«Мы должны отказаться от излишеств, чтобы дать другим хотя бы самое необходимое», - призывал Джон Уинтроп.
Миф о гарантиях равных возможностей тесно связан с другим мифом - о свободном труде и вообще о светлой абсолютной свободе, существующей при капитализме. Как утверждает М.Новак, «…свободные индивиды торгуют собственным трудом ради удовлетворения своих потребностей. В определенном смысле время каждого человека, его энергия и трудолюбие - это его капитал». Правда, несколько ниже М.Новак признает, что «по сравнению с <…> владельцем средств производства наемный рабочий обладает меньшей свободой».
В действительности, как это давно доказал К.Маркс, при капитализме товаром становится не труд, а рабочая сила. Носитель рабочей силы в капиталистическом обществе (наемный рабочий или служащий), в отличие от раба или крепостного, является свободной личностью, собственником своей способности к труду. Этот собственник идет на рынок продавать свой специфический товар собственнику средств производства. Продает он свой товар во временное пользование, на определенный срок и, как правило, на заранее оговоренных условиях. Собственник рабочей силы продает ее капиталисту в силу того, что он не располагает собственными средствами производства и поэтому лишен возможности самостоятельного ведения хозяйства. И в этом смысле труд при капитализме не может быть свободным, а наоборот, является принудительным (экономически), наемным. Единственно, что может делать потенциальный наемный работник - это свободно продавать свою рабочую силу, и то только в том случае, если ему повезет, и он не окажется в составе армии безработных. А поскольку она во всех капиталистических странах реально существует, то лицо, лишенное средств производства, нередко не имеет даже возможности свободно продавать свою рабочую силу. Словом, свобода продажи рабочей силы имеет свои ограничения, в частности, связанные с наличием, как выражался Ф.Энгельс, резервной армии труда.Как здесь не вспомнить мудрые слова убитого премьер-министра Швеции Улофа Пальме: «Страх перед будущим, перед насущными экономическими проблемами, перед болезнями и безработицей превращает свободу в бессмысленную абстракцию». Более того, как писал молодой К.Маркс в своих рукописях 1844 года, вместе с отчуждением труда происходит и отчуждение личности.
Что касается вообще свободы, то в основе капитализма действительно лежит принцип функционирования свободного рынка товаров, услуг, капитала и рабочей силы, т.е. свободы покупать и продавать все и вся. Любые ограничения свободы рынка мешают предпринимательству, и поэтому капиталисты выступают за то, чтобы государство никаким образом не ограничивало свободы рынка. Однако, как показал опыт двух с лишним столетий функционирования капиталистической системы, свободный рынок, действующий без вмешательства государства, подобен неуправляемому ядерному реактору. Великий кризис 1930 годов убедительно это продемонстрировал. Государству пришлось взять на себя функции регулятора рынка, т.е. пойти на определенные ограничения свободы предпринимательства.
Как показал все тот же исторический опыт, и в политической сфере свободы в буржуазном государстве имеют свои границы. До тех пор, пока не ставится под угрозу капиталистическая частная собственность, государство может допускать все свободы. Как только возникает реальная угроза основам капиталистического общества, на политической арене сразу же объявляются или фашисты, или, в крайнем случае, экстремисты (вспомним тот же маккартизм).
Гуманизм и капитализм - несовместимы. Высокие нормы морали и нравственности, которые добрые дяди (а таких во все времена было немало) хотят привить капиталистической системе, несовместимы со стремлением людей к наживе, если они скованы цепями производственных отношений, порождающих прибавочную стоимость и расширенное воспроизводство капитала. Вообще любой общественно-экономической системе невозможно что-то навязать извне ей несвойственное, чужеродное. Цели, которые люди ставят при капитализме, порождаются определенной системой экономических отношений. Погоня за деньгами - это не только стремление к увеличению богатства, но и желание обладать властью, ореолом признания личных достоинств и т.п. Но, повторяю, находится немало людей, которые стремятся облагородить капитализм с помощью проповедей идей добра. Наивная вера в способность изменить природу капитализма при помощи какой-то одной «коллективной воли большинства» сквозит, к примеру, в следующих словах Чарльза Хэнди: «Правительствам не под силу справиться со стихией капитализма. Только мы сами можем поставить ее под контроль. Чтобы рынок стал нашим слугой, а не хозяином, понадобится коллективная воля большинства. Для этого людям надо четко понять, кто они, зачем живут и чего ждут от жизни. К сожалению, это легче сказать, чем сделать, но это необходимо, если мы хотим управлять своей собственной жизнью и нашим обществом». Однако не все так просто, как это изображает наш добрый дядя Чарльз Хэнди. Правительства, будучи на службе у буржуазии, делают все необходимое, чтобы предотвратить конфликт между классами. Как пишет Лестер Туроу, «демократические правительства обеспокоены неравенством капиталистической экономики и делают все, чтобы свести его к минимуму. Тактика сработала. Потенциальный конфликт между властью капиталистов и властью демократии не привел к социальному взрыву». Что же было предпринято? Во-первых, был образован т.н. «средний класс». Это - изобретение не рынка, а политики. Во-вторых, в отношении пролетариев стали осуществляться определенные социальные мероприятия (регулирование продолжительности рабочего дня, отпусков, создание системы социального обеспечения больных, инвалидов, престарелых и т.п.). И, наконец, взяты под контроль профсоюзы, которые во многих «демократических» странах связаны с буржуазией системой социального партнерства (заключение коллективных договоров с работодателями с участием правительства).
Отсюда и ведет свое начало миф о процветании в высокоразвитых странах капитализма, который даже привел к появлению теории об обществе всеобщего благосостояния. Однако прагматики от политики и бизнеса (как М.Тэтчер и Д.Сорос) позволяют себе высказываться о капиталистическом обществе достаточно свободно, не стремясь к приукрашиванию действительности, ибо это может привести к нежелательным последствиям в политике. Трезво и непредвзято оценивая положение дел, М.Тэтчер пишет: «Мы не скрываем своего беспокойства в отношении распада института семьи, подчиненности культуры, детской преступности, распространения наркотиков и преступлений против личности. Мы ясно сознаем, что повышение уровня жизни не всегда влечет за собой повышение ее качества». В данной главе приведено достаточно фактов, подтверждающих этот фундаментальный вывод госпожи М.Тэтчер.
Часть II. Государственный социализм в СССР
Глава 3. Первый опыт социалистических преобразований
История не имеет сослагательного наклонения.
Общеизвестная истина
2.3.1. Октябрьская революция 1917 года
«Подходить к любой революции, Октябрьской в особенности, с мерками политического крохобора или морализирующего обывателя - то же самое, что пытаться измерять слона ученической линейкой…»
В.Булдаков
«Временное правительство иссякло, его власть перетекла к Советам.»
Сергей Кара-Мурза
«Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, ее породившими».
Жюль Мишле
В череде революций, которые ведомы истории, Октябрьская революция 1917 года в России занимает особое место в силу того, что она посягнула на святое святых - частную собственность и власть имущих. Отсюда и диаметрально противоположные оценки этого исторического события. Кто только ни проклинал Октябрьскую революцию! Но предельно враждебное отношение к ней озвучено А.Яковлевым, который не принимал революции вообще. Он со злобой писал, что «переворот в октябре 1917 года носил явно разрушительный характер», что «к власти пришли резонерствующие невежды, но, будучи бездарно амбициозными, они не ведали своего невежества. Со дня своего змеино-яйцевидного вылупления основоположники российского общественного раскола всегда были мракобесами. Априорно, генно».
Нравится это кому-то или нет, но революции были, есть и будут. Они - не следствие невежества, тщеславия и не плод больной психики. Истоки революций - не в сознании людей, их не придумывают, не планируют и не организовывают. Революции вызревают в недрах стареющего и отживающего свой век общества во всех его пластах и сферах. Эволюционное развитие общества в определенный период прерывается. Назревшие противоречия разрешаются скачкообразно (бифуркационно); накопившаяся социальная энергия выбрасывается наружу. Классическим примером может служить Февральская революция 1917 года в России.
Смысл рассуждений А.Яковлева, если не принимать во внимание его хулиганских высказываний в адрес русского народа и большевистских вождей, состоит в том, что развитие российского общества должно было происходить разумно. Некие «демократические силы» должны были предотвратить преступную деятельность «исторических временщиков», «авантюристов», «носителей маргинального люмпенского сознания», использовавших «психологию людей социального дна» и «пустивших страну под откос», вместо того, чтобы построить «свободную, счастливую Россию». А.Яковлев и его единомышленники не устают твердить о том, что большевистский эксперимент завел Россию в исторический тупик, из которого ее вывели новоявленные «демократы» во главе с Б.Ельциным, бесстрашно расстрелявшим в 1993 году российский парламент.
По А.Яковлеву, в 1917 году смену общественно-политического строя вызвали не объективные причины, а злая воля преступников-большевиков, которые захватили власть, воспользовавшись «психологией охлократии, рабски восторженной и беспощадной толпы». Развитие событий в России было неразумным. Видимо, под разумным ходом событий А.Яковлев понимал сохранение царизма и системы частной собственности. Деятельность большевиков решительным образом противоречила яковлевской логике, с которой почему-то не пожелала считаться своенравная История. А.Яковлев не одинок в критике революционных процессов в 1917 году. Некий еще более решительный, чем А.Яковлев, «демократ» В.Иванов в статье «К юбилею национального позора» (Интернет от 27 февраля 2007) считал необходимым жестокое подавление всех оппозионных царизму сил. Он писал, что «…единственно правильным выходом в 1915-1916 гг. была жесткая зачистка оппозиции…, выдвижение на ключевые посты решительных людей, не боящихся испачкать руки (надо понимать в крови - В.П.), введение режима чрезвычайного управления хотя бы в отдельно взятых Петрограде и Москве и консервация царистского режима и власти Николая II.» В.Иванову, наверное, не дают покоя лавры министра внутренних дел царской России господина В.Плеве, который признавался французскому послу Бомпару: «Меня выдвинули на этот пост как человека крайней руки. Если я проявлю малодушие в проведении репрессий, смысла в моей деятельности не будет. Раз уж я начал, надо продолжать. Я сижу на пороховой бочке и взорвусь виместе с ней». Правда, он не дождался взрыва пороховой бочки, ибо в июле 1904 года он был убит эсером Е.Соловьевым.
Полагаю, что пора выбраться из омута яковлевского словоблудия и приступить к рассмотрению действительных причин и природы Октябрьской революции.
К 1917 году в России созрела революционная ситуация. Разумеется, это был результат длительного исторического процесса. Объективный и достаточно подробный его анализ содержится в книге Н.Верта «История Советского государства».
Во-первых, царское самодержавие себя полностью дискредитировало и было обречено. А.Деникин по этому поводу писал: «Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которые могло бы опираться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты».
Во-вторых, армия, на которую, подавляя народные волнения, опирался царский режим, а впоследствии - Временное правительство, была деморализована. Разложение армии достигло кульминации летом и осенью 1917 года. И это не случайно. Осений набор 1916 года довел число рекрутированных в армию до 13 миллионов. Погибло за два года войны 4 миллиона солдат и офицеров, что означало 20 миллионов вдов и сирот. Армия разлагалась. К началу 1917 года количество дезертиров составило 1,5 миллиона человек. Один день войны обходился государству в 96 миллионов рублей. Главковерх и Ставка все больше и больше теряли контроль над армией. В ней, так же, как и в гражданской жизни, установилось двоевластие: с одной стороны, военного командования, а с другой стороны, армейских комитетов, образованных солдатами для борьбы с засилием старого офицерства. Даже Генеральный штаб вынужден был сотрудничать с Центральным армейским комитетом.
В-третьих, российское крестьянство, угнетаемое помещиками, кулаками и царской властью, было доведено до отчаяния, и в России начались стихийные самозахваты помещичьих земель. Крестьяне считали, что земля должна принадлежать тем, кто обрабатывает ее своими руками, чьим потом она полита. «Типичным сценарием было следующее: дезертир возвращался с фронта в деревню, принося вести о захвате земли в других областях. Крестьяне собирались на традиционных общинных сходках или же под крышей местных земельных комитетов, обсуждали ситуацию и принимали решение отобрать имение местного землевладельца. Затем они все шли к конторе управляющего, требовали ключи, объявляли землю, орудия труда и домашний скот отчужденными и давали хозяевам сорок восемь часов на то, чтобы покинуть усадьбу. После чего они делили землю между собой по издавна применяемым в общине и выдержавшим проверку временем принципам «трудовой нормы» (то есть распределяли землю по количеству рабочих рук или по количеству едоков) - в зависимости от того, какой из этих принципов был принят в данной местности. Они применяли насилие тогда, когда считали это необходимым и когда ситуация выходила из-под их контроля». Нельзя не учитывать также и того важного обстоятельства, которое особенно стало очевидным после революции 1905 года, а именно ужас крестьянства перед надвигающимся капитализмом, грозящим разрушить сложившиеся устои деревенского образа жизни. Радикально настроенные крупные землевадельцы выступали против земельной реформы. Так, представитель Союза земледельцев на съезде в Одессе делегат Сидоренко заявил: «Они получат нашу землю только через наши трупы».
В-четвертых, небывалый размах приобрело рабочее движение. Оно выражалось в массовом создании фабрично-заводских комитетов, потребительских обществ (кооперативов), росте профсоюзных организаций, установлении рабочего контроля над производством, широком забастовочном движении, создании отрядов Красной гвардии. Революционная активность рабочих была порождена не только активной агитационной деятельностью большевиков, ее корни были значительно глубже. Такой нещадной эксплуатации рабочие не подвергались, наверное, нигде в Европе. «Рабочий день длился долго (от 12 до 14 часов), заработная плата была нищенской, к тому же нередко из нее удерживали треть в счет бесчисленных штрафов. Несчастные случаи случались очень часто<… >Условия жизни рабочих зачастую не поддаются описанию; так, на Украине они жили в землянках, в крупных городах - в мрачных бараках, казармах, трущобах, расположенных на окраинах». Нарастало противостояние рабочих и предпринимателей. Так, предприниматели Урала заявили, что «ни одна фабричная администрация не признает никаких комитетов и комиссий, что у фабрики есть хозяин и он будет делать на ней, что хочет. Что касается контроля правительства и общественности, то промышленники его не признали и никогда не признают». С другой стороны, среди рабочих зрела решимость вытерпеть все невзгоды, лишь бы прогнать ненавистных хозяев.
В-пятых, как справедливо заметил С.Кара-Мурза, «…значительная и в этническом отношении очень авторитетная часть интеллигенции заняла определенно антикапиталистические позиции. Это особенно проявилось в движении народников, видящих ядро будущего свободного общества в крестьянской общине, а затем и в социал-демократии, принявшей постулат марксизма об освободительной миссии рабочего класса».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Миф о гарантиях равных возможностей тесно связан с другим мифом - о свободном труде и вообще о светлой абсолютной свободе, существующей при капитализме. Как утверждает М.Новак, «…свободные индивиды торгуют собственным трудом ради удовлетворения своих потребностей. В определенном смысле время каждого человека, его энергия и трудолюбие - это его капитал». Правда, несколько ниже М.Новак признает, что «по сравнению с <…> владельцем средств производства наемный рабочий обладает меньшей свободой».
В действительности, как это давно доказал К.Маркс, при капитализме товаром становится не труд, а рабочая сила. Носитель рабочей силы в капиталистическом обществе (наемный рабочий или служащий), в отличие от раба или крепостного, является свободной личностью, собственником своей способности к труду. Этот собственник идет на рынок продавать свой специфический товар собственнику средств производства. Продает он свой товар во временное пользование, на определенный срок и, как правило, на заранее оговоренных условиях. Собственник рабочей силы продает ее капиталисту в силу того, что он не располагает собственными средствами производства и поэтому лишен возможности самостоятельного ведения хозяйства. И в этом смысле труд при капитализме не может быть свободным, а наоборот, является принудительным (экономически), наемным. Единственно, что может делать потенциальный наемный работник - это свободно продавать свою рабочую силу, и то только в том случае, если ему повезет, и он не окажется в составе армии безработных. А поскольку она во всех капиталистических странах реально существует, то лицо, лишенное средств производства, нередко не имеет даже возможности свободно продавать свою рабочую силу. Словом, свобода продажи рабочей силы имеет свои ограничения, в частности, связанные с наличием, как выражался Ф.Энгельс, резервной армии труда.Как здесь не вспомнить мудрые слова убитого премьер-министра Швеции Улофа Пальме: «Страх перед будущим, перед насущными экономическими проблемами, перед болезнями и безработицей превращает свободу в бессмысленную абстракцию». Более того, как писал молодой К.Маркс в своих рукописях 1844 года, вместе с отчуждением труда происходит и отчуждение личности.
Что касается вообще свободы, то в основе капитализма действительно лежит принцип функционирования свободного рынка товаров, услуг, капитала и рабочей силы, т.е. свободы покупать и продавать все и вся. Любые ограничения свободы рынка мешают предпринимательству, и поэтому капиталисты выступают за то, чтобы государство никаким образом не ограничивало свободы рынка. Однако, как показал опыт двух с лишним столетий функционирования капиталистической системы, свободный рынок, действующий без вмешательства государства, подобен неуправляемому ядерному реактору. Великий кризис 1930 годов убедительно это продемонстрировал. Государству пришлось взять на себя функции регулятора рынка, т.е. пойти на определенные ограничения свободы предпринимательства.
Как показал все тот же исторический опыт, и в политической сфере свободы в буржуазном государстве имеют свои границы. До тех пор, пока не ставится под угрозу капиталистическая частная собственность, государство может допускать все свободы. Как только возникает реальная угроза основам капиталистического общества, на политической арене сразу же объявляются или фашисты, или, в крайнем случае, экстремисты (вспомним тот же маккартизм).
Гуманизм и капитализм - несовместимы. Высокие нормы морали и нравственности, которые добрые дяди (а таких во все времена было немало) хотят привить капиталистической системе, несовместимы со стремлением людей к наживе, если они скованы цепями производственных отношений, порождающих прибавочную стоимость и расширенное воспроизводство капитала. Вообще любой общественно-экономической системе невозможно что-то навязать извне ей несвойственное, чужеродное. Цели, которые люди ставят при капитализме, порождаются определенной системой экономических отношений. Погоня за деньгами - это не только стремление к увеличению богатства, но и желание обладать властью, ореолом признания личных достоинств и т.п. Но, повторяю, находится немало людей, которые стремятся облагородить капитализм с помощью проповедей идей добра. Наивная вера в способность изменить природу капитализма при помощи какой-то одной «коллективной воли большинства» сквозит, к примеру, в следующих словах Чарльза Хэнди: «Правительствам не под силу справиться со стихией капитализма. Только мы сами можем поставить ее под контроль. Чтобы рынок стал нашим слугой, а не хозяином, понадобится коллективная воля большинства. Для этого людям надо четко понять, кто они, зачем живут и чего ждут от жизни. К сожалению, это легче сказать, чем сделать, но это необходимо, если мы хотим управлять своей собственной жизнью и нашим обществом». Однако не все так просто, как это изображает наш добрый дядя Чарльз Хэнди. Правительства, будучи на службе у буржуазии, делают все необходимое, чтобы предотвратить конфликт между классами. Как пишет Лестер Туроу, «демократические правительства обеспокоены неравенством капиталистической экономики и делают все, чтобы свести его к минимуму. Тактика сработала. Потенциальный конфликт между властью капиталистов и властью демократии не привел к социальному взрыву». Что же было предпринято? Во-первых, был образован т.н. «средний класс». Это - изобретение не рынка, а политики. Во-вторых, в отношении пролетариев стали осуществляться определенные социальные мероприятия (регулирование продолжительности рабочего дня, отпусков, создание системы социального обеспечения больных, инвалидов, престарелых и т.п.). И, наконец, взяты под контроль профсоюзы, которые во многих «демократических» странах связаны с буржуазией системой социального партнерства (заключение коллективных договоров с работодателями с участием правительства).
Отсюда и ведет свое начало миф о процветании в высокоразвитых странах капитализма, который даже привел к появлению теории об обществе всеобщего благосостояния. Однако прагматики от политики и бизнеса (как М.Тэтчер и Д.Сорос) позволяют себе высказываться о капиталистическом обществе достаточно свободно, не стремясь к приукрашиванию действительности, ибо это может привести к нежелательным последствиям в политике. Трезво и непредвзято оценивая положение дел, М.Тэтчер пишет: «Мы не скрываем своего беспокойства в отношении распада института семьи, подчиненности культуры, детской преступности, распространения наркотиков и преступлений против личности. Мы ясно сознаем, что повышение уровня жизни не всегда влечет за собой повышение ее качества». В данной главе приведено достаточно фактов, подтверждающих этот фундаментальный вывод госпожи М.Тэтчер.
Часть II. Государственный социализм в СССР
Глава 3. Первый опыт социалистических преобразований
История не имеет сослагательного наклонения.
Общеизвестная истина
2.3.1. Октябрьская революция 1917 года
«Подходить к любой революции, Октябрьской в особенности, с мерками политического крохобора или морализирующего обывателя - то же самое, что пытаться измерять слона ученической линейкой…»
В.Булдаков
«Временное правительство иссякло, его власть перетекла к Советам.»
Сергей Кара-Мурза
«Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, ее породившими».
Жюль Мишле
В череде революций, которые ведомы истории, Октябрьская революция 1917 года в России занимает особое место в силу того, что она посягнула на святое святых - частную собственность и власть имущих. Отсюда и диаметрально противоположные оценки этого исторического события. Кто только ни проклинал Октябрьскую революцию! Но предельно враждебное отношение к ней озвучено А.Яковлевым, который не принимал революции вообще. Он со злобой писал, что «переворот в октябре 1917 года носил явно разрушительный характер», что «к власти пришли резонерствующие невежды, но, будучи бездарно амбициозными, они не ведали своего невежества. Со дня своего змеино-яйцевидного вылупления основоположники российского общественного раскола всегда были мракобесами. Априорно, генно».
Нравится это кому-то или нет, но революции были, есть и будут. Они - не следствие невежества, тщеславия и не плод больной психики. Истоки революций - не в сознании людей, их не придумывают, не планируют и не организовывают. Революции вызревают в недрах стареющего и отживающего свой век общества во всех его пластах и сферах. Эволюционное развитие общества в определенный период прерывается. Назревшие противоречия разрешаются скачкообразно (бифуркационно); накопившаяся социальная энергия выбрасывается наружу. Классическим примером может служить Февральская революция 1917 года в России.
Смысл рассуждений А.Яковлева, если не принимать во внимание его хулиганских высказываний в адрес русского народа и большевистских вождей, состоит в том, что развитие российского общества должно было происходить разумно. Некие «демократические силы» должны были предотвратить преступную деятельность «исторических временщиков», «авантюристов», «носителей маргинального люмпенского сознания», использовавших «психологию людей социального дна» и «пустивших страну под откос», вместо того, чтобы построить «свободную, счастливую Россию». А.Яковлев и его единомышленники не устают твердить о том, что большевистский эксперимент завел Россию в исторический тупик, из которого ее вывели новоявленные «демократы» во главе с Б.Ельциным, бесстрашно расстрелявшим в 1993 году российский парламент.
По А.Яковлеву, в 1917 году смену общественно-политического строя вызвали не объективные причины, а злая воля преступников-большевиков, которые захватили власть, воспользовавшись «психологией охлократии, рабски восторженной и беспощадной толпы». Развитие событий в России было неразумным. Видимо, под разумным ходом событий А.Яковлев понимал сохранение царизма и системы частной собственности. Деятельность большевиков решительным образом противоречила яковлевской логике, с которой почему-то не пожелала считаться своенравная История. А.Яковлев не одинок в критике революционных процессов в 1917 году. Некий еще более решительный, чем А.Яковлев, «демократ» В.Иванов в статье «К юбилею национального позора» (Интернет от 27 февраля 2007) считал необходимым жестокое подавление всех оппозионных царизму сил. Он писал, что «…единственно правильным выходом в 1915-1916 гг. была жесткая зачистка оппозиции…, выдвижение на ключевые посты решительных людей, не боящихся испачкать руки (надо понимать в крови - В.П.), введение режима чрезвычайного управления хотя бы в отдельно взятых Петрограде и Москве и консервация царистского режима и власти Николая II.» В.Иванову, наверное, не дают покоя лавры министра внутренних дел царской России господина В.Плеве, который признавался французскому послу Бомпару: «Меня выдвинули на этот пост как человека крайней руки. Если я проявлю малодушие в проведении репрессий, смысла в моей деятельности не будет. Раз уж я начал, надо продолжать. Я сижу на пороховой бочке и взорвусь виместе с ней». Правда, он не дождался взрыва пороховой бочки, ибо в июле 1904 года он был убит эсером Е.Соловьевым.
Полагаю, что пора выбраться из омута яковлевского словоблудия и приступить к рассмотрению действительных причин и природы Октябрьской революции.
К 1917 году в России созрела революционная ситуация. Разумеется, это был результат длительного исторического процесса. Объективный и достаточно подробный его анализ содержится в книге Н.Верта «История Советского государства».
Во-первых, царское самодержавие себя полностью дискредитировало и было обречено. А.Деникин по этому поводу писал: «Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которые могло бы опираться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединенное дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты».
Во-вторых, армия, на которую, подавляя народные волнения, опирался царский режим, а впоследствии - Временное правительство, была деморализована. Разложение армии достигло кульминации летом и осенью 1917 года. И это не случайно. Осений набор 1916 года довел число рекрутированных в армию до 13 миллионов. Погибло за два года войны 4 миллиона солдат и офицеров, что означало 20 миллионов вдов и сирот. Армия разлагалась. К началу 1917 года количество дезертиров составило 1,5 миллиона человек. Один день войны обходился государству в 96 миллионов рублей. Главковерх и Ставка все больше и больше теряли контроль над армией. В ней, так же, как и в гражданской жизни, установилось двоевластие: с одной стороны, военного командования, а с другой стороны, армейских комитетов, образованных солдатами для борьбы с засилием старого офицерства. Даже Генеральный штаб вынужден был сотрудничать с Центральным армейским комитетом.
В-третьих, российское крестьянство, угнетаемое помещиками, кулаками и царской властью, было доведено до отчаяния, и в России начались стихийные самозахваты помещичьих земель. Крестьяне считали, что земля должна принадлежать тем, кто обрабатывает ее своими руками, чьим потом она полита. «Типичным сценарием было следующее: дезертир возвращался с фронта в деревню, принося вести о захвате земли в других областях. Крестьяне собирались на традиционных общинных сходках или же под крышей местных земельных комитетов, обсуждали ситуацию и принимали решение отобрать имение местного землевладельца. Затем они все шли к конторе управляющего, требовали ключи, объявляли землю, орудия труда и домашний скот отчужденными и давали хозяевам сорок восемь часов на то, чтобы покинуть усадьбу. После чего они делили землю между собой по издавна применяемым в общине и выдержавшим проверку временем принципам «трудовой нормы» (то есть распределяли землю по количеству рабочих рук или по количеству едоков) - в зависимости от того, какой из этих принципов был принят в данной местности. Они применяли насилие тогда, когда считали это необходимым и когда ситуация выходила из-под их контроля». Нельзя не учитывать также и того важного обстоятельства, которое особенно стало очевидным после революции 1905 года, а именно ужас крестьянства перед надвигающимся капитализмом, грозящим разрушить сложившиеся устои деревенского образа жизни. Радикально настроенные крупные землевадельцы выступали против земельной реформы. Так, представитель Союза земледельцев на съезде в Одессе делегат Сидоренко заявил: «Они получат нашу землю только через наши трупы».
В-четвертых, небывалый размах приобрело рабочее движение. Оно выражалось в массовом создании фабрично-заводских комитетов, потребительских обществ (кооперативов), росте профсоюзных организаций, установлении рабочего контроля над производством, широком забастовочном движении, создании отрядов Красной гвардии. Революционная активность рабочих была порождена не только активной агитационной деятельностью большевиков, ее корни были значительно глубже. Такой нещадной эксплуатации рабочие не подвергались, наверное, нигде в Европе. «Рабочий день длился долго (от 12 до 14 часов), заработная плата была нищенской, к тому же нередко из нее удерживали треть в счет бесчисленных штрафов. Несчастные случаи случались очень часто<… >Условия жизни рабочих зачастую не поддаются описанию; так, на Украине они жили в землянках, в крупных городах - в мрачных бараках, казармах, трущобах, расположенных на окраинах». Нарастало противостояние рабочих и предпринимателей. Так, предприниматели Урала заявили, что «ни одна фабричная администрация не признает никаких комитетов и комиссий, что у фабрики есть хозяин и он будет делать на ней, что хочет. Что касается контроля правительства и общественности, то промышленники его не признали и никогда не признают». С другой стороны, среди рабочих зрела решимость вытерпеть все невзгоды, лишь бы прогнать ненавистных хозяев.
В-пятых, как справедливо заметил С.Кара-Мурза, «…значительная и в этническом отношении очень авторитетная часть интеллигенции заняла определенно антикапиталистические позиции. Это особенно проявилось в движении народников, видящих ядро будущего свободного общества в крестьянской общине, а затем и в социал-демократии, принявшей постулат марксизма об освободительной миссии рабочего класса».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100