, учения о том, что суждение есть отношение между понятиями,
именно уравнение между понятиями или процесс сравнения понятий и т.п.,
совсем даже не имеют в виду самого живого процесса суждения; они берут
суждение как уже законченный совершившийся факт, находят в нем два элемента,
субъект и предикат, и отмечают те отношения этих элементов, которые могут
быть установлены между ними, когда они уже даны. Эти учения подвергнуты уже
обстоятельной отрицательной критике, напр., в "Системе логики" Милля. Мы
займемся поэтому внимательным рассмотрением учения о суждении как о
выражении отношений не между понятиями, а между вещами.
По мнению Милля, всякое суждение есть утверждение относительно
существования, сосуществования, последовательности, связи причины со
следствием или сходства явлений256. Иными словами, для Милля всякое суждение
есть или суждение о существовании, или суждение об отношении между
явлениями. Приблизительно такой же характер имеет учение Липпса. Суждение
вообще он определяет как "сознание объективности или сознание принуждения,
производимого представляемыми объектами на процесс представления". Однако
тотчас же он прибавляет, что это определение относится также и к
несовершенным актам знания, т.е. к неполным суждениям, к которым он
причисляет между прочим и экзистенциальные суждения. Поэтому ему нужно еще
определение для полных суждений, т.е. для тех актов знания, которые
фактически почти исключительно изучаются во всякой логике. Это определение у
него таково: суждение есть "сознание объективной необходимости
сосуществования или порядка (отношения) предметов сознания"257. Между тем
экзистенциальные суждения суть лишь "простой акт признания предоставляемого
объекта" или "сознания его объективной действительности"258.
Итак, согласно этим учениям, приходится допустить существование двух
совершенно различных и по структуре, и по содержанию типов суждений, что уже
сомнительно. Мало того, отсюда приходится сделать ряд скептических выводов о
всей познавательной деятельности. Если всякое знание выражается в суждении,
а всякое суждение есть суждение о существовании или отношении, то отсюда
следует, что вещей мы не познаем, они остаются для нас какими-то x, y, z и
т.п., о которых мы знаем только, что они существуют и вступают в такие-то
отношения друг к другу. Милль и Липпс не делают этого вывода из своего
определения суждений; в иной связи и, правда, в ограниченном объеме, именно
лишь в применении к естественнонаучному знанию в понятиях, такое учение о
знании развито Г.Риккертом в его сочинении "Границы естественно-научного
образования понятий"259. Это учение мы рассмотрим именно здесь, так как,
повторяем, оно обязательно для всех, кто определяет суждение как утверждение
относительно существования вещей или отношения между ними.
В каждом суждении, действительно, устанавливается некоторое отношение
между субъектом и предикатом, и потому понятно, как возникли учения Милля и
Липпса. Однако присутствие отношения в каждом суждении еще не доказывает
того, что суждения суть именно суждения об отношениях. Содержание знания в
суждении вовсе не ограничивается отношением предиката к субъекту, а кроется
в целом суждении. Это особенно становится заметным, если рассмотреть те
случаи, когда суждение, как это видно из вопроса, на который оно отвечает,
действительно и несомненно есть суждение об отношении. Положим, что на
вопрос "каково географическое положение Парижа в отношении к Берлину" нам
отвечают, что "Париж лежит на юго-запад от Берлина". В этом суждении
субъектом служит еще не дифференцированное относительное положение Парижа и
Берлина, предикат дифференцирует одну из сторон этого отношения, именно
показывает, что это есть "положение в юго-западном направлении". Из этого
примера видно, что в суждении об отношении субъектом служит само
обсуждаемое, но еще недифференцированное отношение, а предикат
дифференцирует его и, как во всяком суждении, этот предикат находится в свою
очередь в некотором отношении к субъекту, но это отношение входит только как
элемент в знание, получаемое из суждения, а вовсе не исчерпывает и даже не
составляет существенной стороны его. Из этого же примера видно, что если
субъектом суждения служит вещь, напр., если на вопрос "Какова Вена с
эстетической стороны?" нам отвечают "Вена город пышный", то полученное
знание есть знание о вещи, а вовсе не об отношении.
Когда акт суждения совершился, нам становится лучше знакомым, чем прежде,
субъект суждения; он теперь лучше известен постольку, поскольку мы нашли в
нем путем сравнения новый признак, выразившийся в предикате; предикат,
будучи одною из сторон субъекта, находится в некотором определенном и очень
важном отношении к нему, и вот отсюда-то возникает иллюзия, будто знание,
полученное в суждении, есть только знание об отношении. Позже мы рассмотрим,
в чем состоит отношение между субъектом и предикатом, и тогда еще яснее
увидим, что оно входит в состав знания, полученного из суждения, но не
исчерпывает его.
Впрочем, сторонники учения о том, что всякое знание есть знание об
отношении, могут утверждать, что они вовсе не имеют в виду при этом
отношения между субъектом и предикатом суждения. Они могут утверждать, что
самые вещи, служащие субъектом суждения, оказываются при ближайшем
рассмотрении не вещами, а отношениями. По-видимому, таков характер учения
Риккерта. Согласно этой точке зрения, напр., знание о красном цвете сводится
к знанию об отношениях между глазом и волнами светового эфира, о длине этих
волн, т.е. их отношении к некоторой величине, принятой за единицу, и т.п.
Нужно заметить, что в основе этих соображений, быть может, лежит смешение
двух понятий: обусловленный отношениями и представляющий собою отношение. В
конечном мире всякая вещь обусловлена отношениями ко всем другим вещам и в
свою очередь вступает в отношения ко всем другим вещам, но из этого вовсе не
следует, будто всякая вещь конечного мира сама разлагается на отношения или
будто мы познаем только ее отношения (напр., только отношения,
обусловливающие красный цвет), а сама она остается для нас совершенным x.
Впрочем, мы вовсе не собираемся заниматься исследованием этого вопроса: мы
подошли к нему только для того, чтобы показать, что он относится к области
онтологии, а не гносеологии. Он относился бы к гносеологии в том случае,
если бы сама структура знания как суждения показывала, что мы можем
познавать только отношения, а не вещи. Эту мысль может высказывать лишь тот,
кто полагает, что знание, выражаемое суждением, сосредоточивается в
отношении между предикатом и субъектом. Как только это недоразумение
устранено, тотчас же становится ясно, что структура знания, т.е. структура
суждения вовсе не предопределяет того, что будет познаваться в суждении -
отношения или вещи. В рамки суждения могут уложиться знания и о вещах, и об
отношениях, и что именно войдет в эти рамки - это зависит уже от состава
самой действительности, а не от свойств познавательной деятельности.
Еще более, чем учение о суждении как о знании отношения, распространено
учение о суждении как о сознании объективности переживания или же как об
оценке (признании) объективности переживания. В недифференцированной форме
оба эти учения содержатся во всех тех весьма распространенных теориях,
согласно которым суждение есть акт утверждения или отрицания, акт
высказывания о бытии или небытии и т.п. Отсюда дифференцируется два по
существу глубоко различные учения о суждении: одно из них подчеркивает
наличность объективности в суждениях, наличность (или отсутствие) бытия, а
другое подчеркивает практическую сторону суждения, элемент оценки,
признания. К первому разряду учений принадлежат взгляды Липпса, который
определяет все, и полные и неполные, суждения как "сознание объективности
или сознание принуждения, производимого представляемыми объектами на процесс
представления". Так же смотрит на суждение Ибервег, утверждающий, что
"суждение есть сознание объективного значения субъективной связи
представлений"260. Зигварт в своей "Логике" упоминает об этом определении и
признает, что в нем правильно выражена одна из сторон суждения261.
Представителями второго учения о суждении в наше время можно считать
Виндельбанда и Риккерта. Виндельбанд настаивает на том, что сущность
суждения состоит не в соединении представлений, а в оценке этого
соединения262. Систематически это учение развито Риккертом в его сочинении
"Предмет познания". Истина или ложь, говорит он, существует лишь там, где
есть суждение; но суждение не есть только сочетание представлений, суждение
впервые возникает там, где есть практический элемент утверждения, признания;
это признание есть выражение долженствования соединять представления так, а
не иначе. Где есть долженствование соединять представления так, а не иначе,
там есть предмет, там есть бытие. Не бытие есть основание долженствования в
суждении, а наоборот, суждение с его долженствованием есть основание бытия.
Оба указанные нами типа учений заключают в себе долю истины: суждение
возникает лишь тогда, когда переживание сознается как объект, как наличное
бытие и когда оно признается за объект. Мы должны поэтому показать теперь,
что в нашем определении суждений элемент бытия и элемент признания бытия
были приняты в расчет.
Мы решили, что суждение есть акт дифференцирования объекта путем
сравнения. Указав, что дифференцированию подлежат именно объекты, мы этим
признали ту долю истины, которая кроется в учениях о суждении как о сознании
объективности. Но так как мы полагаем, что объект знания сам находится в
процессе суждения, то остановиться на этом элементе суждения мы не можем. В
самом деле, согласно нашему учению, "быть объектом" это значит "быть тою
наличною действительностью", которая еще не опознана, но подлежит опознанию
в суждении и руководит суждением в том смысле, что содержание суждения
заключает в себе истину постольку, поскольку оно принудительно определяется
самим объектом, а не познающим субъектом. Так как всякая наличная
действительность может стать предметом суждения, то отсюда следует, что
понятие объекта и понятие бытия очень близки друг к другу: объект есть бытие
в его отношении к акту суждения; это - родовое и видовое понятие. Мало того,
на практике всякое известное нам бытие есть объект, следовательно, на
практике объем видового понятия "объект" совпадает с объемом родового
понятия "бытие", и если мы все же считаем понятие бытия родовым, то это
потому лишь, что в абстракции мы различаем бытие в его отношении к акту
суждения и бытие, не ограниченное этим условием.
Итак, всякое суждение заключает в себе сознание наличности объекта,
однако ни одно суждение не останавливается на этой наличности, а переходит к
распознаванию ее, т.е. к дифференцированию. Как сказано выше, даже и
экзистенциальные суждения, вроде "Бог существует", не сводятся и не могут
сводиться только к признанию наличности объекта уже потому, что все
обсуждаемое без всякого исключения, но зато и без всякого смысла для целей
познания "есть, существует налицо": в экзистенциальных суждениях не только
устанавливается бытие, но еще и дифференцируется какое-либо свойство этого
бытия, напр., транссубъективность.
Практический элемент суждения, признание, утверждение, также упомянут
нами, поскольку мы говорим, что суждение есть акт. Всякий акт руководится
стремлением к некоторой цели, и, поскольку цель осуществляется или кажется
осуществленною благодаря нашему акту, вся наша деятельность и продукты ее
сопутствуются чувствованием согласия с нею, мы санкционируем, признаем,
утверждаем ее. В основе суждения лежит стремление к истине, т.е., согласно
нашему определению, стремление к такому дифференцированию действительности,
в результате которого получились бы чисто объективные образы. В этом смысле
мы вполне согласны с Риккертом, что теория познания изучает
"знание-желание", что "процесс утверждения или отрицания немыслим без воли к
истине" и что необходимость в суждении выступает "как императив, и мы
естественно повинуемся императиву только тогда, когда хотим истины"263.
Чтобы резче отметить этот практический элемент, мы даже готовы ввести в свое
определение суждения некоторое дополнение, именно упомянуть, что этот акт
принадлежит познающему субъекту: тогда определение примет следующий вид:
суждение есть производимый познающим субъектом акт дифференцирования объекта
путем сравнивания.
Когда Виндельбанд, Риккерт и кроме того многие другие представители
логики утверждают, что представления и сочетания их еще не заключают в себе
ни истины, ни лжи и потому вовсе не составляют знания, мы и с этим отчасти
согласимся. Всякое представление или даже сочетание представлений, если оно
есть продукт фантазии или если оно воспроизводится благодаря деятельности
памяти без участия воли к знанию, т.е. воли к дифференцированию объекта, не
есть высказываемая мною истина или ложь. Но не всегда бывает так. Каждое
представление, входящее в суждение как элемент, есть утверждаемая истина или
ложь, есть переразвитое или недоразвитое суждение (напр., в суждении "этот
высокий худощавый человек похож на моего брата" представление "этот высокий
худощавый человек" есть недоразвитое суждение); точно такой же характер
имеет всякое восприятие, произведенное с целью воспринять, воспоминание,
произведенное с целью вспомнить то, что было, и т.п. Такие представления
следовало бы называть объективными в отличие от непознавательных
представлений.
Однако наше согласие с Риккертом дальше указанных пунктов не идет.
Признать первенствующее значение за элементом утверждения в суждении мы не
можем. Правда, пока мое утверждение не последовало, я еще не высказал ни
истины, ни лжи; однако из этого не следует, будто мое утверждение создает
истину или ложь: оно только делает меня ответственным за то, что я
присоединяюсь к истине или лжи. Иными словами, в процессе возникновения
суждения мы различаем следующие стадии: мы хотим опознать бесконечную по
содержанию наличную действительность с какой-либо из ее сторон (напр.,
рассматриваем потемневший обугленный ствол дерева, удивляясь ненормальному
цвету его) и приступаем к ней как объекту, который подлежит
дифференцированию путем сравнивания. Если во время акта опознания нам
кажется, что наша деятельность протекала успешно, т.е. если нам кажется, что
мы дифференцировали именно объект, не примешивая к нему ничего постороннего,
то получив продукт дифференциации (напр., суждение "ствол дерева обуглен"),
мы признаем его соответствующим своей цели и прекращаем дальнейшие попытки в
этом направлении, так как у нас есть уже готовый результат. В большинстве
случаев согласие с результатами акта опознания так тесно сплетено с самим
этим актом, что оно не высказывается отдельно, и потому оно, как и вся
волевая сторона нашей жизни, с трудом поддается изучению. Однако путем
сравнения с другими волевыми актами, в которых разные стадии процесса
дифференцированы, можно выяснить также и значение различных стадий акта
суждения. Это сравнение легко может показать, что истина или ложь
заключается уже в продукте дифференцирования, независимо от того, соглашаюсь
ли я с ним или нет, но она становится моею истиною или ложью только с того
момента, когда я признаю, что продукт моей деятельности удовлетворяет меня.
Так, в игре в шахматы, если мы обдумываем план, который должен неизбежно
привести противника к мату, и делаем примерные ходы то турою, то конем,
каждый из этих ходов уже заключает в себе или осуществление, или
неосуществление цели, но только с того момента, когда я ставлю одну из этих
фигур, говоря "я иду", я санкционировал этот акт и отвечаю за него.
Отсюда мы делаем следующие выводы. В суждении есть практический элемент в
форме признания, но не он делает суждение истинным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46