— Нам, польским вельможам, отвратны титулы да звания, от чужеземцев полученные.
— И все же, — продолжала Бона, — Тарновский графом стал.
— Графом! Скажите на милость!—продолжал насмешничать Кмита. — Станьчику эту новость сообщу всенепременно. Го-то порадуется. Вдоволь над ним посмеется. Граф— гетман! Так ведь теперь его величать следует?
— Но сие значит, что Радзивиллы теперь в Габсбургах поддержку найдут? — напомнил Гурка.
— Молодой король такую распутницу взял в жены, — взорвался Кмита, — что поднять против нее шляхетскую братию — святое дело! До сей поры корону у нас носили святые,
а также особы мудрые и почтенные. Может, в Литве нравы посвободнее будут, там все иначе. Но здесь, на Вавеле, мы не желаем терпеть развратницу на троне. Бона кивнула головой.
— В Литву я его больше не пущу. Пусть и думать забудет о Радзивиллах, о венчании тайном... Слышите, играют фанфары?
— Государыня! Король въезжает в ворота! — доложил камердинер.
Все умолкли, но за окнами раздались крики:
— Да здравствует король! Виват! Виват! Слава королю!
— Его королевское величество...—доложил о прибытии молодого властелина Вольский, и тотчас быстрым пружинистым шагом в палаты вошел Август с несколькими придворными. Сделал вид, а может, и в самом деле не заметил стоящей чуть поодаль матери, потому что голос его пронзил тишину подобно удару бича.
— В часовню!
— Государь! Здесь ее величество...—попробовал было остановить его Вольский.
— Сын мой! Слава богу! Ты вернулся... — сказала, не двигаясь с места, Бона.
— Ехал днем и ночью, — отвечал он коротко и гневно.
— Пред вами, государь, — начала приветственную речь
Бона, — самые близкие...
— Вижу, — прервал ее король.
— Преданные вам люди...
— Коль скоро я среди своих, сразу скажу, что думаю, — прервал ее король снова. - Все уже предусмотрено? Решено? Едва я переступил порог-и сразу должен идти, куда меня ведут?
— Не понимаю, что вы хотите сказать, ваше величество, —удивилась Бона.
— Не понимаете? А я вижу здесь, у отцовского гроба, тайный сговор. Государыня вместе с преданным ей воеводою. Тут же каштелян Гурка... Заговор против меня?
— Ваше королевское величество?!—воскликнула Бона.
— Ну что же, тогда я, ваш король, спрошу: где гетман Тарновский? Почему внизу не хотели пустить ко мне канцлера Мацеёвского? Почему не разрешили войти сюда, вместе со мной, сиятельному князю Радзивиллу? Обида, ему нанесенная, — для меня оскорбление.
— Но, государь... — начал было Кмита.
— Князь Радзивилл был со мной! — прервал его король. — По какому праву?..
— Но ведь это Радзивилл! — неожиданно для всех вмешался Фрич. — Ваше величество, не понимаю! Ведь вы же хотели когда-то вместе со шляхтой сломить могущество вельмож, отстранить их от власти?..
— Ну и что еще?! Что еще скажете? — резко спросил Август.
-Вы хотели быть создателем исполненного гармонии справедливого государства, спасти Речь Посполитую. Когда же, как не теперь? Мы полагали, вместе с вами...
— Вы! Всюду вы! Советчики! Опекуны! — злорадно усмехнулся Август. — Что же еще? Почему вы молчите, государыня?
— Потому что у меня нет иных намерений, кроме тех, о которых говорил нам почтенный Фрич, — отвечала Бона спокойно и рассудительно.
— Никаких иных намерений? — подхватил Август. — Почему же тогда, встречая меня, маршал Вольский упомянул о французских послах, с которыми я должен нынче непременно увидеться.
На этот раз Бона не сразу нашлась с ответом.
— Признаюсь, ошиблась я, государь... Полагала, что для блага Речи Посполитой и сестры вашей, Изабеллы, дадите согласие на брак с дочерью короля Франции...
— Значит, я угадал! — крикнул король. — Послушный сын вступает в новый брак! Во имя Речи Посполитой! Ради сестры! Да это же настоящая кабала! А обо мне? Обо мне вы не подумали? Что я думаю? Что чувствую? Об этом и знать не хотите? Ну что же, довольно вопросов! Приказываю послать одного из придворных в Рьщарскии зал — пусть пригласит сюда князя Радзивилла Черного. Скажет, что хочу его видеть и желаю, чтобы он был при мне! Здесь!
— Помилуйте, государь!—взмолился каштелян Гурка.
— Это неслыханно! — воскликнул Кмита.
— Я так хочу! — резко оборвал их Август. — И это еще не все. Французов принимать не буду.
— Ваше королевское величество! — умоляюще прошептала Бона.
— Им здесь делать нечего! Разве что после похорон захотят дождаться торжественного въезда в Краков...
Теперь попыталась остановить его королева:
— Замолчи, умоляю тебя!
Но он решил не уступать и продолжил :
— Дождаться въезда в Краков возлюбленной супруги нашей...
— Нет! Нет! - воскликнула Бона.
— ...недавно обвенчанной с нами в Литве, Барбары Рад-зивилл...
Август умолк, но Бона вдруг распрямилась и с надменно поднятой головой воскликнула гневно:
— Она? Королева? Не бывать этому!
Похороны старого короля состоялись в последние дни июля, на торжества съехались императорские послы, послы римского короля, Альбрехт Прусский, многочисленные князья и княжата. Торжественная процессия вошла в собор, и воцарилась полная тишина, нарушенная вдруг позвякивань-ем железа и стуком копыт. Рыцарь в черных доспехах вошел в собор, остановился за гробом своего вождя, став свидетелем того, как канцлер сломал печать покойного.
Когда после панихиды гроб опустили под плиты собора, послышался звон большого колокола. Он гудел часто и тревожно и вдруг остановился, подобно сердцу того, кто его создал во имя прославления польского оружия...
Только на другой день колокол зазвучал снова. Черные хоругви еще ниспадали вниз со стен Вавеля, и в тот вечер, казалось, Висла изменила свой бег — когда светящийся поток из зажженных факелов и свечей поплыл вверх, на Ва-вельский холм, к замку. Загремели фанфары, приветствуя молодого короля, который прошел сквозь расступившуюся толпу и остановился в самом центре внутреннего двора. Он ждал подходившего к нему канцлера Мацеёвского и принял из его рук королевский стяг. Фанфары умолкли, народ затаил дыхание. Неожиданно, единым взмахом обеих рук, Август вскинул стяг высоко вверх, а затем махнул им на все четыре стороны света. Словно бы глубокий вздох или стон пронесся над толпою. В это же мгновение стоявшие на стене и на башнях стражники сорвали черные флаги, они падали вниз, жалкие и никому уже не нужные, коль скоро посреди двора, озаренный тысячью факелов, стоял облаченный в траур, но исполненный блеска молодой король, больше десятка лет бывший лишь тенью своего отца Сигизмунда I Старого, а теперь, после его похорон, единственный законный властелин Польши, Литвы и Руси.
Толпа подступала все ближе, на первый план вышли придворные со свечами в руках, от зарева пылавших факелов было светло, как днем, арки и галереи освещали огоньки смолистых лучин, зажженных стоявшими там слугами.
Снова заиграли фанфары, им вторил мерным гудением королевский колокол...
Стоявший рядом с Остоей Фрич Моджевский шепнул:
— Ну, теперь жди перемен.
— Лишь бы во благо Речи Посполитой! —отвечал Остоя.
— Аминь... — чуть слышно не то прошептал, не то вздохнул Фрич.
Несколько дней спустя королева сердито говорила собравшимся в ее покоях вельможам:
— Не желает с нами разговаривать. Держится надменно и дерзко. Как он заблуждается! Думает, что все эти торжества — фанфары, факелы, фимиам — свидетельство его силы. Нет! Не для того я привезла свое приданое из Бари, чтобы этот узурпатор, этот мартовский кот, раздавал мое золото направо и налево своим сторонникам. Хочет войны со мной? Вепе, он ее получит.
— Король может рассчитывать лишь на поддержку литовских и кое-кого из мало польских вельмож. Вся шляхта против него, — сказал Гурка.
— Значит, впервые она со мною, —продолжила разговор Бона. — И хоть смутьяны мне ненавистны и бунт я презираю, на этот раз готова выступить вместе с ними. Пусть Моджевский или Ожеховский придумают этому красивое словесное обрамление. Тут они большие мастера. Король должен быть в моих руках. Я согну его или сотру в порошок...
— Государыня, — отозвался познанский каштелян, — вы раздали столько должностей и столько земель, что можете рассчитывать на поддержку многих...
— Благодарных? — удивилась Бона. — Неужто, милейший каштелян, опыт не научил вас, что благодарность разъедает узы дружбы быстрее ржавчины? Она подобна уксусу, от которого прокисает любое вино. Нет и еще раз нет! Я могу рассчитывать лишь на тех, для кого замыслы Августа как кость в горле.
— Быть может, еще поговорить с королем... — осторожно сказал каштелян.
Никаких объяснений! Никаких попыток оправдаться! Пока он требует, чтобы сейм признал законной супругой его полюбовницу, не быть меж нами согласия!
— Но вы, государыня, уж конечно... не покинете Вавель? — спросил Кмита, понимая, что подливает масла в огонь.
— Хотела остаться... — призналась она. — И здесь с ней бороться, как с Елизаветой. Но супруга моего нет больше. Вдовствующая королева, я буду здесь на вторых ролях... Кто только выдумал такие слова! Нет! Нет! Уеду, не дожидаясь сентября. К себе, в Мазовию. Какое счастье, что я могу это сказать!
— А как же сейм? Неужто вы будете бездействовать в Варшаве! Поверить трудно! — горячился Кмита.
Подумав немного, она отвечала:
— Бездействовать? Ну нет, нет! На сейм в октябре я приеду, буду в Гомолине. Туда приглашаю всех вас, господа, и всех моих доброжелателей. Будем держать совет...
Тем временем Сигизмунд Август собрал совет сразу же после разъезда гостей. Главными его союзниками, помимо Радзивилла Черного, стали теперь гетман Тарновский и канцлер Мацеёвский. Когда они выходили из королевских покоев, навстречу им бросился прятавшийся за колоннами Станьчик, он шел рядом и приговаривал:
— А! Граф-гетман? И великий канцлер коронный? Как когда-то при старом короле, теперь при молодом...
— Отцепись, шут! — обругал его Тарновский.
— Кто тут шут? — удивился Станьчик. — Разве не тот, кто тень на плетень наводит? Это вы, а не я вечно молодого короля хулили. Ну что же, я очень рад. Сигизмунд Август в кругу старых слуг своего отца. Боже милосердный! Я думал увидеть другую картину. Молодой король идет рука об руку со шляхтой, а не с господами советниками, не с сенаторами. А тут все как и было прежде. Сюрприз, право слово!
— Довольно! Уймись! — Мацеёвский отмахивался от Станьчик а, как от назойливой мухи.
На лице у Станьчика отобразилось удивление.
— Зачем вы меня гоните? Я ведь радуюсь вместе с вами! Счастливей нашего государства не придумаешь! Сменяются короли, а у трона все те же люди. Испытанные, многоопытные. Бессменные! Всегда, всегда они!
— Пошел прочь! — рявкнул Тарновский. Но Станьчик не послушался.
— Да и зачем его величеству новые опоры? — с деланным удивлением вопрошал он. — Могут пошатнуться, рухнуть... Да и новые рожи ни к чему. Есть старые — сытые, довольные... И знакомые, смотреть —одно удовольствие! Не нужно гадать, что думают, чувствуют... Ей-ей, смешно — умру от смеха!
Он пропустил их вперед, но смеяться не перестал. Горький смех старого шута звучал у них в ушах и раздражал. Непроизвольно, не в силах больше его слушать, они ускорили шаги.
На предстоящий в Петрокове сейм послы стали съезжаться еще во второй половине октября, открытие его ожидалось в конце месяца. Король то и дело наведывался в Петроков из Корчина, королева Бона с частью своего двора остановилась неподалеку, в Гомолине. Оттуда она засылала гонцов к маршалу Кмите и к великопольской шляхте, которую возглавлял Петр Боратынский. Гонцы везли какие-то отпечатанные заранее листки, заглядывали на постоялые дворы, где пила и держала совет шляхта.
Сейм, как и было объявлено, открылся тридцать первого октября, но уже на следующее утро, когда по случаю Дня всех святых дела были отложены, в комнату к Боне, гревшей у камина замерзшие руки, ворвалась, как вихрь, Сусанна Мышковская.
— Госпожа...
— Нет ли вестей от маршала Кмиты?
— Был гонец из Петрокова. Доложил, что сегодня, ближе к вечеру, сюда пожалует его королевское величество.
— Сюда? Ко мне? — воскликнула Бона, вскочив. — В Го-молин? И ты стоишь как истукан? Рге!о! Рге1о! Вели всем пошевеливаться, готовьте ужин. Наконец-то я его увижу. Впервые за два месяца. Он хочет говорить со мною. Приехал по своей воле... Вели всем покинуть дворец. Я хочу побыть с королем одна! Совсем одна!
Бона ждала Августа за накрытым столом, заставленным винами, сладостями и поздними осенними фруктами. Она то и дело вставала, подходила к окну, отдергивала порывисто шторы, словно ожидала приезда возлюбленного; такое было для нее внове, ибо приезда старого короля она никогда не ждала с таким волнением.
Каштаны за окном уже пожелтели, покрытая листвой лужайка была золотисто-рыжей. Бона любовалась этим золотистым ковром, и вспомнились ей первые строки из метаморфоз Овидия Золотым был этот первый век Да, перед глазами у нее было богатство золотого века, который мог наступить, если Август принесет в жертву свою страсть, чтобы стать великим королем, которого прославят потомки. Он должен быть послушен матери, тогда все золото из ее казны будет принадлежать ему, как этот сад с ведущей к дому каштановой аллеей.
Неожиданно в дверях появился камердинер и доложил:
— Его королевское величество подъезжают ко дворцу. Она отошла от окна и поспешила к нему навстречу, протянув руки, как бывало раньше.
— Саго тю! —воскликнула она, не скрывая радости.— Я ждала так долго! Не верила ни доносам, ни сплетням. Знала, что ничто и никто не может нас разлучить! Никто!
Он ответил ей чопорным поклоном.
— Я приехал за тем, чтобы... — начал он.
— . Догадываюсь. Чувствую и всем сердцем рада встрече с тобой в Гомолине.
Они уселись рядом у камина, и Август сказал:
— За этим я сюда и приехал. В Петрокове сейм только-только начался, а слово это не дает покоя, как назойливая муха, — Гомолин. Спрашиваю: кто среди шляхты сеет смуту? Отвечают — Гомолин. Кто велит повсюду расклеивать гнусные листки, разбрасывать в Корчине и Петрокове мерзкие пасквили? Ответ всегда один — во всем виноват Гомолин! Гомолин! Гомолин! Не знаю, сколько во всем этом правды? Да и знать не желаю. Но думаю... Думаю, что следует выбрать другую дорогу, эта к добру не приведет.
Да, согласна! Я так рада, что ты решил...
— Да нет же, нет! Я имел в виду вас, ваше величество...
— Меня? — удивилась она. — Невероятно! Почему?
— Потому что я не уступлю.
Она рассмеялась неискренним смехом.
— Е а11ога? Что ж дальше? Смешно, однако... И ты полагал, стоит так просто приехать сюда, чтобы получить от меня согласие, на что? На посрамление династии Ягеллонов? О Эю! Жена, с которой ты венчался тайком, без согласия сената и шляхты?
Правая рука его сжалась в кулак.
— Завтра, послезавтра я схвачу их за глотку и вырву у них согласие. Сегодня я пришел... просить. И мне нелегко это, потому что я знаю, что жену мою вы оскорбляете на каждом шагу и другим оскорблять велите. Но за долгие годы я впервые прошу вас, как когда-то в ранней юности.
— Просите — искренне?
— О да! Я говорю вам от души, открыто, как раньше открыто говорил вам: я люблю ее.
— Ну что же! В этом вы преуспели! Вы любили стольких моих камеристок. И краковских мещаночек! — улыбнулась она, скривив рот.
Он не стал возражать, хотя вздрогнул, словно от укола шпагой.
— Да, это было. Но ее я люблю иначе, сильнее. Готов умереть за нее! Она одарила меня таким блаженством, такой радостью, о каких я и не подозревал, не знал, что они есть на свете! Молчите! Не спорьте! Вы способны своим злословием очернить мою любовь, коли захотите. Это — да. Но вам не вырвать ее из моего сердца, из меня.
— Но ведь ты — король, — напомнила Бона сурово.
— Да, король, но еще и человек. И хочу не только величия и славы. Хочу быть просто... счастливым.
— Санта Мадонна! — простонала Бона. — Она отравила тебе кровь. Навела чары...
-Коли так, то я, сын ваш, умоляю! Помогите мне выбраться из замкнутого круга! — воскликнул Август, но королева молчала, и тогда он спросил: -Не хотите, чтобы она носила корону?
Не хочу. Не могу хотеть этого.
— Значит ли это, что, если я не разорву брачных уз, буду должен отказаться от торжественной коронации?..
Она испугалась.
— Нет и еще раз нет! Неужто ты не понимаешь? Ты — последний из Ягеллонов! Позаботиться о продлении династии — твоя первейшая обязанность. О законном наследнике трона. Матерью его может быть только законная королева. Коронованная. Август взглянул на нее с надеждой.
— Тогда она должна стать ею...
— Я уже сказала - никогда! — крикнула Бона. Он не понял и опять спросил ее:
— На что же вы даете согласие?
— На расторжение тайного брака. На заключение нового брачного союза. Ни на что больше.
Он сказал задумчиво и с горечью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63