В юбилейные дни вспоминаем события, писателей города
, чтобы на следующий день опять о них забыть. Чтение лекций дело привычное
. Уже ушел в прошлое дрожащий пыл первых выступлений, все накатано, экспро
мты отработаны, если постараться и ввести себя в подобающий этим торжест
венным случаям транс, то можно возвыситься и до пафоса. Но и транс, внутрен
нее переживание тоже дело наживное. Выходит же на сцену, чтобы потрясти з
ал, знаменитый актер, только что жевавший бутерброд в буфете. То же самое и
лекция Ц все зависит от человека: если получилось немножко хуже, значит
сегодня талант дремал, а немножко лучше, следовательно, душевные силы сл
ожились с уже размятым, давно исследованным и апробированным фактом. Гот
овую лекцию не следует долго мучить в сознании, можно перегореть.
Самолет самое подходящее место для размышлений и наблюдения. Салон, каже
тся, полон. Чего же русские так полюбили Германию? Какие у большинства чва
нливые лица. Хотят казаться бывалыми путешественниками, олигархами, все
надулись и не обращают внимания на соседей. Но олигархи летают на собств
енных самолетах.
Советский режим был совершенно прав, когда отгородился от всего мира жел
езной стеной. Это не только для того, чтобы мир не знал, что делается в снег
ах и пустынях социалистического мира, но и чтобы русские не подвергались
соблазнам, которых не вынесут их души. Какой личный смысл я имею от своей
поездки? Кого я сейчас этим удивлю, разве теперь это награда за выдержку и
сдержанность в науке? Разве не заслужил я, чтобы что-то отличало меня от э
той переполнившей самолет черни? Вот и эти, похожие на звезд порнографич
еских фильмов стюардессы отводят взгляд, будто чувствуют во мне какую-т
о недостаточность.
Сидим, наблюдаем. Роман не пишется? Значит, собирается материал. Потом, ког
да запишется, всё пойдет в дело, водоворот закрутится и, с причмокиванием
кружась, всё засосет в воронку текста.
В профессиональной жизни красавиц-стюардесс есть момент, когда им необх
одимо сделать физическое усилие. Физические усилия превращают отчужде
нных и ухоженных куколок в подобие членистоногих. Будто большие муравьи
, напрягаясь, тащат по муравьиной тропке умершую или закусанную муравьин
ыми челюстями до смерти стрекозу. Вот наши стюардессы, накрашенные и изы
сканные, как гейши или актрисы в японском театре «ноо», тянут мимо меня ал
юминиевый ящик с обещанным в начале воздушного пути «горячим завтраком
». У авиакомпаний любой завтрак вполне может превратиться в «горячий ужи
н». А говорилось ли в самолете о «горячем обеде»? Или обед обязательно дол
жен быть горячим?
Красавицы уже один раз протащили по проходу тяжелую, на колесиках, армат
урину, похожую на магический ящик фокусника Кио. С каким изяществом носи
тели этой фамилии вытаскивали из него разнообразные предметы и целые се
мейства лилипутов. Тогда, в начале полета, по самолетному радио сообщили
о необходимых для пассажиров значениях высоты полета и температуре за б
ортом. Но радиорулада закончилась и счастливым пассажем: «Вам также буде
т предложено красное и белое вино и прохладительные напитки». Именно на
напитках красавицы и сломались.
При транспортировке из салона в салон колесико тележки, чуть юркнув, ста
ло боком к алюминиевой накладке, прижимающей ковролин к палубе. Девичьи
тонкие ручонки напряглись, нежные шейки, до сих пор мягко сидевшие в гнез
дах грудных клеток, сразу превратились в жилистые переплетения мускуло
в и вен; зады Ц но лучше называть, как у Пазолини, «задики» Ц отклячились
и потеряли свою очаровательную округлость, став обычными задницами кор
отконогих русских женщин, которые на железнодорожном полотне, вдвоем ил
и втроем, поднимают многопудовую шпалу, воняющую креозотом; под блузками
обозначились соски. Вы скажете, настоящих грудей у стюардесс, как правил
о, не бывает? Работа накладывает своеобразный мертвящий отпечаток. Но, по
крайней мере, под кительками с вытачками, создающими некоторый объем, по
дразумевались небольшие припухлости с натуральными сосками. Это не был
о особенно сексуальным. Тянущая в гору перегруженную телегу лошадь не та
к красива, как скаковой жеребец, подрагивающий на выводке всеми жилочкам
и под лоснящейся шкурой. Но в этой отвратительной, существующей скорее в
воображении, нежели в действительности, эстетике тоже своя прелесть. Мож
ет быть, это представление входит в набор услуг и аттракционов в самолет
е, так же как демонстрация спасательных жилетов и запасных выходов? Скол
ько же было за последнее время аварий на пассажирских авиалайнерах! Кто-
нибудь воспользовался спасательным жилетом или запасным выходом?
На аттракцион можно ответить тем же. Я что, первый раз летаю и не знаю всех
уловок? Сейчас девочки справятся с металлическим шкафом и начнут редуци
ровать названия обещанных напитков. Вот-вот, я не ошибся, ряд пассажиров п
ередо мной уже насладились фонетикой Элизы Дулитл. Интересно, делают это
стюардессы из пренебрежения к клиентам, по лености, или у них просто така
я злобная игра. Но в данном случае они имеют дело с филологом. Вслушаемся п
ока в то, что они говорят пассажирам в ряду передо мной. Фразы, с которыми о
ни обращаются к каждому, глядя прямо в лицо холодными блестящими глазами
, совершенно стандартные: «КРНВНО, БЛВНО, МНРЛВДА, ПВ, ФРТСК» Переводится э
то очень просто Ц «красное вино, белое вино, минеральная вода, пиво, фрукт
овый сок». Стюардесса Марина то же самое пробормотала надо мною. В ответ п
ришлось разыграть свой любимый самолетный номер. Номер состоит из неско
льких аттракционов. Сначала: «Простите, пожалуйста, дорогая Марина… Вас,
кажется, так зовут? Ц Я наговариваю медленно и отчетливо. Так в театральн
ом училище разучивает со студентами роль профессор по технике речи. Я на
бираю громкость и дыхание: Ц Вашу первую фразу я не расслышал. Что вы сказ
али? Повторите, пожалуйста, еще раз, чем вы собираетесь меня угостить?» Наг
ленькая Марина, возможно, уже встречалась с подобными ситуациями и знает
, что они чреваты. Потому она взяла себя в руки, укротила гордость человека
, по три раза в неделю, а иногда и чаще, летающего за границу, и произнесла св
ой маленький монолог уже как ученица на курсах по этикету: мягко, доверит
ельно, интонируя каждое слово. Но глаза у нее были холодные и наглые: кто к
ого? За свою небольшую служебную жизнь Марина обломала и обхамила не одн
ого пожилого или старого джентльмена.
В этот роковой момент, я смотрю девушке прямо в лицо заинтересованным вз
глядом потребителя. Я фантазировал, как можно было бы заставить по-иному
артикулировать этот рот и какое выражение приняли бы эти хамские глазки
при определенных обстоятельствах. Но вот доклад закончен. В это время мо
й анонимный сосед у иллюминатора уже давно, испуганно, как кролик, прихле
бывал свою минеральную воду. Согласно самолетной технологии, Марина спе
рва обратилась к нему, к пассажиру, сидящему дальше от прохода. Он, пассажи
р, явно выудил из невинных уст стюардессы только «минводу». Попросить ви
на или пива у него из какого-то плебейского аристократизма, а возможно, из
плебейской робости не хватило решимости. Сейчас на его лице ужас. Когда д
оклад был закончен и Марина застыла в позе рядового, ждущего приказаний
от старшины, я перешел к следующему этапу аттракциона. Кролик был под шля
пой, Кио готовился к новой инсталляции.
«А как называется ваше белое вино?» Ответ. «А как называется красное вино?
» Ответ. «А не затруднит ли вас сообщить мне, какого года красное и белое в
ино?» Ответ. «А с консервантом или без консерванта апельсиновый сок?» Отв
ет. «С газом или без газа минеральная вода?» Опять ответ.
Во время этого парада вопросов я мысленно раздевал бортпроводницу, сгиб
ал ее в пояснице, задирал ей ноги, раздвигал, сопровождая процедуру внима
тельным обзором. Женщины чувствуют это очень хорошо. Иногда они бледнеют
под взглядом наглеца.
Бойтесь собственного воображения, иногда оно срывается со своих петель!

Прижав одной рукой острые лопатки, другой я хлопал собственным брючным р
емнем по жестковатым, но еще вполне аппетитным ягодицам. Это было доволь
но интересно. Но распускаться здесь нельзя, воображение воображением, а
контролировать себя необходимо. Может выдать блеск глаз. К окончанию пер
вой серии вопросов и ответов я мысленно, соблюдая приличия и последовате
льность операций, уже одел девицу. Не пустишь же ее раздетой вдоль проход
а. И только тогда самым елейным и интеллигентным тоном вынес вердикт:
«Я выпил бы стакан воды без газа и…» И тут, как у любого творческого челове
ка, у меня в сознании возник экспромт. Можно было добавить: «…белого вина и
баночку пива». Здесь бы, конечно, у Марины иронически дрогнула бровь, и он
а для себя расшифровала: «Наш скобарь, постсоветский, кобенится, чтоб поб
ольше ухватить на халяву». Это было бы слишком простым окончанием. Интел
лектуальные развлечения дороже материальных выгод. Поэтому, похоронив
пришедший на ум скандальный вариант, я завершаю барственно: «…с долькой
лимона». Лимон в любом контексте звучит элегантно.
Продолжая удерживать внимание Марины, успеваю бросить взгляд на другую
бортпроводницу, внимательно прислушивающуюся к диалогу с ее товаркой.

Это были вышколенные девушки и знали, что в таких случаях следует делать.
Совершенно спокойно наливая что-то одной рукой из бутылки пассажиру в с
оседнем ряду, она другой уже жмет на кнопку экстренного вызова, располож
енную над головой. Сейчас явится подкрепление. Кто это будет Ц второй пи
лот, командир корабля или старшая стюардесса? Ничего страшного, конечно,
не произойдет. Это как объявление маневров вблизи территориальных вод п
ротивника. Я уже протянул руку за пластмассовым стаканчиком с водой, в ко
торой плавала скудная долька лимона, как распахивается шторка, отделяющ
ая один салон от другого, и сразу же я оказываюсь выключенным из придуман
ной мною игры. Так не могло бы случиться в романе, потому что романному про
странству претит случайность и внезапность. «Вдруг» свидетельствует о
дурном вкусе автора, но в жизни случается.
Она совсем не изменилась, тот же овал лица, та же фигура, волосы, откинутые
со лба, интересно Ц по-прежнему ли видна крошечная голубая жилка у право
го виска? Эта жилка своей детской наивностью как бы контрастировала с со
вершенной хрупкой красотой молодой женщины. А что же сердце так стукнуло
и тяжело задвигалось за грудиной? Плохой признак, здоровый человек не до
лжен чувствовать своего сердца. Почему я не увидел ее при посадке? Это не м
огла быть она! Наташа, моя студентка. Но это ее глаза, прозрачно голубые, бу
дто еле удерживаемые той тончайшей пленочкой, которая и заключает в себе
зыбкое тело глаза. Прошло уже столько лет! Что же случилось в ее судьбе?
Здесь опять по закону романистики должны возникнуть длинные и подробны
е воспоминания. Они возникнут, но позже. Воспоминания, в отличие от фраз и
слов, мгновенно проносятся в сознании. «Картинка» уже появилась. Десять
лет назад, в разгар безобразного периода нового смутного времени, которы
й в России был назван «перестройкой», мы встретились с нею в Германии, в ко
торую я лечу сейчас.
Она тут же меня узнала. Не дрогнула бровью, не облизала губы Ц это все был
о бы в кино, это киноштучки, Ц но в глазах что-то заметалось, будто развели
диафрагму и из зрачков полился совсем другой свет. Теперь всё зависит то
лько от нее. Я ничего не забыл, и тепло её плеча Ц под моей ладонью. Сейчас о
на подойдет ближе, и я узнаю, так же ли бьется голубая жилочка на виске. Но с
колько сдержанности, сколько внутренней уверенности. Замужем или нет?
Тогда Саломея пела во Франкфурте, а я поехал в Кельн навестить старого пр
иятеля слависта. Мы сидели с Гюнтером в его кабинете, сплошь заставленно
м стеллажами с книгами на русском языке. Удивительная коллекция, и где то
лько он их отыскивает, эти книги, о которых я-то уж должен был бы знать. И вс
ё книги с каким-то подтекстом, каких-то неизвестных диссидентствующих а
второв. Но в то время пресловутая «перестройка» гуляла уже вовсю, я покуп
ал меньше книг, а заработки Саломеи вот-вот должны были прекратиться.
Во Франкфурте я не остался, чтобы не видеть задыхающейся после первого а
кта Саломеи, чтобы не отпаивать ее теплым молоком. Она женщина крепкая, и я
давно заметил, что, когда она одна, без меня, без помощи, из всех ситуаций он
а выходит быстрее и легче.
Мы сидели с Гюнтером и вели бессмысленную беседу о том, чем все это законч
ится. Любил ли Гюнтер Россию? По крайней мере, знал. Знал по лагерям для вое
ннопленных и по тем клочкам жизни, которые мог наблюдать строительный ра
бочий. Прелестная возможность изучить чужой язык. Теперь его уже нет, он у
мер и похоронен на своем протестантском кладбище под скромной плитой, и
мне некому больше писать письма. У нас в России, в наших кругах, у всех на яз
ыке был его словарь русской литературы, в котором он первым осмелился ск
азать всё, что думал о современной ему советской партийной литературе. А
может быть, мстил через литературу, может быть всё это писал восемнадцат
илетний военнопленный? Это был отстрел мастодонтов, в известной мере спр
аведливый…
Скорее всего, не замужем. Зачем тогда работа? У нее, наверное, теперь двойн
ое гражданство. Тогда, в прошлый раз, я ей сказал: ни в коем случае не возвра
щайся в Россию, тебя убьют. Она, как мне писал Гюнтер, воспользовалась моим
советом и исчезла, растворилась. Оставалась в Европе или уезжала в Амери
ку? А когда я перестал ее искать, вернулась? Ну что ж, современный роман это
уже на протяжении столетия роман пожилого мужчины и молодой девушки…
Мы сидели с Гюнтером и спорили о писателе Леониде Бородине, которого тог
да только что освободили. Вот уж действительно безгрешный человек, на ег
о биографии ни одного пятнышка. Допустим, говорил я, он боролся с ненавист
ным ему режимом, а следователь, который его допрашивал, сочувствуя подсл
едственному, этот режим защищал. Кто был прав? Мне-то лично было видно еще
тогда, что, разрушая режим, но не имея определенной альтернативы, мы разру
шаем и Россию, ту большую, которая называлась Советским Союзом. Где Совет
ский Союз нынче и где Россия? Гюнтер, как и многие мыслящие потомственные
интеллигенты, всё знал, а я всё чувствовал. Боюсь, что мое чувствование ока
залось более верным, чем разум покойного теперь Гюнтера. Мы сидели и гово
рили, поезд во Франкфурт уходил поздно вечером, наш кофе остыл, и вдруг Ц
вот оно это проклятое и ненавистное мне «вдруг», с которым я так борюсь, но
определенно без него роман не существует Ц раздался стук в дверь, и вошл
а она. Она только взглянула на меня, а я уже понял, что попался, мышеловка за
хлопнулась!
Обычное дело Ц студентка-дипломница, стажерка из Москвы, пришла к профе
ссору за отзывом на свою работу. Тогда я даже не понял: немка ли, русская ли?
Гюнтер нас представил: «Это твоя соотечественница». И тут она сказала: «Я
слушала на первом курсе ваши лекции переводчикам, профессор». Я вспомнил
, как приглашенным доцентом, еще кандидатом наук, читал литературоведени
е в институте военных переводчиков. Значит, среди нескольких девушек на
первом курсе была и она. Почему же тогда я ее не заметил, не запомнил?!
Что мы любим в женщинах? Продолжение собственного рода и собственных без
умств? Те минуты близости, когда мир замыкается на соединении двух и, кром
е этих двух, ничего в это мгновение в мире не существует? Из двух незаверше
нных фрагментов, из материала возникает бытие. Но страсть Ц это дело мол
одое. Что я люблю в Саломее? Её известность, злобный разрушительный харак
тер, терпение, её стойкость и прямоту, её густой, как патока, голос? Мы любим
всю совокупность черт и каждый недостаток, в котором видим только прелес
ть. Это как бы дрожание небесных струн, в кое мы вступаем со своей мужской
растерянностью. Любя, мы оказываемся в другой физической среде. Так, всту
пая в море, человек приобретает легкость и другую свободу движений.
Эта свобода надвинулась на меня, как поршень, прижимая к самому краю суще
ствования. Струны уже завибрировали, воздух сгустился, и я знал, что это су
дьба, пусть даже судьба случая, и что это моя добыча и, не получив своего, я н
е уйду. Здесь интуиция разбирается лучше, чем разум. А две интуиции догова
риваются даже скорее, чем мы предполагаем. У нас у обоих всё было решено ср
азу. И оба в этот момент знали, что мы не разойдемся, пока не опалим друг дру
га.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29