Ц Теперь, клянусь святой кровью
Прежде чем он мог произнести торжественную клятву отмщения, поднявшуюс
я из его сердца к губам, нежная рука аббата почти сдавила ему рот раскрыто
й ладонью, чтобы остановить эти слова.
Ц Арнольд Курбойль, клятвопреступник перед Богом, неверный перед корол
ём, убийца своего друга, обольститель его жены, годится для моих молитв,
Ц сказал монах, Ц а не для вашей шпаги. Не приносите клятвы убить его, ещё
менее клянитесь, что вы отмстите вашей матери; но если вы испытываете нео
бходимость поклясться в чем-нибудь, то скорее дайте обет, что вы покинете
их на произвол судьбы, и что вы не встанете добровольно поперёк их дороги.
В самом деле будете вы обещать или нет, надо, чтобы вы держались вдали от н
их до тех пор, пока вы будете в состоянии потребовать, что вам принадлежит
, с некоторой надеждой получить обратно.
Ц Что мне принадлежит! Ц воскликнул Жильберт. Ц Разве Сток не мой? Разв
е я не сын моего отца?
Ц Курбойль завладел Стоком обманом так же, как овладел вашей матерью. Ка
к только он на ней женился, то повёз её в Лондон; оба они представились кор
олю Стефану, и леди Года извинилась перед двором, так как её первый муж был
предан императрице Матильде. Она попросила короля даровать владения Ст
ок-Режис, замок и все принадлежащее к нему сэру Арнольду Курбойлю, лишив в
ас наследства, вас, её сына, потому что вы верны императрице, и потому что, к
ак она поклялась, вы хотели изменнически убить сэра Арнольда в Стортфорд
ском лесу. Таким образом у вас более нет ни семьи, ни земли, ни имущества Ц
ничего, кроме вашей лошади и шпаги; так вам лучшего ничего не предстоит де
лать, как остаться с нами.
После того, как монах перестал говорить, Жильберт хранил молчание. Он каз
ался жестоко подавленным известием, что лишён наследства; его руки непод
вижно и слабо упирались на колени, выражая глубокое отчаяние. Он поднял г
олову очень медленно и уставил глаза на единственного друга, который ему
остался в его одиночестве.
Ц Так я отщепенец, Ц сказал он, Ц изгнанный, нищий. ..
Ц Или монах, Ц внушал ему, улыбаясь прелат.
Ц Или искатель приключений, Ц возразил Жильберт, тоже улыбаясь, но с го
речью.
Ц Большая часть наших предков поступали так, Ц сказал аббат, Ц и они со
брали этим прекрасные доходы, например, Нормандию, Аквитанию, Гасконию
и Англию. Не дурное наследство для горсти пиратов, полученное в битве про
тив всего света.
Ц Да, но эта горсть пиратов были нормандцами, Ц сказал Жильберт, как буд
то это одно должно объяснить победу над вселенной. Ц Но свет наполовину
побеждён, Ц заключил он со вздохом.
Ц Ещё осталось довольно для тех, кто сражается, Ц ответил торжественно
аббат. Ц Святая земля ещё даже и на половину не завоёвана и до тех пор, пок
а вся Палестина и Сирия будут христианскими королевствами под управлен
ием христианского короля, есть ещё земли для попирания нормандской ного
й и мяса для нормандской сабли.
Выражение лица Жильберта несколько изменилось, и в его глазах заблестел
свет.
Ц «Святая Земля», Иерусалим!..
Эти слова медленно сошли с его губ, как бы вызывая какое-то сновидение.
Ц Но времена слишком стары; кто пожелает нынче проповедовать новый кре
стовый поход?
Ц Человек, слова которого Ц бич, сабля и корона человек, который управл
яет светом.
Ц Кто же это? Ц спросил Жильберт.
Ц Один француз, Ц ответил аббат. Ц Бернард из Клэрво, самый великий чел
овек, самый великий мыслитель, самый великий проповедник и самый великий
святой в наше время.
Ц Я слышал о нем, Ц ответил Жильберт, с разочарованием больного, думавш
его узнать что-нибудь новое. Затем он слабо улыбнулся.
Ц Если это творец чудес, то он найдёт во мне хорошего субъекта.
Ц У вас есть здесь дом и друзья, Жильберт Вард, Ц сказал аббат с суровым в
идом. Ц Оставайтесь, сколько хотите, и когда вы снова будете готовы к мир
ской борьбе, вы найдёте кольчугу, хорошую лошадь и кошелёк с золотом, чтоб
ы снова начать вашу жизнь.
Ц Благодарю вас, Ц сказал Жильберт слабым тоном, но полным признательн
ости. Ц Мне представляется, что жизнь моя не начинается, а напротив кончи
лась. В один час я потерял моё наследство, мой замок и мою мать. Этого доста
точно, так как это все, и вместе с этим у меня похитили даже любовь.
Ц Любовь?..
Аббат казался удивлённым.
Ц Можно ли жениться на дочери мужа матери? Ц спросил с горечью и почти с
презрением Жильберт.
Ц Нет, Ц отвечал аббат, Ц этот случай входит в запрещённые степени сво
йства.
Долго Жильберт оставался погруженным в горькое молчание. Тогда аббат, ви
дя, что он очень устал, позвал монахов, которые приблизились, и проводили в
ыздоравливающего в его комнату. Но когда он ушёл, ширингский аббат начал
задумчиво шагать но галерее, до тех пор, пока в трапезной не ударил колоко
л к обеду, и он услышал глухие шаги двухсот проголодавшихся монахов, кото
рые торопились к трапезе по лестницам и отдалённым коридорам.
V
На заре одного осеннего утра по песчаному берегу Дувра с сильным приливо
м, сотня полураздетых матросов тащили в море длинное, чёрное нормандское
судно, катившееся по деревянным подпоркам через низкие прибои волн к да
лёкой серой зыби. Маленькое судно спускалось на волны кормой посредство
м брошенной цепи, прицепленной к его бокам наравне с ватерлинией. Длинны
й кабель, проходивший сквозь грубый, громадных размеров блок и примыкавш
ий к кабестану, помещённому гораздо выше значка высокого прилива, отшвар
тованного крючком цепи к якорю, закопанному в песок до толстого деревянн
ого штока.
Высокий старик с развевавшейся седой бородой и с цветом лица, похожим на
солёную бычью кожу, спускал с барабана кабестана кабельтов, по мере того,
как судно медленно скользило по подпоркам, хорошо смазанным салом. Время
от времени оно произвольно останавливалось на короткий срок, отказывая
сь двигаться вперёд. Но двадцать дюжих матросов, погрузившись ногами нап
оловину в песок, заставляли усилиями и попеременными подпираниями кача
ться маленькое судно на киле и направляться с берега к воде, напирая в его
обшивные доски своими широкими плечами и упираясь грубыми загорелыми р
уками в бедра, как множество атлантов поддерживающих миры.
На корме судна стоял хозяин, готовый поставить на место длинный руль, как
только судно будет в воде. Впереди два человека взялись за конец кабеля, к
оторым был брошен якорь на пятьдесят футов гораздо далее чтобы поддержи
вать его отвесно, когда судно покинет стапель. У подножья мачты, которая б
ыла на судне только одна, стоял Жильберт Вард, наблюдая за всем, что делало
сь, с глубоким интересом невежды относительно морского дела. Вся эта про
цедура казалась ему слишком медленной, и он спрашивал себя, почему челов
ек с большой бородой не отпустит всего кабеля, так чтобы судно могло само
спуститься. И пока он пробовал разрешить эту задачу, случилось нечто неп
онятное для него; хор диких завываний раздался со стороны матросов, поме
щённых по обеим сторонам; хозяин, стоявший около руля, поднял руку и громк
о вскрикнул: старик бросил все и завыл в ответ; Жильберт услышал шум цепи.
Внезапно судно задвигалось и пустилось, как стрела по прибою с короткими
волнами; затем пока два человека спереди, как безумные, с руки на руку соб
ирали концы кабеля, с трудом переводя дыхание, до тех пор, пока наконец суд
но заколыхалось в носовой части на серой, покрытой беляками воде, и остал
ось спокойно на своём якоре.
Час спустя, благодаря двадцати вёслам, ритмически взмахивавшимся в уклю
чинах, и попутному северо-западному ветру, ясно очерченное гребное судн
о было уже далеко в Ла-Манше. Ранее ночи при благоприятном и свежем ветре
хозяин бросил якорь в Кале почти под сенью замка графа Фламандского.
Таким образом Жильберт покинул Англию авантюристом, лишённым всего, что
он должен наследовать. И он обязан был Ламберту де Клеру, ширингскому абб
ату, всем, чем владел в данную минуту: кольчугой и другими принадлежностя
ми вооружения, одеждой, какую необходимо было взять в путешествие молодо
му дворянину, двумя лошадьми и кошельком, которого хватит ему на несколь
ко месяцев. Его слугой был молодой саксонец с белокурыми волосами, спасш
ийся из Стока в Ширинг. Он отказался покинуть Жильберта, на которого смот
рел, как на своего законного господина. Молодой человек имел при себе так
же лакея своих лет. Это был смуглый человек, найдёныш, которого монахи окр
естили именем Дунстана Ц святого их ордена. Воспитанный и обученный абб
атом, по-видимому, не знавший ни от кого он родился, ни откуда он явился. Одн
ако молодой человек не мог согласиться вступить в послушники, пока в све
те было место для смелых искателей приключений.
Это был юноша с дарованиями, быстро усваивавший и упорный на запоминания
. Он говорил по-латыни, и на наречиях франко-нормандском, англо-саксонско
м, как ни один из монахов аббатства. Проворный на руку и лёгкий на ногу, с чё
рными, отважными глазами, в которых с трудом можно было отыскать зрачок, т
огда как белки были холодно серо-голубоватые, часто налитые кровью, воло
сы его были короткие и жёсткие, а лицо напоминало молодого сокола. Он так у
прашивал, чтобы и ему позволили отправиться с Жильбертом, и притом так оч
евидна была его неспособность к монашеской жизни, что аббат дал своё сог
ласие. В продолжение последних недель Жильберт, силы которого с часу на ч
ас возвращались, и который не мог более переносить замкнутой монастырск
ой жизни, сделал Дунстана своим товарищем, прогуливаясь с ним пешком и ве
рхом, так как юноша был хороший наездник. Иногда они вступали с ним в длинн
ые споры относительно веры, совести и чести; оба были привязаны один к дру
гому различием между ними. Это не была привязанность друзей и ещё менее г
осподина и слуги, она была скорее того рода, которая существует между рыц
арем и оруженосцем, хотя оба были одних лет, и Жильберт не имел никаких шан
сов получить немедленно рыцарские шпоры.
Однако было трудно допустить, что Дунстан мог бы добиться рыцарства. В ид
еях рыцарства есть странный пробел, а в его нравственной организации люб
опытные пятна, указывающие на другую расу, другое наследственное мышлен
ие, традиции более древнего мира и менее простого, чем тот, в котором воспи
тывался Жильберт.
Жильберт был типом благородной молодёжи того времени, когда светоч рыца
рства царил над веком насилий, но сиял ещё не вполне. Бог, честь, женщина со
ставляли простое триединое понятие о вере и уважении рыцаря с момента, к
огда церковь начала установлять орден воинов, имевших особые обычаи и об
язанности. Они соединяли таким образом навсегда высокие понятия истинн
ого христианства и настоящего благородства.
За отсутствием всякого образования у светских людей этой эпохи, в жизни
играло роль самое простое и оригинальное воспитание, и Жильберт приобрё
л этот род образования в самой возвышенной и лучшей форме. Цель образова
ния, собственно говоря, Ц предоставить знание специального предмета, в
особенности, когда оно становится средством к существованию. Цель воспи
тания Ц сделать людей, пропитать их характер честью, дать человечеству
нравственную силу безукоризненного джентльмена, а оно может обнаружит
ься лишь в вежливых манерах, скромном виде и отважности. Названные качес
тва были глубоко соединены в уме людей первоначальных времён с внутренн
ими принципами и внешними христианскими обрядами. Это была безусловная
простота и в известной мере пространная гармония верований, принципы и п
равила поведения, делавшие жизнь возможной в такое время, когда современ
ное искусство управления было в зачатке, а идеи конституции терялись в х
аосе тёмных лет, где распоряжение королевствами, графствами и обществом
было чисто личным делом, зависевшим только от индивидуального характер
а или каприза, добродетели и порока, любви к ближнему и алчности. Без рыцар
ства общество, свет и церковь были бы лёгкими добычами самых ужасных чел
овеческих чудовищ, снедаемых честолюбием средневековых, неверующих ве
льмож, спорадически метавшихся из Англии в Константинополь, из Парижа в
Рим. Обыкновенно, почти неизменно они кончали роковой неудачей, побеждён
ные, попранные нравственным человеческим родом, стремившимся к добру. Эт
и опасные люди были Ц Иоанн XII, из дурной расы Феодоры в Риме; еврей Пьерлео
н, живший сто лет позже; король Иоанн Английский и, наконец, последний, быт
ь может, величайший из всех, так как был хуже всех Ц цезарь Борджиа.
Быть джентльменом в то время, когда Генрих Плантагенет был двенадцатиле
тним ребёнком, а Жильберт Вард ехал представиться ко двору герцога Норма
ндского, не значило отличаться многими качествами. Необходимо было имет
ь несколько нравственных принципов и самое большое два или три таланта.
Но это тоже означало, что этими простыми качествами джентльмен должен об
ладать в наилучшем смысле, и этот род совершенства был корнем социальног
о превосходства во все века. Мы слышали о любителях-артистах, любителях-в
оинах и любителях Ц государственных людях, но никогда не слыхали о люби
телях-джентльменах. Жильберт Вард латинский язык знал плохо, только нес
колько молитв, которым научил его капеллан Стока, но он верил от всего сво
его сердца и души в силу этих молитв. Франко-нормандский язык благородно
й Англии был не тот, что по ту сторону моря, у более утончённых братьев фра
нцузов. Впрочем, хотя язык выдавал его происхождение, но у Жильберта было
нечто, служившее ему среди себе равных лучше, чем французское произношен
ие, Ц грация, непринуждённость без жеманства и радушная учтивость, каче
ства прирождённые, как талант и гений. Но они достигают совершенства лиш
ь в атмосфере, к которой они принадлежат, и среди лиц, одинаково обладающи
х ими. С верованиями и благородными манерами он ещё ловко владел оружием
и особенно шпагой. Для джентльмена той эпохи был безусловно необходим ед
инственный талант: это глубокое знание всякого рода охоты, начиная от со
колиной и до охоты на кабана. В этом отношении Жильберт равен по искусств
у с большей частью молодых дворян. Несмотря на свою молодость, он был сове
ршенно подготовлен к светской жизни. Кроме этих преимуществ у него было
ещё одно: Жильберт чувствовал, что даже отправляясь жить среди чужеземце
в, он встретит людей, думающих и действующих, как он сам, веря, что их способ
действовать и думать лучше, чем у других.
Пока он бродил вдоль дюн, он не думал ни об этом, ни о своих проектах. Его жиз
нь казалась ему странной, благодаря своей внезапной и полной перемене.
Большой переменой был для него переход от роскошной жизни, спокойных нас
лаждений, обеспеченного существования, местных почестей, перспективы т
ихой любви, делавшей все честолюбивые мысли безумными и пустыми, к облад
анию только парой хороших лошадей, солидным оружием, небольшими карманн
ыми деньгами, с которыми ему предстояло завоевать мир. Однако громадная
разница этих двух положений была для него незначительной рядом с более ж
естокими несчастиями, о которых молодой человек раздумывал во время пут
и. Они отравили его молодую жизнь, отняв самые высокие и прекрасные иллюз
ии и самую дорогую надежду на счастье.
Падение образа его матери, вознесённого им на алтарь, неизбежно увлекло
с собой и его прошедшее детство, каким Жильберт представлял его себе. В уж
асном свете его истинной природы, в сумме зла, казавшегося ему внезапным,
то немногое хорошее, которое он должен бы сохранить в своих воспоминания
х, уменьшилось до Ничтожества. Ему казалось невозможным, чтобы его мать, в
ышедшая замуж за убийцу своего мужа через месяц после его смерти, могла п
итать искреннюю любовь к Раймунду Варду, или иметь хоть самое лёгкое рас
положение к сыну, сначала брошенному ею, а затем предательски лишённому
ею наследства. Но в его сердце ещё существовало время, когда он питал к ней
сыновний культ, и он оплакивал те части в своей одинокой скорби. Ничто не
заменит её места, она удалилась, унеся с собой все сладкие и нежные воспом
инания целого существования.
Когда его внутреннее зрение искало её, то ничего не находило, и весь свет у
гасал в потёмках его души. В действительности его мать не умерла, как его о
тец, но она была мертва для чести. В его памяти Раймунд Вард остался таким,
каким Жильберт видел его в последний раз, Ц бледным и окоченелым в своей
кольчуге. Но все-таки это был он сам, все-таки он сам, каким был при жизни и к
аким сделался потом в месте мира и успокоения, где покоятся храбрые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34