Так вот, что она хотела от меня услышать! Я побоялся сказать ей это. Я
ничего не ответил. Разговаривать с ней было все равно что переходить
бурную реку с каменистым дном: в любую секунду нога может соскользнуть, и
тебя унесет течением.
- Почему ты многое скрываешь от меня, Гильгамеш?
- Не зови меня этим именем.
- Да, наверное, не надо. Пока не надо. Но тебе не уйти от меня.
- Почему ты думаешь, что я от тебя что-то скрываю?
- Потому что знаю, что так оно и есть.
- Ты можешь заглянуть в мои мысли?
Она загадочно улыбнулась.
- Возможно.
Я заставил себя упрямо сопротивляться ей и сказал:
- Тогда у меня от тебя нет секретов. Ты и так все знаешь.
- Я хочу услышать это из твоих собственных уст. Я думала, что ты
придешь ко мне сам и скажешь. Когда ты не пришел, я сама позвала тебя. Ты
переменился. В тебе появилось что-то новое.
- Нет, - сказал я. - Это ты переменилась.
- И ты тоже, - сказала Инанна. - Разве я не просила тебя прийти и
сказать мне, когда какой-нибудь бог выберет тебя? Какой это бог?
Я в изумлении уставился на нее.
- Ты это знаешь?
- Это так легко увидеть!
- Как? Это видно по лицу?
- Я это почувствовала через пространство, разделявшее нас. Теперь в
тебе божество. Ты не можешь этого отрицать.
Я покачал головой.
- Я и не отрицаю.
- Ты обещал мне сказать, когда тебя выберут. Выполни обещание.
- Это очень личное, когда тебя выбирают, - сказал я, потупив глаза.
- Выполни обещание, - сказала она.
- Я думал, тебе не до меня... Праздник, похороны старой Инанны.
- Выполни обещание, - сказала она.
В голове у меня пульсировала боль. Перед ней я был беспомощен.
Лугальбанда, молил я, наставь меня, помоги!
Кроме пульсирующей боли, я ничего не чувствовал.
Она сказала:
- Назови мне имя бога, который теперь защищает тебя.
- Ты все на свете знаешь, - дерзнул я сказать. - Зачем мне говорить
тебе то, что ты и так знаешь?
Это ее и позабавило и разгневало. Она отвернулась от меня и стала
расхаживать по комнате. Потом схватила связки тростника и крепко сжала их.
На меня она не смотрела. Молчание сковывало меня бронзовыми обручами. Я
задыхался. Шутка ли - открыть имя своего личного бога! Это значит потерять
частичку той защитной силы, которую бог тебе дает. А я еще далеко не был
уверен в собственной силе, чтобы принести эту жертву. Но точно так же мне
не хватало сил противостоять Инанне, скрывая от нее то, что она требовала.
Я дал обещание жрице, а выполнить обещание требовала богиня.
Я сказал очень тихо:
- Бог, вошедший в меня, это мой отец, герой Лугальбанда.
- Вот, значит, как, - сказала она.
Больше она ничего не сказала, и пугающее молчание снова повисло в
воздухе.
- Не говори об этом никому, - сказал я.
- Я - Инанна! - в гневе вскричала она. - Никто мне не указ!
- Я тебя прошу никому не говорить. Разве это большое одолжение?
- Ты не смеешь ни о чем меня просить!
- Просто обещай...
- Никаких обещаний! Я - Инанна.
Сила богини заполнила зал. Подлинное присутствие божества наполняет вас
леденящим холодом, потому что оно притягивает к себе все тепло жизни. В
этот момент я почувствовал, как Инанна забирает мое тепло, высасывает его
из меня, оставляя только пустую заледенелую оболочку. Я не мог
шевельнуться, не мог говорить. Я остро чувствовал, как я молод, глуп и
неискушен. Я видел, что передо мной стоит богиня, чьи желтые глаза горят,
как у дикого зверя в ночи.

8
Несколько дней спустя, когда я вернулся домой с поля для метания
дротиков, я обнаружил запечатанную табличку на постели. Это было, как
сейчас помню, в девятнадцатый день месяца: это всегда самый неудачный
день. Я поспешно разбил обертку из коричневой глины и прочел сообщение,
потом еще и еще раз. Эти несколько слов, написанные на глине в один миг
вырвали меня из уюта моего родного города и ввергли в странную жизнь
изгнанника, словно это были не слова, а буйное дыхание самого бога Энлиля.
Табличка гласила: "Немедленно беги из Урука. Думузи покушается на твою
жизнь".
Внизу стояла печать Инанны.
Моя первая реакция - чувство протеста. Сердце мое грохотало в груди,
руки сжимались в кулаки. Кто такой Думузи, как он смеет угрожать сыну
Лугальбанды? Мне ли бояться такого ленивого слизняка, как он? А еще я
подумал: власть богини выше власти царя, значит, мне незачем бежать из
города, Инанна защитит меня.
Когда я шагал из угла в угол, охваченный гневом и яростью, вошел один
из моих слуг. Он тут же попятился назад, но я велел ему остаться.
- В чем дело? - требовательно спросил я.
- Двое. Господин, два человека были здесь...
- Кто такие?
Какое-то время он не мог сказать ни слова. Потом с трудом выдавил из
себя:
- Рабы Думузи. На руках у них были красные повязки царя.
В глазах у него был страх.
- У них в руках были ножи, мой господин. Они было спрятали их в одежду,
но я заметил их блеск. Мой господин...
- Они тебе сказали, что им надо?
- Поговорить с тобой, мой господин, - он запинался.
Страх сделал его лицо серым.
- Я с-с-сказал, что ты у б-б-богини, и они сказали, что вернутся...
С-с-сегодня вечером вернутся...
- Хорошо, - тихо сказал я. - Значит, это правда.
Я взял его за край одежды, притянул к себе и прошептал:
- Будь начеку! Если увидишь их поблизости, немедленно сообщи мне.
- Непременно, мой господин!
- И никому не говори, где я!
- Ни слова, мой господин!
Я отпустил его и снова начал ходить по комнате. В горле у меня
пересохло, я весь дрожал. Не от страха, а от ярости и негодования. Что мне
оставалось делать, как не бежать? Я видел, как нелепо все складывается.
Да, можно быть дерзким и смелым. Но за это я заплачу жизнью. Как же я был
заносчив! Как был уверен, что Думузи не может угрожать сыну Лугальбанды,
забыв, что Думузи царь, и моя жизнь находится в его руках. Если бы у
Инанны была хоть единственная возможность меня защитить, разве она послала
бы письмо, приказывая бежать? Я уставился в пустоту. Нельзя медлить ни
минуты. Я это знал, даже не пытаясь искать объяснений. В мгновение ока
Урук был потерян для меня. Я должен бежать, и как можно скорее. Я не смею
задерживаться, чтобы попрощаться с матерью или преклонить колена у
святилища Лугальбанды. В эту самую секунду двое убийц по приказу Думузи
направляются сюда Промедление смерти подобно.
Я не собирался надолго. Я найду прибежище в каком-нибудь городе на
несколько дней, если понадобится, то на несколько недель, пока не узнаю, в
чем моя вина, чтобы нажить себе врага в лице самого царя, и как можно
исправить положение. Я не мог даже предположить, что отправляюсь в
четырехлетнее изгнание.
Онемев, дрожащими руками я собрал кое-какие пожитки. Я связал одежду в
узел, взял лук и меч, амулет пазузу, который моя мать дала мне еще в
детстве, маленькую статуэтку богини, которую я получил от Инанны, когда
она была жрицей. Я взял табличку, на которой были написаны заклинания -
средство на случай ранения или болезни, и кожаный мешочек с травами,
которые можно зажечь, чтобы прогнать духов в пустыне. Я взял небольшой нож
древней работы, в рукоять которого были вделаны драгоценные камни, не
очень острый, но нежно хранимый, ибо его привез мне Лугальбанда с одной из
своих войн.
В первую стражу ночи, когда восходят звезды, я выскользнул из дома и,
крадучись, направился к Северным Воротам. Шел мелкий дождь. Легкий дым
поднимался от крыш домов к темнеющим небесам. Сердце мое разрывалось.
Никогда прежде я не покидал Урук. Я был в руках богов.
Я решил отправиться в город Киш. Эриду или Ниппур были ближе и
добраться туда было легче, но Киш казался безопаснее. Влияние Думузи в
Эриду и Ниппуре было гораздо сильнее, а Киш был ему враждебен. Мне не
хотелось появиться в таком месте, где меня бы скрутили и немедленно
отправили обратно в Урук из любезного отношения к царю Урука. Акка, царь
Киша, вряд ли считал себя обязанным оказывать какие-либо услуги Думузи. И
Лугальбанда часто говорил о нем, как о добром воине, достойном противнике
и человеке чести. Значит, в Киш. Кинуться в ноги Акке и просить о
милосердии.

Киш лежал на севере, на расстоянии многодневного перехода. По воде пути
не было. Не было проверенного пути для маленького плота или лодки, чтобы
плыть против течения по бурной Буранну, и не было смысла рисковать и
пытаться пробраться на один из больших царских кораблей, плывущих вверх по
реке. Я знал, что по восточному берегу вьется караванная тропа. Если идти
по ней на север и поживее переставлять ноги, рано или поздно, я оказался
бы в Кише.
Я шел быстро, временами бежал рысцой, и скоро Урук скрылся во тьме. Я
шагал до полуночи. У меня возникло чувство, что я очень далеко от дома,
что я отправился в далекое путешествие, которое приведет меня в самые
отдаленные уголки земли, путешествие, которое никогда не окончится. Это
путешествие и впрямь не окончено по сей день.
В эту ночь я спал на свежевспаханном поле, закутавшись в плащ, и дождь
падал мне в лицо. Я спал, и спал крепко. На заре я встал, выкупался в
илистом канале какого-то крестьянина и там же подкрепился фигами и
огурцами. Затем я снова двинулся на север. Я чувствовал, что я неутомим,
полон сил, и меня не пугает необходимость шагать весь день. Это бог был во
мне, он вел меня, как всегда, к большим деяниям, нежели доступны
смертному.
Земля была прекрасна. Небо было огромным и сияющим, оно трепетало от
присутствия богов. На обширной пойменной равнине пробивалась первая нежная
осенняя трава, после летней засухи. Вдоль каналов мимозы, ивы и тополя,
тростники и камыши - все покрывалось свежей зеленой порослью. Темная река
Буранну бежала по равнине слева от меня в русле собственного ила. Где-то
далеко к востоку была еще одна река - быстрая и дикая Идигна. Она была
второй границей земли, ибо, когда мы говорим о земле, мы имеем в виду
пространство между двумя реками. Все, что лежит за этими пределами, для
нас чужое; то, что лежит внутри двух рек, дано нам богами.
Реки приносят страшные наводнения, убийственные потоки, сметающие все
на своем пути, реки приносят и плодородный ил. Великие знаки этого
священного дара я видел повсюду на своем пути. Этим обязаны мы великому
отцу Энки. Легенда о великом и мудром боге рассказывает, что он принял вид
дикого быка и вонзил свой огромный фаллос в сухие русла двух рек и излил в
них свое семя мощными потоками, чтобы наполнить их сияющей водой жизни.
Так оно и повелось: воды отца дают плодородие земле - нашей матери. Когда
реки наполнились его плодородными потоками, великий и мудрый Энки придумал
каналы, что переносят воду рек на поля, и породил рыбу и тростник, болота
и зеленую траву холмов, злаки, плоды, скот на пастбищах, вручив опеку над
всем этим особому богу.
Все это я слышал от арфиста Ур-Кунунны и от отца-наставника в классе.
Мне это все казалось только словами. Теперь это стало реальностью. Я видел
на полях злаки, клонящиеся под тяжестью зерен пшеницы и ячменя. Я видел
финиковые пальмы, отягощенные плодами. Я видел кипарисы и виноградники,
полные виноградных кистей, сады миндаля и грецких орехов, всюду паслись
стада быков, волов и овец. Земля кипела жизнью. В лагунах возле каналов я
видел отдыхающих буйволов, большие стаи птиц с ярким оперением, множество
черепах и змей. Однажды я увидел черногривого льва. Мне хотелось увидеть
слона, о котором я слышал потрясающие истории, но слоны в это время года
куда-то уходят. Однако других существ - кабанов, гиен, шакалов, волков,
орлов и стервятников, антилоп и газелей было великое множество.
Все это время я охотился на зайцев и гусей, находил орехи и ягоды. В
селениях крестьяне охотно приглашали меня разделить с ними трапезу: горох,
чечевица, бобы, пиво, золотистые дыни. Я никому не говорил ни своего
имени, ни откуда я родом. Знали ли они, что я не простой смертный, а
молодой царевич? Почему они так радушно меня принимали? Хотя, по обычаю,
прогнать мирного странника считается оскорблением богам. Девушки этих
крестьянских селений согревали меня по ночам, и я сожалел, что мне надо
идти. Иногда я раздумывал, а не взять ли с собой в путь кого-нибудь из
этих нежных подружек? Но я шел все дальше и всегда один. Я был один, когда
наконец пришел в великий град Киш.
Мой отец всегда с теплотой отзывался о Кише. "Если и есть где град,
который может по праву равняться с Уруком, - говаривал он, - то это
конечно Киш". По-моему, так оно и есть.
Как и Урук, Киш лежит на реке Буранну, которая связывает город с морем,
поэтому он богатеет от речной и морской торговли между городами. Как и
Урук, он окружен стенами и поэтому надежно защищен. Там живет довольно
много народу, хотя и не так много, как в Уруке, который, наверное,
величайший город в мире. Мои сборщики податей на пятом году моего
правления насчитали девяносто тысяч жителей, включая рабов. На мой взгляд,
в Кише живет примерно на треть меньше, что тоже впечатляет.
Задолго до того, как возвысился Урук, Киш достиг большого могущества.
Это было давно, когда царская власть во второй раз была дарована с небес,
после того, как Потоп разрушил прежние города. Тогда Киш стал царской
столицей, а Урук был тогда только деревней. Я помню, как арфист Ур-Кунунна
пел нам об Этане, царе Киша, который собрал под своей властью все земли.
Его славили как царя над царями. Это Этана взмыл на орле в небо, когда, по
причине своего бесплодия, искал для рождения наследника зелье, растущее
только на небесах.
Поразительное чудесное путешествие Этаны из Киша на небеса даровало ему
желанного наследника, но все равно Этана пребывает сегодня в Доме Праха и
Тьмы, а Киш не имеет более власти над всеми землями. К тому времени как
царем Киша стал Энмебарагеси, величие Урука возросло. Мескингашер, сын
солнца, стал нашим царем, когда Урук еще не был Уруком, а двумя деревнями
- Эанной и Куллабом. После него царем был мой дед, герой Энмеркар, который
создал Урук из двух деревень. А после него - Лугальбанда. При этих двух
героях мы завоевали нашу независимость и достигли расцвета и величия,
хранителем которых я был все эти долгие годы.
Энмебарагеси давно умер, и его сын Акка стал царем Киша. В один
прекрасный день, при ярком зимнем солнце я впервые увидел этот город,
высоко вздымающийся на плоской равнине Буранну, за стеной со многими
башнями, выкрашенными в ослепительный белый цвет. На башнях развевались
длинные флаги багряного и изумрудного цветов. Киш похож на двугорбого
верблюда: на западе и востоке два центра-близнеца и низинный район
посередине. Храмы Киша возвышались на очень высоких помостах, выше, чем
Белый Помост Урука. Ступени к ним поднимались высоко в небо, словно вели к
самим богам. Это показалось мне величественным и прекрасным и когда я
перестраивал храмы Урука, то имел ввиду высокие помосты Киша. Но это было
много лет спустя.
Город Киш был великолепен. Казалось, все в нем кричало: "Я
могущественный, я непобедимый город!" Я почувствовал себя мальчишкой,
первый раз покинувший родной дом, но в сердце моем не было места страху.
Я предстал пред стенами Киша, и мрачный длиннобородый привратник вышел,
небрежно помахивая своим бронзовым скипетром, знаком его должности. Он
оглядел меня с ног до головы, словно я был каким-то ничтожеством, мясом,
ходившим на двух ногах. Я ответил на его взгляд таким же наглым взглядом.
Слегка касаясь рукояти своего меча, я сказал ему:
- Доложи своему господину, что сын Лугальбанды пришел из Урука
приветствовать его.

9
В ту ночь я ел с золотых блюд во дворце царя Акки. Так началось мое
четырехлетнее пребывание в Кише.
Акка тепло принял меня то ли из уважения к моему отцу, то ли от мысли
как-то использовать меня потом против Думузи. Может быть, было в его
радушии немного и того и другого. Он был человеком чести, как мне и
говорили, но в то же время Акка до мозга костей был монархом, который
обращал все на пользу своего города.
Это был розовокожий здоровяк с большим брюхом. Он обожал мясо и пиво.
Голова у него была совершенно безволосая. Ему брили ее каждое утро в
присутствии его придворных и сановников. Лезвия, которыми пользовались
цирюльники, были из белого металла, которого я никогда не видел прежде, и
чрезвычайно острые. Акка сказал, что они из железа. Это удивило меня,
поскольку я считал, что железо темнее и не годится к употреблению - оно
мягкое и его по-настоящему не наточить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37