— Ну, что такое, Иван, твою буйную голову тревожит?
— Как вам сказать, Савва Артемьевич, — начал неуверенным топом Донцов. Ему вдруг показалось страшно трудным выбрать главное из того, что он писал в своей статье, из всех тех событий и фактов, очевидцем которых ему довелось быть. Он был готов к спору, но сейчас ему еще пока никто не возражал. — Я разочаровался в «Державном», — наконец проговорил он, — шел туда с радостью, а уходил — было не по себе. Не правится мне на нем и боевая учеба, и комсомольская работа, да и сам командир,—Донцов поднял глаза на Маратова, ожидая, что тот скажет, но пропагандист стоял боком у иллюминатора, смотря куда-то па горы, рассеянно барабаня пальцами по стеклу. Донцов помедлил немного и продолжал уже смелее, истолковав молчание Маратова как поощрение. — Был я, как вы знаете, и на «Дерзновенном». Там, по-моему, выше боевой дух.
Донцов замолчал, заметив, как раздраженно стучал пальцами по стеклу Маратов.
— Что вы скажете, Савва Артемьевич?.
— Удивлен, удивлен! — Маратов широко развел руками и снова зашагал по каюте, крутя за спиной пальцами. — М-да-а-а! — произнес он, останавливаясь напротив Донцова. — О «Дерзновенном» разговор поведем после... Меня тревожит другое. — Маратов сел на стул, который заскрипел под ним. — Ты говоришь, что разуверился в своем родном корабле?! Что ж, по-твоему, «Державный» не передовой корабль?
— Не передовой, Савва Артемьевич! Это мое твердое мнение. — Донцову хотелось подчеркнуть, что он уже все хорошо обдумал.
— Так! — протянул Маратов. Он с жалостью поглядел на Донцова, точно сомневаясь в его здравом рассудке. — Ты сегодняшнюю газету, Иван, читал? — вдруг спросил Маратов.
— Нет, а что? — встрепенулся Донцов. — Видите ли, я готовился к докладу... — он хотел объяснить, почему не читал газету, но Маратов не стал , его слушать. Он взял из пачки лежащих па столе газет сверху одну и протянул ее Донцову со словами:
— Не успел, невелик грех, сейчас прочти, что написано в ней про «Державный». А то ты с бухты-барахты бог весть чего наговоришь Меркулову. Статью о «Державном» я писал, и ее одобрил Меркулов. Вот и мотай себе на ус, или, как говорил Козьма Прутков: «Зри в корень». — Маратов взглянул па часы: — Я сейчас пойду послушаю, как проводится политзанятие, а ты, лапушка, в спокойной обстановке взвесь-ка все плюсы и минусы...
Усадив несколько растерявшегося Донцова за стол, Маратов вышел....Принимаясь за статью, Донцов уже понимал, что мысли, высказанные в ней, разойдутся с его мнением о «Державном», но в глубине души еще таил надежду на то, что могут найтись пути для сближения различных точек зрения. Однако, видимо, Донцов не учел того, что, размышляя и работая минувшей ночью, он настолько убедился в собственной правоте, так настроил себя против общепринятой оценки положения на «Державном», что никакой компромиссной позиции для него существовать не могло. Уже первые строки статьи «Методика пропагандистской, да и всей политической работы на «Державном» давно стала образцом для всего
соединения» — вызвали в нем внутренний протест. Хмурясь, испытывая все нарастающее раздражение, Донцов дочитал статью, положил ее перед собой и вдруг, не удержавшись, схватил лежавший на столе красный карандаш и стал подчеркивать абзацы и ставить вопросительные знаки. «Что же я делаю?! — спохватился он и оглядел стол, ища глазами резинку, но тут же остановил 'себя. «Эх, да разве в этом беда».
Сжав зубы, он заставил себя еще раз прочесть статью, пытаясь оценить все в ней непредубежденно....Да, в статье Маратова были интересные мысли о пропагандистской работе (но это были мысли, так сказать, общего порядка), да, в статье были факты неопровержимые (по Донцов видел за этими фактами не то, что Маратов). Маратов хвалил агитатора, пропагандировавшего опыт отличных артиллеристов, а Донцов сомневался в том, были ли эти артиллеристы действительно отличными, Маратов хвалил редактора боевого листка, оперативно освещавшего мастерские действия аварийной группы, а Донцов думал, что, вероятно, условия, в которых эта группа действовала, были настолько облегчены, что, собственно, и говорить о ней нечего.
И все-таки Донцов не мог доказательно опровергнуть ни одного из фактов, содержащихся в статье. И все-таки статья Маратова была одобрена начальником политотдела. И все-таки статья самого Донцова «Об успехах подлинных и мнимых» (он это понимал) могла бы показаться гораздо менее убедительной и даже неосновательной, хотя бы уже потому, что то, о чем писал Маратов, казалось всем давно известной аксиомой, а то, что утверждал он, Донцов, было необычно новым и спорным.
Донцов сидел, крепко сжав виски ладонями. Для него, молодого офицера, это был первый случай, когда работа ставила его в необходимость вступить в конфликт со своим начальством. И, что греха таить, он боялся этого конфликта. Боялся потому, что люди, с которыми он должен был спорить, знали, конечно, гораздо больше его, имели больший опыт, потому что эти люди (и, конечно, прежде всего Маратов), простые и доброжелательные, учили его, и он привык им полностью доверять. Боялся, наконец, очутиться в смешном
положении человека, противопоставляющего поверхностные наблюдения длительно изучаемому опыту.«Но что же делать?» Можно было, конечно, докладывая начальнику политотдела о «Державном», умолчать о своей статье и своих сомнениях и высказаться в том духе, в каком была написана статья Маратова, или, в крайнем случае, сказать, что просто еще не сумел разобраться в том, что происходит на «Державном».
Донцов решил: «Нет, это будет нечестно».Маратов, видно, где-то задержался, и Донцов решил зайти посоветоваться к политотдельскому оргработ-нику, на которого возложены были и обязанности информатора. За ним прочно укрепилась слава самого осведомленного и самого недоверчивого человека в политотделе.
Кристаллов (такова была фамилия оргработника) был, как всегда, озабочен. На столе перед ним лежали груды бумаг в непомерно разбухших папках, в толстом портфеле-сундучке, на котором виднелись многочисленные следы сургучных печатей. Хозяин каюты писал очередное донесение. Увидев вошедшего Донцова, он ткнул пальцем, указывая ему на стул, и продолжал работать. Донцов молча сел и стал терпеливо ждать. Он знал, что это был единственный способ расположить Кристаллова. Если бы он сейчас сразу стал выкладывать ему свои сомнения, оргработами раскричался бы: «Невозможно заниматься! Да понимаете ли, что такое срочное задание!»
Сказать правду, на Кристаллова даже нельзя было бы обидеться. Нет более занятого и задерганного человека, чем политотдельский оргработник, если он, помимо прямых обязанностей, занимается информацией и в будни, и в праздник.
Информатор обязан знать все хоть сколько-нибудь существенное для жизни соединения. Он является, так сказать, его справочной библиотекой и календарем событий. Ему сообщают о том, что такой-то котельный машинист на эсминце внес сегодня рационализаторское предложение, что такой-то моторист на катере объяв-
лен отличником, что на поверке политзанятий на крейсере выяснилось, что у руководителя политзанятий такого-то нет методических навыков, что на юбилейном вечере тральщиков выступила самодеятельность. Скажем, в праздничную новогоднюю ночь его могут вызвать к телефону, чтобы срочно сообщить о чрезвычайном происшествии. Могут затребовать с берега, когда он находится в кругу своей семьи, если кому-нибудь из начальства срочно требуется сводка по тому или иному вопросу.
Этих сводок, докладных, рапортов он пишет великое множество. Как информатор, он знает больше всех, как оргработник, фактически отвечает за состояние партийного хозяйства в соединении, неудивительно, что обращаются к нему по самым разнообразным поводам все — от начальника политотдела до корреспондентов газет.
Донцов знал все это хорошо. Он молча наблюдал за Кристалловым, а тот все писал, низко склонившись над столом. Донцову была хороша видна только его голова. Она была почти сплошь лысой. Однако у висков оставалось еще немного полос необыкновенной длины. Кристаллов смазывал и искусно укладывал их так, что они образовывали как бы сетку над лысиной. Эту прическу в политотделе называли «внутренний заем».
По временам Кристаллов задумывался и машинально почесывал ручкой голову. От этого «внутренний заем» сдвигался и превращался в тонкую змейку, бегущую по блестящему куполу лысины. Так же машинально привычными движениями пальцев Кристаллов приводил прическу в порядок.
Наконец, он, видимо, закончил самое срочное, поднял глаза, улыбнулся и обратился к Донцову.
- Ну?
Лицо у Кристаллова было немного желтое, брови кустиками. Глаза маленькие. Он обычно казался очень некрасивым. Однако, когда Кристаллов улыбался, все забывали о недостатках его внешности. Улыбка, необычайно мягкая, как-то мгновенно меняла его лицо. Верней, он как бы улыбался всем лицом. Мелькали смешинки в глазах, чуть подрагивали скулы, округлялись щеки. И все лицо казалось уже именно таким, каким оно должно у него быть, — милым, бесхитростным.
— Чем недоволен, комсомольский вожак? — спросил Кристаллов, взглянув на Донцова.
— Как вы оцениваете, Кузьма Романович, положение на «Державном»? — спросил Донцов.
Кристаллов прищурился, в глазах у него мелькнула хитринка.
— Вопрос ответственный. А с чем связан?
— Был я там... А сейчас вот прочитал одну статью...
— Знаю... Маратов Савва писал, — перебил Кристаллов. — Ну так что?
— Хвалит он очень «Державный», — в глазах Донцова послышалось сомнение, и Кристаллов сразу уловил его.
— То есть перехваливает, значит?
— Да!
— Думаете, написана по принципу «чего их жалеть»?
Донцов посмотрел на Кристаллова удивленно. Но тут же вспомнил о скрытом, по хорошо известном всем в политотделе смысле этой фразы и улыбнулся. Слышал он историю этой фразы, ставшей для Кристаллова поговоркой.
В годы войны Кристаллов был замполитом в батальоне морской пехоты. Не раз ему приходилось немедленно после боя писать донесения в политотдел.
— Как вы думаете, товарищ майор, — обращался он, бывало, к командиру батальона, — сколько мы сегодня примерно уничтожили фашистов? Пожалуй, сто, а может, и полтораста...
— Валяй, пиши побольше,— неизменно, посмеиваясь, отвечал комбат, — чего их, сукиных сынов, жалеть.
Кристаллов все-таки поступал по-своему. Он тщательно и с пристрастием опрашивал командиров мелких подразделений и только после этого сообщал в политотдел цифру, по возможности, самую точную.
Собственно, точность и дотошность Кристаллова в проверке сведений послужили первой причиной, по которой его взяли из батальона на должность информатора в политотдел дивизии, а позже перевели оргработ-ником в морское соединение.
На этой должности скептицизм Кристаллова еще более вырос. Конечно, фраза «чего их жалеть» давно потеряла свой конкретный первоначальный смысл и
стала просто нарицательным определением для сомнительных сведений. Теперь Кристаллов уже не имел физической возможности лично проверять каждое сообщение и многое должен был принимать на веру.
— Боюсь, что по этому принципу, — после долгого размышления сказал Донцов.
— Имеешь факты? Или так, общее сомнение?
— Есть и факты.
Донцов раскрыл свою папку и протянул Кристал-лову статью «Об успехах подлинных и мнимых».Кристаллов взглянул па заголовок, пробежал глазами первую страницу, подергал пальцами кустистую бровь и начал читать.
В эту минуту, однако, в каюту вошел Маратов. В руках он держал газету.
— Вот вы где, — сказал он, увидев Донцова. И «вы» вместо «ты» говорило о том, что Маратов явно расстроен. — Может, объясните, что обозначают подчеркивания и вопросительные знаки?
— Простите, Савва Артемьевич,—Донцов покраснел и запнулся. Он не знал, как продолжить спор о «Державном», и сомневался в том, стоит ли его продолжать.
Маратов покачал головой и повернулся к Кристал-лову, дочитывающему статью Донцова:
— Романыч, где донесение? А то ведь Меркулов, знаешь, может прибыть с минуты на минуту. — Было уже установлено традицией, что в отсутствие начальника политотдела и его заместителя Маратов исполнял их обязанности.
Кристаллов взглянул на часы и вдруг сразу вспылил:
— Чего пороть горячку? Есть у меня еще время! — и, придвинув к себе машинку, всеми пальцами обеих рук застучал по клавишам, как заправская машинистка.
Маратов скосил глаза на Донцова. Тот все еще молчал: — Так, так... Ну что же, пойдемте ко мне, объяснимся? — Тут, однако, взгляд Маратова упал на статью Донцова. Он взял ее в руки. — Можно? — и начал читать. — Ах, вон оно что!
Донцов прикусил губу. Опять получалось неладно
«Чего я боюсь? — подумал он, тут же обозлившись на себя. — Пусть читает, тем лучше».
Теперь он с волнением наблюдал за выражением лица Маратова. У пропагандиста брови всползали все выше и выше по крутому лбу. Читал он быстро, как говорят, наискосок. Есть такое умение у людей, имеющих постоянное дело с книгами, едва пробежав глазами страницу, выхватить самое главное ее зерно.
— Что же это вы? Хотите все с ног на голову поставить? Вот молодежь, — обратился он уже к Кристал-лову, — всегда пытается перевернуть мир, а точки опоры найти не может.
Кристаллов, стучавший по клавишам, не отвечал. Донцов продолжал смотреть на Маратова. Сейчас он показался ему чем-то похожим на Николаева.
— Что вы имеете в виду под точкой опоры, Савва Артемьевич? — спросил он.
— Точка опоры — знание людей и дела. — Маратов пригладил пальцами брови. — Вместо того, чтобы усомниться в своих очень приблизительных знаниях, вы поставили под сомнение мои. Хорошо ли это?
— Хорошо ли, плохо ли, Савва Артемьевич, а разобраться надо, — неожиданно вмешался Кристаллов. — Он вытащил из машинки отпечатанную страницу и встал.
— Вы что ж, на его стороне, Романыч? — спросил Маратов.
— Я за то, что сомнения нельзя отвергать.
Маратов махнул рукой и вышел из каюты.
— Ох, и не любит наш Савва конфликтов. Ему бы жизнь прожить тишком да ладком. — Кристаллов снова уселся за машинку.
Донцов постоял еще немного молча и, расстроенный, вышел в коридор. Раздались звонки, означавшие прибытие начальства. Потом на трапе мелькнула фигура Меркулова, открылась и закрылась дверь его каюты. До чего же не хотелось Донцову ссориться с Марато-вым, сделавшим ему столько добра. Но он уже понимал, что не может считаться ни с какими личными чувствами.
...Когда Донцов вошел в каюту Меркулова, начальник политотдела сосредоточенно рассматривал бумаги,
поступившие за время его отсутствия. Он не любил долго возиться с канцелярскими делами и потому не позволял им накапливаться.
— Что у вас там, Донцов? — спросил он, не поднимая: головы.
Донцову трудно было решиться пойти к Меркулову, но теперь уйти ни с чем он уже не мог.
— Товарищ капитан первого ранга, мне кажется, положение на «Державном» неправильно оценивается. Я принес докладную... статью...
В глазах Меркулова на миг зажегся огонек интереса и тут же погас.
— Докладную оставьте. Просмотрю, потом вас вызову.
Донцов почувствовал, что для начальника политотдела он уже не существует. Шагнув к столу, он положил свою статью, которая стоила ему столь многих переживаний, и вышел.
Меркулов проработал еще около часа. Затем взял листки бумаги, исписанные Донцовым, и прочел их бегло, потом еще раз очень внимательно. Статья его поразила. Меркулов задумался. Ведь была же совсем другая статья Маратова о том же «Державном». Кому же верить — опытному и безусловно честному секретарю партбюро или молодому политработнику, который мог и тенденциозно осветить факты, желая подчеркнуть свою высокую требовательность, или даже в угоду своему начальнику, если слышал о том, 'что он сомневается в благополучии на эскадре. Неясно было и с «Дерзновенным». Меркулов вспомнил, как погружали на самолет раненого старшину. Вспомнил и реплику Серова о Светове. «Ну, конечно, разобраться во всем этом надо будет, но верить Донцову на слово нельзя» — с привычной трезвостью подумал Меркулов. «Прежде всего интересы дела. Что сейчас главное? Учения! Они начались и должны пройти отлично. Корабли и люди в них проверяются так или иначе. Никакой нервозности, никаких переоценок ценностей, никаких ссор с Панкратовым — все это повредит успеху боевой учебы. Это и есть верное, решение!»
Меркулов бросил докладную Донцова в ящик письменного стола. Сейчас она была ни к чему.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Тяжело было на душе у Марии. Возникшая близость с Кипарисовым не принесла ей счастья. Напротив, эта близость как бы лишила ее жизнь прежней ясности. Ранцше, конечно, тоже было нелегко и одиночество становилось все горше. Но надежды и мечты всегда оставались светлыми, ничем не затененными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59