темная действительность, еще совсем неопознанная и потому
невыраженная никаким словом, или же в более сложных актах знания темная, но
уже в некоторых отношениях дифференцированная действительность. В акте
дифференциации из этой действительности обособляется некоторая новая ее
сторона, и сознается она именно как сторона, как элемент действительности,
подвергнувшейся дифференцированию, так что между исходным пунктом
дифференциации и продуктом сохраняется живая, тесная связь, отношение более
глубокое, чем простая последовательность во времени. Отсюда ясно, что
процесс знания как процесс дифференцирования путем сравнения неизбежно
выражается не иначе как в форме суждения, и этим генезисом суждения вполне
объясняется структура его, т.е. неизбежная наличность в нем трех элементов:
субъекта, предиката и отношения между субъектом и предикатом. Из сказанного
нетрудно даже извлечь точное определение понятий субъекта и предиката, так
что мы его и приводить не будем. Мало того, здесь есть все данные для
определения суждения, но мы его теперь еще не дадим: оно будет развито позже
в связи с оценкою других существующих в науке определений суждения. Только
связь между субъектом и предикатом намечена здесь еще слишком неопределенно;
подробным рассмотрением ее мы займемся в следующей главе.
На первый взгляд кажется, что субъектом развитого суждения служит
дифференцированное представление или понятие с ограниченным, точно
определенным содержанием. На деле это неверно. Субъектом суждения служит
всегда темная, неисчерпаемая, неизвестная нам действительность, но в высоко
развитом суждении она обозначается при помощи какого-либо представления, в
котором отмечены стороны этой действительности, уже дифференцировавшиеся в
предыдущих актах знания, и потому легко может показаться, будто именно это
представление как дифференцированное переживание есть субъект суждения. Об
этом несовпадении между субъектом суждения и представлением субъекта
подробно говорит М.И.Каринский в своем сочинении "Классификация выводов". -
"Истинным субъектом суждения, - говорит Каринский, - всегда служит
неопределенно мыслимый предмет, о котором всегда предполагается, что его
содержание никак не исчерпывается сполна тем свойством, каким он
характеризуется в подлежащем. Этот неопределенно мыслимый предмет ставится в
суждении нашею мыслью в качестве некоторого X, чего-то такого, что в
пределах этого суждения остается неисчерпанным со многих сторон и что может
быть исчерпано сполна в своем содержании лишь в целом ряде суждений.
Определенное представление, которое непосредственно соединяется с термином
подлежащего, имеет своею целью только указать на этот предмет, только
сделать, так сказать, намек на то, на что направлена мысль, чему
намереваются приписать известное определение. Подлинный смысл суждений
всегда таков: предмет, который ближайшим образом характеризуется для нас
такою-то совокупностью признаков (то есть теми представлениями, которые
непосредственно соединяются с термином подлежащего), имеет кроме того еще
такие-то признаки (соединяемые непосредственно с термином сказуемого).
Определенное представление, соединяемое непосредственно с термином
подлежащего, составляет в сущности только часть содержания предмета". "Этим
отчасти объясняется, почему мы отлично понимаем друг друга при взаимной
передаче мнений о предметах, тогда как термины, обозначающие предметы, часто
вызывают далеко несходные представления у различных людей. Важно не то, что
один с термином "человек" непосредственно соединяет представление о
разумно-нравственном существе, другой - известный видимый образ, что даже
этот образ очерчивается далеко не тожественно в представлении различных
людей, напр., в мысли зрячего и слепого; важно не то, что метка оказывается
не одинаковой; взаимное понимание вполне обеспечено, если разные метки
указывают на одни и те же предметы, на одну и ту же неопределенную полноту
содержания, из которой они взяты для ее же характеристики, так как в
суждении ей именно приписывается определение, а не тому определенному
понятию, которое соединяется с термином подлежащего"248.
К сожалению, однако, М.И.Каринский, по нашему мнению, не использовал во
всей полноте этого учения о субъекте суждения. У нас это учение
непосредственно вытекает из того, что сама действительность, сама жизнь
служит субъектом суждения, а также из того, что знание возникает на почве
этой жизни путем медленного процесса дифференцирующего сравнивания. Поэтому
развитое выше учение о субъекте суждения должно лежать в основе решения
многих проблем.
Нетрудно представить себе, каким образом из последовательных актов
дифференцирования, выражающихся в форме суждения, возникают представления и
понятия. Положим, благодаря первому акту дифференцирования мы узнали, что
(нечто) есть "S", во втором акте мы уже знаем, что "S есть P", в третьем -
"SP есть M" и т.д. Иными словами, дифференцированные продукты предыдущих
суждений мыслятся как один компактный комплекс элементов S, SP, SPM на фоне
недифференцированного остатка.
Комплексы дифференцированных элементов, образовавшихся из суждений, в
свою очередь становятся элементами новых более сложных суждений. Всякий
такой комплекс, как происшедший из своего рода сгущения суждений, может быть
опять разложен на суждения. Но, конечно, не всегда образованию такого
комплекса предшествуют ясно выраженные акты суждения: иногда
дифференцированные элементы сразу образуют комплекс представления, не пройдя
через отчетливо выраженную форму суждения. Поэтому о представлениях (и
понятиях) можно сказать, что они суть переразвитые или недоразвитые, а
потому сокращенные комплексы суждений. Напр., в суждении "этот высокий
худощавый человек очень похож на моего брата" представление "этот высокий
худощавый человек" есть комплекс недоразвитых или переразвитых суждений "это
- человек", "этот человек - высок" и т.д.249. Единственное возражение против
этих соображений может быть такое: в суждении есть всегда истина или ложь,
между тем как в представлении, напр., в построениях фантазии нет ни истины,
ни лжи. Доля правды, кроющаяся в этом возражении, будет указана позже.
Все ли суждения охватываются учением о суждении как об акте
дифференцирования действительности путем сравнения? Прежде всего является
вопрос, как отнестись к суждениям, по-видимому, не заключающим в себе всех
трех необходимых элементов акта дифференцирования: субъекта, предиката или
отношения между ними. Таковы вопросительные, бессубъектные и
экзистенциальные суждения. Вопросы не требуют особого исследования; уже
давно принято считать их не суждениями, а только зачатками суждений. В них
дается субъект будущего суждения, т.е. исходный пункт для дальнейшей
дифференциации, и ставится задача произвести эту дифференциацию, т.е. найти
предикат. Более интересны для нас бессубъектные суждения, вроде "светает",
"гремит" и т.п. Они не только не составляют затруднения для нашей теории, но
даже требуются ею: первые акты дифференцирования должны относиться к чему-то
совершенно еще неясному и потому невыразимому с помощью языка. Предикат этих
суждений, единственный отчетливо дифференцированный в них элемент, не должен
непременно выражаться глаголом. Какое угодно слово может играть эту роль,
это видно, напр., из таких выражений детского языка, как "бо-бо" (больно).
Надобно, однако, заметить, что эти суждения только по своей словесной форме
дают право на название бессубъектных. По своему интеллектуальному содержанию
ни одно суждение не может быть вполне лишено субъекта; отсюда не составляют
исключения также суждения "светает", "гремит" и т.п.; в них субъектом служит
или весь находящийся передо мною мир, или неопределенная часть его, которая
потому и не указывается, что она не определена точно. Отсюда понятно, что по
мере развития языка и знаний количество бессубъектных суждений, с одной
стороны, уменьшается, а с другой стороны, еще более возрастает: вместе с
возрастающею точностью оценки знания мы отказываемся от прежних определенных
субъектов и выражаемся так, чтобы показать, что субъект не может быть точно
указан. Таковы выражения "громом убило", "мне не верится", "ему не сидится"
(непроизвольность, а потому и невозможность отнести эти состояния к я), "в
комнате душно" и т.п. 250. Таким образом, мы вовсе не вступаем в
противоречие с представителями языкознания, утверждающими, что "с течением
времени число бессубъектных оборотов все растет - и чем ближе подвигаемся и
современному состоянию языков, тем их все больше и больше; наконец, в
настоящее время новые языки, можно сказать, переполнены бессубъектными
формами всевозможных оттенков и ступеней бессубъектности"251.
Всего труднее, на первый взгляд, объяснить экзистенциальные суждения,
типичным примером которых служит суждение "Бог существует". Однако, по
нашему мнению, все затруднения происходят здесь лишь оттого, что
исследователи сосредоточиваются на словесной форме этих суждении, а не на
самих мыслях, выраженных в них. Если, следуя словесной форме суждения "Бог
существует", допустить, что субъектом его служит понятие Бога, а предикатом
бытие, то тогда действительно это суждение с трудом укладывалось бы в рамки
теорий, как мы это покажем ниже, рассматривая разные учения о суждениях. Но
на деле это неверно. Суждение "Бог существует" есть результат процесса
дифференциации, производимого не над каким-то ничто, а над некоторою
реальностью, еще темною для нас, но уже характеризованною словом и
несомненно наличною: мыслить о чем-то, чего нет и что не признано за
наличное, никоим образом нельзя; в субъекте всякого суждения уже есть
признание его наличности как исходного пункта для дифференциации, а потому и
утверждать эту наличность еще раз в предикате было бы бессмысленно. Однако
всеобщая наличность всех объектов мысли может быть очень различною в разных
случаях: Бог может оказаться, напр., или существующим только в творческой
фантазии народа, или обладающим самостоятельным транссубъективным бытием, и
эти различия в существовании объекта могут быть предметом исследования. В
этом и состоит функция экзистенциальных суждений: в них субъектом служит не
вещь, а существование вещи, и предикат определяет точнее свойства ее
существования. Выраженный в точной словесной форме смысл суждения "Бог
существует" таков: "Существование Бога есть существование транссубъективное"
(а не в фантазии народа, не в моей субъективной деятельности и т.п.). При
таком понимании экзистенциальных суждений различия между ними и другими
актами дифференциации путем сравнения оказываются чисто внешними.
Есть еще один запутанный вопрос, об аналитических и синтетических
суждениях, легко разрешающийся при нашем взгляде на суждение. Запутанность
вопроса состоит в том, что трудно найти границу, обособляющую аналитические
суждения от синтетических, трудно определить, подвижна ли она или нет,
трудно найти смысл чисто аналитических суждений и т.п. Все эти проблемы сами
собою падают, и в то же время все кроющиееся в них недоразумения и неясности
выясняются, если признать, что все суждения имеют в одном отношении
аналитический, а в другом синтетический характер. С этим нельзя не
согласиться, если признать, что во всяком суждении "S - P" субъект S есть
богатая еще не дифференцированным содержанием действительность, не
исчерпываемая, а только характеризуемая признаком S. Отсюда ясно, что всякое
даже и самое типичное синтетическое суждение в отношении к
недифференцированной части субъекта есть суждение аналитическое. Так, напр.,
суждение "этот высокий худощавый человек удивительно бледен" несомненно
получается путем дальнейшей дифференциации, т.е. анализа того субъекта,
который первоначально характеризуется для меня, как "этот (S), человек (M),
высокий (N), худощавый (R)". Но, с другой стороны, если всмотреться в
формулу этого суждения "SMNR - P" и обратить внимание не на весь субъект, а
только на ту его сторону, которая уже опознана и выражена признаками SMNR,
то окажется, что суждение получилось путем синтеза, именно путем
присоединения P к SMNR, которые на P вовсе не похожи, и никакой анализ не
мог бы из них извлечь P.
Точно также типичные аналитические суждения имеют аналитический характер
только в отношении к целому субъекту, а в отношении к опознанной части
субъекта они тоже имеют синтетический характер, и лишь при этом условии
имеют смысл, а не превращаются в пустословие. Так, аксиома "целое больше
каждой из своих частей" имеет характер суждения только в том случае, если
субъект "целое" заключает в себе в опознанной форме не количественную
оценку, высказанную в предикате, а только то общее впечатление, которое
заставляет нас называть одно в отношении к другому частью. В этом смысле нет
ни одного суждения, которое не было бы синтетическим. Мнение М.И.Каринского
по этому вопросу вполне совпадает с нашим, как и следовало ожидать, имея в
виду его учение о субъекте суждения. "Даже в тех случаях, - говорит
Каринский, - в которых определение берется из числа тех самых
качественностей, которыми характеризуется предмет ("суждения
аналитические"), оно прилагается вовсе не этим качественностям, а
поставляемым неопределенно мыслию предметам, о которых может быть высказано
множество других суждений и которые, следовательно, представляют для нашей
мысли неопределенную полноту содержания, предполагают целые ряды свойств и
отношений. Говоря, что тела протяженны, мы хотим сказать вовсе не то, что в
понятии тела есть признак протяженности, а то, что предметы, которые
характеризуются признаками, соединенными с термином тело, но которым должны
принадлежать и многие другие свойства и отношения, имеют свойство
протяженности; называть подобные суждения аналитическими можно лишь в том
смысле, что для убеждения в их истинности достаточно сослаться на понятие,
непосредственно характеризующее их субъект для нашего сознания, а никак не в
том, что в них предикат приписывается самому этому понятию"252. Подобный же
взгляд на суждения высказывает Гегель. Он говорит, что (диалектическое)
"развитие имеет и аналитический характер, поскольку имманентною диалектикою
полагается лишь то, что содержится в непосредственном понятии, и
синтетический характер, потому что в понятии высказанное различие еще не
было поставлено"253. Замечательно, что сам Кант, в теории знания которого
деление суждений на синтетические и аналитические играет такую важную роль,
близок был к тому, чтобы считать все суждения синтетическими, как это видно
из некоторых замечаний в "Пролегоменах"254.
Итак, всякое суждение есть анализ неопознанной стороны субъекта, но в
отношении к опознанной стороне субъекта всякое суждение есть синтез. Для
оценки оснований науки, именно определений и аксиом, эти свойства суждений
окажутся очень важными.
III. O?aiey i no?aaiee
Рассмотрев разные формы суждений, мы можем теперь определить понятие
суждения и сопоставить свое определение с другими определениями и учениями.
Согласно нашим взглядам, суждение есть отдельный акт дифференциации объекта
путем сравнения. В этом определении почти повторяется определение знания.
Так и должно быть. Знание осуществляется не иначе как в актах суждения, оно
во всем своем объеме есть не что иное, как комплекс суждений, следовательно,
если знание есть дифференцирование действительности путем сравнения, то
суждение есть отдельный акт этого дифференцирования, и все то содержание,
которое кроется в понятии этого дифференцирования, содействовало и будет еще
дальше содействовать нашему дальнейшему исследованию вопроса255.
Всякое содержание действительности может подвергнуться дифференцированию
путем сравнении, а потому все учения, согласно которым только некоторые
стороны действительности выражаются в суждении, односторонни. Некоторые из
них, напр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46