Но Вы не ответили
на вопрос.
- Как? Я же сказала: не пойму...
- Но я спрашиваю Вас о чувствах, а не о размышлении.
- А, чувства! Как я себя чувствую? Мне интересно и легко.
Исчезла какая-то двойственность и неловкость...
- Двойственность?
- Да, мне кажется, я в первый раз не выразила прямо свои чувства. Я играла,
пыталась их побороть, а они, как говорится, "вылезли боком"...
- Люди часто скрывают свои чувства...
- А как же иначе, Антон Владимирович! Да попробуй я сказать своему
завучу, что она дура. Вы представляете...?!
- Простите, я Вас перебью... Во-первых, так сказать - это не чувства
выразить, а оскорбить человека, а во-вторых, это, опять-таки, не выражение
чувств, а оценка.
- Но она в самом деле дура!
- Но это - в самом деле оценка! Разницу улавливаете?
Татьяна Николаевна задумалась, помолчала, потом как-то неуверенно про-
изнесла:
- Понимаете, я её презираю. Я не могу её уважать, Вы мне верите?
- Да, Вы её презираете, Вы не можете её уважать.
- Потому что...
- Простите, я опять Вас перебью. Вы так уверены в том, что знаете, что
именно в ней вызывает ваше презрение и ненависть?
- Она...
- Начните фразу с "Я"...
- "Я" - последняя буква в алфавите.
- Это выражение протеста или декларация независимости?
- Я... Я... не знаю...
- Вам трудно говорить о своих чувствах к завучу?
- Да, мне трудно говорить об этом. Я её физически терпеть не могу. Это
выражение лица! Эта поза! Эта абсолютная уверенность в том, что она всегда и
во всём права. А сколько лицемерия, фальши! "Добрый день, прекрасная Татьяна
Николаевна!" - Татьяна Николаевна изобразила фальшивую улыбку. - Меня
тошнит, как только я её увижу! Она мне... Я... - несколько секунд Татьяна
Николаевна подыскивала слова и вдруг громко заплакала, закрыв лицо руками.
Выдержав паузу, я тихо произнёс:
- Мне кажется, мы с Вами нащупали очень болезненную для Вас проблему.
Это - как язва желудка. Она не видна, но доставляет множество страданий.
Эмоциональное неприятие другого человека - чрезвычайно болезненно. И я
просто поражен вашей решимостью, вашей готовностью пойти на риск и
преодолеть защитные механизмы...
- Защитные механизмы?
- Да. Психологическую защиту. Ведь люди сплошь и рядом подменяют
реальную проблему мнимыми. Неосознанно маскируют свои настоящие же-
лания, потребности и переживания. Чувства подменяются оценками. Свои
личные мотивы - общественными. Свои личные проблемы -идеологическими
мифами. Перед собой быть честным очень трудно, тем более, что можно
искренне заблуждаться. Психологическая защита и есть охрана своего "Я" от
истинного знания, относящегося к нему. Сегодня Вы смогли сделать важный
шаг на пути к своему истинному "Я", признать, что Вас мучает ненависть и
презрение к другому человеку-. Признать эти чувства и принять их, не отторгать
и не скрывать за оценками - это...
Я очень рад за Вас. И я думаю, что нам стоит на этом сегодня работу
завершить. Как раз истекает наше время. Да, Татьяна Николаевна, у меня к Вам
просьба: пока не рекламируйте мужу встреч с психологом. Пусть это общение
будет нашей маленькой тайной. Вообще, желательно, чтобы наша с Вами работа
составляла Ваш личный секрет, ладно?
- Хорошо. Мне даже так больше нравиться.
- Потом, попозже, если Вы захотите, секрет можете открыть. А пока - нам
важно абсолютное доверие и конфиденциальность.
- Я сама хотела Вас об этом попросить. А почему Вы не спрашиваете, как
я себя чувствую?
-Да я и так что-то много сегодня говорю. Не хуже, надеюсь, чем в начале
встречи?
- Спасибо Вам! До свидания!
- До свидания. До следующего четверга в то же время.
Когда Татьяна Николаевна ушла, я подошёл к открытому окну. Огромный
город дышал, ворочался, жил своей обыденной жизнью. Тысячи людей спешили
по своим делам, волновались, радовались, уставали, выясняли отношения...
Спешила домой Татьяна Николаевна... Сегодня она, возможно, будет меньше
жаловаться своему мужу на неприятности, возможно, острее почувствует его
состояние... В дверь постучали.
- Вы уже свободны?
- Пожалуйста проходите!
Встреча третья
Когда в открытой двери возникло знакомое лицо, и Татьяна Николаевна,
смущённо улыбаясь, кивнула, здороваясь, я обратил внимание на изменения в
её прическе и одежде. Волосы вместо прежней гладкой укладки были взбиты,
от чего лицо приобрело более независимый и утончённый вид, на ногах
красовались новые сапожки, а возле воротничка тускло поблескивала сереб-
ряная брошь.
- У Вас, случайно, не день рождения? - спросил я, пораженный перемена-
ми.
- Нет, просто весна! Весна! - улыбнувшись, ответила Татьяна Николаевна.
- Весна! А это, - она показала на брошку, - мой Саша привез. Из Магадана.
Там ещё можно украшения купить.
Опять лёгкая полуулыбка тронула её губы. Она о чём-то вспомнила, но,
видимо, отогнала приятное воспоминание, потому что нахмурилась и сказала:
"Я все эти дни почти совершенно не вспоминала нашу последнюю встречу.
Вылетела из головы - и всё. А вчера ночью вдруг проснулась - и всё у меня
перед глазами. Что я говорю, что Вы говорите. Снова - что я говорю. Снова -
что Вы. И мне стало как-то страшно. Муж мой, он у меня хороший, видно,
почувствовал что-то, спрашивает: "Ты себя как чувствуешь? Тебе плохо?"
Психолог мой! Я говорю - "Да нет, что-то приснилось", а самой стало страшно...
И сейчас сюда шла, а мне страшно было. Такое чувство, что... Не знаю...
Переживаю я очень... Ведь, понимаете, в тот раз я сказала, что эту женщину я
ненавижу. Но ведь это ужасно! Ведь ненависть к другому - это же ... Я знаю,
что Вы скажете: "Это оценка!" Да, "ужасно", - это оценка, но ведь нельзя жить,
не оценивая. Вот и Маяковский писал: "Что такое хорошо и что такое плохо".
Да! А! Вот! Вот, что я сейчас поняла! Осенило меня! Знаете, чего я боюсь? Я
боюсь, что я уже после этих встреч не такая буду. Я чувствую, я могу измениться,
Вы понимаете? Я всегда знала, что эта Ольга, завуч наш - дура, это все знают,
разве я только? Просто и ясно, как говорится, "дурак -он и в Африке дурак",
а теперь... А теперь я на мужа своего смотрю и вижу: он сложный человек. Как
вам это объяснить? Сложный, понимаете? Я это чувствую! А сегодня на Ольгу
глянула - вижу: она же изо всех сил хочет свой авторитет отстоять! И знаете,
мне так жалко её стало! Ведь ей уже скоро пятьдесят! Учителя у нас молодые, в
основном. Её не очень-то любят. Она из таких, знаете,"идеологически вы-
держанных", макаренковский "мажор". Я, собственно, вот что поняла: их ведь
тогда учили давить в себе всё личное, все человеческое. Ведь это же считалось
слабостью, буржуазными предрассудками... А ведь человек без чувств жить не
может. Он же уродуется... Ведь нельзя же детей прямо с первого класса
превращать в каких-то солдат! Знаете, мне кажется, сколько во мне души есть,
я бы её всю детям отдала, только, чтоб они стали настоящими! Чтобы были
богатыми! Чтоб не плоскими были, без этого искусственного "мажора", без этой
заброшенности всеобщей... Вот, говорят, школа, школа... да что, у нас школа -
из другого теста сделана? Бедность - вот что страшно. Бедность чувств, бедность
мысли... Я вот радиатор не могла никак купить. Ну, нет в магазине, и всё. Муж
говорит: "Давай я тебе его достану". Знаю я как. Даст на лапу и достанет.
Понимаете, я не хотела так. А он говорит: "А ты не считай что это взятка. Считай,
что реальная цена для простых людей - такая, за какую этот радиатор ты
можешь купить, а не за какую продают". Он ведь прав. Потому что показуха
везде. Начиная от искусственной улыбки и фальшивого мажора до цен фаль-
шивых... Да ради чего фиглярничать? Видимость эту создавать. Обманывать
самих себя? Зачем? Вы тогда говорили про психологическую защиту. Да ведь у
нас всё общество защищается так. И знаете от чего? Да от стыда! Стыдно всем
нам! Стыдно, что мы так живём, вот и защищаемся... Ко мне сегодня приходит
Леночка Карчина и спрашивает: " Татьяна Николаевна, а Вы меня любите?" Я
говорю: " Люблю, Леночка, люблю!" Она на меня смотрит, а я чувствую - у
меня слезы к глазам подступают. Она говорит: "А Володя Колосов, - есть у меня
такой шалопай, - все мои карандаши переломал". Я ей: "А знаешь что, ты
подойди к нему и попроси его так: Володя, помоги мне, пожалуйста, у меня не
получается карандаши починить". Она: "А если он не захочет? " А я говорю: " А
ты попроси его ласково, сумеешь?" Понимаете вообще, надо учиться нам
общаться друг с другом, видеть и понимать другого. Я вот за дочку свою боюсь.
Не знаю, что ждет её, понимаете? Смешно, ей только три годика, а я думаю:
какой ей муж попадется. Какая семья у неё будет? Господи, жизнь-то короткая!
Вот весна... Я на каникулах родительское собрание проводила, перед нашей
второй встречей, как раз пришла завуч, так знаете, что мне один папа сказал?
"Я, - говорит, - Татьяна Николаевна, вас особо попрошу: Вы мне больше на
мою Наташку не жалуйтесь. Вам деньги платят, вот и занимайтесь!" Помните,
я Вам тогда выдала о деньгах? А кстати, ведь у вас консультации платные.
Сколько я Вам должна?
- Да, консультации платные. Но не в этом дело. И я бы не хотел, чтобы
Ваш монолог прервался. Я чувствую, то новое, что родилось в Вас, не только
страшит Вас, как Вы вначале сказали, но и радует, и заботит...
- Да, да, верно! Хотя это оценка, но именно это слово! Не страшит, именно
заботит. Забота... Да, мне кажется, что после наших встреч у меня появилась
какая-то новая забота... Но знаете, Антон Владимирович, это не из тех,
тягостных мытарств, а именно - Забота, Мне кажется, во мне какой-то смысл
появился ... Нет в душе пустоты... И, знаете, спасибо Вам! А ещё хотите скажу
что?
- Скажите!
- У вас профессия, как у сапожника! Только Вы чините не обувь, а душу и
лицо. Похоже?
Я улыбнулся в ответ на улыбку.
- Похоже.
- Желаю Вам всего доброго, и чтоб у Вас было поменьше работы.
- Спасибо, Татьяна Николаевна! Я Вам тоже желаю настоящих забот,
которые приносят радость...
Вот и всё. Легкая щемящая грусть. Три встречи - коротких, как вспышки.
Чужая жизнь, выхваченная в трёх мгновениях... Хотя, почему чужая... Это -
наша общая, наша единственная жизнь. Учиться жизни... есть ли более достой-
ная человека забота?
Вопросы для самостоятельной работы
В рассказе "Три встречи" явно просматриваются техники психотерапев-
тической работы, применяющиеся в НЛП и в гештальт-терапии.
- Укажите конкретные высказывания, отражающие применение этих тех-
ник.
- Какие действия с семантикой высказываний клиентки осуществлял пси-
холог-психотерапевт?
- В чём, на ваш взгляд, состояла проблема клиентки?
- Насколько, на ваш взгляд, было бы уместно в этом конкретном случае
применение поведенческих техник (например, релаксационных)?
- Как бы Вы оценили степень уместности и своевременности обсуждения
с клиенткой вопроса о конфиденциальности и об оплате услуг в данной
конкретной ситуации? Предложите свои варианты.
- В русле какой психотерапевтической парадигмы завершилась личностная
работа с Татьяной Николаевной?
ТАТЬЯНИНА ЛЮБОВЬ
Всё началось однажды осенним днём с обычнейшего телефонного звонка.
Алексей Гаврилович, так представился собеседник, просил проконсультировать
его по поводу сложной ситуации с дочкой старшекласницей. Договорившись о
встрече, я почти не возвращался в своих мыслях к этому будничному профес-
сиональному разговору с возможным клиентом до тех пор, пока не подошёл
оговоренный срок, и в назначенное для приёма время передо мной предстал
немолодой уже человек, сухощавый, с обтянутой загорелой кожей, выразитель-
ным лицом и серыми умными глазами.
Когда мы после взаимного приветствия сели в кресла, я заметил, как быстро
пульсирует жилка на виске Алексея Гавриловича. В то же мгновение, пока
длилось молчание перед нелёгкой для отца беседой, я остро ощутил обеспо-
коенность собеседника, тяжёлую ношу ответственности, озабоченности, кото-
рая навалилась на него, пригибая плечи и заставляя ускоренно биться немолодое
уже сердце. Ещё немного помолчав и, по-видимому, собравшись духом, Алексей
Гаврилович проговорил:
- У нас в семье с дочкой несчастье. Влюбилась она. Что делать? - Кивнув
головой, в знак того, что я слышу и воспринимаю сказанное, я, не проронив
ни слова, внимательно и вопросительно взглянул ему в глаза. Алексей Гаври-
лович продолжал:
- Понимаете, какое дело. Татьяна учится в последнем классе. Школа
сложная, физико-математическая. Она способный ребенок, скромная, ласковая
девочка. Через полгода - окончание школы. Пора подумать и о вступительных
экзаменах. А она ... - отец словно заикнулся. Видно было, что говорить ему
больно, - влюбилась.
Он вновь на мгновение умолк. Помолчав продолжил:
- Вы только ничего такого не подумайте. Я вовсе не против любви. Пусть
она будет, любовь эта. Но не так же! Не сейчас. Вы понимаете? Да и не такая.
Что же это за любовь когда она уроки почти не готовит, школу запустила.
Поговорить с ней об её Андрее и отношениях с ним невозможно. Она избегает
разговора, или просто успокаивает нас с матерью тем, что, дескать, всё будет
хорошо. Ей об учебе надо думать, об институте, а она? А она, я скажу вам, как
взбесилась. Андрей и Андрей. Хоть бы Андрей этот был путёвым парнем. Хоть
бы студентом там, или уже зрелым человеком. А то ...- Отец снова запнулся.
Было заметно, что каждое слово давайтесь ему огромным напряжением и болью.
- Кто бы. Вы думали, он? Помощник маляра. Двадцать два года, вернулся
из армии, уже был женат. Разведён значит. Образования нет. Так, подхал-
туривает на ремонте квартир. Вы только поймите меня правильно. Я не против
маляра. Маляр так маляр. Пусть бы и слесарь. Не в этом дело. А в том, что он
в двадцать два года уже разведён... В том, что он - никто! А Татьяна моя,
способная же девочка, как ослепла. Как будто съела чего-то. Говорит:" Я без
него не могу". Как это так "Не могу"? Я говорю: "Возьми себя в руки! У тебя же
есть девичья гордость! Достоинство! Ты же будущая мать, ты же - дочь моя". А
от неё в ответ одно: "Всё будет хорошо". Вы поймите, я теряю ребенка. У меня
такое ощущение, что она уже не моя. Не мой ребенок. Чужая какая-то...
Я понимал, что Алексею Гавриловичу прежде всего следовало помочь ус-
покоиться. Но как это сделать, когда человек в таком состоянии? Да и чем я
мог быть полезен сейчас? Предложить сигарету? Унизительно. Панибратство в
духе бесед со следователем. Стакан холодной воды? Но он же не женщина, а
мужчина. Не годится.
В глаза бросалось посеревшее лицо, покрасневшие глаза, руки едва заметно
дрожали. Облик же Алексея Гавриловича даже отдаленно не ассоциировался с
употреблением алкоголя. Наоборот, собеседник производил впечатление серьёз-
ного, обстоятельного человека, привыкшего всё взвешивать, обдумывать, а затем
принимать решения. Я рискнул опереться именно на эту личностную черту
клиента.
- Погодите, Алексей Гаврилович,- поднял я руку в успокоительном жесте.
- Если можно, сориентируйте меня, пожалуйста, в том, что, собственно,
случилось, произошло у вас с дочкой. Влюбилась - это состояние. А вот
конкретная ситуация...
- Ситуация, ситуация ... - как эхо повторил собеседник. Видно было, что
состояние аффекта, в котором пребывал этот немолодой мужчина, препятст-
вовало сосредоточению на нужных мыслях и чувствах, заставляло колотиться
сердце, предательски вызывало дрожь узловатых, привыкших к труду рук.
- Ситуация такая, что между нашим телефонным разговором и сегодняшней
встречей прошло три дня. За эти три дня случилось вот что... Татьяна не пришла
ночевать домой. Мы с женой поехали к родителям Андрея. Через подружек
узнали, где живут они. Там нам сказали, что Андрей поехал на дачу. Мы - туда.
Они - там. Спят. В одной постели... - Алексей Гаврилович сжал кулаки.
- А дальше случилось то, что я стащил его, стащил её с кровати, да так
врезал обоим, что ладонь заболела. И знаете, что меня поразило? Что Андрей,
тот даже не пытался Татьяну оборонять. Любовь, значит, свою... Ну, что мы с
женой? Посадили дочку в машину и - домой. Мать с ней дома. А я вот у вас...
Стыд и срам... Позор... Позор... - он снова сжал кулаки. - Что делать?
- Значит, сейчас Ваша Татьяна дома с мамой, - четко и громко проговорил
я. впечатывая каждое слово в сознание собеседника.
- Да, Татьяна дома с матерью, - Алексей Гаврилович выговорил эти слова
медленно, словно ещё раз осознавая их смысл.
- Вот и хорошо, что дома, - я попытался подкрепить это осознание,
подчеркивая слово "дома". Ведь "дома" означает в "безопасности".
- Дома-то дома, - с горечью отозвался Алексей Гаврилович. - А если
сбежит?
- Погодите, погодите! Давайте сначала останемся в настоящем времени, -
предложил я. - Она же с мамой.
Пришло время вывести клиента из состояния аффекта.
- Главное сейчас, что Татьяна дома, с матерью. А Вы - выжили, и вот здесь,
сейчас со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40