру молчал. Старуха, смеясь, рассказывала, как нашла свинью, как сама привязала ее фартуком за заднюю ногу, чтобы снова не убежала. Веселая, гордая своим успехом, Анна скоро уснула, и Митру растрогался чуть не до слез, когда почувствовал на своем плече ее маленькую легкую голову. За его спиной Арделяну и Джеордже беседовали о поместье Паппа и людях, которым необходимо в первую очередь дать землю, так как пятисот гектаров все равно не хватит на всех. Митру вздрогнул, когда услышал свое имя, но не стал оборачиваться, хотя у него и запершило в горле. На вопрос Арделяну: «А ты, Митру, вступил в партию?» — он отрывисто бросил, не сводя глаз с крупов лошадей:
— Может, и вступил.
В село они приехали не первыми, там уже все знали о драке в городе, и несколько женщин побежали за телегой, засыпая их вопросами о родных: участвовали ли те в драке, не побили ли их, не потеряли ли телеги, лошадей.
Митру остановил телегу у ворот школы, выгрузил свинью, но войти отказался наотрез.
— Я не в обиде на вас, господин директор. Какое там... У меня сегодня дела... — успокоил он Джеордже, заметив, что тот нахмурился.
— Завтра будем выбирать комиссию по разделу земли. Придешь? — спросил Арделяну.
— Если нужен, то буду. А сегодня занят.
Митру хотелось, чтобы кто-нибудь спросил его, что у него за дела, но никто этого не сделал, и он, повернув телегу, погнал лошадь к дому Траяна. Но там он не остановился, а поехал дальше, к околице, где в лачуге, крытой гнилой соломой, жил Глигор Хахэу. Он застал его крепко спящим, и прошло немало времени, прежде чем ему удалось растолкать Глигора.
— Протрезвился или все еще пьяный? — спросил Митру, когда Глигор поднялся наконец на ноги.
— Трезвый.
— Тогда пошли, есть дело...
— Что еще?
— Увидишь. Ну, пошли, чтоб тебя...
Глигор уставился на Митру мутными от сна глазами. Митру нетерпеливо топтался на месте и потирал руки, едва сдерживая смех.
— У тебя есть еще тот револьвер?
— Есть, а что?
— Не лезь с вопросами, поднимайся, и пойдем. Телега на улице.
Митру вышел на улицу, забрался на шелковицу и на глазах озадаченного Глигора сломал несколько зеленых веток, украсив ими упряжь и головы лошадей.
— Что, удивляешься? А? — спросил он приятеля. — Не найдется ли у тебя какой-нибудь одежки получше?
— Есть воскресная,— ответил совсем сбитый с толку Глигор.
— Дай мне одеть..-.
— Да ты в ней потонешь, Митру.
— Не беда, давай сюда.
Одежда и в самом деле оказалась велика. Рукава рубахи болтались у колен. Брюки свисали, и Митру пришлось подтягивать их почти до самой груди, а на ноги, чтобы сапоги не спадали, намотать две нары портянок.
Глигор молчал, по-прежнему ничего не понимая, но не осмеливался спросить; ему казалось, что Митру рехнулся.
— Захвати топор и полезай в телегу,— командовал Митру.
Когда Глигор уселся, Митру гикнул и, стоя в телеге во весь рост, погнал лошадей галопом. Был уже вечер, с лугов пригнали стадо, в хатах зажигались огоньки.
Митру остановил телегу у дома старосты Софрона и приказал Глигору подождать его. Сам он вошел в ворота. Двор был большой, мощеный. В летней кухне виднелся свет, и оттуда доносились голоса. Митру грузными шагами вошел в помещение и остановился на пороге. Софрон с женой и дочерью ужинали за столом. У стены сидел Лэдой. При виде Митру он побелел и вскочил с места.
— Добрый вечер,— хрипло сказал Митру. — Хлеб да соль!
— Садись поешь с нами,— пригласил хозяин, собираясь подвинуть Митру стул.
— Благодарствую. Боюсь, ваш кусок поперек горла станет!
Софрон — человек лет шестидесяти, с длинными белыми усами — тяжело поднялся, придерживая живот ладонями.
— Зачем пожаловал?
— Дело к тебе есть, Софрон. Давно собирался, да запамятовал...
— Ты, я вижу, пьян, пойди выспись. До завтра голова прояснится. Тогда и поговорим в примэрии... Там меня найдешь.
— Я тебя уже нашел,— обозлился Митру. — Будь любезен, прогуляйся до примэрии сейчас, не откладывая в долгий ящик.
— Это еще зачем?
— Там увидишь. — И Митру, не в силах больше сдерживаться, добавил: — Кончилось твое царство. Не будешь больше издеваться над людьми. Выгоним тебя так же, как коменданта в Тырнэуци.
— Да кто выгонит-то? — залепетал Софрон, вообще не отличавшийся храбростью.
— Мы, коммунисты. И не думай нам перечить, не то выбросим совсем из села. Добром говорю!
Софрон повернулся к Клоамбешу, но тот не поднимал глаз с носков сапог.
— Иди,— буркнул он наконец.
Жена Софрона застыла в растерянности с уполовником в руке.
— Ничего не поделаешь, так гласит приказ,— презрительно усмехнулся Митру. — Ас тобой я еще поговорю,— обернулся он к Клоамбешу. Митру хотелось кричать — так радовал его страх, отразившийся на лицах Софрона и Клоамбеша. «Вот оно как выходит, вот как, конец им пришел»,—думал он.
Наконец Софрон решился. Толстыми дрожащими пальцами завязал свой трехцветный кушак и засеменил, к выходу.
— Поставь-ка похлебку на огонь,—бросил он с порога жене и с трудом влез в телегу. Всю дорогу он пытался заговаривать с Митру, но тот только насвистывал сквозь зубы и, казалось, не слышал его. В примэрии никого уже не оказалось, кроме фельдфебеля Гочимана — он жил здесь же в маленькой комнатушке и, услышав шум, выскочил навстречу пришедшим в коридор в нижней рубахе и кальсонах.
— Как ты смеешь ходить так в государственном доме? — напустился на него Митру. — А ну, живо натяни форму и сразу же возвращайся. Есть дело.
Гочиман разинул рот от удивления.
— Не заставляй повторять, иначе заговорю по-другому,— пригрозил Митру.
— Господин староста... — обратился Гочиман к Соф-рону.
— Он больше не староста,— перебил его Митру.
— А кто вместо него?
— Я.
— А кто вас назначил?
— Коммунистическая партия. Не знаю, слышал ли ты о ней. И не торчи передо мной с голой задницей. Смотреть стыдно!
Гочиман уже знал о событиях этого дня, он и прежде опасался, что наступят тяжелые времена, и потому молча шмыгнул в соседнюю комнату и принялся одеваться. Глигор прислонился к косяку двери и широко улыбался. Так вот оно что! Хорошее дело.
— А ты,— обратился Митру к Софрону,— шагай за мной,— и, опередив его, вошел в канцелярию, зажег лампу и осмотрелся. — Видать, Софрон, ты не знаешь, что у нас новое правительство? Где портрет доктора Грозы'1, я что-то его не вижу? Или тебе не по душе его личность? Антонеску поприглядней?
Софрон окончательно смешался. Он попытался что-то ответить, но поперхнулся и закашлялся.
-— Ладно,— уже мягче сказал Митру,— завтра сам повешу. Давай ключи.
Дверь осторожно отворилась, и вошел Гочиман в пол-пом обмундировании с карабином за плечом.
— Жду ваших приказаний, господин староста,— отрапортовал он, встав по стойке «смирно».
— Постой где-нибудь в сторонке, пока не освобожусь.
1 Петру Гроза (1884—1958) — выдающийся прогрессивный румынский политический деятель, председатель первого демократического правительства, впоследствии председатель Прези^ дм ума Великого Национального Собрания Румынии8 — Есть!
Митру взял ключи, протянутые Софроном, и задумчиво подбросил их на ладони.
— Все тут,— сказал Софрон.
— Хорошо. Тогда можешь идти, не то похлебка остынет. А ну постой, чуть было не забыл. Ты ведь большой приятель с Лэдоем?
— Какое там. Заходит иногда. Не выгонишь ведь...
— Ну, тогда до свидания.
Не дожидаясь ухода Софрона, Митру повернулся к Гочиману.
— Давно ты в Лунке?
— Да уж лет пятнадцать, господин староста.
— И не надоели тебе здешние люди?
— Что вы, господин староста. Пришлись мне по душе.
— Зато ты им надоел. Ты им больше не нужен, понимаешь? Жалованье за этот месяц получил?
— Нет, вашество... да я...
— Постой. — Митру направился к денежному ящику, долго подбирал нужный ключ и наконец вытащил кипу денег.
— Сколько тебе следует?
— Две тысячи восемьсот.
— Получай. А теперь слушай: господство ваше кончено па веки веков. Теперь власть паша; тех, кто вас терпеть не может... достаточно поиздевались над нами, бедняками. Собирай свои наворованные манатки и скатертью дорога. Глигор!
— Что тебе?
— Возьми винтовку, посади его в телегу и свези за околицу, а там отдай оружие, да не забудь вынуть патроны, чтобы он не выстрелил тебе в спину. Скажи ему на прощание, что ежели еще раз увижу его в наших краях, то припомню все грехи. Слышишь, Глигор? А после этого поезжай ко мне домой и скажи, что я, мол, в при-мэрии, старостой стал.
Дрожащими руками Гочимаи протянул карабин. Ему казалось, что все это дурной сои и Митру даже не человек. Потом он подумал, что Глигор может пристрелить его у околицы, и похолодел от ужаса.
2
Арделяну решил не оставаться на ночь у Теодореску. Он плотно, с аппетитом поужинал и сказал, что пойдет на свою старую квартиру у мельницы, где оставил кое-какие книги и вещи. Джеордже проводил его до ворот. Там они присели на источенный дождями камень и закурили.
Этот весенний вечер в Лунке был необычно шумным, людям не спалось. Дверь корчмы ежеминутно открывалась, выбрасывая до самой дороги оранжевую полосу света; изнутри слышались шумные возгласы.
— Почему вы не захотели остаться у нас? — лениво обратился Джеордже к Арделяну, думая о чем-то другом.
— Так лучше. Нам пока следует рассредоточиться.
— Нечто вроде форпостов.
— Да, пожалуй,— Арделяну шумно затянулся. — Знаете, нам необходимо создать здесь партийную организацию. Кроме Кулы и вас здесь есть коммунисты?
—- Нет. Но теперь, после сообщения о разделе земли, многие запишутся.
— Что случилось с Митру Моц? Что он натворил сегодня в Тыриэуци?
Джеордже замялся, не зная, следует ли рассказывать. Он жалел, что ударил Митру, но и этого нельзя было скрывать.
— Воровал... Я встретил его с кучей барахла и ударил по щеке.
— Зачем?
— У нас должны быть очень чистые руки.
— От драки они чище не станут,— усмехнулся Арделяну.
— Это так, но...
— Он очень беден, не так ли?
— Страшно... — Джеордже запнулся, подумав: по сравнению с кем и с чем? — У него нет даже дома... За пощечину я извинюсь...
— Не стоит, он и так забудет,— сказал, вставая, Арделяну.
— Нет, не забудет,— сказал Джеордже, и тут же подумал: «Люди злопамятны, те, кто надеется на их короткую память, ошибаются».
— Завтра утром приду,— продолжал Арделяну, протягивая руку. Оповестим народ о реформе. Что за человек здешний староста?
— Жулик, кулак.
— Выгоним. На его место нужен уважаемый всеми человек.
— Может, Гэврилэ Урсу?
— А захочет ли?
— Не знаю. Не думаю, но если разберется, поймет, что мы хотим, будет с нами.
— Ну ладно. Спокойной ночи.
Как только они расстались, Арделяну пожалел, что не остался ночевать у директора. Уже поздно, старуха хозяйка, должно быть, спит, а он смертельно устал. Эта усталость, разлитая по всему телу, уже почти год не покидала Арделяну: делала вялыми все движения его грузного тела и даже речь, словно он думал о чем-то другом. Немало пришлось ему пережить с прошлой осени, когда он покинул село. Несколько дней он провел в плену у немцев, в запломбированных теплушках, куда его бросили вместе с толпой самых разношерстных людей. Потом состав поставили на запасные пути и забыли о нем. Полумертвые от голода, задыхающиеся пленные почти весь день кричали, не зная, где они — в поле или на какой-нибудь станции. Потом на поезд опустилась свинцовая тишина, сквозь стенки вагонов стали проникать голоса поля — треск кузнечиков, шелест трав и пение телеграфных проводов. На третий день мимо состава прошли советские танки. В оглушительном грохоте гусениц танкисты не расслышали сначала вопли запертых в вагонах узников. Но в полдень их освободили. Оказалось, что поезд стоит в открытом поле у шоссе, и люди тотчас же разбрелись по залитой ослепительным солнцем дороге, над которой колыхались столбы пыли. Через два дня Арделяну добрался до Арада. Он был так голоден и слаб, что его преследовали галлюцинации. Город' еще не был занят русскими, но немцы и венгры уже в беспорядке отступали, бросая по дороге автомашины, оружие, боеприпасы, снаряжение.
По улицам патрулировали группы вооруженных рабочих, перестреливаясь с фашистами, засевшими на чердаках и балконах. Арделяну разыскал комитет партии в бывшем Доме немецкой книги, но не застал там ни одного знакомого человека. Ему сказали, что Михуц, через которого он был связан с партией, действует с большой группой партизан где-то в окрестностях города и, пока он не вернется, Арделяну не смогут доверить никаких заданий.
Этот ответ вывел Арделяну из себя, хотя он и понимал, что иначе нельзя,— время беспокойное, и фашисты, несомненно, оставили в тылу немало своих агентов, которые пытаются пролезть в партию.
Несколько дней Арделяну работал поденно: колол дрова, убирал дворы за тарелку супа, спал в парке, где по утрам бывало очень холодно. Потом, когда пришли русские и вернулись партизаны, Арделяну встретил Ми^. хуца и еще двух товарищей по подполью. Теперь он вел партийную работу среди железнодорожников, расклеивал по ночам листовки, дрался с царанистами, был избит двумя железногвардейцами с Астры, продавал газеты* грузил вагоны для фронта. Прошли три-четыре месяца, прежде чем Арделяну вызвали в уездный комитет пар^ тии, где он отчитался о своей работе в Лунке и подробно рассказал о настроениях крестьян. Убедившись, что он тесно связан с крестьянскими массами, руководство предложило ему временно вернуться на партийную работу в волость для организации партийных ячеек в деревнях. Однако прежде он должен был пройти специальные курсы в Бухаресте. Арделяну добирался в столицу восемь дней, потом как следует наголодался — в Бухаресте было туго с продовольствием. Курсы помещались на окраине города, в особняке, принадлежавшем раньше какому-то богачу. В огромных, как залы ожидания, комнатах, загроможденных стильной мебелью, стоял невероятный холод. Золоченые ножки стульев ломались, если на них садились без должной осторожности. Слушатели спали но двадцать — тридцать человек в одной нетопленной комнате, но весь день с жадностью читали, понимая половину или даже четверть из прочитанного и засыпая лекторов бесконечными вопросами. Почти каждую неделю в городе происходили манифестации, кончавшиеся потасовками. 24 февраля и б марта Арделяну побывал на Диорцовой площади под пулеметным огнем1. По окончании курсов он вернулся в Арад, а через несколько дней попал сюда, в Лунку.
1 24 февраля и 6 марта 1945 года в Бухаресте под руководством коммунистической партии состоялись крупные народные, приведшие к свержению реакционного правителя генерала Рэдеску
Голубой сумрак казался ему привычным и спокойным. Из степи налетал по-весеннему свежий ветерок. Ар-деляну стоял, опершись на изгородь, и смотрел на густо усеянное звездами небо, на серую ленту шоссе. Дверь корчмы то и дело распахивалась. Все завтрашние дела казались ему сейчас отдаленными. Он с улыбкой думал, что крестьяне Лунки, должно быть, встретят его как старого знакомого и будут очень довольны, что вновь откроется сельская мельница и им не придется больше ездить в соседнюю деревню молоть муку...
Оторвавшись наконец от изгороди, Арделяну не спеша пошел к корчме. Ему захотелось выпить большой стакан очень холодной цуйки и закусить листом соленой капусты,— несомненно, у Лабоша еще сохранились ее целые бочки. Неожиданно огромная радость охватила его при мысли, что он слона здесь, в Лупке. Захотелось заходить во дворы, называть людей по имени, расспрашивать о жизни, говорить о поместье, которое через несколько дней будет принадлежать крестьянам, наблюдать, как они изменяются, как начинают думать по-новому, сами того не замечая.
В корчме стоял такой дым, что с темной улицы ничего нельзя было разобрать. Арделяну закашлялся. За всеми столами, тесно прижавшись друг к другу, сидели люди, облокотившись на толстые, выскобленные, залитые вином доски. Из маленькой комнатушки, предназначенной для именитых гостей, доносилось пиликанье скрипки, заглушаемое хриплыми возгласами. Толстый заспанный Лабош, переваливаясь, ходил от стола к столу и наполнял стаканы, расплескивал вино и ругал клиентов. За стойкой на высоком стуле, как на клиросе, восседала его жена и заносила заказы в книгу одной ей известными знаками — писать она не умела. Головы многих крестьян были обмотаны окровавленными бинтами, у других забинтованные руки висели на перевязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64