Знание о том, каков объект, получается путем сравнения. Так как существо
ограниченное не может сравнить объект сразу со всем остальным миром, то в
силу этого всякий акт человеческого знания есть акт дифференциации
какой-либо стороны объекта. Поэтому всякое человеческое знание должно
выражаться в форме суждения, т.е. состоять из объекта (субъект суждения),
дифференцированной стороны объекта (предикат) и отношения между этими
элементами.
Истинное суждение отличается характером обязательности, принудительности.
Это свойство истины осуществляется в следующих трех отношениях: во-первых, в
истинном суждении предикат присоединяется к субъекту с необходимостью,
во-вторых, суждение сохраняет эту свою необходимость для сознающего субъекта
навсегда, т.е. сколько бы раз и когда бы ни начинал размышлять познающий
субъект об одном и том же объекте, для него всегда оказывается обязательным
одно и то же суждение; наконец, в-третьих, истинное суждение обязательно для
всякого мыслящего существа, а не только для лица, высказавшего его. Первое
свойство истинного суждения мы будем называть необходимостью суждения, а
второе и третье свойство - общеобязательностью суждения. Заметим тотчас же,
что общеобязательность суждения не следует смешивать с всеобщностью
суждения, которая вытекает из закономерности явлений. Мы здесь ни слова не
говорим о законах явлений и общих суждениях: та общеобязательность, которая
интересует нас здесь, есть свойство всех истинных суждений, хотя бы они были
и единичными.
Приступая к исследованию условий необходимости и общеобязательности
суждений, мы можем на основании всего предыдущего прямо признать, что они не
кроются ни в каком смысле слова в мире трансцендентном (в отношении к
знанию), потому что такого мира нет: они должны заключаться или в субъекте,
или в познаваемых объектах. Но в акте знания субъекту принадлежит только
деятельность сравнивания, а результаты ее вполне определяются свойством
объектов. Поэтому искать условий необходимости знания надо в свойствах
объектов; но так как весь мир, не исключая и познающего субъекта, может быть
объектом знания, то, говоря проще, обязательность истинного знания
определяется какими-то всеобщими свойствами самого мира, а не какой-либо
части его. Чтобы найти эти свойства, исследуем прежде всего характер
необходимой связи между субъектом и предикатом суждения.
Субъект суждения S есть часть мировой действительности, заключающая в
себе, как и все в мире, бесконечное, еще не дифференцированное в знании
содержание, а предикат P есть некоторая сторона (aspest) этой
действительности, дифференцированная в данном акте суждения. Так как сама
познаваемая действительность имманентна процессу знания, то, следовательно,
каково отношение между частями действительности, таково же отношение между
частями суждения S и P. Если бы между частями действительности не было
никакого отношения, то тогда не было бы и суждений. Если бы стороны
действительности были лишены внутренней необходимой связи, тогда опять-таки,
найдя элемент мира P, мы не чувствовали бы объективной необходимости
присоединять его к S. На деле мы находим иное: в истинном суждении о каких
бы то ни было вещах, явлениях, процессах и т.п. субъект S таков, что, если
он дан, к нему необходимо присоединяется предикат P, точно так же и всякая
часть действительности такова, что, если даны одни стороны ее, то другие
стороны с необходимостью органически причленяются к ним, подобно тому как не
может существовать голова позвоночного животного без туловища и наоборот.
Отношение, состоящее в том, что если дано некоторое A, то к нему с
необходимостью присоединяется B, встречается в различных видоизменениях - в
форме причинной связи, в форме функциональной зависимости, в форме связи
между мотивом и действием в волевых актах и т.п. Мы не будем заниматься
этими разновидностями необходимой связи; нас интересует только общее родовое
понятие связи, состоящей в том, что к некоторому данному X необходимо
причленяется Y. Такую связь в ее всеобщей родовой форме мы условимся
называть связью функциональной зависимости или связью основания и следствия,
не придавая этим терминам рационалистического или вообще
интеллектуалистического характера.
Итак, если сама действительность находится налицо в суждении, то
необходимость суждения объясняется необходимостью самой действительности,
органическою, функциональною связью между всеми сторонами ее. Как бы ни были
различны суждения, все равно необходимый характер их сводится только к этому
источнику274. Чтобы разъяснить это, возьмем два противоположных в известном
отношении вида суждений - суждения восприятия и суждения аподиктические,
имеющие, по-видимому, какой-то особенный характер рациональной
необходимости, и покажем, в чем они сходны и в чем различны. Если, пройдясь
по саду и осмотрев растения в нем, мы высказываем суждение "розовый куст на
круглой клумбе засох", то это суждение имеет не менее необходимый характер,
чем суждение "сумма углов этого остроугольного треугольника равна двум
прямым углам"; если мне даны субъекты этих суждений, я не могу не
присоединить к ним их предикатов. Следовательно, и в первом и во втором
случае субъект суждения заключает в себе основание для предиката. И в первом
и во втором случаях субъект есть бесконечно богатая по содержанию часть
действительности, опознанная, т.е. дифференцированная в сознании познающего
лица только отчасти, и различие между двумя приведенными суждениями зависит
только от того, какие элементы субъекта дифференцированы в них. В субъекте
первого из этих суждений дифференцировано лишь то, что это "розовый куст" и
что он находится "на круглой клумбе". Возьмем из живого субъекта только эти
дифференцированные определения, абстрагируем их от всей полноты содержания
"этого куста" и поставим их в сознании - при этом мы тотчас заметим, что в
них нет ничего обязывающего присоединить к ним предикат "засох".
Следовательно, опознанные стороны этого субъекта не заключают в себе во всей
полноте основания для предиката; значит, основание для предиката кроется в
неопознанной глубине субъекта, оно должно крыться в ней, потому что иначе на
было бы принуждения приписывать "этому кусту" предикат, и оно выступило бы
на свет знания, если бы мы могли исследовать строение всех тканей этого
куста и все физиологические процессы в них. Иной характер имеет второе
суждение. В нем основание для предиката кроется в дифференцированной стороне
субъекта, и мало того, субъект дифференцирован в нем более, чем это
необходимо для предиката: нет необходимости в том, чтобы треугольник был
"остроугольным" или "этим треугольником", если есть налицо плоскость, на ней
три прямые линии, пересекающиеся друг с другом под какими угодно углами и
ограничивающие часть плоскости, то вместе с этим должно оказаться, что сумма
углов их пересечений равна двум прямым углам. Итак, есть два вида суждений.
В одних суждениях предикат вытекает из неопознанных сторон субъекта, и
только смутное восприятие связи в целом ручается за то, что субъект в самом
деле служит основанием для предиката; сосредоточивая внимание в этих
суждениях на абстрактно мыслимой дифференцированной стороне субъекта, мы
ясно чувствуем, что она еще не обязывает нас присоединить к ней предикаты;
большинство суждений восприятия имеет такой характер. В других суждениях
предикат вытекает из опознанной стороны субъекта, и потому, даже и
сосредоточиваясь только на ней как на абстрактно мыслимой, мы сознаем, что
предикат присоединяется к ней необходимо; таковы некоторые суждения в
наиболее высокоразвитых науках, напр., в математике. Умы, склонные
сосредоточивать внимание преимущественно на опознанной стороне вещей,
пренебрежительно относятся к суждениям восприятия и даже не доверяют им; это
понятно, если принять в расчет, что одна опознанная сторона вещей в таких
суждениях не обосновывает предиката. Наоборот, ум, чуткий к живой конкретной
реальности во всей ее полноте, напр., ум художника, скорее усматривает
необходимость суждений восприятия, чем абстрактных положений науки. На самом
же деле, и те, и другие суждения одинаково необходимы, и разница между ними
состоит лишь в неодинаковой дифференцированности субъекта. Поскольку идеал
знания требует опознания всех сторон действительности, можно утверждать, что
первые суждения, хотя они и заключают в себе истину, все же отступают от
идеала, так как они недоразвиты: вполне развитое истинное суждение есть то,
в котором предикат вытекает из субъекта, поскольку он опознан.
Гораздо более серьезное отступление от идеала является в том случае, если
субъект суждения не есть основание предиката. Тогда мы имеем дело не с
недоразвитым, а с ложным суждением. Такие ложные суждения могут существовать
в трех формах: в одних суждениях субъект заключает в себе только часть
основания предиката, в других субъект заключает в себе полное основание
предиката и кроме того лишние, вовсе к предикату не относящиеся элементы,
наконец, в третьих суждениях заключается и первая, и вторая ошибка, так как
их субъект в одних отношениях неполон, а в других отношениях осложнен
ненужными элементами. Такие отступления от идеала могут навести на мысль,
что теории, развиваемые нами, ложны. В самом деле, если субъект суждения не
заключает в себе полного основания для предиката, то каким образом могло
возникнуть ложное суждение? Ведь если основание не полно, то следствие
совсем не может возникнуть, а потому, согласно нашей теории, при таких
условиях ложные суждения вовсе не могли бы появиться на свет. В ответ на это
нужно заметить следующее: такие сомнения могут явиться лишь у того, кто
поймет нашу теорию присутствия самой действительности в процессе знания в
таком смысле, будто мы утверждаем, что сама реальная жизнь без всякой помощи
познающего субъекта уже образует суждение. На деле мы утверждаем нечто иное:
действительность с ее отношениями в самом деле присутствует в акте суждения,
но еще не создает его целиком, для этого акта необходим еще познающий
субъект вместе с его деятельностями внимания, сравнивания, припоминания и
т.п. Отсюда возникает возможность следующих явлений в сфере знания: положим,
объект S не есть основание для P и потому в нем нет объективного принуждения
для мышления о P, однако к этому S могут присоединяться из сферы познающего
лица добавочные условия c, напр., страсти, деятельность фантазии,
ассоциации, создавшиеся под влиянием одностороннего личного опыта и т.п.,
таким образом, что в мышлении данного лица за переживаниями S ??c необходимо
будет следовать P, так что S ??c есть основание для перехода от них к
представлению P. (Напр., в суждении "люди с асимметрическим типом лица суть
преступники" субъект не заключает в себе основания для предиката, но
нетрудно себе представить, что односторонний личный опыт, эстетические
симпатии и антипатии и т.п. могут побудить иного человека с жаром защищать
этот тезис.)
Таким образом разрешаются все мнимые противоречия. Процесс суждения более
сложен, чем само обсуждаемое явление: он заключает внутри себя как часть
обсуждаемое явление, т.е. объективное содержание субъекта, предиката и их
связи между собою. При этом истинное суждение характеризуется тем, что
предикат его без всякой помощи со стороны познающего лица следует из
субъекта суждения, так что познающему лицу остается только опознать это
отношение путем сосредоточения своего внимания на нем, путем сравнивания и
т.п. Наоборот, ложь является в том случае, если содержание суждения
обусловливается не только объективными, но и субъективными факторами. В этом
смысле мы можем повторить слова Гегеля: "Когда я мыслю, я отрешаюсь от своих
субъективных особенностей, погружаясь в предмет, предоставляю мысли
развиваться из самой себя, и я мыслю дурно, если прибавляю что-нибудь от
самого себя"275.
Строго говоря, ложное суждение вовсе не есть суждение: в нем предикат
следует не просто из субъекта S, а из субъекта вместе с некоторым
дополнением c, вовсе не входящим в содержание суждения. Такое психическое
явление может быть процессом ассоциации идей, процессом фантазирования и
т.п., но только не процессом суждения, и внимательное наблюдение состава
этого процесса может показать опытному психологу, что в нем нет налицо того
специфического элемента объективного следования предиката из субъекта;
который характерен для суждения. Однако нельзя не признать, что нужна
огромная наблюдательность, чтобы отличить по психологическому составу такие
комбинации представлений от суждений.
Согласно произведенному нами анализу связи между субъектом и предикатом,
в истинном суждении предикат имеет свое полное, т.е. достаточное основание в
субъекте суждения. Это положение есть не что иное, как закон достаточного
основания. Оно управляет не только отношениями между субъектом и предикатом
суждении, но и отношениями между целыми суждениями. Если какое-либо суждение
выводится из других суждений, то оно имеет достаточное основание в
объективном содержании этих суждений. Так как объективное содержание
суждения есть не копия реальности, а сама реальность, то закон достаточного
основания выражает собою не что иное, как опознанную, т.е. вошедшую в состав
суждения необходимость самой действительности. Против этого сближения нам
могут заметить, что необходимость действительности есть железный,
ненарушимый закон природы, тогда как закон достаточного основания есть
норма, которая может быть нарушена и выполнение которой лишь рекомендуется
тому, кто стремится к истине. Однако это возражение само заключает в себе
свое опровержение. Оно показывает, что закон достаточного основания можно
рассматривать, с одной стороны, как норму, а с другой стороны, как закон
природы, состоящий в следующем: всякое истинное суждение есть суждение, в
котором субъект заключает в себе полное основание предиката.
Мы обосновываем необходимость суждений на необходимости самой
действительности, т.е. на природе самих познаваемых вещей. Можно ли таким
путем объяснить необходимость суждений? Ведь необходимость действительности
признается почти всеми, а между тем ссылки на природу вещей при обосновании
необходимости суждений в наше время почти выходят из моды. В ответ на это
надо заметить, что на самом деле и в наше время, как и всегда, необходимость
суждения обосновывается на природе вещей, но теории знания, обособляющие я
от не-я, в конце своей эволюции, т.е. в философии Канта, должны были прийти
к мысли, что необходимость суждения основывается не на природе всех вещей
вообще, а на природе только той части мира, которая, согласно этой
гносеологии, имманентна процессу знания, именно на природе познавательной
способности, т.е. разума, рассудка и чувственности. Особенно ясна эта
тенденция в кантовском обосновании математики. По мнению Канта, суждения
математики основываются на созерцании пространства и времени, но
пространство и время суть формы чувственности самого познающего субъекта,
следовательно, сознавая пространственные и временные отношения, познающий
субъект познает свою собственную природу, и, так как она необходима, то он
не может отделаться от нее, не может даже мысленно допустить неосуществление
ее форм. Эту же самую мысль развиваем и мы, но только расширяем и дополняем
ее двумя следующими положениями. Процесс знания содержит в себе не только
природу познающего субъекта, но и природу самих познаваемых вещей, так как я
и транссубъективный мир не обособлены друг от друга, а равноправно
координированы друг другу в процессе знания; следовательно, сознавая
содержание какой-либо вещи транссубъективного мира как необходимое,
познающий субъект следует не необходимой природе своего разума, а
необходимой природе самой познаваемой вещи, или, точнее говоря, акт суждения
оказывается необходимым в своем объективном содержании не потому, что
познающий субъект не может отделаться от своей природы, а потому, что сама
познаваемая вещь, наличная в суждении, не может отделаться от своей природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46