По специальному решению законодательного собрания Аду хоронили на тер
ритории Капитолия. Ее могила оказалась всего в нескольких футах от бронз
овой статуи Хьюи Лонга. В черном были стоявшие на ступенях белой лестниц
ы священнослужители и те, кто понесет гроб, а собравшаяся на зеленой лужа
йке безразличная к соблюдению ритуала толпа была разодета в самые пестр
ые тона.
В сочной зеленой траве уже темнел аккуратный овал могилы с горкой земли
у изножья. Возле него, явно гордясь своей работой, красовались два могиль
щика. Завтра могилу укроют дерном, а потом положат плиту из белого камня, и
туристы, прочитав надпись, по пути в Капитолий, будут говорить друг другу
: "Ада Даллас? Та самая, помните?" И уезжая в Новый Орлеан на фиесту, ради чего,
собственно, они и являлись в Луизиану, может, да, а может, и нет, еще раз взгл
янут на могилу.
На похоронах присутствовало много священников Ц представителей разли
чных вероисповеданий, хор и мы Ц те, кому предстояло нести гроб туда, куда
обычно несут гробы. Стоя вместе с остальными, я увидел в толпе лицо Томми
Далласа. Он постарел, посуровел, словно с него сняли прозрачный чехол. Он к
ивнул мне и пошевелил губами, видимо, говоря: "Привет, Стив!"
Пел хор, священники читали молитвы и проповеди, но я ничего не слышал. Я см
отрел на серебряный гроб и жалел, что он закрыт и я не могу в последний раз
увидеть Аду.
Я заставил себя прислушаться к тому, что говорит очередной священник Ц
не знаю, уж какую церковь он представлял, Ц и услыхал:
Ц ...ее благородная и бескорыстная преданность народу Луизианы...
Вот это да!
Ц ...выполняя свой гражданский долг, она не только не жалела своих сил и эн
ергии, но и пожертвовала своей жизнью...
Ну и ну!
Ц ...эта великая женщина...
А вот это факт, только вовсе не в том смысле, в каком говорил священник.
Я больше не слушал панихиду. Я снова спустился на парашюте памяти в тот де
нь, куда мне хотелось попасть. В тот день, когда море из синего стало темны
м, когда дул ветер и лил дождь.
"Я хочу заставить мир признать, что я существую. Я хочу заставить его сказа
ть: "Да, ты есть, и никакие удары судьбы не смогли этому помешать. И если я пр
ичинял тебе что-либо дурное, то и ты отплатила мне сполна"".
Да, это правда, подумал я.
"Я хочу заставить мир признать, что я существовала, и сделать так, чтобы ми
р не мог не признать, что я существовала".
Не сможет, сказал я ей.
"Я отплачу каждому негодяю. Каждому, кто когда-либо обидел меня или осудил
. Я всем им отплачу. Я хочу, чтобы они знали, кто я и на что я способна. Я раздав
лю их, как вот эту медузу".
Ты почти сумела это сделать.
Что она сумела сделать?
Почти все.
Она сумела сделать почти все, что хотела, она наметила себе цель и неуклон
но шла к ней, но не поняла, что сама же может стать жертвой на пути осуществ
ления своих замыслов.
Она оставила свой след на земле. Начав с нуля, с ничего, но, сообразив, что уд
ача идет к ней в руки, она заставила мир признать, что существовала. Счастл
ивый случай вывел ее на орбиту, а на землю она упала вовсе не потому, что ее
покинуло счастье. Нет, просто она отдала свою жизнь ради меня.
В этом и была ее ошибка. В том, что она любила меня. До самого конца в ней ост
авалось нечто человеческое, чего она не сумела вытравить из себя. Отсюда
и ее обреченность. И Ц если верить религии Ц в этом ее спасение.
Она была личностью. При всей ее безнравственности и коррупции, при том, чт
о за ее спиной стояли темные силы, она была человеком незаурядным, хотя не
заурядность эта, наверное, целиком состояла из ее жизнеспособности. Но и
жизнеспособность не существует вечно, и она превращается в ничто.
Большой ценой заплатила она за признание, с тем чтобы в конце жизни отказ
аться от него. Кто знает, может, в один прекрасный день она поняла, чего все
это стоит.
Я очнулся. Панихида уже кончилась; могильщики бросали на могилу последни
е лопаты земли.
Притихшая, словно парализованная, толпа постояла еще немного на зеленой
лужайке под тусклым небом, потом Ц сперва медленно, затем все быстрее Ц
начала расходиться.
Я постоял еще немного. Пошел дождь. Кто-то тронул меня за плечо.
Это был Томми Даллас.
Ц Стив!
Меня удивило такое обращение Ц мы же, в сущности, едва были знакомы.
Ц Да?
Ц У вас найдется минута? Мне надо поговорить с вами.
Ц Только не сейчас, Ц сказал я.
Он посмотрел мне прямо в глаза, и я невольно обратил внимание на его осуну
вшееся лицо.
Ц Что ж... Впереди еще много времени.
"Смотря для чего, Ц про себя возразил я. Ц Будущее становится прошлым, по
ка ловишь уходящую из крана воду, которая и есть настоящее".
Ц Правильно. Времени еще много.
Томми ушел. По-видимому, понял, что надо уйти. Я спросил себя: чувствовал ли
он что-нибудь к Аде раньше и чувствует ли что-нибудь сейчас? Трудно сказа
ть.
Падали последние комья земли Ц уходили минуты, часы, годы.
Я повернулся и стал спускаться с лестницы.
ТОММИ ДАЛЛАС
Мне было жаль Аду. Да, да, жаль. Я больше не считал ее виновной в злосчастной
аварии, едва не стоившей мне жизни. Может, она и не хотела этого, может, вооб
ще не знала. Во всяком случае, теперь это уже не имело значения, тем более ч
то все кончилось для меня благополучно.
Это сделало меня свободным человеком. Кстати, нечто подобное Ц такое же
чувство освобождения Ц я ощутил снова после смерти Ады. Конечно, мне был
о жаль, что порвалась еще одна ниточка (я даже не подозревал о ее существов
ании), связывавшая меня с прошлым, но все же я опять пережил это ощущение с
вободы. Правда, вместе с тем я что-то и утратил, потерял какую-то частицу са
мого себя. Не знаю уж почему, но именно это чувство примешивалось ко всем о
стальным.
Я жалел Аду, однако особой грусти не испытывал. Теперь, когда я уже переста
л ее ненавидеть, я мог трезво обозревать всю ее жизнь и убедиться, что Ада
многое взяла от нее. Не все, что хотела, но кто же может взять от жизни все, ч
то хочет?
Не собираюсь утверждать, что Ада стремилась умереть. Никто не хочет умир
ать. И все же рано или поздно каждый уходит из жизни, и если перед своим кон
цом он успел сделать большую часть того, чего хотел, Ц значит, он что-то пр
едставлял собой. Таким человеком и была Ада.
Таким надеялся со временем стать и я. Я решил вновь стать губернатором и н
е ограничиться одной лишь победой на выборах с тем, чтобы почивать затем
на лаврах, а быть во всем достойным своего высокого поста. До выборов оста
валось два года, но я уже начал предвыборную кампанию Ц подбирал нужных
людей и вообще действовал так, как действовал бы в подобной обстановке С
ильвестр. Я выступал со своим ансамблем и пел под аккомпанемент гитары, п
олагая, что если подобные методы оказались небесполезными для Сильвест
ра, тем более полезными они окажутся для меня. Возможно, это выглядело глу
по, однако никому не вредило. Если с помощью гитары и своего сомнительног
о артистического таланта я смогу стать губернатором, то почему бы не поп
робовать?
Я не стремился к победе только ради губернаторского кресла. Мне уже дове
лось однажды быть губернатором, но, признаться, я не ударил на этом посту п
алец о палец, как и раньше на посту шерифа. Нет, теперь я хотел стать губерн
атором без чьей-либо помощи. Кстати, я не хотел, чтобы меня называли и муже
м покойной Ады Даллас, тем более что, как помнили избиратели, мы давно разо
шлись.
После своего вторичного избрания шерифом я постарался навести порядок
в своем округе. Теперь меня привлекала мысль проделать то же самое в гора
здо большем масштабе.
РОБЕРТ ЯНСИ
В окружной тюрьме, где я сидел, не было специального помещения для смертн
иков. Всего две камеры отделяли меня от той комнаты, где в случае надобнос
ти устанавливался электрический стул. (В штате он был единственным, его д
оставляли в ту тюрьму, где возникала в нем необходимость.) Но все равно две
-три самые дальние камеры назывались камерами смертников. В соседнем по
мещении ждал своей участи другой смертник Ц Джордж Джонсон, прикончивш
ий полицейского. Ну, а поскольку я убил губернатора, мы оба считались особ
о важными заключенными.
После смерти Ады прошло около года. Только этого года отсрочки и смогли д
обиться для меня лучшие адвокаты, которых я сумел нанять. Собственно, на б
ольшее нечего было и рассчитывать с того момента, как Стив Джексон увиде
л на моем лице смазанные иодом кровоточащие царапины. Он заставил полице
йских арестовать меня, что они и сделали с тысячей извинений. ("Мы задержим
вас только на ночь, господин генерал. Завтра вы можете возбудить против Д
жексона дело по обвинению в клевете".) Однако именно "завтра" медицинские э
ксперты установили, что клетки кожи, найденные под ногтями Ады, принадле
жат мне. С подобным заключением, да еще свежими царапинами на лице, наивно
было бы ожидать, что Пэкстон и Бьюсан выполнят наш договор. Они показали, ч
то я на несколько минут выходил из кабинета в уборную и что до этого царап
ин у меня на лице не было. Винить их я не мог, речь шла и об их шкуре тоже.
Улики были косвенными, но их собралось слишком уж много. Во время судебно
го разбирательства мои адвокаты не решились даже допрашивать меня и пос
тупили логично. Разумеется, я отказался отвечать на вопросы перед детект
ором лжи.
Таким образом, у меня, по существу, не оставалось шансов выпутаться. Я мог
лишь надеяться, что, поскольку улики имеют косвенный характер, меня могу
т признать виновным, однако не заслуживающим смертной казни. Увы, напрас
ная надежда. Присяжные совещались час двадцать одну минуту и признали ме
ня полностью виновным, после чего судья вынес мне смертный приговор.
Это потрясло меня так, как я всегда и предполагал. Колени у меня ослабели,
но я удержался на ногах и в обморок не упал.
Должно быть, подсознательно я всегда знал, что именно такой конец меня ож
идает.
Как все это несправедливо! Я не убивал Аду. Она сама убила себя. Если бы мен
я приговорили к смертной казни за убийство старухи, это было бы отчасти с
праведливо. Вот и пришла последняя "посылка". Та, которую я столько ждал. Но
не в том виде, что я думал. Я не собирался убивать Аду.
В камере смертников я сидел уже четвертый месяц. Дважды удавалось добить
ся отсрочки казни.
Ц Последний месяц, Ц предупредил меня мой главный адвокат, пожилой, лыс
ый человек. Ц Сделано все, что можно. Большего я не в состоянии обещать.
Ц Что ж, вы и так сделали много, Ц заметил я, выписывая очередной чек, сно
ва на крупную сумму. Ц Все же продолжайте ваши попытки. За деньгами я не п
остою.
Ц Будем продолжать. Но чудес не бывает.
Это было месяц назад. В моем распоряжении оставался месяц.
Забранное железной решеткой окно камеры выходит на восток. Каждое утро,
когда я просыпаюсь, сквозь него просачивается серый рассвет, а цементный
пол изрешечен огромными черными тенями. Когда же небо из темного делает
ся бледным, я подхожу к окну и через переплеты решетки наблюдаю, как из-за
домов появляется солнце. Небо становится то серым, то розовым, то оранжев
ым, над красной крышей одного из домов разгорается пламя, которое подним
ается все выше и выше, и вот уже в небе висит чистый огненный шар. Сквозь кв
адраты решетки мне видна белая башня Капитолия, остроконечной стрелой у
ходящая в розовое небо. Кто виноват в том, что случилось?
В окно доносится благоухание росы на траве, аромат воды, которой поливаю
т асфальт, и запахи тюремной кухни. Теперь я понял, как хорошо жить на свет
е. Раньше я этого не понимал. Чтобы понять, что означает утрата, нужно утра
тить. Хорошо жить на свете. Как мне невыносимо жаль расставаться с жизнью!
Тюрьма эта была сносная, не хуже других. Сравнительно чисто и без той вони
, что бьет в нос при входе. В моем распоряжении были койка и стул, который я м
ог подставлять к перегородке, отделяющей мою камеру от соседней. Я садил
ся около нее и подолгу беседовал с Джорджем Джонсоном, убийцей полицейск
ого.
Кроме того, я вел разговоры с двумя надзирателями и помощником шерифа, а и
ногда и с шерифом. До перевода в камеру смертников надзиратели потешалис
ь надо мной, а порой и били. "Ну что, генерал? Каковы будут ваши приказания се
годня, генерал?"
Но как только меня перевели в камеру смертников, сразу все изменилось. Те
же самые надзиратели сделались кроткими и любезными и, казалось, стыдили
сь своего прежнего поведения. Меня угощали и жадно смотрели, как я ем или п
ью. Один из надзирателей ежедневно покупал мне газету на собственные ден
ьги, а шериф со своим помощником регулярно являлись проверить, не нуждае
мся ли мы с Джонсоном в чем-нибудь. Два-три раза в неделю нам даже готовили
отдельно от других заключенных, что уж и вовсе шло вразрез с тюремными пр
авилами.
После того как я переступил порог камеры смертников, все без исключения
стали проявлять ко мне участие. Вероятно, чувствовали, что вместе со мной
уйдет и какая-то часть их самих и что очень скоро и им придется распрощать
ся с жизнью. Умру я, но и всем остальным суждено умереть.
Когда я только появился в тюрьме, все явно считали меня законченным мерз
авцем. Теперь они, по-моему, так не считают.
Нет, я не мерзавец. Хотя долгое время никто в этом не сомневался. Только я з
нал, что нет.
Как в армии. У нас в армии тоже любят приклеить тебе ярлык. Весь личный сос
тав проходит классификацию, согласно которой тебя и определяют на служб
у, и верхним этажам Пентагона абсолютно наплевать, нравится ли тебе твоя
классификация и согласен ли ты с ней. Они регулируют перфорирующее устро
йство в электронно-счетной машине сообразно своим нуждам, пропускают че
рез нее твою карту, и как только карта прошла через устройство, тут ты и вл
ип.
В моей карте, наверное, было уточнено: "убийца, бандит, мерзавец".
А я вовсе не чувствую себя убийцей, бандитом и мерзавцем. Я неплохой малый
. Был, во всяком случае. И не я виноват в том, что со мной произошло.
Так ли? Действительно ли я был неплохим малым? Или всю жизнь я был убийцей
и бандитом?
Я решил поразмыслить над этим.
Я попросил дать мне бумагу и карандаш и принялся за, так сказать, оценку си
туации, как учили нас в военной школе.
Мне хотелось начать с самого начала, но я не знал, когда оно было, это начал
о.
Когда увлекся Адой так, что был готов на все, лишь бы заполучить ее?
Нет. До этого. Я и до этого, расправляясь с людьми, испытывал удовольствие,
хотя не признавался в этом и самому себе. Меня стали обзывать мерзавцем, к
ем я, собственно, и был, задолго до знакомства с Адой.
В армии, когда я начал командовать людьми, и мне это нравилось?
Нет, раньше.
Так я и не сумел определить, когда это началось. Где-то в какой-то период жи
зни я вдруг стал получать удовольствие от того, что причинял боль.
Поэтому я написал на листке бумаги: "Любит обижать других".
А рядом уточнил: "Не его вина".
Но я не был уверен в полной справедливости своего вывода, а потому постав
ил вопросительный знак в скобках.
Затем я написал: "Убил женщину".
И задумался. Тут сомнений не было: я виноват. Я мог и не убивать ее. Потому ря
дом я отметил: "Его вина".
Я убил женщину, рассуждал я, чтобы завладеть Адой, мне так хотелось ее, что
я был готов на все и не мог с собой справиться. Но, подумав еще немного, я пос
тавил вопросительный знак и рядом со вторым заключением.
Затем я написал: "Избивал людей". И тут же решительно рассудил: "Его вина".
Но вспомнил, что, размышляя над словами "Любит обижать других людей", засом
невался в их справедливости, значит, и здесь место вопросительному знаку
.
Затем я написал: "Убил Аду".
Убил я ее, разумеется, случайно. Она погибла только из-за того, что помешал
а мне убить Стива Джексона. Случайно все обернулось не так, как было задум
ано. Значит, мое намерение убить Стива Джексона было тоже ошибочным. Я не д
олжен был покушаться на его жизнь, если хотел остаться в живых. Но мне не п
ришлось бы и делать этого, если бы я не убил ту женщину. И женщину не пришло
сь бы ликвидировать, если бы я не пылал такой страстью к Аде. И Аде, в свою оч
ередь, не понадобилось бы прикончить эту женщину, если бы та ее не шантажи
ровала. А женщина не стала бы шантажировать Аду, не будь Ада задолго до это
го высокого класса шлюхой. Но и она не стала бы ею, если бы ей не пришлось за
воевывать место под солнцем.
Я чуть не запутался в своих рассуждениях.
Поэтому рядом со словами "Убил Аду" я написал "Его вина" и поставил большой
вопросительный знак. А немного подумав, зачеркнул те вопросительные зна
ки, которые относились к слову "убил".
Зачем обманывать самого себя?
Когда собираешься совершить убийство или какое-нибудь другое преступл
ение, ты должен прежде всего сказать себе "да".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44