На седьмой день Зиусудра выпустил
голубку, но она не нашла себе пристанища и вернулась. Он выпустил
ласточку. Но и ласточке негде было опуститься, поэтому и ласточка
вернулась обратно. Тогда он выпустил ворона. Птица взлетела высоко и
далеко, и увидела, что воды начали отступать. Она облетела ковчег широким
кругом, каркнула, улетела и больше на ковчег не вернулась. Тогда Зиусудра
открыл все двери ковчега всем ветрам и солнечному свету. Он пошел на гору
и совершил возлияние, и выставил семь священных сосудов и еще семь, и жег
тростник, и кедр, и мирру богам, которые спасли его от страшной участи.
Боги почуяли запахи жертвоприношения и пришли, чтобы насладиться ими.
Инанна была в числе тех, кто пришел, разодетая в драгоценности. И она
воскликнула: "О да, придите, боги! Но не пускайте сюда Энлиля, ибо он тот,
кто обрушил воды потопа на моих людей!"
И все-таки Энлиль пришел. Он оглянулся и все осмотрел, и в гневе
спросил, как же это могло получиться, что какие-то человеческие души
избегли погибели. "Об этом спроси у Энки", - ответил ему Нинурта, воитель,
бог колодцев и каналов. И тут Энки смело выступил вперед и дерзко сказал
Энлилю: "Безумной затеей было насылать потоп на людей. В гневе своем ты
погубил и грешников, и невинных людей. Это чересчур. Это слишком. Если бы
ты послал волка, чтобы тот пожрал грешников, или льва, или даже еще один
голод, или чуму - что же, этого было бы вполне достаточно. Но не этот же
чудовищный потоп! И вот род человеческий погиб, о Энлиль, а весь мир
затоплен. Только этот ковчег и бывшие в нем люди выжили, да и это
произошло только потому, что Зиусудра, мудрый царь, увидел во сне замыслы
богов, и успел что-то сделать, чтобы спасти себя и дом свой. Иди к нему,
Энлиль. Говори с ним. Прости ему. Окажи ему свою любовь и милость".
Сердце Энлиля было тронуто состраданием. Он увидел, какие разрушения
принес потоп, и его охватила скорбь. И он взошел на борт ковчега Зиусудры.
Он взял царя за руку и взял руку его жены, притянул их к себе и дотронулся
до их лба, чтобы благословить их. И Энлиль сказал: "Ты был смертен, но
больше ты не смертный. Отныне вы будете как боги, и будете жить вдали от
рода человеческого, в устьях рек, в золотой земле Дильмун".
Так были вознаграждены Зиусудра и его жена. И там, в земле Дильмун,
живут они по сей день, вечные, неумирающие, двое, кто верой и терпением
возродил мир в те дни, когда Энлиль наслал потоп, чтобы стереть
человеческий род с лица земли.
Вот такую повесть слыхал я от арфиста Ур-кунунны, когда был ребенком во
дворце Лугальбанды.
30
Я продолжал свои блуждания в горе и безумии. Но теперь у моих
странствий была цель, как бы жалка и безумна она ни была. Не могу сказать,
вам, сколько месяцев я шагал, не могу вспомнить, по каким степям, горам,
долинам и равнинам. Иногда солнце висело передо мной как огромное око
злобного белого огня, посылая волны жара, которые кружили мне голову и
туманили разум, когда я шагал сквозь них. Иногда солнце было бледным и
висело на горизонте за моей спиной, или слева от меня. Я не могу сказать,
что это была за дорога, куда я направлялся. Я встречал реки, и
переправлялся через них. Не думаю, чтобы это были Две Реки наших земель. Я
пересекал болота, места, где влажный песок чавкал подо мной, как грязь. Я
шагал по дюнам и сухим пустыням, я прокладывал себе дорогу в зарослях
какого-то колючего тростника, который хлестал меня, как мстительный враг.
Я питался мясом зайцев и кабанов, бобров и газелей, а там, где они не
встречались, я ел мясо львов, волков и даже шакалов. Когда мне не
попадались звери, я ел коренья, орехи и ягоды, а там, где нечего было
есть, я не ел ничего. И это не имело для меня значения. Во мне была
божественная сила. Передо мной была божественная цель.
Через какое-то время я подошел к горе, которая, как я знал, зовется
Машу, которая стережет восход и заход солнца. Сдвоенная вершина Машу
достигала высоты небес, а ее склоны спускались до врат подземного царства.
Говорят, ее склоны сторожат люди-скорпионы, люди, которые только
наполовину люди, а наполовину - скорпионы, с выгнутыми хвостами, в которых
таится смертоносное жало. Ходят слухи, что один их взгляд убивает. Я не
увидел никаких людей-скорпионов, когда поднимался на Машу. Вернее сказать,
я встретил каких-то несчастных печальных страшилищ совсем не смертоносного
вида. Может быть, наслушавшись рассказов из третьих рук, люди превратили
их в чудовищных людей-скорпионов. С рассказами путешественников всегда так
происходит.
Но я не отрицаю, что почувствовал страх, когда впервые встретился с
ними, когда я набрел на плоское место, лежащее между двумя вершинами.
Существо, наверное какое-то время наблюдало за мной, прежде чем я его
заметил, оно стояло на возвышении надо мной, спокойно сложив руки на
груди.
Энлилем клянусь, странно было на него смотреть! Наверное, оно больше
было человеком, чем кем-нибудь другим, но там, где виднелась его кожа, она
была жесткая, ороговевшая и темная, очень похожая на панцирь скорпиона. Я
сразу замер как вкопанный, и вспомнил, что мне рассказывали о стражах этой
горы, об их смертоносном взгляде. Я быстро закрыл глаза рукой и посмотрел
вниз. Сердце мое забилось от досады.
На языке, очень похожем на язык пустынников, скорпионоподобное существо
произнесло:
- Тебе нечего меня бояться, пришелец. У нас тут гости так редки, что
жалко их убивать.
Эти слова меня успокоили. Я пришел в себя, опустил руку и без страха
уставился на существо. Я спросил:
- Это гора Машу?
- Да.
- Тогда я и впрямь очень далеко от дома.
- А где твой дом и зачем ты его покинул?
- Я из города Урука, - ответил я, - и зовут меня Гильгамеш. А оставил я
свой дом потому, что ищу то, чего дома не мог найти.
- Гильгамеш? А разве не так зовут царя в Уруке?
- А ты откуда это знаешь, здесь, в таких дальних горах?
- Друг мой, все знают царя Гильгамеша, который на две трети бог и
только на треть смертный! Есть ли на свете человек, счастливее его?
- Должно быть, есть, - ответил я. Медленно я поднялся по тропинке,
усыпанной обломками скал, поравнялся с человеком-скорпионом и тихо сказал:
- Знай же, что я и есть царь Гильгамеш. Или, вернее, был им, потому что
оставил свое царство.
Мы изучали друг друга, глядя в глаза. Никто из нас, похоже, не знал,
как отнестись к другому. Мой страх совершенно прошел, хотя вид его кожи
вызывал у меня содрогание. Не знаю, было ли это существо, похожее на
скорпиона, демоном или просто каким-то несчастным с врожденным уродством.
Глаза его, смотревшие на меня, были грустными и добрыми, а я никогда не
встречал демона с грустными и добрыми глазами.
Потом существо повернулось, сделав мне знак следовать за ним, и
медленно, неуклюже ковыляя, побрело по крутому откосу к маленькой хижине,
сделанной из плоских камней и веток. Там было еще одно существо, подобное
скорпиону, - женщина, еще более уродливая, чем мужчина, с толстой
желтоватой кожей, которая была изрыта шрамами. Неужели мужчина-скорпион
ухитрился найти себе подругу, страдавшую от того же недуга? Или эта
женщина была его сестрой, которая унаследовала уродство от той же самой
крови? Я никогда этого не узнал. Может быть, что женщина была ему и
сестрой, и подругой. Дали бы только боги, чтобы люди эти не породили целый
род себе подобных! Видно сердце у нее было доброе, потому что она
немедленно принялась за работу, заварив что-то вроде чая из перетертых
древесных иголок и земляных орехов, чтобы напоить меня. Время было
позднее, воздух становился все холоднее. Скоро показались звезды на сером
вечернем небе.
Мужчина сказал:
- Этот скиталец - Гильгамеш, царь Урука, чье тело создано из плоти
богов.
- Понятно, - сказала она, совершенно не удивившись, будто он ей сказал:
"Это козопас Кишудул" или: "Это рыбак Ур-шухадак". Она налила чай в грубую
черную глиняную чашку и подавая мне, сказала:
- Даже если это бог, ему надо выпить что-нибудь горячее.
- Я не бог, - сказал я ей. - Во мне есть божественная кровь, но я
смертный.
- Понятно, - сказала она.
- Он пришел сюда, чтобы что-то найти, но не рассказал, что именно, -
сказал мужчина.
Женщина пожала плечами.
- Что бы то ни было, здесь он этого не найдет.
И, обращаясь ко мне, добавила:
- Здесь ничего нет. Здесь холодно и пусто.
- То, что я ищу, находится еще дальше.
Она пожала плечами и молча потягивала чай. Казалось, ей было все равно,
чего я ищу и почему я здесь. Что ей Гильгамеш и все его муки? Она жила
здесь, в этом ужасном месте, и если странствующий печальный царь пришел к
ней однажды холодным вечером в поисках тайн и выдумок, то какое ей до
этого дело? Я рассматривал ее. Лицо ее, казалось, состояло из складок и
морщин. Но я увидел, что глаза ее были теплыми и нежным, глазами женщины.
Казалось, что чудовище сожрало ее, и только ее глаза выглядывали из его
оболочки.
В мужчине было больше любопытства. Он спросил:
- А что же ты ищешь, Гильгамеш?
- В Уруке, - сказал я, - ко мне пришел незнакомец, звали его Энкиду,
между нами возникла такая дружба, которая связала нас сильнее, чем
любящих.
- А потом он умер?
- Ты это знаешь? - спросил я изумленно.
- Не знаю. Просто я вижу, как твое горе висит над тобой, словно черная
туча.
- Я рыдал над ним дни и ночи. Я не хотел отдавать его на погребение.
Мне казалось, что если я буду плакать как безумный, мой друг вернется ко
мне, к жизни. Но этого не произошло. И когда он умер, моя собственная
жизнь опустела. Я стал бродить по пустыне, как охотник, - нет! как
безумец. Я вижу, что кроме смерти, меня ничего не ждет, а знать, что
впереди смерть, - это лишает мою жизнь всякого смысла. Смерть - мой враг.
Я посмотрел человеку-скорпиону прямо в глаза.
- Я хочу победить смерть! - вскричал я.
- Мы все должны умереть, - сказала женщина уныло и кротко. - Иногда она
приходит даже слишком поздно.
- Может быть для тебя! - сказал я свирепо.
- А она придет, хотим мы того или нет. Слушай, лучше принять ее, как
она есть, чем с ней воевать. Эту войну не выиграешь.
Я покачал головой.
- Ты ошибаешься. Сколько времени прошло со времен потопа? А Зиусудра
все еще живет!
- Да, по особой милости богов, - сказала она. - Но он -
один-единственный. Такого не повторится.
Слова ее были как ушат холодной воды на голову.
- Ты уверена? Откуда ты это знаешь?
Человек-скорпион положил руку мне на запястье. Она показалась мне
жесткой, словно дерево.
- Тихо, тихо, друг. Ты слишком разволновался. Чего доброго, наживешь
лихорадку. Если боги и решили в кои-то веки пощадить Зиусудру, тебе что до
этого?
- Многое, - ответил я. - Скажи мне, как далеко отсюда земля Дильмун?
- Очень далеко. Тебе надо перейти через гребень горы, а потом
спуститься по непроходимой ее стороне, к морю, а потом...
- Ты можешь показать мне дорогу?
- Я могу рассказать тебе только то, что знаю сам. Но знаю я одно: никто
еще не достигал земли Дильмун и никто ее не достигнет. По ту сторону горы
лежит глухая пустыня, ты погибнешь там от голода и жажды. Или дикие звери
сожрут тебя. Или потеряешься там во тьме и пропадешь.
- Только укажи мне путь, и я найду Дильмун.
- А что потом, Гильгамеш? - спокойно спросил меня человек-скорпион.
Я сказал:
- Я хочу найти Зиусудру. Я хочу задать ему множество вопросов о жизни и
смерти. Он прожил сотни лет, а может быть, и тысячи. Он должен знать тайны
всех вещей. Может быть, он расскажет мне, как победить смерть.
Оба существа смотрели на меня с жалостью, словно это я был уродом, а не
они. Женщина подлила мне еще чаю. Мужчина встал и проковылял в дальний
угол свой хижины, откуда принес мне что-то вроде хлеба, изготовленного из
диких семян горных растений. На вкус он был все равно, что печеный песок,
но я съел его.
После долгого молчания мужчина сказал:
- Ни один мужчина, ни одна женщина из смертных еще не перешли ту
пустыню, что лежит впереди, за то время, пока я живу здесь. Я ни о чем
таком не слышал, а я живу здесь уже давно. Но я желаю тебе добра,
Гильгамеш. Утром я проведу тебя к вершине и покажу тебе дорогу. Пусть боги
помогут тебе добраться до моря.
Он разговаривал со мной, как с ребенком, который вопреки здравому
смыслу непременно должен добиться своего. В его голосе была печаль, ни
тени раздражения и примиренность с жизнью. Ясно было, что по его мнению,
меня ждет разочарование. Что ж, вполне разумно, ведь он видел, что лежит
по ту сторону гор, а я нет. Моей задачей было добраться до той земли, за
пределами которой уже нет ни горя, ни смерти. Мне нужно было дойти до
Дильмуна, говорить с Зиусудрой. Я должен совершить это путешествие в
скорби и муках, по жаре и по холоду, вздыхая и плача. Я спал в ту ночь на
полу в хижине людей-скорпионов, прислушиваясь к сухому царапающему звуку
их дыхания. Когда встала заря, они покормили меня, а когда солнце встало
между двумя пиками Машу, человек-скорпион сказал: "Пойдем, я покажу тебе
дорогу". Мы вместе взобрались на гребень перевала. Я взглянул вниз, в
долину, полную острых зазубренных скал цвета обожженной глины. Она
простиралась до самого горизонта, справа и слева лежали пустынные степи.
Казалось, это место лишено какого бы то ни было благословения богов.
- Какие звери здесь водятся? - спросил я.
- Ящерицы. Длиннорогие козлы. Львы встречаются, но не часто.
- А демоны здесь есть?
- Я бы не удивился, если бы были.
- Я с ними уже встречался, - сказал я. - Может быть, они меня не
тронут, потому что они знают, что я могу.
- Возможно, - сказал человек-скорпион.
- А вода? Или родники?
- Пока ты не дойдешь до нижнего леса. Только там, по-моему, должна быть
вода.
- Ты сам был там?
- Нет, - сказал он. - Никогда. Да и никто не был.
- Ну что ж, скоро это утверждение перестанет быть правдой, - ответил я
и покинул его, горячо поблагодарив за гостеприимство. Он кивнул мне
головой, но не обнял меня. Он долго-долго стоял на вершине горы, пока я
спускался вниз. Через много часов я поглядел вверх и увидел его уродливую
фигуру, которая отчетливо вырисовывалась на фоне неба. Я еще дважды видел
его. А потом вершина пропала у меня из виду.
31
В путешествии этом было мало удовольствия и много неожиданностей. Я
неохотно вспоминаю о нем. Целыми днями я шагал и шагал по жаре. Солнце,
поднимаясь по небосклону все выше, жгло меня нещадно. Я думал, что сила
его высушит и ослепит меня. Ночи были мучительно холодными, ветры терзали
меня. Камни были очень острые и плохо держались на склонах горы. Стоило
мне сделать неверный шаг, как камень с грохотом срывался у меня из-под
ног, вздымая тучи сухой красной пыли, которая забивала мне ноздри. Я
сильно поранил себе ноги, и много раз, падая, резал кожу, об острые камни.
Меня мучила жажда. Тучи бешеной жалящей мошкары кружили у моего лица всю
дорогу, впиваясь в мои глаза. Я ел ящериц, которых доводилось поймать,
когда они спали на солнце, и длинноногих скачущих насекомых, которых было
полным-полно повсюду. Вместо воды, я жевал веточки жалких корявых
маленьких растений. По крайней мере, хоть демонов я не видел. Я повстречал
нескольких львов, таких же пыльных и жалких, как я сам, но они держались
подальше от меня. Я часто думал, доживу ли я до конца этой долины, и не
однажды мне думалось, что это мой конец.
Как часто случается, нечто, представленное людьми как невозможное, на
проверку оказывается просто невероятно трудным или просто неудобным в
осуществлении. Когда я спустился по долине, я обнаружил, что попал на
высокогорное плато, где росли только маленькие колючие растения. Не очень
привлекательное место, но его можно преодолеть. Я шел по нему много дней.
Я шагал терпеливо, словно вол в ярме.
Места постепенно начали меняться. Почва, красная и сухая, становилась
темней и не казалась такой бесплодной. С юга долетал теплый нежный ветер,
в дыхании которого чувствовалась влага. Однажды я попал в такую узкую
долину, что мог коснуться ее стен руками. Когда же я вышел из нее, то
оказался в туманной местности с ласковым воздухом и мягким солнечным
светом, где сияющая роса покрывала холмы.
Как приятно было ощущать, когда роса коснулась моей иссушенной кожи и
омыла ее нежным дождем! Это место могло бы считаться садом богов. Везде
цвели цветы с таким ароматом, какой не встречался мне раньше. Трава была
светло-зеленая, шелковистая, щекотавшая мне ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
голубку, но она не нашла себе пристанища и вернулась. Он выпустил
ласточку. Но и ласточке негде было опуститься, поэтому и ласточка
вернулась обратно. Тогда он выпустил ворона. Птица взлетела высоко и
далеко, и увидела, что воды начали отступать. Она облетела ковчег широким
кругом, каркнула, улетела и больше на ковчег не вернулась. Тогда Зиусудра
открыл все двери ковчега всем ветрам и солнечному свету. Он пошел на гору
и совершил возлияние, и выставил семь священных сосудов и еще семь, и жег
тростник, и кедр, и мирру богам, которые спасли его от страшной участи.
Боги почуяли запахи жертвоприношения и пришли, чтобы насладиться ими.
Инанна была в числе тех, кто пришел, разодетая в драгоценности. И она
воскликнула: "О да, придите, боги! Но не пускайте сюда Энлиля, ибо он тот,
кто обрушил воды потопа на моих людей!"
И все-таки Энлиль пришел. Он оглянулся и все осмотрел, и в гневе
спросил, как же это могло получиться, что какие-то человеческие души
избегли погибели. "Об этом спроси у Энки", - ответил ему Нинурта, воитель,
бог колодцев и каналов. И тут Энки смело выступил вперед и дерзко сказал
Энлилю: "Безумной затеей было насылать потоп на людей. В гневе своем ты
погубил и грешников, и невинных людей. Это чересчур. Это слишком. Если бы
ты послал волка, чтобы тот пожрал грешников, или льва, или даже еще один
голод, или чуму - что же, этого было бы вполне достаточно. Но не этот же
чудовищный потоп! И вот род человеческий погиб, о Энлиль, а весь мир
затоплен. Только этот ковчег и бывшие в нем люди выжили, да и это
произошло только потому, что Зиусудра, мудрый царь, увидел во сне замыслы
богов, и успел что-то сделать, чтобы спасти себя и дом свой. Иди к нему,
Энлиль. Говори с ним. Прости ему. Окажи ему свою любовь и милость".
Сердце Энлиля было тронуто состраданием. Он увидел, какие разрушения
принес потоп, и его охватила скорбь. И он взошел на борт ковчега Зиусудры.
Он взял царя за руку и взял руку его жены, притянул их к себе и дотронулся
до их лба, чтобы благословить их. И Энлиль сказал: "Ты был смертен, но
больше ты не смертный. Отныне вы будете как боги, и будете жить вдали от
рода человеческого, в устьях рек, в золотой земле Дильмун".
Так были вознаграждены Зиусудра и его жена. И там, в земле Дильмун,
живут они по сей день, вечные, неумирающие, двое, кто верой и терпением
возродил мир в те дни, когда Энлиль наслал потоп, чтобы стереть
человеческий род с лица земли.
Вот такую повесть слыхал я от арфиста Ур-кунунны, когда был ребенком во
дворце Лугальбанды.
30
Я продолжал свои блуждания в горе и безумии. Но теперь у моих
странствий была цель, как бы жалка и безумна она ни была. Не могу сказать,
вам, сколько месяцев я шагал, не могу вспомнить, по каким степям, горам,
долинам и равнинам. Иногда солнце висело передо мной как огромное око
злобного белого огня, посылая волны жара, которые кружили мне голову и
туманили разум, когда я шагал сквозь них. Иногда солнце было бледным и
висело на горизонте за моей спиной, или слева от меня. Я не могу сказать,
что это была за дорога, куда я направлялся. Я встречал реки, и
переправлялся через них. Не думаю, чтобы это были Две Реки наших земель. Я
пересекал болота, места, где влажный песок чавкал подо мной, как грязь. Я
шагал по дюнам и сухим пустыням, я прокладывал себе дорогу в зарослях
какого-то колючего тростника, который хлестал меня, как мстительный враг.
Я питался мясом зайцев и кабанов, бобров и газелей, а там, где они не
встречались, я ел мясо львов, волков и даже шакалов. Когда мне не
попадались звери, я ел коренья, орехи и ягоды, а там, где нечего было
есть, я не ел ничего. И это не имело для меня значения. Во мне была
божественная сила. Передо мной была божественная цель.
Через какое-то время я подошел к горе, которая, как я знал, зовется
Машу, которая стережет восход и заход солнца. Сдвоенная вершина Машу
достигала высоты небес, а ее склоны спускались до врат подземного царства.
Говорят, ее склоны сторожат люди-скорпионы, люди, которые только
наполовину люди, а наполовину - скорпионы, с выгнутыми хвостами, в которых
таится смертоносное жало. Ходят слухи, что один их взгляд убивает. Я не
увидел никаких людей-скорпионов, когда поднимался на Машу. Вернее сказать,
я встретил каких-то несчастных печальных страшилищ совсем не смертоносного
вида. Может быть, наслушавшись рассказов из третьих рук, люди превратили
их в чудовищных людей-скорпионов. С рассказами путешественников всегда так
происходит.
Но я не отрицаю, что почувствовал страх, когда впервые встретился с
ними, когда я набрел на плоское место, лежащее между двумя вершинами.
Существо, наверное какое-то время наблюдало за мной, прежде чем я его
заметил, оно стояло на возвышении надо мной, спокойно сложив руки на
груди.
Энлилем клянусь, странно было на него смотреть! Наверное, оно больше
было человеком, чем кем-нибудь другим, но там, где виднелась его кожа, она
была жесткая, ороговевшая и темная, очень похожая на панцирь скорпиона. Я
сразу замер как вкопанный, и вспомнил, что мне рассказывали о стражах этой
горы, об их смертоносном взгляде. Я быстро закрыл глаза рукой и посмотрел
вниз. Сердце мое забилось от досады.
На языке, очень похожем на язык пустынников, скорпионоподобное существо
произнесло:
- Тебе нечего меня бояться, пришелец. У нас тут гости так редки, что
жалко их убивать.
Эти слова меня успокоили. Я пришел в себя, опустил руку и без страха
уставился на существо. Я спросил:
- Это гора Машу?
- Да.
- Тогда я и впрямь очень далеко от дома.
- А где твой дом и зачем ты его покинул?
- Я из города Урука, - ответил я, - и зовут меня Гильгамеш. А оставил я
свой дом потому, что ищу то, чего дома не мог найти.
- Гильгамеш? А разве не так зовут царя в Уруке?
- А ты откуда это знаешь, здесь, в таких дальних горах?
- Друг мой, все знают царя Гильгамеша, который на две трети бог и
только на треть смертный! Есть ли на свете человек, счастливее его?
- Должно быть, есть, - ответил я. Медленно я поднялся по тропинке,
усыпанной обломками скал, поравнялся с человеком-скорпионом и тихо сказал:
- Знай же, что я и есть царь Гильгамеш. Или, вернее, был им, потому что
оставил свое царство.
Мы изучали друг друга, глядя в глаза. Никто из нас, похоже, не знал,
как отнестись к другому. Мой страх совершенно прошел, хотя вид его кожи
вызывал у меня содрогание. Не знаю, было ли это существо, похожее на
скорпиона, демоном или просто каким-то несчастным с врожденным уродством.
Глаза его, смотревшие на меня, были грустными и добрыми, а я никогда не
встречал демона с грустными и добрыми глазами.
Потом существо повернулось, сделав мне знак следовать за ним, и
медленно, неуклюже ковыляя, побрело по крутому откосу к маленькой хижине,
сделанной из плоских камней и веток. Там было еще одно существо, подобное
скорпиону, - женщина, еще более уродливая, чем мужчина, с толстой
желтоватой кожей, которая была изрыта шрамами. Неужели мужчина-скорпион
ухитрился найти себе подругу, страдавшую от того же недуга? Или эта
женщина была его сестрой, которая унаследовала уродство от той же самой
крови? Я никогда этого не узнал. Может быть, что женщина была ему и
сестрой, и подругой. Дали бы только боги, чтобы люди эти не породили целый
род себе подобных! Видно сердце у нее было доброе, потому что она
немедленно принялась за работу, заварив что-то вроде чая из перетертых
древесных иголок и земляных орехов, чтобы напоить меня. Время было
позднее, воздух становился все холоднее. Скоро показались звезды на сером
вечернем небе.
Мужчина сказал:
- Этот скиталец - Гильгамеш, царь Урука, чье тело создано из плоти
богов.
- Понятно, - сказала она, совершенно не удивившись, будто он ей сказал:
"Это козопас Кишудул" или: "Это рыбак Ур-шухадак". Она налила чай в грубую
черную глиняную чашку и подавая мне, сказала:
- Даже если это бог, ему надо выпить что-нибудь горячее.
- Я не бог, - сказал я ей. - Во мне есть божественная кровь, но я
смертный.
- Понятно, - сказала она.
- Он пришел сюда, чтобы что-то найти, но не рассказал, что именно, -
сказал мужчина.
Женщина пожала плечами.
- Что бы то ни было, здесь он этого не найдет.
И, обращаясь ко мне, добавила:
- Здесь ничего нет. Здесь холодно и пусто.
- То, что я ищу, находится еще дальше.
Она пожала плечами и молча потягивала чай. Казалось, ей было все равно,
чего я ищу и почему я здесь. Что ей Гильгамеш и все его муки? Она жила
здесь, в этом ужасном месте, и если странствующий печальный царь пришел к
ней однажды холодным вечером в поисках тайн и выдумок, то какое ей до
этого дело? Я рассматривал ее. Лицо ее, казалось, состояло из складок и
морщин. Но я увидел, что глаза ее были теплыми и нежным, глазами женщины.
Казалось, что чудовище сожрало ее, и только ее глаза выглядывали из его
оболочки.
В мужчине было больше любопытства. Он спросил:
- А что же ты ищешь, Гильгамеш?
- В Уруке, - сказал я, - ко мне пришел незнакомец, звали его Энкиду,
между нами возникла такая дружба, которая связала нас сильнее, чем
любящих.
- А потом он умер?
- Ты это знаешь? - спросил я изумленно.
- Не знаю. Просто я вижу, как твое горе висит над тобой, словно черная
туча.
- Я рыдал над ним дни и ночи. Я не хотел отдавать его на погребение.
Мне казалось, что если я буду плакать как безумный, мой друг вернется ко
мне, к жизни. Но этого не произошло. И когда он умер, моя собственная
жизнь опустела. Я стал бродить по пустыне, как охотник, - нет! как
безумец. Я вижу, что кроме смерти, меня ничего не ждет, а знать, что
впереди смерть, - это лишает мою жизнь всякого смысла. Смерть - мой враг.
Я посмотрел человеку-скорпиону прямо в глаза.
- Я хочу победить смерть! - вскричал я.
- Мы все должны умереть, - сказала женщина уныло и кротко. - Иногда она
приходит даже слишком поздно.
- Может быть для тебя! - сказал я свирепо.
- А она придет, хотим мы того или нет. Слушай, лучше принять ее, как
она есть, чем с ней воевать. Эту войну не выиграешь.
Я покачал головой.
- Ты ошибаешься. Сколько времени прошло со времен потопа? А Зиусудра
все еще живет!
- Да, по особой милости богов, - сказала она. - Но он -
один-единственный. Такого не повторится.
Слова ее были как ушат холодной воды на голову.
- Ты уверена? Откуда ты это знаешь?
Человек-скорпион положил руку мне на запястье. Она показалась мне
жесткой, словно дерево.
- Тихо, тихо, друг. Ты слишком разволновался. Чего доброго, наживешь
лихорадку. Если боги и решили в кои-то веки пощадить Зиусудру, тебе что до
этого?
- Многое, - ответил я. - Скажи мне, как далеко отсюда земля Дильмун?
- Очень далеко. Тебе надо перейти через гребень горы, а потом
спуститься по непроходимой ее стороне, к морю, а потом...
- Ты можешь показать мне дорогу?
- Я могу рассказать тебе только то, что знаю сам. Но знаю я одно: никто
еще не достигал земли Дильмун и никто ее не достигнет. По ту сторону горы
лежит глухая пустыня, ты погибнешь там от голода и жажды. Или дикие звери
сожрут тебя. Или потеряешься там во тьме и пропадешь.
- Только укажи мне путь, и я найду Дильмун.
- А что потом, Гильгамеш? - спокойно спросил меня человек-скорпион.
Я сказал:
- Я хочу найти Зиусудру. Я хочу задать ему множество вопросов о жизни и
смерти. Он прожил сотни лет, а может быть, и тысячи. Он должен знать тайны
всех вещей. Может быть, он расскажет мне, как победить смерть.
Оба существа смотрели на меня с жалостью, словно это я был уродом, а не
они. Женщина подлила мне еще чаю. Мужчина встал и проковылял в дальний
угол свой хижины, откуда принес мне что-то вроде хлеба, изготовленного из
диких семян горных растений. На вкус он был все равно, что печеный песок,
но я съел его.
После долгого молчания мужчина сказал:
- Ни один мужчина, ни одна женщина из смертных еще не перешли ту
пустыню, что лежит впереди, за то время, пока я живу здесь. Я ни о чем
таком не слышал, а я живу здесь уже давно. Но я желаю тебе добра,
Гильгамеш. Утром я проведу тебя к вершине и покажу тебе дорогу. Пусть боги
помогут тебе добраться до моря.
Он разговаривал со мной, как с ребенком, который вопреки здравому
смыслу непременно должен добиться своего. В его голосе была печаль, ни
тени раздражения и примиренность с жизнью. Ясно было, что по его мнению,
меня ждет разочарование. Что ж, вполне разумно, ведь он видел, что лежит
по ту сторону гор, а я нет. Моей задачей было добраться до той земли, за
пределами которой уже нет ни горя, ни смерти. Мне нужно было дойти до
Дильмуна, говорить с Зиусудрой. Я должен совершить это путешествие в
скорби и муках, по жаре и по холоду, вздыхая и плача. Я спал в ту ночь на
полу в хижине людей-скорпионов, прислушиваясь к сухому царапающему звуку
их дыхания. Когда встала заря, они покормили меня, а когда солнце встало
между двумя пиками Машу, человек-скорпион сказал: "Пойдем, я покажу тебе
дорогу". Мы вместе взобрались на гребень перевала. Я взглянул вниз, в
долину, полную острых зазубренных скал цвета обожженной глины. Она
простиралась до самого горизонта, справа и слева лежали пустынные степи.
Казалось, это место лишено какого бы то ни было благословения богов.
- Какие звери здесь водятся? - спросил я.
- Ящерицы. Длиннорогие козлы. Львы встречаются, но не часто.
- А демоны здесь есть?
- Я бы не удивился, если бы были.
- Я с ними уже встречался, - сказал я. - Может быть, они меня не
тронут, потому что они знают, что я могу.
- Возможно, - сказал человек-скорпион.
- А вода? Или родники?
- Пока ты не дойдешь до нижнего леса. Только там, по-моему, должна быть
вода.
- Ты сам был там?
- Нет, - сказал он. - Никогда. Да и никто не был.
- Ну что ж, скоро это утверждение перестанет быть правдой, - ответил я
и покинул его, горячо поблагодарив за гостеприимство. Он кивнул мне
головой, но не обнял меня. Он долго-долго стоял на вершине горы, пока я
спускался вниз. Через много часов я поглядел вверх и увидел его уродливую
фигуру, которая отчетливо вырисовывалась на фоне неба. Я еще дважды видел
его. А потом вершина пропала у меня из виду.
31
В путешествии этом было мало удовольствия и много неожиданностей. Я
неохотно вспоминаю о нем. Целыми днями я шагал и шагал по жаре. Солнце,
поднимаясь по небосклону все выше, жгло меня нещадно. Я думал, что сила
его высушит и ослепит меня. Ночи были мучительно холодными, ветры терзали
меня. Камни были очень острые и плохо держались на склонах горы. Стоило
мне сделать неверный шаг, как камень с грохотом срывался у меня из-под
ног, вздымая тучи сухой красной пыли, которая забивала мне ноздри. Я
сильно поранил себе ноги, и много раз, падая, резал кожу, об острые камни.
Меня мучила жажда. Тучи бешеной жалящей мошкары кружили у моего лица всю
дорогу, впиваясь в мои глаза. Я ел ящериц, которых доводилось поймать,
когда они спали на солнце, и длинноногих скачущих насекомых, которых было
полным-полно повсюду. Вместо воды, я жевал веточки жалких корявых
маленьких растений. По крайней мере, хоть демонов я не видел. Я повстречал
нескольких львов, таких же пыльных и жалких, как я сам, но они держались
подальше от меня. Я часто думал, доживу ли я до конца этой долины, и не
однажды мне думалось, что это мой конец.
Как часто случается, нечто, представленное людьми как невозможное, на
проверку оказывается просто невероятно трудным или просто неудобным в
осуществлении. Когда я спустился по долине, я обнаружил, что попал на
высокогорное плато, где росли только маленькие колючие растения. Не очень
привлекательное место, но его можно преодолеть. Я шел по нему много дней.
Я шагал терпеливо, словно вол в ярме.
Места постепенно начали меняться. Почва, красная и сухая, становилась
темней и не казалась такой бесплодной. С юга долетал теплый нежный ветер,
в дыхании которого чувствовалась влага. Однажды я попал в такую узкую
долину, что мог коснуться ее стен руками. Когда же я вышел из нее, то
оказался в туманной местности с ласковым воздухом и мягким солнечным
светом, где сияющая роса покрывала холмы.
Как приятно было ощущать, когда роса коснулась моей иссушенной кожи и
омыла ее нежным дождем! Это место могло бы считаться садом богов. Везде
цвели цветы с таким ароматом, какой не встречался мне раньше. Трава была
светло-зеленая, шелковистая, щекотавшая мне ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37