Ц Без сомнения, Ц ответила, все ещё раздумывая, королева. Ц Она белокур
ая?
Ц Нет, у неё чёрные волосы, Ц ответил Жильберт.
Ц Я хочу сказать, красива ли она? Ц возразила королева.
Ц Для меня, да, Ц сказал Жильберт. Ц Она самая красивая женщина в свете.
Но иначе и быть не может. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил мне
о ней. Она не так прекрасна, как ваше величество… её красота не лучезарна,
не великолепна и не совершенна… Но на мои глаза она очаровательна…
Ц Я очень хотела бы её видеть, Ц прибавила королева.
Последовало молчание, и они снова начали ходить по-прежнему рядом, но рук
а Элеоноры уже не была в руке Жильберта. Она угадала, что глаза её спутника
сосредоточились на далёком лице, что его рука жаждала пожатия не её руки,
и лёгкая дрожь почти болезненного разочарования охватила все её сущест
во; королева не привыкла встречать сопротивление, как в мелких, так и в кру
пных вопросах.
Красивый англичанин страшно притягивал её не одними только своими внеш
ними качествами; какая-то тайна витала над ним, и со дня его приезда в Пари
ж она испытывала необъяснимое, обаятельное любопытство, которое обещал
а себе рано или поздно удовлетворить. Теперь, узнав его жизнь, она ещё боле
е полюбила Жильберта и почувствовала непреодолимое желание видеть мол
одую девушку, занявшую первое место в его существовании. Она старалась в
ызвать в своём воображении смуглое молодое лицо, о котором он говорил, но
её мозг порождал лишь зловещее видение. Когда Жильберт вновь заговорил,
она настолько была взволнована, что заметно вздрогнула.
Ц Ваше величество, вы ничего мне не прикажете? Ц спросил он. Ц Разве нич
ем не могу доказать мою благодарность?
Ц Ничего, я ничего от вас не потребую, Ц ответила она. Ц Будьте лишь ист
инным моим другом… другом, которому я могла бы довериться, с которым я мог
ла бы говорить совсем искренно, как с собственной душой, и которому я могл
а бы сказать, как сердечно я ненавижу свой образ жизни.
Она произнесла последние слова порывисто, с увлечением и диким недоволь
ством, такими же искренними, как её доводы.
Ц Каким образом ваша жизнь может быть вам ненавистна? Ц спросил Жильбе
рт, глубоко удивлённый и далеко не узнавший её так же хорошо, как знала кор
олева его.
Ц Как же жизни не быть для меня ненавистной, Ц сказала она, Ц когда все
природные желания, заслуживающие труда существовать, заглушены, прежде
чем пробудятся? О! Как часто желаю я быть мужчиной!
Ц Мужчины об этом пожалели бы, Ц возразил улыбаясь Жильберт.
Внезапно во время их разговора в воздухе раздался хор, певший латинскую
молитву. Инстинктивно королева увлекла Жильберта под сень одного из уст
оев.
Он повиновался этому движению, с трудом понимая, что делает. Пение разлил
ось в воздухе, и минуту спустя показалась процессия, свернувшая к двери ц
еркви. Все шли попарно, предводительствуемые лицом, нёсшим крест; первым
и шли дети-певчие, одетые в белые и красные одежды, потом монахи-бенедикт
инцы в чёрных одеждах, за ними следовали соборные патеры в фиолетовых су
конных рясах и в стихарях из тонкого белого полотна. Все пели громко, с усе
рдием, вкладывая в каждую ноту святого гимна жизнь и душу. Затем королева
и Жильберт увидели из своего убежища приближавшийся балдахин из золото
й парчи, который несли юноши в белых одеждах на шести золотых палках. Под б
алдахином шёл почтённый епископ, наполовину скрытый просторной вышито
й мантией, из-под неё виднелась дароносица, которую он нёс с благоговение
м. Его выцветшие глаза были набожно устремлены на Святые Дары, в то время к
ак губы шептали глухую молитву.
Когда балдахин поравнялся с местом, где стояла королева, процессия приос
тановилась.
Элеонора в своём убежище опустилась на колени, с глазами, устремлёнными
на Святые Дары. Жильберт также встал на колено возле неё, преклоняя почти
тельно голову.
Королева смотрела перед собой скорее с любопытством, чем с религиозным ч
увством. В её ушах раздался голос Жильберта, певшего тихим голосом вмест
е с монахами псалмы, которые они исполняли так часто в Ширингском аббатс
тве. Она с удивлением повернула голову и с минуту старалась наблюдать, чт
обы разглядеть серьёзное лицо юноши. Очевидно последствия осмотра ей не
понравились, так как её брови слегка нахмурились, глаза опустились, а бле
ск их потемнел. В этот момент балдахин заколебался, старый епископ сдела
л движение плечами под тяжестью мантии, и процессия опять двинулась.
За епископом показался король. Он шёл, как монах скрестив руки на груди, оп
устив глаза и делая движение губами. Длинное вышитое одеяние почти закры
вало его ноги, а пунцовая мантия, подбитая голубой материей и окаймлённа
я горностаем, ниспадала прямо с его плеч и задевала за траву. Он шёл с обна
жённой головой, и при виде этого смирения губы Элеоноры выразили презрен
ие.
В то время, как королева рассматривала холодные и бледные черты лица сво
его мужа, она снова услышала голос Жильберта, раздавшийся совсем близко
от неё. Он пел гармоничным, музыкальным голосом латинские слова, и она поч
ти с гневом обернулась, чтобы рассмотреть молодое, смелое лицо, только чт
о опечаленное, но теперь смягчённое глубокой верой.
Ц Верно я рождена любить монахов, Ц сказала она почти вслух, со вздохом.

Во вдруг королева вздрогнула и тихо вскрикнула. В нескольких шагах от св
оего мужа она заметила, при повороте процессии, прямую и худощавую фигур
у, одетую в белую монашескую рясу, но менее ослепительную, чем чудное лицо
, поднятое к небу. При восклицании Элеоноры Жильберт тоже взглянул, и его г
лаза устремились на обаятельные черты величайшего человека того време
ни. В то же время его голос забыл святое пение, а губы остались полуоткрыты
ми от удивления. По яркой зеленой траве, выделяясь на каменной стене благ
одаря осеннему солнцу, приближался, как небесное видение, Бернард Клерво
сский. Его голова была закинута назад, а тонкая серебристая борода едва о
ставляла тень на умных чертах его лица, почти небесной красоты. Голубые г
лаза, устремлённые к небу, и полные небесного света, прозрачный лоб и поху
девшие, бледные щеки Ц все это, казалось, принадлежало сверхъестественн
ому существу.
Но трудно было сказать, что в материальной форме этого удивительного чел
овека выделяло его среди других людей. Ни сходство с челом Христа, ни благ
ородные черты, унаследованные от целого ряда героев, ни видь аскета, ни вы
ражение физических страданий, ни горе, так тонко очерченное на его лице,
Ц не это делало его особенным. Было нечто большее, чем все это, чего нельз
я ни определить, ни объяснить, и чему человеческий язык не мог дать имени.
Это был ореол святости, слава гения и венец героизма. Глаза наполнялись э
тим чудным видением, и можно было сказать себе: «Пусть он не говорил бы! Су
ровый тон, грубое слово уничтожили бы очарование, как резкий звук внезап
но кладёт конец сладкому сновидению». Это был человек, который одним жес
том вёл, как детей, тысячи людей, и его губы произносили слова, как никто не
произносил их до него Ц слова света и правды. Это был человек, который бер
ясь за перо, чтобы написать владыкам мира, обращался к ним без боязни, как
будто Бог диктовал ему слова. Но он умел также писать послания, полные сам
ой нежной любви, и давать самые тёплые советы.
Глаза Жильберта следили за спокойным и белым силуэтом монаха, пока проце
ссия не исчезла за крылом замка, но он все ещё оставался, преклонив колено
, с устремлёнными глазами. Королева встала, но ожидала его. Презрение исче
зло с её губ; его заменило нежнее сострадание.
Ц Кто этот монах? Ц спросил он поспешно.
Ц Бернард, аббат из Клэрво, Ц ответила королева, поворачивая голову. Ц
Я почти обожала его некогда, будучи ребёнком… Небо желает, чтобы я теряла
своё сердце ради монахов.
И она засмеялась, как смеялась у окна.
Ц Ради монахов?
Жильберт повторил её выражение с любопытством.
Ц Разве ваш ум один из тех, которым надо пояснять? Ц спросила Элеонора, в
се ещё улыбаясь и внимательно рассматривая его. Ц Я думаю, что и вы напол
овину монах, я слышала, как вы пели псалмы с таким благоговением, как монах
и.
Ц Если бы я был даже не наполовину, а совсем монах, Ц ответил он, Ц я сове
ршенно не понял бы слов вашего величества.
Жильберт также улыбнулся, будучи совсем далёк от разгадки её мысли.
Ц Это именно я и думала с тех пор, как вас знаю, Ц возразила королева. Её г
лаза потемнели.
Ц Понимаете ли вы это? Ц спросила она.
И она положила свои руки ему на плечи.
Ц Что? Ц спросил он удивлённо.
Ц Вот что, Ц ответила она очень нежно, приближаясь все более к нему.
Тогда он понял все и попробовал быть твёрдым, но она соединила свои руки в
округ его шеи, и их лица почти прикоснулись.
Тогда видение его виновной матери предстало ему в глазах Элеоноры в то в
ремя, как она приблизила к нему свои глаза.
Королева обняла его и три раза страстно поцеловала.

VIII

Жильберт приехал в Париж в свите Готфрида Плантагенета в сентябре месяц
е. Когда же он заметил впервые стены и башни Рима, то звонили рождественск
ие колокола. Он остановил свою лошадь на вершине низкого холма, позади ко
торого обширная, унылая, побуревшая пустыня Кампании тянулась нескольк
о вёрст на север к непроходимым лесам Витербы. Наконец его глазам предст
авился Рим. Перед ним поднимались громадные крепости Аврелианы, наполов
ину разрушенные годами, сарацинами и греками. Могила Адриана стояла пере
д ним обширная, недоступная и дикая. Здесь и там над сломанными зубцами го
родского вала поднимались тёмные и тонкие квадратные или круглые башни,
указывавшие места, где дерзкие разбойники укреплялись в городе. Но с тог
о места, где остановился Жильберт, Рим походил на громадную черноватую р
азвалину. Уцелевшие здания были такие же чёрные, как и все остальное под б
лестящей глубиной небесного синего свода, без малейшего клочка облака, в
неподдающейся сравнению прозрачности зимнего утра.
Глубокое разочарование охватило его при виде развалин. Не имея личных по
знаний и едва получив неполные справки от людей, ездивших прежде него в Р
им, он нарисовал в своём воображении город неописанной красоты. Ему пред
ставлялось, что там возвышались прелестные церкви на залитых солнцем ул
ицах и прекрасные площади, усеянные величественными аллеями и усаженны
е деревьями. В его мыслях там проходили люди с лицами, похожими на лицо вел
икого Бернарда, чудно невинные, сиявшие надеждой божественной жизни. В е
го воображении там собирались со всего света истинные рыцари, очищенные
от грехов своими бдениями в святых местах Востока, с целью возобновить с
вои обеты целомудрия, благотворительности и веры. В мечтаниях его сердца
там жил отец епископов, викарий Христа, преемник Петра, почтённый и непог
решимый глава святой католической, апостольской римской церкви. Из Рима
Жильберт сделал в своём сердце символ всего правого, справедливого и сов
ершённого в небе, чистого и прекрасного на земле. Это был город Бога, душа
которого была его строителем. Жильберту предстояло обитать в этом город
е в покое и мире, превосходящим все понятия.
Он оставил позади себя в Париже видение, которое могло его ослепить… бла
госклонность, выпадающая на долю немногих, надежды, доступные немногим и
збранным, а осуществление которых достижимо ещё меньшему числу людей,
Ц любовь, о какой немногие могут даже мечтать, любовь красавицы королев
ы.
Когда он покинул замок на острове, постарев на несколько месяцев и обога
щённый подарками герцога Готфрида и юного Генриха, которые он не стеснял
ся принять, ему казалось, что он поумнел от жизненного опыта более, чем на
половину своего существования.
Жильберт верил в свои собственные силы, благоразумие и стойкость. Он воо
бражал, что боролся против великого искушения, тогда как в действительно
сти он заледенел от ужаса при воспоминании о другом проступке. Он вообра
жал, что лёгкое сожаление, хотя и живое, встревожившее его сердце, и желани
е сладкого греха, чуть было не совершённого, были преступными остатками
не совсем ещё затухшей страсти. На самом же деле это было лишь стремление
природного тщеславия, хотя слишком слабого, чтобы устоять перед его смут
ным отвращением. Ему казалось, что он принёс в жертву своё светское будущ
ее ради любви к своему рыцарскому идеалу; на самом же деле это отречение б
ыло для него легко, так как он не был честолюбив и покорялся скорее сердеч
ным желаниям, чем сопротивлялся увлечению.
Теперь Жильберт рассматривал город, на который возложил все свои надежд
ы, но он обратился в пыльные развалины. Молодой человек стоял на земле, ува
жать которую учила его история, и освящённую христианской кровью, но эта
земля обратилась в громадную пустыню, средоточием которой был он сам. Се
рдце Жильберта вдруг замерло: его пальцы судорожно прижались к тому мест
у, где находилось сердце. Долго он оставался в этом положении, молча, непод
вижно склонившись в своём седле, как бы изнемогая от усталости, хотя он ех
ал верхом только три часа до восхода солнца.
Ц Сударь, Ц прервал его размышление слуга Дунстан, Ц вот гостиница, мы
можем в ней достать воды для наших лошадей.
Жильберт равнодушно поднял голову и, не видя близко никаких зданий, брос
ил вопросительный взгляд на слугу.
Хитрая улыбка оживила худое и смуглое лицо Дунстана, и он указал Жильбер
ту на то, что первый принял за три стога сена.
И правда, это было не что иное, как соломенные шалаши конической формы, рас
положенные в нескольких шагах от дороги и в тридцати футах от подножия г
оры. Вход в них был низкий и тёмный. Из одного шалаша медленно поднимался в
спокойном, холодном воздухе целый столб голубоватого дыма. Красовавшая
ся над ним засохшая виноградная лоза извещала, что здесь можно достать в
ино. По другую сторону самого отдалённого шалаша находился ров, полный в
оды, а на некотором расстоянии от этого рва был воздвигнут навес из пруть
ев для лошадей путешественников, как убежище от зимнего дождя или летнег
о солнца.
Пока Жильберт равнодушно рассматривал эти подробности, перед ним появи
лся человек, согнувшийся почти в три погибели, когда проходил через низк
ое отверстие двери шалаша. На нем были длинные штаны из козьей кожи и одеж
да до колен из грубой коричневой материи, похожая на монастырскую рясу и
стянутая на талии витой верёвкой. Чёрные взъерошенные волосы покрывали
его квадратную голову, а чёрная жидкая борода обрамляла жёлтое лицо, на в
згляд лихорадочное, чем отличаются жители Кампании.
Хотя это была первая остановка и первая гостиница в таком роде, встретив
шаяся Жильберту в долине Рима, но он не так-то легко удивился и даже не улы
бнулся, когда остановился и сошёл с седла.
Кроме слуг, с ним был ещё погонщик мулов, служивший ему проводником и пере
водчиком, без которого было бы трудно иностранцу путешествовать в Итали
и. Крестьянин поклонился до земли и проводил Жильберта до входа в шалаш, г
де обыкновенно он подавал есть и пить своим гостям. В темноте шалаша Жиль
берт увидел грубо вытесанный стол и две скамьи, поставленные прямо на зе
млю, хорошо утоптанную и выметенную. Но англичанин сделал знак, что хочет
остаться на воздухе, и скудная обстановка была вынесена для него из шала
ша. Второй шалаш служил убежищем для путешественников, застигнутых на пу
ти в город ночным временем.
Ц Монах спит, Ц сказал хозяин, приложив палец к губам, когда слуги Жильб
ерта очень громко заговорили у двери третьего шалаша.
Жильберт понял эти слова без помощи переводчика, так как в эту эпоху все х
орошо воспитанные лица понимали провансальский язык, имевший общее с не
которыми итальянскими наречиями.
Ц Монах? Ц повторил Жильберт равнодушно.
Ц Он так называет себя, и на нем серая ряса, Ц ответил хозяин, Ц но мы дов
ольны, что он пришёл, так как с ним пришло счастье, и вы служите доказатель
ством, что я говорю правду: он пришёл ночью, и ваша милость были первым пос
етителем сегодня утром.
Ц Так вы знаете его хорошо? Ц спросил Жильберт.
Ц Все знают его, Ц ответил хозяин.
Он удалился, и Жильберт увидел, как он приподнял решётку из прутьев и исче
з в подземелье. Его погреб был глубок и прохладен, это была одна из множест
ва пещер, которые соединяются с катакомбами и бороздят Кампанию от Рима
до холмов.
Жильберт сел на самую маленькую скамью, у стола трое слуг заняли другие с
камьи и сняли свои шляпы из почтения к своему господину. Лошади были прив
язаны под навесом, с целью дать им достаточно отдохнуть, прежде чем напои
ть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34