На этом третьем курсе они очень привязалис
ь друг к другу, хотя Говард твердо решил, что личная жизнь не должна вторга
ться в его подготовку к выпускным экзаменам. Он сидел по вечерам с ней в ее
квартире, читал учебники в нескончаемом безмолвии, пока наконец они не у
далялись в спальню с грелкой полной кипятка и кружками желанного какао.
«Мы только обнимались, чтобы согреться, Ц говорит Говард в последующих
объяснениях. Ц Отношениями это ни с какой стороны не было». Однако отнош
ения или вовсе не отношения, а порвать их оказалось очень трудно. Летом 1960 г
ода они оба сдали выпускные экзамены, Говард блестяще, а Барбара, которая
не слишком занималась предметом, по которому специализировалась, англи
йским Ц и больше присутствовала при подготовке Говарда, чем готовилась
сама, не слишком блестяще. Теперь, когда университет остался позади, они о
бнаружили, что им трудно расстаться и пойти каждому своим путем. В резуль
тате они избрали тот институт, который, как теперь объясняет Говард, пред
ставляет собой способ, каким общество в интересах политической стабиль
ности придает перманентность случайности отношений: иными словами, они
поженились. Брак был заключен в церкви, точнее в молельной, в присутствии
многочисленных родственников и друзей, Ц формальность, чтобы ублажить
их семьи, к которым они были одинаково сильно привязаны. Они устроили себ
е медовый месяц в Риле, отправившись туда на дизельном поезде и сняв комн
ату в пансионе; потом они вернулись в Лидс, так как Говард должен был прист
упить к работе над диссертацией. В силу своих блестящих экзаменов он был
теперь аспирантом, получив грант SSRC, которого, казалось, должно было в дост
атке хватать на обоих. И вот он приступил к работе над своей темой, к доста
точно рутинному религиозно-социологическому исследованию христа-дел
ьфианства в Векфильде, темой, которую он выбрал потому, что в ранней молод
ости испытал духовное увлечение этой конфессией, увлечение, которое теп
ерь обратил в социологическую проблему. Что до Барбары, она, естественно,
стала домохозяйкой, а вернее, по ее собственному выражению, квартирохозя
йкой.
Поскольку теперь они начали жить в череде малогабаритных квартирок со с
таромодными высокими кроватями, имеющими изголовье и изножье, и виктори
анскими унитазами под названием «Каскад», и плюшевой мебелью, и окнами, н
епременно выходившими на загнивающий садик, Ц эти садики, дома, пятящие
ся на эти садики, переулки, магазин на углу, кинотеатр, автобусные маршрут
ы к центру города слагались в главный горизонт и перфорированную дорожк
у их жизни, в предел и периметр их мира. Они извлекали определенное удовол
ьствие из своего брака, так как он нес им ощущение «ответственности», и он
и часто давали знать о себе своим родителям как о дружной паре. На самом же
деле после первых месяцев совместной жизни, когда сексуальное упоение,
с самого начала не слишком интенсивное, начало слегка угасать и они огля
делись вокруг себя, то довольно скоро начали раздражаться друг на друга,
огорчаться из-за своего материального положения, изнывать от простейше
й необходимости управляться с каждодневной жизнью. Жить в этом скользящ
ем социально двусмысленном положении, в этой аспирантской бедности, это
м жалком мирке без друзей было нелегко; проблемы такого существования въ
едались во все частности их контактов и симпатий. Говард часто говорил о
б этом времени «созревания» Ц созревание же, объяснял он позднее, когда
уже предпочитал Другие слова, это ключевое понятие аполитичных пятидес
ятых, Ц и говорил о нем как о нравственной ценности, которую ставит превы
ше всего. Он был склонен объяснять их жизни, как очень серьезные и зрелые,
главным образом потому, что они очень беспокоились, как бы не расстроить
друг друга и не транжирить деньги зря; каким-то образом это сделало их Лор
енсом и Фридой Лидских задворков. Вопрос же заключался в том, что, как позж
е они согласились, ни она, ни он ни в малейшей степени не были культурно по
дготовлены вести то, что Говард начал позднее называть Ц когда слово «з
релый» устарело из-за своих тяжких викторианских плюшевых моральных ас
социаций Ц «взрослыми жизнями». Они были социальными и эмоциональными
младенцами с дедовской солидностью; вот как он позднее начал их рисовать
, когда, уже совсем иной, возвращался мыслью к достойным любопытства их ра
нним личностям в первую пору этого слишком поспешного брака. В общеприня
том смысле они были ничем; они мучительно влачили скучнейшее из существо
ваний. Как часто Барбара, расстроенная невозможностью купить за один раз
две банки фасоли или два куска мыла, садилась в их старое красное плюшево
е кресло и плакала из-за денег. Как они ни соблюдали вид добродетельной бе
дности, она невольно разделяла любовь своей матери к обладанию «вещами»
: хороший гарнитур из трех предметов для гостиной, кухонный буфет с ломящ
имися от изобилия полками, белая скатерть на обеденном столе по празднич
ным дням. Что до Говарда, хотя он и говорил о зрелом поведении, но в основно
м применял это понятие к очень серьезным беседам и к книжным аргументам;
он не стряпал, ничего не делал по дому, был слишком застенчив, чтобы ходить
за покупками, и не замечал ни единой из тревог Барбары.
То есть Кэрки тогда, собственно, не были Кэрками; они были очень замкнутым
и людьми почти без друзей, наивными и молчаливыми друг с другом. Они не обс
уждали никаких проблем Ц главным образом потому, что не относили себя к
людям, имеющим проблемы; проблемы были уделом менее зрелых людей. Большу
ю часть своего времени Барбара одиноко проводила в квартире; наводила по
рядок и убиралась сверх всякой меры и немножко читала без всякой системы
. Их сексуальные отношения, казалось, связывали их в оптимальнейшей инти
мности, объясняли, почему они состоят в браке друг с другом, доказывали не
обходимость того, что называют браком; на самом же деле отношения эти, как
они начали думать позднее, были жалкими, безынициативными Ц номинально
е наслаждение, избавление от эрекции, осложненное их общим страхом, как б
ы Барбара не забеременела, поскольку во избежание зачатия они пользовал
ись только изделиями фирмы «Дьюрекс», которые Говард робко приобретал в
местной аптеке; впрочем, было и кое-что еще: раздражение, которое они вызы
вали друг у друга, но в котором ни он, ни она себе не признавались и о которо
м никогда вслух не говорили. «Мы тогда, Ц объяснял Говард впоследствии, к
огда они увидели себя, по выражению Говарда «правильно», когда эта фаза з
авершилась и они начали обсуждать все подобное между собой и со своими д
рузьями и все более ширящимся кругом знакомых, Ц захлопывали друг друг
а в капкан фиксированных личностных ролей. Мы не могли допустить личных
исканий, личного развития. Это означало бы катастрофу. Мы не могли дать хо
д ни единой из новых возможностей, верно, детка? Вот так люди и убивают дру
г друга в замедленном темпе. Мы не были взрослыми». Взрослое бытие наступ
ило много позднее; исходное положение тянулось три года, пока Говард кро
потливо и исчерпывающе работал над всеми мелочами своей диссертации, а Б
арбара смотрела на себя в зеркала малогабаритных квартирок. Но затем они
нашли себя на середине третьего десятка своей жизни, когда диссертация
была завершена, а грант исчерпался и возникла необходимость подумать о с
ледующем ходе. И примерно тогда же с ними кое-что произошло.
Что произошло? Ну, слюна у них начала выделяться быстрее, все начало обрет
ать новый вкус. Стены ограничений, внутри которых они обитали, внезапно п
ошли трещинами; в них обоих запульсировали новые желания и ожидания. Их р
обость, их рассерженность, их раздражение начали мало-помалу исчезать, к
ак и их старая одежда Ц потертые лоснящиеся костюмы Говарда, тусклые юб
ки и блузки Барбары, Ц которую они сбросили. В их взаимоотношениях и в их
отношениях с другими людьми появились свежесть, новый стиль. Они начали
больше смеяться и больше контактировать с другими людьми. Они исповедыв
ались друг другу в припадках крайней откровенности и предпринимали сме
лые розыски в сексуальной сфере. Лежа в кровати, они без конца говорили о с
ебе самих до трех-четырех утра; в ванной, на лестничной площадке, в кухне о
ни начали щипать, зондировать и будить друг друга всевозможными вариант
ами новых страстей и сексуальных намерений. И что же все вышеперечисленн
ое сделало с Кэрками? Ну, чтобы понять это, как Говард, неизменный любитель
объяснять, неизменно объяснял, вам следовало знать чуточку Маркса, чуто
чку Фрейда и чуточку социальной истории; естественно, имея дело с Говард
ом, вам следует знать все это, чтобы объяснить что-либо. Вам следует знать
время, место, среду, субструктуру и суперструктуру, состояние и детермин
ированность сознания, учитывая способность человеческого сознания рас
ширяться и взрываться. А если вы понимаете все это, то поймете также, почем
у прежние Кэрки испарились, а новые Кэрки стали быть.
Ведь не надо забывать, речь идет о двоих, которые выросли, хотя и в двух раз
ных северных городах Ц один в Йоркшире, другой в Ланкшире, Ц но в обстан
овке одинаковых классовых и моральных понятий. В обстановке рудиментар
ного христианства и унаследованной социальной почтительности; а это, го
ворит Говард, идеология общества, четко разграниченной классовой прина
длежности и принятия своей принадлежности к тому или иному классу. Они, и
он и она, происходили из прочных более или менее пуританских семей, социа
льно пребывающих в непостижимой приграничной зоне между анархизмом ра
бочего класса и конформизмом буржуазии. Эти семьи характеризовали мето
дизм, моральные стандарты и малые социальные ожидания; результатом явил
ся этнос, которому мораль заменяла политику, принося с собой атмосферу с
амоотречения и сознательно принятых запретов. Оба они, Говард и Барбара,
расширили свой кругозор благодаря школьному и университетскому образо
ванию, но к этому образованию они сохраняли то же отношение, какое было пр
исуще их родителям: как к средству, достойному, добродетельному, средств
у продвинуться в жизни, достигнуть успеха, стать еще более респектабельн
ыми. Короче говоря, они изменили свое положение, не изменив системы морал
ьных ценностей; и они сохранили во всех мелочах кодекс моральных запрето
в, порядочности и законопослушности. Их учили быть взыскательными, но вз
ыскательными они были только друг к другу, а не к среде или к обществу; и в с
воих внутренних оценках они все еще сохраняли надежные, но ограничивающ
ие личность, нравственные нормы их семей. Они никогда не просили и никогд
а не получали. Таким образом, говорит Говард, природа их психологической
ситуации и проистекающая из нее природа их брака более чем очевидны и не
избежны. Они поженились, как совершенно очевидно при просвещенном взгля
де на прошлое с современной взрослой точки зрения, чтобы воссоздать имен
но ту семейную ситуацию, в которой выросли они сами. Но проделали они это в
совершенно иных исторических условиях, чем те, которые определил выбор,
сделанный их родителями. Если бы они посмотрели вокруг, то увидели бы, что
энергия социальной свободы изменила мир; им следовало всего лишь начать
претендовать на более полное историческое гражданство. Доступ вовсе не
был прегражден так категорично, как они считали, Ц во всяком случае для л
юдей им подобных, избранных для элитарных привилегий, имеющих возможнос
ть открывать другим людям доступ к этим привилегиям, превратить их во вс
еобщие. А в результате они предавали себя и всех других тоже. «Мы были всел
енской катастрофой», Ц говорит Говард теперь.
Вот так брак Кэрков превратился в тюрьму, в помеху росту, а не в содействие
ему. Барбара, с чьим образованием было покончено, тут же перекрыла все сво
и возможности и регрессировала в стандартную женщину, дорейховскую жен
щину, настроенную только на ведение домашнего хозяйства. Результатом яв
ился характерный синдром относительной фригидности, подавляемой истер
ии, стыда, внушаемого собственным телом с последующим физическим и социа
льным отвращением к себе. Что до Говарда, его задачей было прогрессирова
ть и усердно работать, чтобы угождать другим и не допускать ничего радик
ального, негативного или личного. Он придерживался этой системы истовог
о трудолюбия, чтобы угождать тем, кто социально стоял выше него, но кроме т
ого, даже и собственной жене. «Я приходил домой, Ц говорит он теперь, Ц и
показывал ей черновики моей диссертации, на которых мой руководитель ст
авил пометки: «Гораздо, гораздо лучше», и ждал, чтобы она… сделала бы Ц чт
о? Купила мне велосипед за хорошую успеваемость?» Но так вряд ли могло про
должаться долго, и наступил конец. Ведь Кэрки вращались в мире, в котором и
х пресный конформизм все больше выглядел нелепым, где успешное самопода
вление выглядело тем, чем было на самом деле, Ц безвольной уступчивость
ю общепринятому, духовным самоубийством. Исторические условия менялис
ь; весь мир находился в процессе преобразования, революции нарастающих о
жиданий, больше утверждаясь, требуя больше, раскрепощали себя. «Наша пер
емена просто должна была произойти, Ц говорит Говард. Ц Путы ослабевал
и во всех сферах Ц классы, секс, рабочая этика и так далее и тому подобное.
И человек взрывается. Наконец, он должен осознать собственную перемену»
. «И женщина», Ц говорит Барбара. И в самом деле, как высокопорядочно скаж
ет вам Говард, Барбара первой разбила скорлупу в то решающее лето, решающ
ее для них лето 1963 года. Это был год социальных сдвигов; Говард, когда остал
ьные разойдутся, а вы задержитесь, может подробно перечислить явные симп
томы в столь различных сферах, как популярная музыка, политические сканд
алы, политика стран третьего мира, споры из-за заработной платы в промышл
енном секторе Ц все это, взятое вместе, и делало этот год таким. В капкане
квартиры несчастная, сбирая с толку, постоянно чем-нибудь перекусывая, а
потому толстея, Барбара первой заметила изначальное противоречие. «Она
прозондировала себя», Ц говорит Говард. «Не совсем так, Ц говорит Барба
ра откровенно, Ц прозондировали меня». Ц «Совершенно верно, Ц говорит
Говард, Ц на чисто внешнем уровне тебя трахнули».
Собственно говоря, на чисто внешнем уровне произошло вот что: как-то днем
друг, которым обзавелись Кэрки, студент-психолог по имени Хамид, египтян
ин с большими темными глазами и маниакальным преклонением перед Юн-гом
и Лоренсом Даррелом, зашел к ним уговорить их пойти вечером на джаз-конце
рт. День уже склонялся к вечеру, но Говард, который забывал Ц и вовсе не сл
учайно, говорит нынешний Говард Ц о времени, все еще трудился в универси
тетской библиотеке: усердно читал диссертации других людей и делал из ни
х выписки для написания собственной. Хамид принес с собой на квартиру ко
е-какие фотографии Абу-Симбела и коробку рахат-лукума, но, так или эдак, Ба
рбара легла с ним в кровать, высокую кровать с изголовьем и изножьем в ком
нате, выходящей на гниющий садик. Она попискивала от определенного удово
льствия, хотя все свелось к торопливому перепиху под одеялом Ц отнюдь н
е исключительные минуты для обеих сторон. Но у Барбары они оставили осад
ок тяжкой вины; очень типично, говорит Говард теперь, что ее реакцией было
подавить его, не признать, в надежде зачеркнуть весь эпизод. Однако на Хам
ида воздействовали его собственные неясные нравственные императивы; о
н настоял на том, чтобы остаться поужинать, и его цель, как выяснилось, зак
лючалась в том, чтобы рассказать Говарду все подробности про минуты на в
ысокой кровати раньше днем, когда, как он объяснил, они с Барбарой немножк
о занялись любовью. «Думаю, Ц говорит Говард теперь, Ц его целью, вполне
естественной в контексте его культуры, было укрепить близость между суб
ъектами мужского пола. Нам следует учитывать его взгляд на женщин, детер
минированный его культурой». Ц «Господи, Ц говорит Барбара, Ц я прост
о ему нравилась». Ц «Одно другое не исключает», Ц говорит Говард. И Хами
д с его темными глазами, закончив исповедь, ожидал с осознанием исполнен
ного долга ответа Говарда, а Говард сидел, перемалывая челюстями ужин, в с
остоянии глубочайшего шока. «Первой моей мыслью была физическая распра
ва, Ц говорит он, Ц разумеется, не с Хамидом, а с Барбарой. Я чувствовал, чт
о был взят сам. Этика абсолютного обладания женщиной, на которой вы женат
ы, заложена очень глубоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
ь друг к другу, хотя Говард твердо решил, что личная жизнь не должна вторга
ться в его подготовку к выпускным экзаменам. Он сидел по вечерам с ней в ее
квартире, читал учебники в нескончаемом безмолвии, пока наконец они не у
далялись в спальню с грелкой полной кипятка и кружками желанного какао.
«Мы только обнимались, чтобы согреться, Ц говорит Говард в последующих
объяснениях. Ц Отношениями это ни с какой стороны не было». Однако отнош
ения или вовсе не отношения, а порвать их оказалось очень трудно. Летом 1960 г
ода они оба сдали выпускные экзамены, Говард блестяще, а Барбара, которая
не слишком занималась предметом, по которому специализировалась, англи
йским Ц и больше присутствовала при подготовке Говарда, чем готовилась
сама, не слишком блестяще. Теперь, когда университет остался позади, они о
бнаружили, что им трудно расстаться и пойти каждому своим путем. В резуль
тате они избрали тот институт, который, как теперь объясняет Говард, пред
ставляет собой способ, каким общество в интересах политической стабиль
ности придает перманентность случайности отношений: иными словами, они
поженились. Брак был заключен в церкви, точнее в молельной, в присутствии
многочисленных родственников и друзей, Ц формальность, чтобы ублажить
их семьи, к которым они были одинаково сильно привязаны. Они устроили себ
е медовый месяц в Риле, отправившись туда на дизельном поезде и сняв комн
ату в пансионе; потом они вернулись в Лидс, так как Говард должен был прист
упить к работе над диссертацией. В силу своих блестящих экзаменов он был
теперь аспирантом, получив грант SSRC, которого, казалось, должно было в дост
атке хватать на обоих. И вот он приступил к работе над своей темой, к доста
точно рутинному религиозно-социологическому исследованию христа-дел
ьфианства в Векфильде, темой, которую он выбрал потому, что в ранней молод
ости испытал духовное увлечение этой конфессией, увлечение, которое теп
ерь обратил в социологическую проблему. Что до Барбары, она, естественно,
стала домохозяйкой, а вернее, по ее собственному выражению, квартирохозя
йкой.
Поскольку теперь они начали жить в череде малогабаритных квартирок со с
таромодными высокими кроватями, имеющими изголовье и изножье, и виктори
анскими унитазами под названием «Каскад», и плюшевой мебелью, и окнами, н
епременно выходившими на загнивающий садик, Ц эти садики, дома, пятящие
ся на эти садики, переулки, магазин на углу, кинотеатр, автобусные маршрут
ы к центру города слагались в главный горизонт и перфорированную дорожк
у их жизни, в предел и периметр их мира. Они извлекали определенное удовол
ьствие из своего брака, так как он нес им ощущение «ответственности», и он
и часто давали знать о себе своим родителям как о дружной паре. На самом же
деле после первых месяцев совместной жизни, когда сексуальное упоение,
с самого начала не слишком интенсивное, начало слегка угасать и они огля
делись вокруг себя, то довольно скоро начали раздражаться друг на друга,
огорчаться из-за своего материального положения, изнывать от простейше
й необходимости управляться с каждодневной жизнью. Жить в этом скользящ
ем социально двусмысленном положении, в этой аспирантской бедности, это
м жалком мирке без друзей было нелегко; проблемы такого существования въ
едались во все частности их контактов и симпатий. Говард часто говорил о
б этом времени «созревания» Ц созревание же, объяснял он позднее, когда
уже предпочитал Другие слова, это ключевое понятие аполитичных пятидес
ятых, Ц и говорил о нем как о нравственной ценности, которую ставит превы
ше всего. Он был склонен объяснять их жизни, как очень серьезные и зрелые,
главным образом потому, что они очень беспокоились, как бы не расстроить
друг друга и не транжирить деньги зря; каким-то образом это сделало их Лор
енсом и Фридой Лидских задворков. Вопрос же заключался в том, что, как позж
е они согласились, ни она, ни он ни в малейшей степени не были культурно по
дготовлены вести то, что Говард начал позднее называть Ц когда слово «з
релый» устарело из-за своих тяжких викторианских плюшевых моральных ас
социаций Ц «взрослыми жизнями». Они были социальными и эмоциональными
младенцами с дедовской солидностью; вот как он позднее начал их рисовать
, когда, уже совсем иной, возвращался мыслью к достойным любопытства их ра
нним личностям в первую пору этого слишком поспешного брака. В общеприня
том смысле они были ничем; они мучительно влачили скучнейшее из существо
ваний. Как часто Барбара, расстроенная невозможностью купить за один раз
две банки фасоли или два куска мыла, садилась в их старое красное плюшево
е кресло и плакала из-за денег. Как они ни соблюдали вид добродетельной бе
дности, она невольно разделяла любовь своей матери к обладанию «вещами»
: хороший гарнитур из трех предметов для гостиной, кухонный буфет с ломящ
имися от изобилия полками, белая скатерть на обеденном столе по празднич
ным дням. Что до Говарда, хотя он и говорил о зрелом поведении, но в основно
м применял это понятие к очень серьезным беседам и к книжным аргументам;
он не стряпал, ничего не делал по дому, был слишком застенчив, чтобы ходить
за покупками, и не замечал ни единой из тревог Барбары.
То есть Кэрки тогда, собственно, не были Кэрками; они были очень замкнутым
и людьми почти без друзей, наивными и молчаливыми друг с другом. Они не обс
уждали никаких проблем Ц главным образом потому, что не относили себя к
людям, имеющим проблемы; проблемы были уделом менее зрелых людей. Большу
ю часть своего времени Барбара одиноко проводила в квартире; наводила по
рядок и убиралась сверх всякой меры и немножко читала без всякой системы
. Их сексуальные отношения, казалось, связывали их в оптимальнейшей инти
мности, объясняли, почему они состоят в браке друг с другом, доказывали не
обходимость того, что называют браком; на самом же деле отношения эти, как
они начали думать позднее, были жалкими, безынициативными Ц номинально
е наслаждение, избавление от эрекции, осложненное их общим страхом, как б
ы Барбара не забеременела, поскольку во избежание зачатия они пользовал
ись только изделиями фирмы «Дьюрекс», которые Говард робко приобретал в
местной аптеке; впрочем, было и кое-что еще: раздражение, которое они вызы
вали друг у друга, но в котором ни он, ни она себе не признавались и о которо
м никогда вслух не говорили. «Мы тогда, Ц объяснял Говард впоследствии, к
огда они увидели себя, по выражению Говарда «правильно», когда эта фаза з
авершилась и они начали обсуждать все подобное между собой и со своими д
рузьями и все более ширящимся кругом знакомых, Ц захлопывали друг друг
а в капкан фиксированных личностных ролей. Мы не могли допустить личных
исканий, личного развития. Это означало бы катастрофу. Мы не могли дать хо
д ни единой из новых возможностей, верно, детка? Вот так люди и убивают дру
г друга в замедленном темпе. Мы не были взрослыми». Взрослое бытие наступ
ило много позднее; исходное положение тянулось три года, пока Говард кро
потливо и исчерпывающе работал над всеми мелочами своей диссертации, а Б
арбара смотрела на себя в зеркала малогабаритных квартирок. Но затем они
нашли себя на середине третьего десятка своей жизни, когда диссертация
была завершена, а грант исчерпался и возникла необходимость подумать о с
ледующем ходе. И примерно тогда же с ними кое-что произошло.
Что произошло? Ну, слюна у них начала выделяться быстрее, все начало обрет
ать новый вкус. Стены ограничений, внутри которых они обитали, внезапно п
ошли трещинами; в них обоих запульсировали новые желания и ожидания. Их р
обость, их рассерженность, их раздражение начали мало-помалу исчезать, к
ак и их старая одежда Ц потертые лоснящиеся костюмы Говарда, тусклые юб
ки и блузки Барбары, Ц которую они сбросили. В их взаимоотношениях и в их
отношениях с другими людьми появились свежесть, новый стиль. Они начали
больше смеяться и больше контактировать с другими людьми. Они исповедыв
ались друг другу в припадках крайней откровенности и предпринимали сме
лые розыски в сексуальной сфере. Лежа в кровати, они без конца говорили о с
ебе самих до трех-четырех утра; в ванной, на лестничной площадке, в кухне о
ни начали щипать, зондировать и будить друг друга всевозможными вариант
ами новых страстей и сексуальных намерений. И что же все вышеперечисленн
ое сделало с Кэрками? Ну, чтобы понять это, как Говард, неизменный любитель
объяснять, неизменно объяснял, вам следовало знать чуточку Маркса, чуто
чку Фрейда и чуточку социальной истории; естественно, имея дело с Говард
ом, вам следует знать все это, чтобы объяснить что-либо. Вам следует знать
время, место, среду, субструктуру и суперструктуру, состояние и детермин
ированность сознания, учитывая способность человеческого сознания рас
ширяться и взрываться. А если вы понимаете все это, то поймете также, почем
у прежние Кэрки испарились, а новые Кэрки стали быть.
Ведь не надо забывать, речь идет о двоих, которые выросли, хотя и в двух раз
ных северных городах Ц один в Йоркшире, другой в Ланкшире, Ц но в обстан
овке одинаковых классовых и моральных понятий. В обстановке рудиментар
ного христианства и унаследованной социальной почтительности; а это, го
ворит Говард, идеология общества, четко разграниченной классовой прина
длежности и принятия своей принадлежности к тому или иному классу. Они, и
он и она, происходили из прочных более или менее пуританских семей, социа
льно пребывающих в непостижимой приграничной зоне между анархизмом ра
бочего класса и конформизмом буржуазии. Эти семьи характеризовали мето
дизм, моральные стандарты и малые социальные ожидания; результатом явил
ся этнос, которому мораль заменяла политику, принося с собой атмосферу с
амоотречения и сознательно принятых запретов. Оба они, Говард и Барбара,
расширили свой кругозор благодаря школьному и университетскому образо
ванию, но к этому образованию они сохраняли то же отношение, какое было пр
исуще их родителям: как к средству, достойному, добродетельному, средств
у продвинуться в жизни, достигнуть успеха, стать еще более респектабельн
ыми. Короче говоря, они изменили свое положение, не изменив системы морал
ьных ценностей; и они сохранили во всех мелочах кодекс моральных запрето
в, порядочности и законопослушности. Их учили быть взыскательными, но вз
ыскательными они были только друг к другу, а не к среде или к обществу; и в с
воих внутренних оценках они все еще сохраняли надежные, но ограничивающ
ие личность, нравственные нормы их семей. Они никогда не просили и никогд
а не получали. Таким образом, говорит Говард, природа их психологической
ситуации и проистекающая из нее природа их брака более чем очевидны и не
избежны. Они поженились, как совершенно очевидно при просвещенном взгля
де на прошлое с современной взрослой точки зрения, чтобы воссоздать имен
но ту семейную ситуацию, в которой выросли они сами. Но проделали они это в
совершенно иных исторических условиях, чем те, которые определил выбор,
сделанный их родителями. Если бы они посмотрели вокруг, то увидели бы, что
энергия социальной свободы изменила мир; им следовало всего лишь начать
претендовать на более полное историческое гражданство. Доступ вовсе не
был прегражден так категорично, как они считали, Ц во всяком случае для л
юдей им подобных, избранных для элитарных привилегий, имеющих возможнос
ть открывать другим людям доступ к этим привилегиям, превратить их во вс
еобщие. А в результате они предавали себя и всех других тоже. «Мы были всел
енской катастрофой», Ц говорит Говард теперь.
Вот так брак Кэрков превратился в тюрьму, в помеху росту, а не в содействие
ему. Барбара, с чьим образованием было покончено, тут же перекрыла все сво
и возможности и регрессировала в стандартную женщину, дорейховскую жен
щину, настроенную только на ведение домашнего хозяйства. Результатом яв
ился характерный синдром относительной фригидности, подавляемой истер
ии, стыда, внушаемого собственным телом с последующим физическим и социа
льным отвращением к себе. Что до Говарда, его задачей было прогрессирова
ть и усердно работать, чтобы угождать другим и не допускать ничего радик
ального, негативного или личного. Он придерживался этой системы истовог
о трудолюбия, чтобы угождать тем, кто социально стоял выше него, но кроме т
ого, даже и собственной жене. «Я приходил домой, Ц говорит он теперь, Ц и
показывал ей черновики моей диссертации, на которых мой руководитель ст
авил пометки: «Гораздо, гораздо лучше», и ждал, чтобы она… сделала бы Ц чт
о? Купила мне велосипед за хорошую успеваемость?» Но так вряд ли могло про
должаться долго, и наступил конец. Ведь Кэрки вращались в мире, в котором и
х пресный конформизм все больше выглядел нелепым, где успешное самопода
вление выглядело тем, чем было на самом деле, Ц безвольной уступчивость
ю общепринятому, духовным самоубийством. Исторические условия менялис
ь; весь мир находился в процессе преобразования, революции нарастающих о
жиданий, больше утверждаясь, требуя больше, раскрепощали себя. «Наша пер
емена просто должна была произойти, Ц говорит Говард. Ц Путы ослабевал
и во всех сферах Ц классы, секс, рабочая этика и так далее и тому подобное.
И человек взрывается. Наконец, он должен осознать собственную перемену»
. «И женщина», Ц говорит Барбара. И в самом деле, как высокопорядочно скаж
ет вам Говард, Барбара первой разбила скорлупу в то решающее лето, решающ
ее для них лето 1963 года. Это был год социальных сдвигов; Говард, когда остал
ьные разойдутся, а вы задержитесь, может подробно перечислить явные симп
томы в столь различных сферах, как популярная музыка, политические сканд
алы, политика стран третьего мира, споры из-за заработной платы в промышл
енном секторе Ц все это, взятое вместе, и делало этот год таким. В капкане
квартиры несчастная, сбирая с толку, постоянно чем-нибудь перекусывая, а
потому толстея, Барбара первой заметила изначальное противоречие. «Она
прозондировала себя», Ц говорит Говард. «Не совсем так, Ц говорит Барба
ра откровенно, Ц прозондировали меня». Ц «Совершенно верно, Ц говорит
Говард, Ц на чисто внешнем уровне тебя трахнули».
Собственно говоря, на чисто внешнем уровне произошло вот что: как-то днем
друг, которым обзавелись Кэрки, студент-психолог по имени Хамид, египтян
ин с большими темными глазами и маниакальным преклонением перед Юн-гом
и Лоренсом Даррелом, зашел к ним уговорить их пойти вечером на джаз-конце
рт. День уже склонялся к вечеру, но Говард, который забывал Ц и вовсе не сл
учайно, говорит нынешний Говард Ц о времени, все еще трудился в универси
тетской библиотеке: усердно читал диссертации других людей и делал из ни
х выписки для написания собственной. Хамид принес с собой на квартиру ко
е-какие фотографии Абу-Симбела и коробку рахат-лукума, но, так или эдак, Ба
рбара легла с ним в кровать, высокую кровать с изголовьем и изножьем в ком
нате, выходящей на гниющий садик. Она попискивала от определенного удово
льствия, хотя все свелось к торопливому перепиху под одеялом Ц отнюдь н
е исключительные минуты для обеих сторон. Но у Барбары они оставили осад
ок тяжкой вины; очень типично, говорит Говард теперь, что ее реакцией было
подавить его, не признать, в надежде зачеркнуть весь эпизод. Однако на Хам
ида воздействовали его собственные неясные нравственные императивы; о
н настоял на том, чтобы остаться поужинать, и его цель, как выяснилось, зак
лючалась в том, чтобы рассказать Говарду все подробности про минуты на в
ысокой кровати раньше днем, когда, как он объяснил, они с Барбарой немножк
о занялись любовью. «Думаю, Ц говорит Говард теперь, Ц его целью, вполне
естественной в контексте его культуры, было укрепить близость между суб
ъектами мужского пола. Нам следует учитывать его взгляд на женщин, детер
минированный его культурой». Ц «Господи, Ц говорит Барбара, Ц я прост
о ему нравилась». Ц «Одно другое не исключает», Ц говорит Говард. И Хами
д с его темными глазами, закончив исповедь, ожидал с осознанием исполнен
ного долга ответа Говарда, а Говард сидел, перемалывая челюстями ужин, в с
остоянии глубочайшего шока. «Первой моей мыслью была физическая распра
ва, Ц говорит он, Ц разумеется, не с Хамидом, а с Барбарой. Я чувствовал, чт
о был взят сам. Этика абсолютного обладания женщиной, на которой вы женат
ы, заложена очень глубоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36