Записка естественно не подозревает, что все <опыты> зависели не от
43
того, сколь верен был взгляд Фридриха II на вещи, а явились результатом
определенной системы судоустройства, в свою очередь отражавшей опре-
деленное государственное миросозерцание. Но все же, хотя и очень робко,
записка подходит к тому верному пути, на который так громко звал
К.П. Победоносцев. Однако вступить на этот путь она не решается и вместо
того увязает в тине мелких практических соображений. Присяжные стряпчие
необходимы, так как <без сего все сроки должны по необходимости быть
весьма продолжительны>, ибо всякие выходы нужно посььлать самим тя-
жущимся, место жительства коих может быть и весьма отдаленно. <Сверх
сего>, в уставе должно быть <по необходимости множество мелких поста-
новлений разного рода, для обеспечения правильности в течении дел>, ибо
тяжущиеся обыкновенно незнакомы с формальностями. А всего более
нужны хорошие, с основательными юридическими познаниями, стряпчие
для надлежащего точного и полного пояснения дела, ибо иначе приходится
тяжущимся дозволить подавать бесконечное число бумаг, которые, однако,
не только не разъясняют, но все больше запутывают дело.
Вот и все! Никаких других соображений не приводится. А если это
так, то, очевидно, вся реформа не должна выходить из пределов намеченной
узко практической потребности. <Поэтому, - читаем мы далее в запис-
ке, - хотя и наш собственный опыт, по крайней мере, до некоторой степени,
удостоверяет нас в истине сего (т.е. в необходимости адвокатуры), но <из
того, однако же, не должно заключать, чтобы, сознавая пользу или даже
и необходимость установления присяжных стряпчих, мы полагали иметь
их в том же виде, на тех же основаниях, которые приняты в других землях,
например, во Франции>. Конечно, нет: во Франции, как всем известно,
адвокаты образуют отдельное сословие, <самоуправляющееся>. <При таком
устройстве... адвокаты во Франции достигли политического значения, не-
согласного с действительным их призванием>. Но в других землях, напри-
мер, в некоторых частях Германии, в Голландии, в Пьемонте, в Неаполе,
в Греции, нет гибельного деления на поверенных (ауо-
ие8) и адвокатов. Последние исполняют и обязанности первых;
<они назначаются от правительства и состоят в зависимости и под надзором
судебных мест, при которых исполняют свою должность>. Такое судоу-
стройство уже никакими опасностями не угрожает. Но на всякий случай -
береженого и Бог бережет - нужно принять и дальнейшие меры. Нам
<можно, - продолжает записка, - и мы смеем думать, даже полезно
будет еще более удалиться от основного учреждения адвокатов во Франции>
и взять в пример (что <всего удобнее и легче>) порядок, существующий
в наших судах коммерческих, при коих уже установлены присяжные стряп-
не положить в основу положение об устройстве судебных мест в Царстве
Польском, а в оном свойство и положение защитников или адвокатов почти
совершенно одинаковы с положением чиновников судебного ведомства>.
Еще характернее, что с такой же прямолинейностью решен вопрос о на-
овании. <На основании той же общей мысли я полагаю, - пишет
раф Блудов, - что было бы неудобно и давать им наименование адвокатов
или защитников, как они называются в Царстве Польском, и что лучше
сохранить в сем случае название, к коему все привыкли, поверенного или
стряпчего, только с присовокуплением слов: присяжных, как людей, коих
благонадежность в некоторой мере признается правительством>.
Эта объяснительная записка заслуживает самого серьезного внимания,
ее нужно хорошо запомнить. Она наглядно показывает, такое глубокое
органическое недоверие к адвокатуре питала тогда бюрократия и с какой
опаской она приступала к организации этого института. Казалось бы, что
упомянутое выше Высочайшее повеление, ликвидируя запрещение подни-
мать вопрос об адвокатуре, предусматривало введение в отправление пра-
восудия элемента нового, до того небывалого у нас. Иначе графу Блудову
незачем было бы испрашивать специальное Высочайшее повеление на со-
ставление проекта. Но, приступив к составлению проекта, граф Блудов не
мог отрешиться от закоренелого недоверия и сразу отказался от всякой
мысли о каких бы то ни было новшествах, не забыв и о том, что самое
наименование адвокат не должно быть у нас допущено.
Всеми своими корнями записка эта глубоко уходит в прошлое. И ес-
тественно поэтому, что между проектируемыми ею новыми судебными чи-
новниками и предложением К.П. Победоносцева создать самоуправляю-
щееся сословие лежит пропасть, через которую перекинуть мост нельзя.
К сожалению, однако, в дальнейшем этот первый проект не был от-
вергнут. Напротив, именно он и был положен в основание последующего
обсуждения и, как бы далеко ни отстояло окончательное положение о при-
сяжных поверенных от первых предположений, оно, как будет видно ниже,
преемственно развилось из проекта графа Блудова.
В 1859 г., на двух заседаниях 27 марта и 24 апреля, проект графа
Ьлудова подвергнут был обсуждению в Государственном Совете, в Со-
единенных Департаментах - гражданском и законов, Государственный
овет вполне согласился с мнением II Отделения о том, что <наше учреж-
дение поверенных должно получить направление, совершенно отличное от
Франции>. Предоставление адвокатуре самоуправления есть результат
т. X. - Прим. авт.
<односторонности> (!). <Поверенные у нас должны составлять не незави-
симое сословие, а учреждение, состоящее под надзором высшей судебной
власти в Империи>. Высказавшись с такой категоричностью. Государст-
венный Совет непосредственно отсюда приходит к мысли об образовании
Совета присяжных поверенных. (<Для сего Соединенные Департамен-
ты признали необходимым, чтобы... избирали из среды себя Совет>). Ни-
чего общего, конечно, этот Совет не имеет со своими иностранными про-
образами, он состоит под председательством уездного стряпчего или гу-
бернского прокурора. Его функции сводятся к <первоначальному
рассмотрению прошений лиц, желающих приписаться к числу поверенных>,
которые утверждаются в должности судом, и к назначению поверенных
для ведения дел лиц, пользующихся правом бедности. Но учреждением
Совета делается как бы шаг вперед по пути введения у нас чего-то нового,
вместо распространения института присяжных стряпчих, окончательно дис-
кредитированного к этому моменту. На тот же счет необходимости какой-
нибудь, хотя бы внешней новизны нужно отнести замену наименования
присяжных стряпчих присяжными поверенными, что должно было усилить
предположение о введении <нового, так сказать (!), элемента>.
Взгляд на это присяжного поверенного, как на чиновника судебного
ведомства, и на отправление обязанностей адвоката, как на состояние в
должности, естественно привел к вопросу об отношении между адвокатурой
и государственной службой. С одной стороны, поверенный не состоит на
службе правительства и потому не может пользоваться преимуществами,
со службой сопряженными. Но, с другой стороны, чтобы привлечь людей
образованных к исполнению обязанностей поверенных, необходимо предо-
ставить им какие-либо права. Отсюда правило - присяжные поверенные,
хотя и не считаются в действительной службе, не получают жалованья от
казны и не имеют права ни на пенсию, ни на производство в чины и награды
орденами, но пользуются всеми прочими преимуществами службы. Какие,
однако, эти <все прочие преимущества> - неизвестно. Единственное пре-
имущество, как указывается в замечаниях на проект, заключается в праве
служащего, сделав долг, не платить его, или, по крайней мере, не разом
уплатить его, не подвергаясь за неуплату аресту и тюремному заключению.
<Но неужели, - спрашивают замечания, - следует распространить
и на присяжного поверенного это право, которое в отношении всех прочих
лиц следовало бы уничтожить?> Очевидно, нет, - и тем не менее пред-
положение, высказанное проектом графа Блудова о предоставлении адво-
катуре преимуществ государственной службы так и переходило последо-
вательно из одного проекта в другой вплоть до последнего.
Г инственный серьезный, деловой вопрос, поставленный Соединенны-
/пар-гаментами при обсуждении первого проекта, касался обязатель-
ти участия адвокатуры в процессе. <Хождение по тяжебным делам>
жно ли быть непременно поручаемо присяжным поверенным или же
жет быть предоставлено и самим тяжущимся? Проект графа Блудова
щ це устанавливал никаких ограничений и не только не устанавливал
бязательного участия адвокатуры в процессе, но и предоставлял выбирать
ля хождения по делу наряду с присяжными стряпчими и поверенных из
частных лиц. Государственный Совет поставил этот <не менее важный
дддрос> вновь самостоятельно, и вполне понятно, почему он вынужден
был так сделать. Как уже известно, отказавшись от принципиальных со-
ображений о необходимости введения адвокатуры, проект графа Блудова
мотивирует свое предложение чисто практическими соображениями про-
цессуальных удобств. Поверенные имеют место жительства в тех городах,
где находится суд, а потому все сроки могут быть естественно укорочены:
поверенные осведомлены в законах, а потому нет необходимости обременять
уставы массой мелких формальностей. Но отсюда прямой переход к обя-
зательности участия адвокатуры в процессе. Ибо если процесс будет рас-
считан на ведение дел поверенными и будет игнорировать ведение дел са-
мими тяжущимися, неопытными и неосведомленными в законах и фор-
мальностях, то реформа, очевидно, приведет не к улучшению, а к ухудшению
положения. Поэтому, не желая вводить обязательность, Государственный
Совет старается ослабить силу приведенных в объяснительной записке со-
ображений, которыми граф Блудов пытался прикрыть отсутствие принци-
пиальных доводов.
Рассуждения Государственного Совета в этой части весьма любопытны.
<Защитники обязательных поверенных, во-первых, указывают на неспо-
собность тяжущихся, которых следует заменить юридически образованными
лицами. Но, по мнению Соединенных Департаментов, никакие условия к
принятию в присяжные поверенные не могут представить полного руча-
тельства в том, что поверенные будут образованнее всех тяжущихся; на-
против, часто самая простота и безыскусственность доводов тяжущихся
может облегчить обнаружение истины. Но кроме того нельзя не заметить,
что вообще некоторые из тяжущихся могут быть гораздо образованнее офи-
циальных поверенных, а у нас в России сей случай встретится без сомнения
очень нередко. Во-вторых, указывают на сокращение времени и облегчение
судей. Сие возражение опровергается теми же доводами. Часто искусный
поверенный, убежденный в неправоте дела своего доверителя, нарочно будет
спутывать своего противника разрешением тонких софизмов, которые не
пришли бы, может быть. и в голову его доверителю. Одним словом, обя-
зательное участие поверенного основано на предположении, что поверенный
всегда ученее, умнее и добросовестнее тяжущихся. Но такое неправильное
предположение весьма естественно повлечет за собой и вредные его след-
ствия> .
Очевидно, если бы Государственный Совет желал доказать практичес-
кую ненужность адвокатуры, то ему не пришлось бы искать другие доводы,
ибо, как уже замечено, они разбивают именно те основания, которые вы-
ставлены проектом графа Блудова. Но практические доводы тем и удобны,
что их можно подбирать, как карты, масть к масти, и в разных сочетаниях
употреблять даже для противоположных целей. Поэтому граф Блудов вос-
пользовался ими для доказательства полезности адвокатуры, Государст-
венному же Совету они служат доказательством против обязательности
участия адвокатуры в процессе.
Окончательное торжество этого испытанного бюрократического метода
заключается в том, что, истощив все доказательства против обязательности
адвокатуры, Государственный Совет кончает тем, что устанавливает начало
адвокатской монополии, в отличие от первого проекта. В самом деле, как
уже упоминалось, проект графа Блудова решительно никаких ограничений
в выборе поверенного не допускает, а проект Государственного Совета
постановляет, что тяжущиеся <отныне впредь могут давать доверенности
на хождение по тяжебным делам их, в судах того города, где состоят при-
сяжные поверенные, только принадлежащим к числу сих поверенных>. Ус-
танавливая адвокатскую монополию, проект вместе с тем возлагает на при-
сяжных поверенных и обязанность вести поручаемое ему дело. Об отказе
от предъявления в суд требований тяжущихся присяжный поверенный дол-
жен сообщить Совету и, если Совет не находит возможным поручить ве-
дение дела другому поверенному, он предоставляет тяжущемуся избрать
себе поверенного из числа лиц, не принадлежащих к сословию.
Вопрос о монополии и обязательном участии адвокатуры оказался самым
боевым пунктом проекта, вызвал наиболее оживленные споры в литературе
и в замечаниях на проект и вообще стоял в центре интереса, возбужденного
проектом введения у нас адвокатуры. Этот факт трудно было бы объяснить,
если бы действительно вопрос лежал в плоскости соображений, которые
приводил Государственный Совет, или если бы все зависело от взвешивания
сравнительных преимуществ поверенных и самих тяжущихся и присяжных
поверенных. На самом деле, обнаружившееся здесь острое разногласие ле-
жало гораздо глубже и объяснялось гораздо более серьезными причинами.
Касаясь этого вопроса и приводя изложенные выше соображения, Госу-
(-твенный Совет вместе с тем замечает: <Всякая обязательность участия
официальных нарушила бы основную задачу процесса состязательного,
оем направление дела предоставляется взаимному действию двух спо-
" сторон. Право вести тяжбу лично принадлежит к первоначальным
сновным правам всякого лица>. Это беглое замечание напоминает о том,
что состязательный принцип, который должен был быть положен в основу
пооцесса, содержал в себе какое-то внутреннее противоречие. С одной сто-
доны, как принцип чисто судопроизводственный, он настоятельно требовал
рдедения адвокатуры. Таково было общее мнение и отсюда логический
переход к насаждению французского образца обязательного участия адво-
катуры. Но, с другой стороны, состязательный принцип не являлся у нас
каким-то самодовлеющим, изолированным началом. Он, напротив, нахо-
дился в полном соответствии с умственным и нравственным миросозерца-
нием того времени, и интерес к данному вопросу является лишь отражением
общего увлечения господствовавшими тогда учениями. То было время бес-
предельного господства у нас фейербаховской теории здорового эгоизма.
Н.Г. Чернышевский, властитель дум передового русского общества, сумел
примирить защиту общины с проповедью теории здорового эгоизма как
основы человеческого общежития. Человек, учил Н.Г, Чернышевский, по-
ступает так, как приятнее ему поступать, руководится расчетом, велящим
отказываться от меньшей выгоды для получения большей выгоды. Жертва,
доказывает герой популярнейшего романа <Что делать?>, это - <сапоги
всмятку>. То, что называют возвышенным чувством, идеальными стрем-
лениями, все это в общем ходе жизни совершенно ничтожно перед стрем-
лением каждого к своей пользе и само состоит из того же стремления к
пользе.
Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были моментом наи-
большего увлечения этой теорией, доведенной затем Писаревым до герку-
лесовых столпов, после чего и началась реакция. Но в тот момент состя-
зательное начало фигурировало у нас не как процессуальный принцип, а
как одна из частностей общего взгляда на социальные отношения. Поэтому,
хотя на Западе начало состязательности было уже проверено опытом и
успело вызвать к себе критическое отношение, у нас провозглашение начала
состязательности встретило живейший отклик в обществе, как проявление
свободной борьбы личных интересов, в которую государство не вправе вме-
шиваться, которую судья должен созерцать беспристрастно. Вот почему
язательное начало стало в центре реформы, оно определило точку зре-
ния, с которой обсуждалось и оценивалось значение судебного преобразо-
"ия. Отсюда же проистекало такое резкое и отрицательное отношение
к обязательности и монополии адвокатуры. Пусть введение монополии и
обязательности подсказывалось разнообразнейшими теоретическими и
практическими соображениями и опытом западноевропейских государств,
пусть этого требует именно состязательный характер процесса, презуми-
рующего прочное знание и щепетильное соблюдение процессуальных пра-
вил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59