Южная сторона шалаша была солнечная и жаркая, и воздух был насыщен зап
ахом сухой травы, чистой соломы и гари.
Едва Жильберт успел задуматься, скрестив руки на рукоятке своей длинной
шпаги и рассматривая волнистую пустыню, как в тот же момент из третьего ш
алаша вышел мужчина. Встав против солнца, он протёр себе глаза, прежде чем
взглянуть в сторону сидевших у стола. Увидев путешественников, он колеба
лся с минуту, затем приблизился к Жильберту с видимым желанием заговорит
ь.
Выше среднего роста, он казался несоразмерно высоким благодаря своей ху
добе и тяжёлым складкам его шерстяной одежды, которая, казалось, прикрыв
ала призрак.
Длинные костлявые руки, состоявшие, по-видимому, из нервов и кожи, но не ли
шённые изящества, были прикреплены к загорелым кистям с гибкими сустава
ми, которые обнажались из-под слишком коротких рукавов.
Грубо угловатая голова была покрыта густой массой чёрных волос, развева
вшихся на плечах. Смуглые изборождённые щеки, блестящие впалые глаза, дл
инные линии рта аскета, солидная челюсть, едва прикрытая жидкой чёрной б
ородой, Ц все напоминало фанатика. Перед Жильбертом было лицо и силуэт, к
оторый мог бы принадлежать «египетскому отшельнику, аскету сирийских п
устынь, Иоанну Крестителю или Антонию Фиванскому». На этом человеке был
надет широкий кожаный пояс, а почерневшие чётки из крупных, как орехи, зёр
ен висели у него сбоку и оканчивались железным крестом грубой работы.
Жильберт приподнялся на своей скамье, отодвинулся и пригласил незнаком
ца сесть возле него. Монах склонил слегка голову, но ни одна черта его лица
не изменилась, когда он молча садился на предложенное место. Он скрестил
свои большие руки на грубо вытесанном столе и устремил глаза на юг, к разр
ушенному городу.
Ц Вы иностранец? Ц спросил он странно-гармоничным голосом Жильберта п
о-провансальски после длинной паузы и не поворачивая к нему глаз.
Ц Я ещё никогда не видел Рима, Ц ответил Жильберт.
Ц Рима! Ц странствующий монах произнёс это слово с состраданием. Ц Вы
никогда не видели Рима? Так вот, что от него осталось… Голый остов самого в
еликолепного, прекрасного и могущественнейшего города в свете, умерщвл
ённого насильно, приговорённого к смерти папами и императорами, префект
ами и баронами, оторванного от жизни злотворной язвой империи и брошенно
го там, как околевшая кампанская собака на добычу зверей и ужас живого че
ловека.
Исхудалый незнакомец положил локти на стол и гневно стал кусать ногти, у
стремив свои горящие глаза на отдалённые башни Рима. Тогда Жильберт поня
л, что это не был обыкновенный странствующий монах, выпрашивающий себе з
автрак ради своей рясы, но человек мыслящий, для которого думать означал
о страдать.
Ц Это правда, Рим не так прекрасен, как я предполагал, Ц сказал Жильберт.
Ц Вы разочарованы в ваших надеждах, прежде чем переступили его ворота,
Ц сказал монах. Ц Разве вы первый? Разве вы последний? Разве Рим кончил о
бманывать и нашёл передел разочарованию? Рим лишил весь свет богатства,
пожрал его и оголил его до костей. Рим похитил у людей их тела и жизни и раз
орвал их по частям, как сокол разрывает фазана, рассеивая по ветру блестя
щие перья. Рим похитил у людей души, чтобы питать ими ад, пока он не насытит
ся. Теперь его хищные руки иссохли до кистей, его ненасытные губы растрес
кались над его обнажёнными зубами, и владычица всего света сделалась игр
ушкой евреев и ростовщиков.
Ц С какой горечью говорите вы! Ц заметил Жильберт, смотря с любопытство
м на нового знакомого.
Монах вздохнул, и его глаза странно смягчились, когда он повернул голову
к молодому человеку. Он говорил возвышенным тоном, становившимся пронзи
тельным, как крик физического страдания. Но когда он снова заговорил, его
голос сделался тише и нежнее.
Ц Да, я говоря с горечью ради него, но не ради меня. Если бы я отдал за него с
вою жизнь, он не дал бы мне своей. Принеси я к его ногам все, что имею, он ниче
го не положил бы мне в руку, он ничего не дал бы мне, кроме могилы и горсти зе
мли для моих костей, если только какой-нибудь император или папа не остав
ил бы их на виселице. Но я просил его для него же самого, ради его собственн
ой выгоды, действовать благородно и освободить свою шею из-под ярма и сбр
осить тяжесть, под которой он сгибался и изнемогал. Я просил его встать на
ноги, отказаться от даров, данных рукой, нанёсшей ему рану, и не слушать го
лоса жестокости и проклятия. Я просил у Рима отослать чужеземного импера
тора и сбросить папу с королевского престола, сорвав с него его королевс
кую маску. Я просил, чтобы Рим напал на благородных грабителей, которых он
называл баронами; чтобы его разврат и его тайная слабость, как храбрый че
ловек, встали лицом к лицу с его грехами, исповедали их и твёрдо решились н
е оскорблять более Бога. Все это я просил у Рима, и меня отчасти послушалис
ь, но я заплатил за мою смелость изгнанием из многих государств и отлучен
ием от церкви.
Когда он произносил последние слова, из его губах сложилась улыбка напол
овину нежная, наполовину сострадательная.
В то время такие слова не были пустыми, и невольно Жильберт несколько ото
двинулся от своего собеседника.
Ц Я вижу, что вы набожный человек, Ц сказал спокойно монах. Ц Чтобы моё
присутствие вас не стесняло во время вашего завтрака, я буду продолжать
мой путь.
И он встал. Но рука Жильберта протянулась, и его пальцы захватили под серы
м рукавом руку скелета.
Ц Останьтесь, мой брат, Ц сказал он, Ц и разделите завтрак с нами. Я не та
кой, как вы думаете.
Ц Я внушаю вам ужас? Ц сказал незнакомец, снова садясь.
Ц Но я не имел никакого неучтивого намерения, Ц ответил Жильберт. Ц Са
дитесь, сударь! Вы говорите, что вы изгнанник; но я тоже не более, как отверж
енный, лишённый имущества.
Ц И вы приехали сюда искать справедливости у папы? Ц спросил монах през
рительным тоном. Ц В Риме нет папы. Последний убит в прошедшем году в Кап
итолии, а тот, что теперь называется папой, такой же странствующий, как вы
и я. У нас в Риме республика, сенат и нечто, похожее на правосудие, существу
ющее лишь для римлян, не требующих более господства над всем человечеств
ом. То, что называется здесь свободной жизнью, Ц в сущности не жизнь и не с
вобода.
Ц Я увижу, на что похожа ваша свобода, Ц сказал задумчиво Жильберт. Ц Чт
о касается меня, я не привык к подобным мыслям, и хотя я читал историю Рима,
но никогда не мог понять римской республики. Согласно закону природы у н
ас господствуют сильнейшие. Зачем же сильным делиться со слабыми тем, чт
о они могут оставить себе? Или зачем, согласно вашему идеалу, сильная наци
я будет разделять свою силу и богатство со своим слабым соседом? Не довол
ьно ли того, что сильный не губит слабого без всякой причины и не действуе
т относительно него нечестно? Норманны не видят зла и несправедливости,
сохраняя своё добро и беря то, что могут взять; таким образом мы никогда не
поймём вашей республики.
Ц Вы норманн, сударь? Ц спросил монах. Ц Не родственник ли вы Гюискара,
или тех, кто недавно сжёг Рим? Тогда меня не удивляет, что цивилизация респ
ублики вам кажется странной.
Жильберт, слушая его, неожиданно перевёл глаза с лица монаха на пыльную д
орогу, которая вела в Рим, так как его тонкий слух уловил звук лошадиных по
дков, Когда монах перестал говорить, на повороте дороги показалась кавал
ькада из семи всадников. Это были люди, грубые с виду, одетые в длинные кор
ичневые плащи, сбившиеся на подоле. На головах у них надеты шлемы, придерж
ивавшиеся под подбородком широкими ремнями. Лица их были загорелые, а чё
рные бороды нечёсаные; они ехали на маленьких косматых лошадях, таких же
неопрятных, как они сами.
Увидев их, Жильберт тотчас же встал. Он знал, что это не путешественники и
не могут быть ничем иным как разбойниками. Его слуги встали одновременно
с ним. В то же время проводник мулов быстро и бесшумно исчез позади шалаша
, как мышь от кошки. Жильберт направился к своим лошадям, сопровождаемый Д
унстаном и конюхом, но прежде чем они дошли до них, двое из всадников перес
кочили ров, отделявший дорогу, и преградили им дорогу. В это время другие р
азбойники направились к навесу, намереваясь увести лошадей. Мигом Жильб
ерт вытащил свою шпагу; возле него стояли его слуги с оружием в руках. Тогд
а роковые всадники тоже вытащили своё оружие, и в прозрачном воздухе про
неслась как бы стальная молния. Длинное лезвие шпаги Жильберта просвист
ело, описывая полукруг над его головой: его удар должен был выбить шпагу и
з рук всадника и убить его.
Но монах встал между Жильбертом и его противником и схватил своими нервн
ыми пальцами руку молодого человека, другая протянутая рука остановила
остальных разбойников. Широкий рукав его рясы приподнялся до локтя и обн
ажил загорелую исхудалую руку, на которой вздутые вены, казалось, обвива
лись, как виноградная лоза без листьев вокруг сухого дерева. Его губы поб
елели, в глазах засверкало пламя, а его голос внезапно сделался суровым и
повелительным.
Ц Назад! Ц воскликнул он почти с яростью.
К великому удивлению Жильберта это слово моментально произвело обаяте
льное впечатление на разбойников.
Всадники опустили своё оружие, переглянулись и положили его в ножны, дру
гие, отвязывавшие лошадей и мулов Жильберта, внезапно остановились по пр
иказанию монаха.
Всадник, стоявший около Жильберта с фазаньим хвостом на шлеме и менее от
вратительный, чем другие, упал на колени и, наклонившись очень низко под с
воим коричневым плащом в лохмотьях, взял правой рукой край рясы монаха и
с жаром поцеловал его. Жильберт стоял возле них, опершись на свою обнажён
ную шпагу, все более и более удивляясь происходившему.
Ц Просим вашего прощения, брат Арнольд, Ц воскликнул глава разбойнико
в, продолжая стоять на коленях. Ц Как могли мы угадать, что вы завтракает
е сегодня здесь? Мы думали, что вы уже далеко на севере.
Ц И вы следовательно считали себя свободными грабить чужеземцев, воров
ать скот и резаться друг с другом?
Ц Это, должно быть, следствие республиканской цивилизации, Ц заметил Ж
ильберт улыбаясь.
Тогда все разбойники сошли с лошадей и встали на колени перед Арнольдом
Бресчианским, если не в продолжительном, то глубоком раскаянии и прося б
лагословения у отлучённого от церкви монаха.
IX
В Риме Жильберт поселился в гостинице под вывеской «Льва», расположенно
й у подножья Нонской башни, близ моста св. Ангела. Она существовала со врем
ени Карла Великого и получила своё название в честь папы Льва, венчавшег
о его императорской короной. Этот квартал находился тогда в руках велико
й еврейской расы Пьерлеоне, к которой принадлежал первый антипапа Анакл
ет, умерший за несколько лет до того. Хотя замок и многочисленные крепост
и Рима были в их владении, но Пьерлеонам не удалось насильно навязать рим
скому народу антипапу Виктора. Воля Бернарда Клервосского одержала вер
х.
В те дни Рим был расположен вдоль реки, как выброшенный обломок на берегу
зимнего моря. Двадцать тысяч человеческих существ были скучены в дымных
хижинах, на стенах во внешних башнях крепостей аристократов. В то время, к
ак аристократы без устали сражались, несчастный народ жил грязно, умирая
с голода. Иногда он поднимался среди звуков шпаг, как призрак голода, алча
захватить себе право существования, отнятое у него силой.
Жильберт бродил по тесным улицам, входил на мрачные дворы, пробегал поки
нутые местности и обширные площади, переполненные голодными собаками и
бродячими кошками, питавшимися городскими отбросами и всякой дрянью.
Он выходил всегда вооружённый и в сопровождении своих слуг, как делали л
ица его класса. Когда он вставал на колени в церкви во время обедни, или пр
осто молясь, то заботился поместиться так, чтобы облокотиться спиной на
стену или колонну, из опасения попасться в руки какого-нибудь ловкого во
ра-богомольца, срезывающего бритвой шнурки кошельков и пояса.
Даже в гостинице он был всегда вооружён против гостей и даже самого хозя
ина. Еженедельный расчёт был настоящим сражением между Дунстаном, плати
вшим по счетам своего господина, хозяином гостиницы, Клементом, и тоскан
ским переводчиком.
Тосканцу выпала трудная роль служить буфером между честным человеком и
вором и получать удары с обеих сторон.
Рим был беден, неопрятен и служил притоном ворам, убийцам и всякого рода з
лоумышленникам. Над ним господствовали то семья евреев, наполовину обра
щённая в христианство, тиранившая город пользуясь своим могущественны
м положением, то народ следовал за Арнольдом Бресчианским, когда он пока
зывался в городе. При звуке его голоса толпа была готова разрушить собст
венными руками каменные стены, как она встречала с обнажённой грудью шпа
ги баронов. Тогда мужчины покидали свою работу: сапожники Ц колодки, куз
нецы Ц наковальни, сгорбленные портные Ц свои верстаки, и все следовал
и за северным монахом в Капитолий или в церковь, где он говорил проповеди.
За мужчинами следовали женщины, а за ними дети; всех притягивала непонят
ная для них таинственная сила, которой сопротивляться они были не в сила
х. Топот тысячи шагов сопровождался восклицаниями: «Арнольд, сенат, респ
ублика», или звуками излюбленного в те дни гимна с оглушительным, как поб
едные звуки трубы, припевом. Это любимое римлянами пение во время револю
ций, казалось, было предупреждением судьбы о падении одного королевства.
В те дни, когда народ следовал за своим кумиром в Капитолий или даже в отда
лённый Латеран, где Марк Аврелий с высоты своего бронзового коня смотрел
, как проходили века, Ц Жильберт блуждал по противоположной стороне гор
ода. Он переходил мост к замку св. Ангела, где тень злой Феодоры бродила в о
сенней ночи, когда дул южный ветер. Затем он шёл вдоль развалин красивого
портика, тянувшегося некогда от моста до базилики, пока не приходил к гро
мадной лестнице, ведущей в сад, окружённый стенами древнего собора св. Пе
тра. Там он любил сидеть среди кипарисов, восторгаясь громадными сосновы
ми шишками из бронзы и большими бронзовыми павлинами, привезёнными Сима
хом из развалин бань Агриппы, в которых страшные Crescenzi укрепились в продолж
ение целых ста лет.
В то время, как Дунстан, пользуясь своим довольно смутным знанием, изучал
надписи, а конюх Альрик удачно метал свой кинжал в кипарисы, почти всегда
попадая, Жильберт сидел один среди молчания природы. Он чувствовал, что д
уша Рима сливалась с его душой, что в Риме хорошо жить ради удовольствия м
ечтать, а мечтание было жизнью. Прошедшее, проступок матери, личные невзг
оды Ц все отступало на задний план и почти Исчезало. Будущее, когда-то бы
вшее для него магическим зеркалом, в котором он хотел видеть свои предст
оящие рыцарские подвиги, Ц исчезло, как призрак, в синем небе Рима. Остал
ось одно настоящее, полное беспечности и мечтаний, с его неопределённым,
смутным очарованием, деньги же добавляли в Риме мало удобств. Зато, наобо
рот, там легко было схватить лихорадку и подвергать ежедневно опасности
свою жизнь, как ни в одном городе, где проезжал молодой человек во время св
оего путешествия. Несмотря на это, он привязался к Риму и любил в нем больш
е то, в чем Рим ему отказывал, чем то, что он давал. Он любил Рим скорее за дум
ы, вызываемые им, чем за его зрелище, за все, что было в нем неизвестного, при
влекавшего к нему, чем за печаль и зло, общее у всех людей.
Но помимо того, что он испытывал и видел, зондируя и соединяя различные ме
лочи вместе, было ещё безмолвное рвение того неопределимого чувства, кот
орое он узнал в Ширингском аббатстве.
Набожность тогда была полезнее хлеба, для интересов его души выгоднее бы
ло бороться против неверующих, чем натруждать колена на ступенях алтаря
или отречься от своего имени, характера и всего существа ради вступления
в религиозный орден.
Сначала необъятное разочарование Римом опечалило и ранило его сердце: о
н вообразил себе, что дом не может существовать без хозяина, и армия без на
чальника должна рассеяться или быть разбита на голову. Но по мере того, ка
к Жильберт жил там, и время протекало неделя за неделей, месяц за месяцем,
он изменил своё мнение. Он научился понимать, что церковь никогда не была
живее, могущественнее и воинственнее, как в этот самый момент, когда наст
оящие и законные первосвященники бежали один после другого, а их имущест
во, земные и небесные титулы послужили для раздора партий. Церковь предс
тавляла весь свет, тогда как Рим состоял из семи или восьми тысяч неугомо
нных, полуголодных бандитов, жадных до перемен, так как никакая перемена
не была бы для них хуже настоящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
ахом сухой травы, чистой соломы и гари.
Едва Жильберт успел задуматься, скрестив руки на рукоятке своей длинной
шпаги и рассматривая волнистую пустыню, как в тот же момент из третьего ш
алаша вышел мужчина. Встав против солнца, он протёр себе глаза, прежде чем
взглянуть в сторону сидевших у стола. Увидев путешественников, он колеба
лся с минуту, затем приблизился к Жильберту с видимым желанием заговорит
ь.
Выше среднего роста, он казался несоразмерно высоким благодаря своей ху
добе и тяжёлым складкам его шерстяной одежды, которая, казалось, прикрыв
ала призрак.
Длинные костлявые руки, состоявшие, по-видимому, из нервов и кожи, но не ли
шённые изящества, были прикреплены к загорелым кистям с гибкими сустава
ми, которые обнажались из-под слишком коротких рукавов.
Грубо угловатая голова была покрыта густой массой чёрных волос, развева
вшихся на плечах. Смуглые изборождённые щеки, блестящие впалые глаза, дл
инные линии рта аскета, солидная челюсть, едва прикрытая жидкой чёрной б
ородой, Ц все напоминало фанатика. Перед Жильбертом было лицо и силуэт, к
оторый мог бы принадлежать «египетскому отшельнику, аскету сирийских п
устынь, Иоанну Крестителю или Антонию Фиванскому». На этом человеке был
надет широкий кожаный пояс, а почерневшие чётки из крупных, как орехи, зёр
ен висели у него сбоку и оканчивались железным крестом грубой работы.
Жильберт приподнялся на своей скамье, отодвинулся и пригласил незнаком
ца сесть возле него. Монах склонил слегка голову, но ни одна черта его лица
не изменилась, когда он молча садился на предложенное место. Он скрестил
свои большие руки на грубо вытесанном столе и устремил глаза на юг, к разр
ушенному городу.
Ц Вы иностранец? Ц спросил он странно-гармоничным голосом Жильберта п
о-провансальски после длинной паузы и не поворачивая к нему глаз.
Ц Я ещё никогда не видел Рима, Ц ответил Жильберт.
Ц Рима! Ц странствующий монах произнёс это слово с состраданием. Ц Вы
никогда не видели Рима? Так вот, что от него осталось… Голый остов самого в
еликолепного, прекрасного и могущественнейшего города в свете, умерщвл
ённого насильно, приговорённого к смерти папами и императорами, префект
ами и баронами, оторванного от жизни злотворной язвой империи и брошенно
го там, как околевшая кампанская собака на добычу зверей и ужас живого че
ловека.
Исхудалый незнакомец положил локти на стол и гневно стал кусать ногти, у
стремив свои горящие глаза на отдалённые башни Рима. Тогда Жильберт поня
л, что это не был обыкновенный странствующий монах, выпрашивающий себе з
автрак ради своей рясы, но человек мыслящий, для которого думать означал
о страдать.
Ц Это правда, Рим не так прекрасен, как я предполагал, Ц сказал Жильберт.
Ц Вы разочарованы в ваших надеждах, прежде чем переступили его ворота,
Ц сказал монах. Ц Разве вы первый? Разве вы последний? Разве Рим кончил о
бманывать и нашёл передел разочарованию? Рим лишил весь свет богатства,
пожрал его и оголил его до костей. Рим похитил у людей их тела и жизни и раз
орвал их по частям, как сокол разрывает фазана, рассеивая по ветру блестя
щие перья. Рим похитил у людей души, чтобы питать ими ад, пока он не насытит
ся. Теперь его хищные руки иссохли до кистей, его ненасытные губы растрес
кались над его обнажёнными зубами, и владычица всего света сделалась игр
ушкой евреев и ростовщиков.
Ц С какой горечью говорите вы! Ц заметил Жильберт, смотря с любопытство
м на нового знакомого.
Монах вздохнул, и его глаза странно смягчились, когда он повернул голову
к молодому человеку. Он говорил возвышенным тоном, становившимся пронзи
тельным, как крик физического страдания. Но когда он снова заговорил, его
голос сделался тише и нежнее.
Ц Да, я говоря с горечью ради него, но не ради меня. Если бы я отдал за него с
вою жизнь, он не дал бы мне своей. Принеси я к его ногам все, что имею, он ниче
го не положил бы мне в руку, он ничего не дал бы мне, кроме могилы и горсти зе
мли для моих костей, если только какой-нибудь император или папа не остав
ил бы их на виселице. Но я просил его для него же самого, ради его собственн
ой выгоды, действовать благородно и освободить свою шею из-под ярма и сбр
осить тяжесть, под которой он сгибался и изнемогал. Я просил его встать на
ноги, отказаться от даров, данных рукой, нанёсшей ему рану, и не слушать го
лоса жестокости и проклятия. Я просил у Рима отослать чужеземного импера
тора и сбросить папу с королевского престола, сорвав с него его королевс
кую маску. Я просил, чтобы Рим напал на благородных грабителей, которых он
называл баронами; чтобы его разврат и его тайная слабость, как храбрый че
ловек, встали лицом к лицу с его грехами, исповедали их и твёрдо решились н
е оскорблять более Бога. Все это я просил у Рима, и меня отчасти послушалис
ь, но я заплатил за мою смелость изгнанием из многих государств и отлучен
ием от церкви.
Когда он произносил последние слова, из его губах сложилась улыбка напол
овину нежная, наполовину сострадательная.
В то время такие слова не были пустыми, и невольно Жильберт несколько ото
двинулся от своего собеседника.
Ц Я вижу, что вы набожный человек, Ц сказал спокойно монах. Ц Чтобы моё
присутствие вас не стесняло во время вашего завтрака, я буду продолжать
мой путь.
И он встал. Но рука Жильберта протянулась, и его пальцы захватили под серы
м рукавом руку скелета.
Ц Останьтесь, мой брат, Ц сказал он, Ц и разделите завтрак с нами. Я не та
кой, как вы думаете.
Ц Я внушаю вам ужас? Ц сказал незнакомец, снова садясь.
Ц Но я не имел никакого неучтивого намерения, Ц ответил Жильберт. Ц Са
дитесь, сударь! Вы говорите, что вы изгнанник; но я тоже не более, как отверж
енный, лишённый имущества.
Ц И вы приехали сюда искать справедливости у папы? Ц спросил монах през
рительным тоном. Ц В Риме нет папы. Последний убит в прошедшем году в Кап
итолии, а тот, что теперь называется папой, такой же странствующий, как вы
и я. У нас в Риме республика, сенат и нечто, похожее на правосудие, существу
ющее лишь для римлян, не требующих более господства над всем человечеств
ом. То, что называется здесь свободной жизнью, Ц в сущности не жизнь и не с
вобода.
Ц Я увижу, на что похожа ваша свобода, Ц сказал задумчиво Жильберт. Ц Чт
о касается меня, я не привык к подобным мыслям, и хотя я читал историю Рима,
но никогда не мог понять римской республики. Согласно закону природы у н
ас господствуют сильнейшие. Зачем же сильным делиться со слабыми тем, чт
о они могут оставить себе? Или зачем, согласно вашему идеалу, сильная наци
я будет разделять свою силу и богатство со своим слабым соседом? Не довол
ьно ли того, что сильный не губит слабого без всякой причины и не действуе
т относительно него нечестно? Норманны не видят зла и несправедливости,
сохраняя своё добро и беря то, что могут взять; таким образом мы никогда не
поймём вашей республики.
Ц Вы норманн, сударь? Ц спросил монах. Ц Не родственник ли вы Гюискара,
или тех, кто недавно сжёг Рим? Тогда меня не удивляет, что цивилизация респ
ублики вам кажется странной.
Жильберт, слушая его, неожиданно перевёл глаза с лица монаха на пыльную д
орогу, которая вела в Рим, так как его тонкий слух уловил звук лошадиных по
дков, Когда монах перестал говорить, на повороте дороги показалась кавал
ькада из семи всадников. Это были люди, грубые с виду, одетые в длинные кор
ичневые плащи, сбившиеся на подоле. На головах у них надеты шлемы, придерж
ивавшиеся под подбородком широкими ремнями. Лица их были загорелые, а чё
рные бороды нечёсаные; они ехали на маленьких косматых лошадях, таких же
неопрятных, как они сами.
Увидев их, Жильберт тотчас же встал. Он знал, что это не путешественники и
не могут быть ничем иным как разбойниками. Его слуги встали одновременно
с ним. В то же время проводник мулов быстро и бесшумно исчез позади шалаша
, как мышь от кошки. Жильберт направился к своим лошадям, сопровождаемый Д
унстаном и конюхом, но прежде чем они дошли до них, двое из всадников перес
кочили ров, отделявший дорогу, и преградили им дорогу. В это время другие р
азбойники направились к навесу, намереваясь увести лошадей. Мигом Жильб
ерт вытащил свою шпагу; возле него стояли его слуги с оружием в руках. Тогд
а роковые всадники тоже вытащили своё оружие, и в прозрачном воздухе про
неслась как бы стальная молния. Длинное лезвие шпаги Жильберта просвист
ело, описывая полукруг над его головой: его удар должен был выбить шпагу и
з рук всадника и убить его.
Но монах встал между Жильбертом и его противником и схватил своими нервн
ыми пальцами руку молодого человека, другая протянутая рука остановила
остальных разбойников. Широкий рукав его рясы приподнялся до локтя и обн
ажил загорелую исхудалую руку, на которой вздутые вены, казалось, обвива
лись, как виноградная лоза без листьев вокруг сухого дерева. Его губы поб
елели, в глазах засверкало пламя, а его голос внезапно сделался суровым и
повелительным.
Ц Назад! Ц воскликнул он почти с яростью.
К великому удивлению Жильберта это слово моментально произвело обаяте
льное впечатление на разбойников.
Всадники опустили своё оружие, переглянулись и положили его в ножны, дру
гие, отвязывавшие лошадей и мулов Жильберта, внезапно остановились по пр
иказанию монаха.
Всадник, стоявший около Жильберта с фазаньим хвостом на шлеме и менее от
вратительный, чем другие, упал на колени и, наклонившись очень низко под с
воим коричневым плащом в лохмотьях, взял правой рукой край рясы монаха и
с жаром поцеловал его. Жильберт стоял возле них, опершись на свою обнажён
ную шпагу, все более и более удивляясь происходившему.
Ц Просим вашего прощения, брат Арнольд, Ц воскликнул глава разбойнико
в, продолжая стоять на коленях. Ц Как могли мы угадать, что вы завтракает
е сегодня здесь? Мы думали, что вы уже далеко на севере.
Ц И вы следовательно считали себя свободными грабить чужеземцев, воров
ать скот и резаться друг с другом?
Ц Это, должно быть, следствие республиканской цивилизации, Ц заметил Ж
ильберт улыбаясь.
Тогда все разбойники сошли с лошадей и встали на колени перед Арнольдом
Бресчианским, если не в продолжительном, то глубоком раскаянии и прося б
лагословения у отлучённого от церкви монаха.
IX
В Риме Жильберт поселился в гостинице под вывеской «Льва», расположенно
й у подножья Нонской башни, близ моста св. Ангела. Она существовала со врем
ени Карла Великого и получила своё название в честь папы Льва, венчавшег
о его императорской короной. Этот квартал находился тогда в руках велико
й еврейской расы Пьерлеоне, к которой принадлежал первый антипапа Анакл
ет, умерший за несколько лет до того. Хотя замок и многочисленные крепост
и Рима были в их владении, но Пьерлеонам не удалось насильно навязать рим
скому народу антипапу Виктора. Воля Бернарда Клервосского одержала вер
х.
В те дни Рим был расположен вдоль реки, как выброшенный обломок на берегу
зимнего моря. Двадцать тысяч человеческих существ были скучены в дымных
хижинах, на стенах во внешних башнях крепостей аристократов. В то время, к
ак аристократы без устали сражались, несчастный народ жил грязно, умирая
с голода. Иногда он поднимался среди звуков шпаг, как призрак голода, алча
захватить себе право существования, отнятое у него силой.
Жильберт бродил по тесным улицам, входил на мрачные дворы, пробегал поки
нутые местности и обширные площади, переполненные голодными собаками и
бродячими кошками, питавшимися городскими отбросами и всякой дрянью.
Он выходил всегда вооружённый и в сопровождении своих слуг, как делали л
ица его класса. Когда он вставал на колени в церкви во время обедни, или пр
осто молясь, то заботился поместиться так, чтобы облокотиться спиной на
стену или колонну, из опасения попасться в руки какого-нибудь ловкого во
ра-богомольца, срезывающего бритвой шнурки кошельков и пояса.
Даже в гостинице он был всегда вооружён против гостей и даже самого хозя
ина. Еженедельный расчёт был настоящим сражением между Дунстаном, плати
вшим по счетам своего господина, хозяином гостиницы, Клементом, и тоскан
ским переводчиком.
Тосканцу выпала трудная роль служить буфером между честным человеком и
вором и получать удары с обеих сторон.
Рим был беден, неопрятен и служил притоном ворам, убийцам и всякого рода з
лоумышленникам. Над ним господствовали то семья евреев, наполовину обра
щённая в христианство, тиранившая город пользуясь своим могущественны
м положением, то народ следовал за Арнольдом Бресчианским, когда он пока
зывался в городе. При звуке его голоса толпа была готова разрушить собст
венными руками каменные стены, как она встречала с обнажённой грудью шпа
ги баронов. Тогда мужчины покидали свою работу: сапожники Ц колодки, куз
нецы Ц наковальни, сгорбленные портные Ц свои верстаки, и все следовал
и за северным монахом в Капитолий или в церковь, где он говорил проповеди.
За мужчинами следовали женщины, а за ними дети; всех притягивала непонят
ная для них таинственная сила, которой сопротивляться они были не в сила
х. Топот тысячи шагов сопровождался восклицаниями: «Арнольд, сенат, респ
ублика», или звуками излюбленного в те дни гимна с оглушительным, как поб
едные звуки трубы, припевом. Это любимое римлянами пение во время револю
ций, казалось, было предупреждением судьбы о падении одного королевства.
В те дни, когда народ следовал за своим кумиром в Капитолий или даже в отда
лённый Латеран, где Марк Аврелий с высоты своего бронзового коня смотрел
, как проходили века, Ц Жильберт блуждал по противоположной стороне гор
ода. Он переходил мост к замку св. Ангела, где тень злой Феодоры бродила в о
сенней ночи, когда дул южный ветер. Затем он шёл вдоль развалин красивого
портика, тянувшегося некогда от моста до базилики, пока не приходил к гро
мадной лестнице, ведущей в сад, окружённый стенами древнего собора св. Пе
тра. Там он любил сидеть среди кипарисов, восторгаясь громадными сосновы
ми шишками из бронзы и большими бронзовыми павлинами, привезёнными Сима
хом из развалин бань Агриппы, в которых страшные Crescenzi укрепились в продолж
ение целых ста лет.
В то время, как Дунстан, пользуясь своим довольно смутным знанием, изучал
надписи, а конюх Альрик удачно метал свой кинжал в кипарисы, почти всегда
попадая, Жильберт сидел один среди молчания природы. Он чувствовал, что д
уша Рима сливалась с его душой, что в Риме хорошо жить ради удовольствия м
ечтать, а мечтание было жизнью. Прошедшее, проступок матери, личные невзг
оды Ц все отступало на задний план и почти Исчезало. Будущее, когда-то бы
вшее для него магическим зеркалом, в котором он хотел видеть свои предст
оящие рыцарские подвиги, Ц исчезло, как призрак, в синем небе Рима. Остал
ось одно настоящее, полное беспечности и мечтаний, с его неопределённым,
смутным очарованием, деньги же добавляли в Риме мало удобств. Зато, наобо
рот, там легко было схватить лихорадку и подвергать ежедневно опасности
свою жизнь, как ни в одном городе, где проезжал молодой человек во время св
оего путешествия. Несмотря на это, он привязался к Риму и любил в нем больш
е то, в чем Рим ему отказывал, чем то, что он давал. Он любил Рим скорее за дум
ы, вызываемые им, чем за его зрелище, за все, что было в нем неизвестного, при
влекавшего к нему, чем за печаль и зло, общее у всех людей.
Но помимо того, что он испытывал и видел, зондируя и соединяя различные ме
лочи вместе, было ещё безмолвное рвение того неопределимого чувства, кот
орое он узнал в Ширингском аббатстве.
Набожность тогда была полезнее хлеба, для интересов его души выгоднее бы
ло бороться против неверующих, чем натруждать колена на ступенях алтаря
или отречься от своего имени, характера и всего существа ради вступления
в религиозный орден.
Сначала необъятное разочарование Римом опечалило и ранило его сердце: о
н вообразил себе, что дом не может существовать без хозяина, и армия без на
чальника должна рассеяться или быть разбита на голову. Но по мере того, ка
к Жильберт жил там, и время протекало неделя за неделей, месяц за месяцем,
он изменил своё мнение. Он научился понимать, что церковь никогда не была
живее, могущественнее и воинственнее, как в этот самый момент, когда наст
оящие и законные первосвященники бежали один после другого, а их имущест
во, земные и небесные титулы послужили для раздора партий. Церковь предс
тавляла весь свет, тогда как Рим состоял из семи или восьми тысяч неугомо
нных, полуголодных бандитов, жадных до перемен, так как никакая перемена
не была бы для них хуже настоящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34