А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Разводье к мысу становилось все более широким, ветер делал свое дело, гоня лед из залива.
...Катер дошел до мыса, где раньше стояла баржа для мусора,и повернул обратно. Сумерки окутали даль, все явственнее доносился треск льда.
— Надо высаживаться на лед и искать мальчиков! — сказал хрипло Высотин.
Кипарисов кивнул. Он спустился в кубрик поговорить с командиром катера. Здесь были не военные, а вольнонаемные моряки из отдела вспомогательных судов. Двое из них взялись идти с Кипарисовым и Высотиным. Запасшись досками и веревками, по сходням, спущенным с катера, четыре человека сошли на лед.
...Найти мальчиков было нелегко. Сильно перепуганные, поняв, что на берег им никак не попасть, Сережа и Петя бежали по направлению к кораблям, в безотчетной надежде на то, что их увидят и подберут. Но огромное ледяное поле, на котором они очутились, уносило не к кораблям, а в сторону от них, в открытый океан.
- Ты не дрейфь! — сказал тяжело, дыша, Сережа, когда Петя не выдержал и стал всхлипывать.
— А чего ты сам ревешь! — стуча от холода губами, крикнул Петя, видя, что и по щекам Сережи неудержимо бегут слезы. - Никуда я больше не побегу. — Как хочешь! — Сережа, презрительно махнул ру-; кой. — А я пойду к кораблям. На «Морской державе» мой отец! — он сделал несколько шагов, в это время послышался звук, похожий на слабый пистолетный выстрел, и длинная трещина пролегла между Сережей и Петей. Выступившая поверх льда вода заставила Сережу отбежать еще дальше.
— Вот они, вон там! — послышались голоса. Показались темные фигуры людей. Петя с криком бросился им навстречу. Его подхватил на руки Кипарисов.
— А Сережа, где Сережа?! — спрашивал Высотин. Петя показал рукой на Сережу, метавшегося у края оторвавшейся льдины. Трещина все увеличивалась и теперь стала шириной более метра. Высотин, не раздумывая, с разбегу перескочил через- нее. Хлюпая по воде, он подбежал к Сереже, схватил его за руку. ,м
— Ох, ты! — вырвалось у Высотина. И те страх и боль, которые он испытывал за Сережу в эти минуты, сомнений, тревог и надежд, неожиданно превратились ,в необузданный гнев против сына. Высотин едва сдержал себя, чтобы тут же не надавать ему пощечин.
Обхватив шею Высотина, всхлипывая, Сережа бормотал: «Папочка, папочка...»
— Скорей, Андрей Константинович! — кричал Кипарисов.— Иначе вас самого спасать придется...
Матросы перекинули через трещину доску. И по этой гнущейся, качающейся, узкой и мокрой доске, с Сережей на руках, пробежал Высотин.
Обратный путь до катера прошел в молчании. Взрослые, понимая возрастающую опасность, спешили и ни о чём не расспрашивали мальчиков. На катере ребят поместили в кубрик. После всего пережитого они еще окончательно не пришли в себя и с опаской поглядывали на молча куривших Высотина и Кипарисова.
— Н-да... дела..,— сказал задумчиво Высотин, когда катер подошел к пирсу. — Пойдем, Ипполит Аркадьевич.—Он взял Сережу за руку, даже не взглянув на него.
На берегу Высотина уже ждал Серов. Весть о происшествии с ребятами распространилась быстро. Узнав, что все обошлось благополучно, командующий, облегченно вздохнув, сказал:
— Берите мою «Победу», Андрей Константинович. Вам нужно спешить домой...
Высотин сел рядом с шофером, а Кипарисов с ребятами — на заднем сиденье. Нервы Пети не выдержали, когда Кипарисов погладил его вихрастую голову... Он вдруг так громко и отчаянно зарыдал, что Высотин спросил:
— Ты-то о чем плачешь?..
— Ма-а-ма... — едва выговорил, давясь слезами, Петя.
— Ипполит Аркадьевич, — сказал Высотин. — Я прошу вас проводить на квартиру этого мальчика, успокойте его мать... Вы меня понимаете...
— Охотно сделаю, Андрей Константинович, — сказал Кипарисов. Через несколько минут Кипарисов и Петя вышли из машины, а Высотин поехал к себе.
Сережа забился в угол на заднем сиденье быстро мчавшейся по улицам Белых Скал «Победы». Он уже приходил в себя. Но то, что произошло сегодня, еще подавляло его. Событий было столько, что в них трудно было разобраться. «Как это случилось, что мы с Петькой вместо школы пошли кататься на лыжах? Почему оторвалась льдина и понеслась в океан? Откуда взялся катер с папой? Как прыгнул он на ломающийся лед?» Сережа с трудом устанавливал связь между этими событиями.
Молчал и Высотин. «Ведь это я... я виноват во всем, что произошло с Сережей», — мучила его мысль. Он чувствовал, что этот случай как-то связан со всем, что. происходило в его семейной жизни. Как они с Арной е последнее время ни старались, трещина в их взаимоотношениях грозила превратиться в пропасть. И тут не могли помочь ни общие интересы и мысли, ни даже сама любовь. Когда Андрей женился на Анне, ему казалось, достаточно установить с мальчиком хорошие отношения, а там все образуется само собой. Важно только завоевать его расположение. «Как я ошибался»,— подумал он.
Меж тем Сережа наконец вполне успокоился и даже повеселел. Обдумывая все случившееся, он решил, что вообще может быть доволен. Правда, они с Петькой маленько струсили, но ведь об этом никто не знает. Зато какие приключения! То, что их спасли настоящие моряки, придавало особый вес всему происходящему. Шутка ли! Ореол героя и морского волка в пятом классе «б» казался Сереже обеспеченным.
Повертевшись на месте, он обратился к Высотину:
— А все-таки здорово мы, папа, а? Высотин не ответил.
Сережа удивился молчанию всегда и во всех случаях охотно разговаривавшего и шутившего с ним отца и повторил свой вопрос, но снова не получил в ответ ни слова. Тогда, с недоумением взглянув на затылок Высотина, Сережа забрался с ногами на сиденье и стал смотреть через стекло на улицу. Опасений и тревог на сердце у него уже не было.
Больше всего Высотину сейчас хотелось приласкать Сережу. Но он решил на этот раз поступить с сыном — будь что будет — строго. «И в семейной жизни нужна решительность. Я, именно я, обязан сделать его человеком, не считаясь ни с чем и не опасаясь ничего. Раз отец, так уж отец, — со всеми правами». Высотин нахмурился, предвидя, что Анна снова может не так, неправильно оценить его строгость к сыну, как раньше неверно оценивала мягкость. Но странно, теперь, как никогда, он был готов стоять на своем. Он вдруг почувствовал, сегодня произошло что-то такое, что раз и навсегда отмело какие бы то ни было сомнения в его праве решать судьбу Сережи. Что тут было важно — то ли его тревога за Сережину жизнь, то ли сам факт, что он спас его от гибели, — не все ли равно.
...Едва они вошли в дом, едва разделись, как Высотин принялся отчитывать Сережу, не давая ему ни говорить, ни объясняться, ни оправдываться. Он припомнил сыну всю длинную цепь его грехов, завершившуюся сегодняшним «ледовым походом».
— Человек, не выполняющий своих обязанностей, не понимающий дисциплины, не слушающий старших, — ничто, он достоин только презрения. Понял, Сергей?
Мальчик удивленно и испуганно моргал глазами. Отец еще никогда с ним так не разговаривал.
— Ты заслужил самого жестокого наказания, надо бы выпороть тебя ремнем. Но, на первый раз, я только посажу тебя под арест в кладовку, — продолжал Высо-тин, — и ты будешь там один думать, как тебе загладить свою вину. Так?!
Тут, однако, Сережа возмутился. Как ни любил, как ни уважал он отца, кладовка казалась ему унизительным оскорблением. Даже мать, порой покрикивавшая на него или лишавшая прогулок и развлечений, так его не наказывала. И потом, Сережа, хотя и понимал, что виноват, надеялся, что мать, вернувшись с работы, простит ему все за то, что он остался цел и невредим, а отец даже оценит его храбрость. Словом, Сережа, переступив с ноги на ногу, сказал:
— В кладовку не пойду!
— Не пойдешь?! — резко спросил Высотин.
— Не пойду! — упрямо повторил Сережа.
— Вот как! — Высотин взял Сережу за шиворот, поднял вверх, как кутенка, и молча понес в коридор, открыл пинком ноги узкую дверь кладовки, поставил Сережу на пол. Все это, не говоря ни слова. Молчал и Сережа, ошеломленный и напуганный:
— Разобью окно и убегу... — только и проговорил он сквозь слезы, оказавшись между мешком с картошкой и кадкой с огурцами. Высотин сдвинул брови.
— Ты хочешь, Сережа, быть военным моряком?
— Ну...
— Тогда пойми. Моряк, конечно, тоже может провиниться. Но если его посадят на гауптвахту, он там стекла не бьет, а переживает свою вину. И так переживает, что потом уж всю жизнь стремится никогда не ошибаться, чтобы им гордились. А из тех, кто стекла бьет, только хулиганы выходят. Такого я и сыном своим считать не захочу. Довольно ты себя и меня позорил.
Дверь кладовой захлопнулась. Щелкнул засов. Последние слова Высотина поразили Сережу. Высотин давно стал для него отцом. Не было на свете человека, которого бы он любил больше, даже мать... Мать ведь была только женщиной. Упрямство, стремление отстоять свою свободу вызывало в нем желание прыгать, шуметь, бить в дверь кулаком. Но страх потерять любовь отца пересилил. Он готов был снова расплакаться...
Сережа почесал затылок. То, что он был посажен не в кладовку, а на гауптвахту, коренным образом меняло дело. Пожалуй, если в классе рассказать, что отец обращается с ним не как с мальчишкой, а как с будущим нахимовцем, то славы только прибавится.
Сережа удобнее уселся на мешок с картофелем. Ему захотелось пить и есть. «Не буду его просить...»—подумал он и решил мужественно переносить наказание и связанные с ним лишения. Однако он тут же опять пригорюнился. Вспомнилось ледяное поле, ветер, холодная вода. Снова ему стало страшно и жалко себя. Усталость давала себя знать. Все больше ныло ушибленное колено, болела голова, веки невольно слипались. Сережа подобрал под себя ноги, прислонился плечом к стене и, склонив голову, стал дремать.
...В это время Высотин разговаривал по телефону с секретарем дирекции судоверфи.
— Анна Ивановна была на собрании. Только что пришла Мария Андреевна и говорила с ней, кажется, вашу жену отпустили... Что с вашим сыном? — трещал женский голос.
Высотин положил трубку, задумался. «Да, нелегко быть отчимом...» Из коридора донесся длинный, резкий непрекращающийся звонок. Анна чуть душу богу не отдала, пока разобралась во всех перипетиях, о которых рассказала ей Мария. Но и теперь, хотя Анна уже знала, что все должно закончиться благополучно, она продолжала волноваться. Ей самой трудно было объяснить себе свою тревогу, но она чувствовала, что успокоится только тогда, когда увидит сына своими глазами, ощупает его, расцелует... Взбегая на крыльцо, Анна нервно шарила в сумочке рукой и, не сумев нащупать ключа, позвонила. Она не отрывала пальца от кнопки звонка, пока Высотин не открыл двери.
— Где Сережа, Андрей, что с ним?
— Сережа дома, жив, здоров, невредим, даже не оцарапан. Успокойся, Анна! — Высотин улыбался и хмурился одновременно. Он был рад приходу Анны, но в то же время в нем все нарастало предчувствие новой ссоры между ними.
Не снимая пальто, Анна прошла в столовую, заглянула в детскую, в кабинет, приоткрыла дверь на кухню.
— Где же он?
— Сережа в кладовке, — продолжая улыбаться и хмуриться, ответил Высотин.
— Как в кладовке?!—Анна бросилась к двери. Высотин, однако, стал у нее на пути.
— Что такое, Андрей? — ее лицо покраснело от удивления и гнева.
— Я серьезно наказал его, Анна, — спокойно сказал Высотин.
— Гм!.. — она запнулась только потому, что не смогла сразу отыскать достаточно злое слово, чтобы, заклеймить его бессердечие.
— Я спас его, а потом наказал, — повторил твердо и настойчиво Высотин. Он никогда не стал бы напоминать Анне о своей заслуге, но сейчас считал возможным пренебречь тактом и деликатностью, отстаивая свое решение. Анна склонила голову и прикусила губу.
— Это нужно для него и для нас, Анна. — Он взял ее за руку и слегка пожал. Пальцы ее нервно дрожали. Она секунду еще хмурилась. Потом высвободила руку и сказала без прежнего ожесточения, но упрямо:
— Все равно, пусти...
Высотин, помрачнев, отошел на шаг. Сел в кресло и закурил. Анна прошла к кладовке. Сережа, услышав шаги матери, бросил в кадушку надкусанный огурец и, на всякий случай, состроил плаксивую гримасу. Тут же, однако, устыдился и придал своему лицу выражение, которое считал суровым и мужественным, хотя, конечно, сидеть взаперти ему было невесело и он не прочь был уже освободиться, сыграв на материнской жалости.
Анна открыла дверь. Жалость к сыну, радость видеть его захлестнули ее. Она протянула руки: «Сережик мой!»
Сережа заколебался. Но все же ответил строго:
— Я посажен на «губу», мама.
Анне хотелось и плакать и смеяться. Серёжа взглянул на нее исподлобья и решился на компромисс.
— Но если ты попросишь за меня, мамочка...
— Нет уж, посажен по заслугам, так изволь отсидеть,— едва сдерживая улыбку, сказала Анна. С легким сердцем она заперла дверь и вышла в столовую. Высотин частично слышал, частично догадался о том,
что произошло в чулане. Отбросив папиросу, он обнял Анну.
— Я верю, Андрей, что ты Сереже — отец. И даже не потому, что ты его спас, а потому, что наказал.
Они помолчали. Продолжать разговор на эту тему было трудно. Анна вышла на кухню и отпустила бабушку Анфусю до понедельника, затем уложила Ниночку.
...Пробило девять, когда Высотины вместе пошли в кладовую прощать Сережу и брать с него всяческие твердые обещания. Однако Сережа крепко спал, свернувшись калачиком на мешке с картошкой.
Высотин наклонился, поднял сына на руки и почти торжественно понес его по коридору.
Андрей и Анна долго стояли в спальне около спящих детей. Наконец Высотин обнял жену за талию и ласково повел в столовую:
— Давай поужинаем.
В столовой, как и во всей квартире, было тихо и сонно. Лампа под шелковым абажуром, висящим над столом, бросала светлый круг на хрустальную, с лиловыми искорками в резьбе, пепельницу, на вазочку с бордовыми альпийскими фиалками. На оконных шторах лежал нежный золотистый блеск, а в стеклянной банке-аквариуме на подоконнике среди зеленых водорослей мелькали беспокойные серебряные тени.
— Сережина забава, а хорошо,— сказал Высотин, улыбаясь.
Айна крепко прижалась к мужу. Глубокое спокойствие и тихая радость наполнили ее сердце. Теперь они могли поговорить по-хорошему наедине о будущем своих детей, о своей любви и работе, зная, что каждое слово, взгляд и жест будут только подчеркивать и укреплять их духовную связь.
И тут зазвонил звонок: короткий, длинный, снова короткий, снова длинный, — кто-то озорничал в парадном. Высотин открыл дверь, и в квартиру ввалилась целая компания. Впереди Световы, Игорь с бутылкой шампанского, Татьяна с тортом в руках, за ними Кипарисов с Марией, Донцов с женой и какой-то совсем
юной, незнакомой Высотиву и смущенной донельзя, девушкой.
— Прости, что без приглашения. Но старые друзья решили поздравить с праздником и со спасением сына,— проговорил Светов.
...Компания составилась неожиданно в ресторане Дома офицеров флота. Светов с Татьяной решили от метить наступающее восьмое марта. Кипарисов, тотчас после спасения ребят разыскав Марию, втайне праздновал новую помолвку. Идея отправиться в ресторан у Донцова родилась неожиданно. Вернувшись с «Морской державы» домой, открыв ключом дверь теперь уже своей квартиры, он увидел удивившую его картину: Дуся сидела на диване вместе с какой-то незнакомой молодой девушкой, обнимая ее. Глаза у обеих были на мокром месте. При виде мужа Дуся поднялась и сказала категорическим тоном:
— Вот, Иван, знакомься. Это Катя. Она будет жить у нас.
Донцов растерянно протянул руку робко улыбавшейся сквозь слезы девушке.
— Я не могу остаться у вас. Помешаю, ведь одна комната...
Дуся перебила Катю:
— Глупости! Куда ты пойдешь? К отцу в мужское общежитие или снова наниматься в домработницы? И никому ты не помешаешь. Завтра же Иван купит ширму. Да он и вообще дома почти не бывает, а мне одной и скучно... Правда, Ваня, ты рад, что Катя останется у нас?
Нельзя сказать, чтобы Донцов был в восторге от перспективы жить втроем в одной комнатушке. Но мог ли он, любя Дусю, ответить иначе?
— Конечно, рад. Только расскажите мне все подробно.
— Понимаешь,— продолжала Дуся горячо, — встречаю ее у проходной нашего завода, ищет работу с местом в общежитии... Ну, я ей и говорю: дуреха ты, иди жить ко мне, работать ученицей у нас в цехе будешь. А там и отец комнату получит, а то койка в общежитии освободится. Правильно, Иван?
— Правильно, — Донцов невольно улыбнулся торяч-ности жены и спросил: — Вы давно знакомы?
Дуся хлопнула себя по лбу:
— Ах, ты же вообще ничего не знаешь... Она была домработницей у Меркуловых...
Тут последовал рассказ о Катиных злоключениях и переживаниях, уже известных читателю.
В Дом офицеров отправились праздновать «прибавление» в своем семействе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59