Когда мы шли вперед, я чувствовал дрожание земли, отдаленное, но
неумолимое. Казалось, кто-то из богов там внизу шагает взад-вперед. Это
заставило меня остановиться. Я буду сражаться с демонами, но что толку
бороться против богов? Я вознес моления Лугальбанде, прося его сделать
так, чтобы эти далекие подземные толчки не оказались предвестником гнева
Энлиля. Пусть это всего-навсего окажется пробуждением Хувавы, а не
божеством, молил я.
За спиной я слышал, как беспокойно перешептывались мои люди.
- На что похож демон? - спросил один, а другой ответил:
- Драконьи клыки и львиная морда.
Третий сказал:
- Он ревет, словно буря.
А четвертый заметил:
- У него когтистые лапы и глаза смерти.
Я оглянулся на них, вслух рассмеялся и воскликнул:
- Продолжайте в том же духе! Запугивайте себя как следует! Сделайте его
по-настоящему страшным! Три головы и десять лап! - Потом я сложил ладони,
приставил ко рту и крикнул в завешенный туманом лес: - Хувава! Приди,
Хувава! Приди!
Земля снова задрожала и гораздо сильнее.
Я бросился вперед. Энкиду бежал рядом со мной, а другие держались сразу
за нами. Перед нами стоял высокий кедр, словно мачта, выше всех остальных.
И я придумал, как надо вызвать Хуваву. Поэтому я сорвал с пояса топор и
стал рубить по кедру изо всех сил. Энкиду работал по другую сторону
дерева, вырубая канавку в стволе, поменьше размером, чтобы направить его
падение. Я почувствовал, как в воздухе разливается необыкновенный жар, и
это было очень странно, потому что стояло раннее утро - самая прохладная
пора дня. В третий раз у меня под ногами задрожала земля. Что-то
просыпалось под нами, в этом нельзя было сомневаться, что-то огромное и
свирепое, жаркое и бешеное. Я видел, как вдали колышутся верхушки
деревьев. Я слышал треск качающихся и ломающихся сучьев. Удар за ударом мы
рубили огромный кедр, он должен был вот-вот упасть.
К своему ужасу я ощутил гудение в голове, которое всегда говорило мне,
что внутри меня просыпается присутствие божества. Приступ надвигался на
меня неотвратимо, словно я сам вызвал его постоянными ударами топора.
Только не теперь, молил я отчаянно. Не сейчас! Но легче было бы удержать
восемь ветров. Вены у меня на шее вздулись, сердце бешено забилось. Глаза
у меня заболели, словно хотели выскочить прочь из орбит. Ладони стало
покалывать, каждый удар топора по дереву посылал огненные волны сквозь мое
тело.
- Руби, брат, руби! - кричал Энкиду с другой стороны кедра. Он не
понимал, что со мной творилось. - Мы почти у цели! Еще четыре удара...
три...
Я одновременно почувствовал блаженство и ужас. Воздух вокруг стал
голубым, он искрил. Река черной воды поднималась из земли. Золотое сияние
окружало все, что я видел. Бог овладевал моей душой.
Земля дрожала и ходила ходуном. Я трижды воззвал к Лугальбанде.
Потом я услышал голос Энкиду, взревевший над всем хаосом:
- Хувава! Хувава! Хувава!
Демон появился, но я его тогда не увидел. Меня поглотила тьма. Бог
овладел мною безраздельно.

22
Когда я наконец пришел в себя после приступа божественного восторга, я
понял, что лежу на земле, а голова моя покоится на коленях Энкиду. Он
растирал мои лоб и плечи, это очень успокаивало и было приятно. Все у меня
болело, особенно лицо и шея. Огромный кедр был повален, и большинство
деревьев вокруг было повалено или сломлено, как будто половина леса была
выдрана с корнем каким-то землетрясением. Темные трещины разорвали землю в
нескольких местах. Прямо перед нами из темной расщелины вырывалась прямо к
небу стена дыма, черная, с огненными проблесками, ревя и завывая, словно
Небесный Бык в последний день существования мира.
- Что это такое? - спросил я Энкиду, показывая на дым.
- Это Хувава, - ответил он.
- Это? Значит, Хувава просто-напросто дым и пламя?
- Это обличье, которое он принял сегодня.
- А когда ты был здесь в прошлый раз, он был другим?
- Он же демон, - сказал Энкиду, пожав плечами. - Демон принимает такое
обличье, какое ему заблагорассудится. Он боится напасть, он чувствует в
тебе присутствие божества. Он подкарауливает нас, сейчас изливая свою силу
таким образом. Удачный момент, чтобы его убить.
- Помоги мне встать.
Он поднял меня, как ребенка, и поставил на ноги. У меня кружилась
голова, я зашатался, и он поддержал меня. Потом головокружение прошло. Я
прочно встал на ноги. Земля подо мной вибрировала от мощи того потока,
какой выпускал Хувава из своего подземного логова, но все-таки земля
продолжала быть твердой и крепкой. Что бы ни бушевало там, внизу - сам
рогатый бог Энлиль или его приспешник Хувава, - ничто не поколебало
основания, на котором покоился мир.
Я шагнул вперед и посмотрел на Хуваву. Подойти к нему было трудно.
Воздух от дыма был тяжелым и маслянистым, ложился в мои легкие, как что-то
скользкое и отвратительное. Голова у меня раскалывалась от боли, не только
из-за последствий божественного присутствия, но и от такого воздуха. И тут
мне вспомнилось, как Лугальбанда, путешествуя в этих местах, встретил
такого же "дымного" демона, очень похожего на нашего, и в результате этой
встречи был брошен своими спутниками, посчитавшими его мертвым.
- Нам надо соблюдать осторожность, - сказал я остальным, - чтобы
дыхание демона не попало нам в легкие.
Мы оторвали края одежды и обернули их вокруг лиц, стараясь дышать через
ткань, пока мы стояли поблизости и вглядывались в колонну черного дыма.
Расщелина, открывшаяся в земле, чтобы выпустить Хуваву, не была
особенно велика, однако из нее с огромной силой вырывался демон. Я смотрел
вверх, пытаясь увидеть лицо и глаза, однако не видел ничего, - один дым. Я
выкрикнул:
- Хувава! Заклинаю тебя показаться в твоем истинном обличье!
Ничего не изменилось, и мы по-прежнему видели только дым.
- Как же мы будем с ним бороться, если он - только дым? - спросил
Энкиду.
- Мы его утопим, - ответил я. - И еще задушим.
Я показал в ту сторону, где землетрясение освободило из недр земли
какой-то подземный ручей. Небольшая струйка стекала на дно лощины. От
дыхания подземного бога вода была теплой, и от нее поднимался легкий пар.
Мы собрались и составили план. Я поставил тридцать человек копать канавку,
чтобы направить струю в сторону отверстия, из которого бушевала ярость
Хувавы. Часть людей обтесывала ствол кедра, отрезав от него примерно две
длины человеческого роста и заострив один конец бревна. Мы работали очень
быстро, чтобы демон не успел принять более твердую форму и не набросился
бы на нас. Но божественная сила во мне, казалось, все еще держала демона
на расстоянии. Чтобы окончательно укрепить нашу безопасность, я поставил
трех человек возле расщелины, и они без перерыва делали божественные знаки
и возносили моления.
Когда у нас все было готово, я крикнул:
- Хувава! Ты слышишь мой голос, демон? Гильгамеш, царь Урука, сейчас
прикончит тебя!
Я посмотрел на Энкиду, и на секунду, признаюсь вам, я почувствовал
сомнение и страх. Это не такая уж простая вещь - убить демона, который
прислуживает Энлилю. А еще я подумал, а надо ли вообще его убивать? Может
быть достаточно забить эту дыру и оставить его там в плену? Сердце мое
было тронуто сочувствием к демону. Это кажется странным? Но я так
чувствовал в ту минуту.
Энкиду, знавший мою душу, как свою собственную, увидел, что я
заколебался. Он сказал мне:
- Торопись, Гильгамеш! Нельзя сомневаться ни секунды. Демон должен
погибнуть, если мы надеемся живыми выбраться отсюда. С этим не поспоришь.
Если пощадишь, то никогда уже не увидишь своего родного города, матери,
родившей тебя. Он закроет тебе дорогу. Он сделает все пути отсюда
непроходимыми!
Я понимал всю мудрость этих слов. Я поднял руку и дал сигнал.
Моментально мои люди открыли отверстие в земляной насыпи, которую они
построили на пути ручейка, и дали его водам влиться в новое русло, которое
устремилось к пасти Хувавы. Я видел, как потоки воды быстро рванулись в
новую канавку, достигли пасти демона и полились туда с шумом. Оттуда, из
глубин земли, донеслись такие вопли и завывание, что я с трудом мог в это
поверить. Горячее облако белого пара вознеслось вверх в самой середине
черного дымного столпа и я услышал гром и рев. Земля задрожала так, словно
готовила новые толчки землетрясения. Расщелина пила воду ручья, а ручей
все вливался в нее, давая ей все, что она могла выпить. Красные сполохи
внутри дыма погасли, он стал выходить не единым столбом, а разорванными
клубами.
- Давайте, - сказал я, и мы подняли кедровый столб.
Я принял на себя всю тяжесть ствола, хотя Энкиду со своей одной
здоровой рукой оказал мне больше помощи, чем все остальные, вместе взятые.
Мы ровным ритмичным шагом понесли этот ствол, нацеливаясь на дымящуюся
дыру в земле... Из глаз у нас лились слезы, дыхание перехватывало, но мы
улучили момент, и ударили этим кедровым колом изо всех сил вперед и вниз.
Мы забили дыру плотно и навеки.
Мы быстро отскочили назад, думая, что сейчас земля взорвется. Но нет:
демон или утонул, или слишком ослаб, ему не под силу было вышибить
деревянную затычку. Я только видел несколько струек дыма, вырвавшихся
из-под земли на небольшом расстоянии от нас, но они рассеялись, и мы
ничего больше не увидели и не услышали.
Наступила мертвая тишина. Тот огонь, дым, что были Хувавой, были
побеждены. Не было ни дыма, ни огня, только остатки какой-то неприятной
вони портили воздух и оскорбляли наше дыхание, но и они быстро рассеялись
в сладком прохладном воздухе кедрового леса. Мне кажется, когда сказания
об Энкиду и обо мне начнут обрастать всякими небылицами, как это всегда
бывает со временем, то скажут, что мы набросились на Хуваву и отрубили ему
голову, потому что арфисты грядущих дней просто не поймут, как можно
победить демона просто-напросто при помощи ручейка и заостренного кола.
Именно так мы и сделали, что бы они там ни наболтали вам, когда меня уже
не будет, чтобы сказать вам правду.
- Он мертв, - сказал я. - Давайте очистим то место, что он осквернил, и
пойдем дальше.
Мы срезали кедровые ветви и положили их на могилу демона, принесли
жертвы и произнесли нужные молитвы. Потом мы нашли тридцать отборных
кедровых стволов, чтобы взять их с собой в Урук, мы обрубили сучья,
окорили их, погрузили их на ослов. Покончив с этим, мы вернулись к стене,
которую построили эламиты, и сокрушили ее, разметали по сторонам, словно
ее делали из соломы, хотя ради красоты мы пощадили великолепные ворота,
которые предатель Уту-рагаба так прекрасно выполнил для горского царя.
Когда мы уходили с этого места, сотня воинов-эламитов напала на нас, и
спросила именем Эламского царя, почему мы находимся в чужих владениях. На
что я ответил, что мы вовсе не браконьерствуем, а пришли набрать немного
дерева для нашего храма, для чего нам потребовалось убить местного демона.
Они решили, что я дерзок с ними.
- Кто ты такой? - потребовал ответа их вожак.
- Кто я? - спросил я у Энкиду. - Скажи им.
- Как это, ты - Гильгамеш, царь Урука, величайший герой, дикий бык, что
пропахивает горы, Гильгамеш-царь, Гильгамеш-бог. А я Энкиду, твой брат, -
он хлопнул себя по брюху и рассмеялся. - А вы слышали про Гильгамеша,
парни?
Но эламиты уже в беспорядке бежали наутек. Мы бросились вдогонку и
перебили половину, отпустив остальных, чтобы они могли принести своему
царю весть, что неразумно окружать стеной кедровые леса. По-моему, он внял
голосу разума, так как больше я ни о каких стенах вокруг лесов не
слыхивал. Не было слышно и о страшном Хуваве, так что в последующие годы
мы беспрепятственно брали из этого леса столько кедровой древесины,
сколько нам требовалось.

23
Это было время торжества. Мы вошли в Урук с такой помпой, словно
покорили шесть царств. В нашей гордости, наверное, была тень какого-то
безумия, но это была заслуженная гордость. Не каждый день все-таки
убиваешь демона.
Поэтому мы отмечали наше возвращение из Земли Кедров и наши приключения
пирами и весельем. Но в начале ночи случилось неприятное происшествие, и в
конце нашего пира также.
Когда на закате солнца мы подходили к городским стенам, Царские ворота
распахнулись, и из них выехали с почетом встречать нас повозки во главе с
Забарди-Бунуггой. Гремели трубы, развевались флаги. Я слышал как снова и
снова выкликали мое имя. Мы остановились и ждали, когда к нам подъедут.
Забарди-Бунугга, подогнав повозки ко мне, приветствовал меня воздетыми
руками и преподнес мне ячменный сноп - обычное приветствие для
вернувшегося царя. Он принес благодарственную жертву во имя моей
безопасности, а потом мы вместе совершили возлияние божествам. Добрый
верный Забарди-Бунугга, с его некрасивой физиономией!
Когда официальные церемонии закончились, мы обнялись по-человечески. Он
ласково кивнул Энкиду и улыбкой приветствовал Бир-Хуртурре. Если и была в
Забарди-Бунугге зависть, то только к тому, что он не принимал участия в
нашем путешествии, да и той я в нем не усмотрел. Я рассказал ему, как
прошло путешествие, но он уже знал большую часть, поскольку вестники
прибежали раньше нас, неся весть о нашей победе. Я спросил, как шли дела в
Уруке в наше отсутствие. В его глазах промелькнула тень, и он сказал, не
глядя мне в глаза:
- Город процветает, о Гильгамеш!
Нетрудно было уловить беспокойство, колебания, печаль в его душе,
поэтому я спросил:
- А если начистоту?
- Можно мне въехать с тобой в город? - спросил он беспокойно.
Я пригласил его жестом в свою повозку. Он взглянул на Энкиду, который
ехал со мной рядом, но я пожал плечами, словно желая сказать, что все, что
могу услышать я, годится и для моего названного брата. Забарди-Бунугга
понял это - не надо было ничего говорить вслух. Он легко вскочил в
повозку, а Энкиду дал знак процессии продолжать движение сквозь огромные
городские ворота.
- Ну? - спросил я. - Какие неприятности? Рассказывай.
Тихим голосом Забарди-Бунугга сказал:
- Богиня странно себя ведет. По-моему, она что-то замышляет. Опасность
витает в воздухе, Гильгамеш.
- Как это?
- Она не находит себе места, она чувствует, что ты затмил ее, что ты
переходишь границы своей власти. Она говорит, что ты делаешь вид, будто ее
не существует, что ты с ней не советуешься, будто город больше и не город
Инанны. Он стал городом Гильгамеша.
- Я - царь, - ответил я, - и несу все бремя ответственности.
- Мне кажется, она тебе напомнит, что ты царь только милостью богини.
- Так и есть, и я этого никогда не забываю. Она же должна помнить, что
и она не богиня, а только глас богини.
Я рассмеялся.
- Ты думаешь, я говорю кощунственные вещи, Забарди-Бунугга? Нет же,
нет. Это правда. Мы все должны это помнить. Богиня гласит ее устами, но
сама она всего лишь жрица. А несу бремя власти я, и к тому же каждый день.
Когда мы подъезжали к городским воротам, я спросил:
- А какие у тебя свидетельства ее гнева?
- Мой отец говорил, она приходила к нему в храм Ана просмотреть древние
таблички, записи со времен правления Энмеркара о его отношениях с жрицей
Инанной тех времен. Она заглянула в архивы жрецов Энлиля. И много раз,
пока ты был в отлучке, она созывала старшин города.
- Может быть, она пишет книгу для истории, - беспечно сказал я.
- Мне кажется нет, Гильгамеш. Она ищет способ укротить тебя, смотрит,
нет ли где прецедента, ищет правильную, безукоризненную тактику.
- Ты это знаешь наверняка или только подозреваешь?
- Наверняка знаю. Она кое-что говорила, и многие ее слышали. Твое
путешествие ее разгневало. Она это говорила твоей матери, моему отцу
Гунгунуму, некоторым из собрания старшин, даже своим прислужницам. Она не
скрывала своего гнева. Она сказала, что это дерзкий вызов с твоей стороны
- предпринять путешествие, не получив ее благословения.
- Вот оно что. Но нам нужен был кедр. Эламиты построили в лесу стену.
Это ведь не просто святое паломничество, Забарди-Бунугга. Это война. А
решения, касающиеся войны, лежат все же в области царской власти.
- По-моему, она смотрит на это иначе.
- Тогда я поговорю с ней об этом.
- Будь осторожен. Это коварная и опасная женщина.
Я положил руку ему на запястье и улыбнулся.
- Ты мне ничего нового не открыл, друг мой. Но я буду настороже. И
спасибо за предупреждение.
Мы проезжали ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37