Когда она перестала говорить, то положила на левое плечо Жильберта меч п
лашмя и оставила его на минуту, потом она его подняла и прикоснулась ещё д
ва раза; затем снова положила длинное лезвие в ножны.
Ц Рыцарь Жильберт, встаньте.
Он встал перед ней, так как знал, что остаётся ещё делать согласно обряду;
но не огонь пробежал по нему, а беспокойная дрожь. Лицо королевы было блед
но, как мрамор, и прекрасно. Она сделала шаг к нему с протянутыми руками; пр
авая над левой рукой Жильберта, а левая под его правой. Элеонора холодно п
оцеловала в щеку любимого человека один раз по королевскому обычаю. Он т
акже её поцеловал.
Она отступила, и глаза их встретились. Вспомнив обо многом прошлом, он дум
ал увидеть тень прежней неприятной встречи, но напротив встретил лицо, к
оторого он не знал, выражающее страдание и твёрдую решимость.
Ц Идите, рыцарь Жильберт, Ц сказала она. Ц Идите побеждать и, если надо,
умереть для того, чтобы другие могли жить и выиграть сражение ради крест
а Христова.
Он вышел, и Анна Ош приблизилась к королеве.
Ц Анна, Ц сказала королева, Ц благодарю вас. Я хочу остаться одна.
Она повернулась и вошла в свою маленькую часовню и преклонила колена пре
д алтарём, устремив глаза на то место, где лежал щит.

VI

Таким образом Жильберт Вард сделался рыцарем, и до последнего дня на щит
е Вардов находился крест, который был дан их предку Элеонорой Аквитанско
й, прежде чем она сделалась королевой Англии. Многие завидовали Жильберт
у, обещавшему держаться с горстью избранных им людей на день расстояния
впереди, но большее число предпочитало комфортабельно греться ночью у о
гня бивуака. Такие были счастливы, что их не выбрали на суровую жизнь впро
голодь, длинное путешествие на полуживых от голода лошадях, имея вместо
постели плащ и одеяло, дежуря поочерёдно ночью и просыпаясь каждое утро,
не зная, доживут ли они до заката.
По правде сказать, опасности было меньше, чем затруднений. Жильберт отпр
авился с лучшими греческими проводниками, и он имел полную власть над их
жизнью и смертью настолько, что они боялись его хуже сатаны и не посмели б
ы скрыть от него истины, но когда он избирал направление для похода и посы
лал сказать слово армии через посланного, ему часто отвечали, что импера
тор и король были другого мнения, потому что слушали некоторых греческих
лгунов. Так как император, король и королева соглашались, что каждый из ни
х уступит всегда мнению двух других, то мнение Элеоноры не часто брало ве
рх, и приходилось следовать ему или прибегнуть к открытому разрыву.
Тогда Жильберт молча скрежетал зубами и делал все зависящее от него, воз
вращаясь назад за несколько миль, отыскивая новую дорогу, пробегая много
миль и храбро перенося унижения, так как дал слово.
Но мало-помалу это унижение сделалось честью даже среди его солдат, кото
рые видели ежедневно, что Жильберт прав, и стали ему доверять, следуя за ни
м в огонь и в воду. Армия королевы сознавала все, и это доверие начало прив
иваться у других, французов, немцев, поляков и богемцев, и когда отряды сле
довали по назначенному Жильбертом пути, все шло хорошо. Для лошадей нахо
дилась вода и фураж, продовольствие и хорошее место стоянки. Напротив, ча
сто, когда король и император выбирали дорогу, приходилось переносить го
лод, холод и недостаток воды.
Солдаты начали говорить между собою: «Это Ц дорога сэра Жильберта, и пот
ому для нас праздничный день», или: «Это дорога короля, и сегодня Ц пятниц
а». В дни Жильберта они пели во время пути, и его имя весело звучало вдоль б
есконечной линии воинов. Вскоре Жильберта полюбили многие крестоносцы,
которые никогда его не видели, и почти все солдаты.
Наконец, они прибыли в Эфес, очень усталые и таща за собою несколько больн
ых. Сам император Конрад, несмотря на свою силу, был болен. Он встретил в Эф
есе курьеров, прибывших морем от греческого короля, которые просили его,
а также всех солдат, возвратиться в Константинополь, чтобы провести там
зиму и выждать момент для возвращения морем в Сирию. Он принял предложен
ие в виду того, что храбрые немцы были разбиты и утомлены своим походом и н
еудачей, перенесённой прежде, чем достигли Никеи. Армия короля и королев
ы продолжала путь одна до большой долины Меандры, где она расположилась
лагерем, чтобы отпраздновать день Рождества с большой благодарственно
й службой за очевидное покровительство им неба до последнего дня.
Жильберт со своими спутниками прибыл в лагерь накануне Рождества и когд
а их узнали, то раздались во всей армии приветственные громкие крики; сол
даты покинули костры, починку оружия и платья, бросившись навстречу исху
далому человеку, в заржавленных доспехах, верхом на изнурённой лошади, в
сопровождении спутников ещё в худшем положении. Его плащ был весь в гряз
и и насквозь промочен дождём, его кольчуга заржавела и только местами бл
естела; его большая нормандская лошадь была одна кости и кожа. Альрик и Ду
нстан следовали за ним в рубищах. От усталости и недостатка пищи лицо Жил
ьберта сделалось угрюмо, но по-прежнему строго и гордо, и первые увидевши
е их перестали его приветствовать и смотрели на него со страхом. Тогда он
так любезно улыбнулся и с такой добротой, что крики возобновились и разд
ались по всему лагерю.
Затем те, которые кричали, увлечённые течением, последовали за всадникам
и, по два, десять и двадцать человек до тысяч. Они так стеснились вокруг Жи
льберта, что заставили его двигаться с большой медленностью; в продолжен
ии многих недель они слышали его имя, зная, что он хлопочет об их безопасно
сти, и вокруг бивачного огня рассказывались чудесные истории об его терп
ении и храбрости. Таким образом его возвращение было триумфом, и этот ден
ь остался памятным в его жизни. Пока армия стояла лагерем, у него не было н
икакого дела, он приезжал туда на отдых, и у него ничего не было крайне важ
ного для сообщения начальству. Он приказал слугам открыть свой багаж сре
ди разложенной груды вещей, привезённых на мулах, раскинуть палатку возл
е палаток своих прежних товарищей.
Пока Дунстан и Альрик повиновались его приказаниям, он сел на положенное
седло. Его измученная лошадь ела возле него, погрузив свой нос в мешок с о
всом. Все, что он видел, ему было знакомо, и все ему казалось далёким и отдел
ённым от него неделями опасности и усталости.
Несметная толпа, окружавшая его, рассеялась, видя, что он не отправится те
перь к королю. Только триста или четыреста солдат, наиболее любопытных, о
стались и сгруппировались вокруг открытого пространства, где была раск
инута его палатка. Многие знакомые пришли к нему поговорить; он поднялся
и обменялся с ними пожатием руки, ответив каждому несколько слов, но ни од
ин из вельмож, которые заискивали у него после подвига спасения жизни ко
ролевы, не потрудились к нему прийти, несмотря на оказанную им услугу.
Похвалы толпы и восторженные восклицания солдат казались приятными дл
я его слуха, но он ожидал большего, и отчаяние оледенило его душу, когда, не
сколько часов спустя, сидя в своей палатке, он обсуждал вместе с Дунстано
м вопрос о том, в каком несчастном положении и жалком виде находилось его
оружие, и о невозможности достать другое. Жильберт был настолько одинок
и забыт, как будто он не посвятил в последние два месяца всей энергии, кото
рою обладал, для обеспечения безопасности похода великой армии.
Ц Не надо жаловаться, сударь, Ц сказал Дунстан в ответ на отчаянное вос
клицание Жильберта. Ц Вы живы и здоровы, и нашли ваш багаж нетронутым, а э
то более, чем я надеялся относительно греческих проводников. У вас есть д
ля перемены одежда и бобовый суп на ужин. Мир не так дурён, как кажется.
Ц Взамен, Ц отвечал Жильберт с горькой улыбкой, Ц мои кости сломаны, ор
ужие заржавело, а мой кошелёк пуст. Будьте довольны, если можете, при таких
обстоятельствах.
Он встал, предоставив Дунстану приняться за работу по очистке от ржавчин
ы кольчуги, и, взяв шапку, вышел один, вздыхая почти тёплый полуденный возд
ух. Был сочельник, и день выдался блестящий и светлый, но на Жильберте не б
ыло надето плаща благодаря уважительной причине, что у него был один и то
т обратился в лохмотья. Но он так часто подвергался дурной погоде в эти не
сколько недель, что приучился ко всякого рода бедам, и немного более их, не
много менее не считалось.
Впрочем Дунстан был совершенно прав, и Жильберту не было никакой причины
жаловаться. Без сомнения, королева пришлёт за ним на другой же день, и есл
и бы он захотел представиться ей немедленно, то она тотчас приняла бы его
с честью. Но он был в дурном настроении и сердился на себя и на весь свет, а м
олодость заставляла его скорее поддаться гневу, чем рассудить и перемен
ить настроение. Как только было возможно, он вышел из лагеря и пошёл гулят
ь по зелёным берегам спокойного Меандра. Стояла зима, но трава была так же
свежа, как весной, и дул солёный ветерок с моря. Страну он знал и сам выбрал
её местом стоянки; он даже был дальше, когда курьеры привезли ему приказ в
озвратиться. На севере тянулись высокие горы по ту сторону Эфеса, тогда к
ак на юге и западе горы Кадма и Тавра выделялись своей неровностью и остр
оконечностью. Там армия должна пробить себе дорогу к Атталии. Оставался
ещё час до заката солнца, и светлый воздух принял первый отблеск вечера. В
долине, тут и там, всегда зелёный остролист, выраставший маленькими груп
пами, выделялся на отблеске заходящего солнца блестящими точками на сво
ей тени в том месте, где лучи скользили золотой стрелой.
Жильберт надеялся быть один, но он встретил так далеко на берегу речки, ка
к только мог видеть, толпы праздношатающихся, и среди них большинство бы
ло с ветками остролистника и молодых кипарисов, которые они несли в лаге
рь для рождественского праздника, так как в лагере было много северян-но
рманнов, франков из Лотарингии, северян из Польши и Богемии, и каждый севе
рянин хотел иметь пред своей палаткой ёлку, как делали их предки по стари
нной языческой вере.
Придворные дамы Элеоноры в богатых платьях и развевающихся плащах такж
е прогуливались верхом для своего удовольствия, в сопровождении рыцаре
й, они были без оружия, исключая меча или кинжала. Там было тоже много черн
оглазых мужчин и женщин, прибывших из Эфеса в праздничном наряде, чтобы п
осмотреть на большой христианский лагерь.
Все было спокойно, блестяще и красиво на взгляд, но мало гармонировало с м
рачными мыслями Жильберта. На повороте течения реки местность делалась
несколько возвышеннее, и резко поднимались бесплодные холмы над зелено
й травой, как бы маленькая пустыня среди плодородной равнины. Почти инст
инктивно Жильберт повернул в эту сторону, поднимаясь по камням, пока не д
остиг самой возвышенной равнины, где он сел с чувством глубокого удовлет
ворения, что отделался от себе подобных.
Местность, где он уселся, находилась около шестидесяти футов над уровнем
реки, и хотя он не мог ясно слышать разговоры проходивших групп, но мог за
метить выражение каждого лица. Он был удивлён, как часто выражение каждо
го согласовалось с не выраженными мыслями.
Солнце закатывалось медленно, и Жильберт, не имея никакой мысли о прошед
шем времени, внимательно рассматривал приближавшуюся к нему кавалькад
у. Она была от него ещё на расстоянии полмили, а он уже заметил в первом ряд
у бегущую лошадь и даже на таком расстоянии он был уверен, судя по неприну
ждённой походке животного, что это была арабская кобыла королевы.
Они приближались лёгким галопом, и через две или три минуты он мог различ
ить лица тех, кого знал, Ц саму Элеонору, Анну Ош, Кастиньяка и двух рыцаре
й, которые всегда находились в эскорте королевы, и двадцать других, ехавш
их позади группами по двое или по трое. Жильберт неподвижно рассматривал
их, и ему не пришла мысль, что он сам, сидя на самой возвышенной скале и одет
ый в темно-красную одежду, освещённую заходящим солнцем, привлечёт взгл
яды. Но, прежде чем приблизиться настолько, чтобы узнать его, королева зам
етила Жильберта, и в ней проснулось любопытство; несколько минут спустя,
она узнала его, и глаза их встретились. Она натянула уздечку и пустила лош
адь шагом, не наклоняя головы и спрашивая себя, почему он так пристально с
мотрит на неё, даже не снимая шапки; затем, к её великому удивлению, она уви
дела, как он встал и затем исчез среди скал.
Она была так этим удивлена, что совсем остановила лошадь и несколько сек
унд рассматривала узкое плоскогорье, на котором он сидел; в это время вся
её свита смотрела по тому же направлению, ожидая появления Жильберта.
Но не видя его, она двинулась дальше, и хотя её лицо не изменилось, но она не
разговаривала до приезда в лагерь, и никто не смел прервать её молчание.

Если бы она обернулась, то заметила бы молодого человека, который, понури
в голову, быстро шёл по долине дальше от реки, дальше от лагеря, к бесконеч
ному уединению. Он действовал так почти бессознательно, руководимый стр
анным чувством, которого не пробовал понять.
Прошло более двух месяцев с тех пор, как он её не видел, и в его жизни, полной
движения и беспокойства, воспоминание о ней исчезло из его мечтаний. Пок
а он был далеко от неё, она существовала лишь, как единственный глава, у ко
торого он ищет опору и одобрение, женщина терялась в личности королевы, и
его не тревожила разница между ней и женщиной, которую он любил. Но теперь
едва он увидел её, ему казалось, что королева снова исчезла, чтобы дать мес
то женщине, и он бросился бежать, не рассуждая о странности своего поступ
ка.
Таким образом, он продолжал идти более, чем две мили, пока не исчезло солнц
е, и бледный восток стал багроветь. Воздух сделался холоднее, и вместо мор
ского ветерка подул ночной горный ветер, и беглец вздрагивал, так как у не
го не было плаща. Перемена погоды и усталость остудили его кровь, и никака
я радость не грела его сердце.
В продолжение двух лет он всегда считал, что ему предстояло исполнять ве
ликие дела, найти свою судьбу, и он исполнял честно и хорошо все, что попад
алось ему на пути. Случай представился, и он за него ухватился, исполнив вс
е, как мог лучше, и возгласы солдат убедили его за несколько часов до этого
, что он не был более тёмным английским авантюристом, встреченным на доро
ге в Париж Готфридом Плантагенетом. Тысячи людей повторяли его имя с энт
узиазмом и рассчитывали на него, чтобы обеспечить безопасность их пути,
проклиная тех, кто не обращал внимания на его предупреждения. На его мест
е большинство отправилось бы в этот день к королеве и сразу потребовало
бы награды, а он блуждает одинокий до ночи в этой громадной долине, недово
льный всем и особенно самим собою. Все, что он сделал, встало "пред ним и обв
иняло его вместо того, чтобы льстить его тщеславию. Каждый добрый поступ
ок в его глазах имел низкое побуждение; он был отравлен идеей, что он его и
сполнил не для самого добра, а для удовлетворения своих смутных чувств, к
оторые овладели им, когда королева, разговаривая с ним, прикасалась к его
руке.
Жильберта Варда охватило внезапно желание смерти; он хотел быть похорон
енным под травой, которую попирал, настолько он был недоволен собой. Это б
ыло бы так просто, по нему никто не стал бы много плакать, исключая его слу
г, да и они ещё, может быть, разделили бы его имущество. Он был лишний на земл
е, потому что ничего не делал хорошего; он был низок, потому что боялся гла
з женщины, от которых убегал; он был грешник, заслуживающий вечного огня, п
отому что прикосновение руки женщины могло сделать его на минуту неверн
ым единственной женщине, которую он действительно любил. Только недеяте
льные люди становятся подозрительны и находят в себе ту или другую вину,
и широкая брешь, которая находится между идеальным добром и реальными со
вершенствами, принимает вид глубокого рва между мыслью и действием, из к
оторого слабохарактерные, хотя и хорошие люди не видят исхода.
Жильберт намеревался следовать по крёстной дороге с искренней верой, но
его сердце сделалось игрушкой женщины, он произнёс обет рыцарства, и он у
же порвал его мысленно; он был сыном бурной матери и не имел энергии побед
ить это сходство. Это было безрассудно и экстравагантно, и гасконский ры
царь Кастиньяк стал бы над ним насмехаться и принял бы его за сумасшедше
го. Он действительно страдал, так как испытывал странную меланхолию, зна
комую только северянам, и которая представляет самые страшные страдани
я. Это Ц неопределённая тоска, которая носится, как облако, над сильными д
ушами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34