На это мы
не имеем права: для каждого элемента восприятия особо должен быть найден
телесный источник происхождения его, чтобы иметь основание принять его за
внутрителесный. В зрительном объекте внетелесная наличность ("проецирование"
наружу), субстанциальность и активность его даны вместе с цветами, телесный
источник цветов найден, но из этого вовсе не следует, что найден также
телесный источник остальных перечисленных элементов восприятия. Восприятия
пространства, времени и движения, конечно, стоят в более тесной зависимости
от тела познающего субъекта, но и о них нельзя сказать, что они целиком
внутрителесны: они сложны, и очень может быть, что одни стороны их зависят
от телесных состоянии познающего субъекта (напр., оценка пространственных
величин отчасти зависит от деятельности мускулов глаза), а другие, и притом
самые важные (напр., связи и смены взаимодействия, заключающиеся в
пространстве, времени и движении), принадлежат внетелесному миру, как он
есть сам по себе. Недаром же наука так дорожит этими сторонами восприятия,
что в наше время почти исключительно сосредоточивается на изучении движений
и пространственно-временных соотношений. Наконец, можно пойти еще дальше и
предположить, что даже цвета и звуки, вообще ощущения, может быть, не
целиком внутрителесны55; к этому предположению приводят некоторые формы
ненормальных восприятий у истеричных и ясновидящих. Однако, повторяем,
детальное разграничение внутрителесного и внетелесного должно быть дано
экспериментальными исследованиями психофизиологии в союзе с онтологиею.
Грубые аргументы, сразу мешающие все вопросы в пользу внутрителесности всех
переживаний, напр., ссылка на то, что закрывание глаз, закупоривание ушей и
анестезия кожи удаляют из сознания все внетелесные объекты, не могут решать
таких важных и сложных проблем. Во-первых, при этих условиях объект вовсе не
исчезает целиком из сознания: наличность чего-то внетелесного остается
по-прежнему; во-вторых, надо принять в расчет, что объект при этой
обособленности его от тела познающего субъекта менее интересен, не
привлекает к себе внимания и заключает в себе слишком мало привычных опорных
пунктов для деятельности сравнивания и различения, а этого уже достаточно
для того, чтобы объект, даже и будучи данным в сознании, перестал быть
познаваемым детально.
IV. Iaainoaoee o?aiee i y eae i aooiaii-oaeaniie eiaeaeaoaeuiinoe
Большинство дифференцированных элементов восприятия принадлежит
действительно к числу внутрителесных процессов (цвета, звуки и т.п.); это
значит, что, воспринимая объект, мы различаем в нем преимущественно не его
собственные свойства, а действия его на наше тело, так что объект в самом
деле познается преимущественно опосредованным путем, по замещающим его
сигналам (по ощущениям). Согласно нашему учению, сами эти сигналы тоже
принадлежат к миру не-я (развиваются в теле познающего субъекта), однако все
же познание, складывающееся из них, отличается узко личным характером (в
этом смысле и мы могли бы назвать его субъективным, однако это было бы
неточно), и даже для одного и того же индивидуума оно ненадежно: как только
меняется его тело, меняется и это опосредствованное знание (напр.,
интенсивность цветов одного и того же объекта при одинаковом освещении
меняется в зависимости от того, воспринят ли объект глазом, приспособившимся
к темноте или к данному освещению). Простейшие формы практического
житейского знания главным образом складываются из этих материалов; опытная
хозяйка по цвету и запаху мяса узнает об его недоброкачественности, т.е. не
об его химических свойствах, а о том, что оно окажется невкусным и может
расстроить пищеварение (при этом опять-таки имеются в виду не
физиологические процессы, а органические ощущения); старик-крестьянин,
почувствовав ломоту в костях, предсказывает на завтрашний день дурную
погоду, т.е. пасмурное небо и дождь; запах угара заставляет нас уйти из
комнаты, чтобы избежать головной боли и т.п. По мере возрастания опытности
все более становится очевидным, что цвета, запахи, вкусы, органические
ощущения не могут быть надежными источниками знания, так как они
характеризуют скорее духовно-телесную организацию познающего субъекта, чем
самый объект; поэтому такое знание называется субъективным, однако вместе с
этим из огромного количества опытов осаждается совокупность надежных
признаков, воспринимаемых при соблюдении известных предосторожностей всеми
субъектами одинаково и, по-видимому, не зависящих от организации познающего
субъекта; из них составляется знание физика, химика, физиолога, которое
считается объективным. Таким образом, возникает следующее разграничение
понятий; под субъективным разумеется не только субъективное в нашем смысле
этого слова, но еще и транссубъективное внутрителесное: такой конгломерат
переживаний мы будем называть духовно-телесною индивидуальностью, - а под
объективным разумеется только транссубъективное внетелесное. Чрезвычайно
распространенная склонность так именно строить понятие я легко объяснима:
все примитивные потребности человека требуют обособления я вместе с телом,
т.е. всей духовно-телесной индивидуальности, от мира не-я за пределами
тела56. Этой практической потребности подчиняется и положительная наука, как
это видно из того, что она относит все не принадлежащее самому изучаемому
объекту к субъективной стороне восприятия. Наконец, по тому же пути идет и
философия: не говоря уже об эмпиристах и рационалистах, которые еще более
расширяют понятие я, включая в него буквально все переживания как
индивидуальные, так и транссубъективные внетелесные, даже и те философы XIX
века, которые утверждают, что не вся совокупность переживаний принадлежит
индивидуальному я и что единое целое опыта лишь постепенно, на основании
наблюдения различий между разными сторонами его. дифференцируется в уме
познающего существа на субъект и объект, не исключают из сферы я
внутрителесных переживаний и обозначают термином я всю духовно-телесную
индивидуальность57: таково, напр., учение Маха, Спенсера58,
эмпириокритицистов, сторонников имманентной философии.
Мы вовсе не утверждаем, конечно, что эти философы, устанавливая такое
понятие я, тем самым уже заблуждаются. Элементы мира так переплетены,
зависимость между ними так сложна, что различение я, тела и внетелесного
мира должно развиваться постепенно, опираясь на самые разнообразные
признаки. При этом всякий имеет право устанавливать какие угодно
разграничения и называть их терминами я, не-я и т.п., лишь бы только эти
разграничения соответствовали фактическим данным. Поэтому, если кто-либо
утверждает, что будет называть словом я совокупность того, что мы называем
субъективным и транссубъективным внутрителесным, то в этом мы еще не
усматриваем никаких заблуждений. Мы только настаиваем на том, что такое
деление заключает в себе некоторые недостатки и легко склоняет к
заблуждениям. Об этих недостатках мы поговорим позже, а теперь прежде всего
защитимся сами от возможных возражений.
Наше различение я и не-я опирается на качественный, непосредственно
сознаваемый признак, на переживания "принадлежности мне" и "данности мне",
между тем оказалось, что распространенные в науке и в философии учения о я
не придают этому признаку решающего значения, так как вносят в сферу я
многое такое, что явно имеет характер "данности"; не значит ли это, что наш
критерий вовсе не указывает на глубокие различия между переживаниями и
потому не может лежать в основе понятий я и не-я? В ответ на это заметим,
что наука никогда не применяет к делу именно наиболее глубокие критерии
сразу с тою последовательностью, какая возможна лишь в окончательно развитом
знании; она пользуется ими безотчетно, комбинируя их с разными
второстепенными производными критериями так, чтобы получить разграничения,
прежде всего соответствующие первым потребностям существования. Если с точки
зрения этих потребностей полезнее включить транссубъективные внутрителесные
переживания в сферу я, чем в сферу не-я, то это нетрудно сделать, потому что
некоторые производные признаки роднят сферу этих переживаний более со сферою
субъективных переживаний, чем со сферою транссубъективных внетелесных
переживаний. Во-первых, взаимная зависимость между жизнью я и жизнью тела
гораздо более велика, чем между жизнью я и внетелесным миром. Во-вторых, в
связи с этим все внутрителесные переживания, за исключением ощущений органов
высших чувств, сплетаются с субъективными переживаниями в особенно тесный
недифференцированный агломерат, с большим трудом поддающийся анализу, чем
сплетение субъективных и транссубъективных внетелесных переживаний:
разграничить "мои" и "данные мне" элементы в эмоциях гнева, страха или даже
в жадном стремлении утолить голод гораздо труднее, чем в восприятии полета
птицы. В-третьих, внутрителесные переживания (за исключением цветов и
звуков, да и то лишь отчасти) отличаются индивидуальным характером почти в
такой же мере, как и переживания субъективные: мигрень, мускульная
усталость, голод интенсивно и отчетливо воспринимаются лишь тем я, в теле
которого развиваются эти переживания. Наконец, в-четвертых, внутрителесные
переживания, входящие в состав внешних восприятий (цвета, звуки и т.п.) и
принимаемые сначала за свойства внетелесных объектов, впоследствии
оказываются не принадлежащими им, а вместе с этим окончательно колеблется
доверие к их трассубъективности в каком бы то ни было смысле.
Этих производных признаков вполне достаточно, чтобы вызвать в науке и
философии склонность присоединять внутрителесные переживания к сфере жизни
я, однако заметим, присоединять - это значит, что различение я и не-я должно
было произойти уже раньше на основании какого-нибудь более глубокого, хотя
бы и безотчетно руководящего знанием признака, определяющего по существу
типичный характер я и не-я (признака "принадлежности мне" и "данности мне"),
а решение, куда относятся внутрителесные переживания, есть уже вторичный
акт, не руководящийся типичным основным критерием и потому, быть может,
насилующий действительность, т.е. заставляющий нас разделять сходное и
соединять различное. И в самом деле, когда мы говорим, что теплота, запах и
вкус субъективны, т.е. принадлежат миру я, мы только уговариваем себя в
этом, мы стараемся под влиянием сложных теорий насильственно присоединять
эти переживания к тому, что резко отличается от них, именно к нашим
хотениям, чувствованиям, деятельностям, которые окрашены чувствованием
"принадлежности мне" и без всяких колебаний, всегда и безошибочно
определяются нами как состояния нашего я. Насилия над непосредственным
сознанием, производимые в угоду теориям, никогда не удаются: внутрителесные
переживания и после присоединения их к субъективному миру все равно
по-прежнему чувствуются как не-я (цвета, запахи и т.п.). Самые усилия
сторонников субъективного идеализма доказать, что запахи, вкусы и т.п.
внутрителесные переживания только кажутся принадлежащими транссубъективному
миру, и практическая неуспешность этих усилий показывают, что у нас есть
мощное, непосредственное и потому неистребимое испытание субъективности и
транссубъективности. Философы, обозначающие термином я всю духовно-телесную
индивидуальность, игнорируют эти испытывания; включая в я транссубъективные
внутрителесные переживания, они уже не могут отличать я от не-я, опираясь на
непосредственный критерий, и принуждены сосредоточивать свое внимание
исключительно на производных признаках; в этом состоит главный недостаток их
теории, не случайный и легко устранимый, а почти неизбежный для нее. Причин
этому очень много, но разбираться в этом вопросе, особенно с исторической
стороны, мы не будем, укажем только на одну из них: производные признаки
вообще дифференцируются в сознании легче, чем такие однообразные состояния,
как испытывание "принадлежности мне" или "данности мне". Но производные
признаки главным образом отличают сферу внутрителесных от сферы внетелесных
переживаний. Поэтому теории, обозначающие термином я всю духовно-телесную
индивидуальность, невольно сосредоточивают свое внимание почти исключительно
на той стороне индивидуального сознания, которая складывается из
внутрителесных переживаний, а отсюда уже возникают заблуждения в настоящем
смысле этого слова. Укажем их на примере, рассмотрев с этой стороны учение
Маха.
По мнению Маха, весь мир состоит из элементов, распадающихся на три
группы, - тело, я и внешний мир. Все эти элементы однородны по существу,
различия заключаются не в них самих, а в отношениях их друг к другу или,
вернее, к тому комплексу переживаний, который называется телом: поскольку
элементы связаны друг с другом и не связаны с телом, они составляют внешний
мир; поскольку элементы связаны с телом, они составляют я. Собственно все
элементы, входящие в кругозор индивидуального сознания, связаны друг с
другом, а потому также и указанные различия между элементами относительны:
один и тот же элемент, напр., цвет, поскольку он рассматривается как
зависящий от других элементов, не составляющих человеческого тела,
принадлежит миру не-я, а поскольку он рассматривается со стороны его
зависимости от человеческого тела, входит в сферу я. "Человеку
духовно-развитому, - говорит Мах, - и свободному от предвзятых мыслей, те
элементы, которые мы раньше обозначили через A, B, C..59, представляются
существующими в пространстве рядом и вне тех, которые мы обозначили через K,
L, M... и представляются непосредственно существующими, а не существующими
через посредство какого-нибудь проектирования или логического умозаключения,
или построения, так как подобный процесс, даже если бы он и существовал,
наверно ускользал бы от сознания. Таким образом, он видит вокруг своего тела
K, L, M... внешний мир A, B, C... Внешний мир потому представляется ему
независимым от "я", что он направляет все свое внимание на прочные связи
между A, B, C и не обращает внимания на связь их - группою K, L, M... мало
изменяющейся и потому мало заметной, Что касается до "я", то оно образуется
тогда, когда внимание останавливается на особых свойствах группы K, L, M...
как целого, - группы, с которой теснейшим образом связаны: страдания и
удовольствия, чувства, желания и т.д."60.
Итак, Мах игнорирует различие между субъективными в точном смысле этого
слова и транссубъективными внутрителесными переживаниями: по его мнению, вся
сфера духовной индивидуальности зависит от состояний тела в таком же смысле,
как голод или жажда, между тем как это по меньшей мере не доказано; поэтому
наше понятие я и не-я, не опирающееся на такие рискованные гипотезы, не
предрешающее неисследованных вопросов и основанное на фактических данных
сознания, заслуживает предпочтения с точки зрения эмпиризма. Далее, желая
дать отчет о том, как возникает различие я от не-я, теория Маха вместо того
дает ответ на другой вопрос, именно она показывает только, как возникает
различение внутрителесного от внетелесного. Установить точно это различение
гораздо труднее, чем отличить центральную часть духовно-телесной
индивидуальности ("мои" переживания) от внетелесного мира, а потому,
согласно теории Маха, выходит, что я отличается от не-я трудно уловимыми
признаками, заметными разве только очень образованному и очень вдумчивому
человеку, так что становится непонятным, каким образом всякий человек уже с
детства отличает я от не-я. Курьезнее всего то, что, если бы эта теория была
верна, то самая центральная часть индивидуального сознания (внимание,
хотение и т.п.), те переживания, которые сразу, без колебаний чувствуются
всеми как я, так что никто и не задумывается о том, куда нужно отнести их,
должны были бы вызывать больше всего сомнений и легче всего смешивались бы с
объективным внетелесным миром. С другой стороны, именно те переживания,
телесный источник которых легче всего найти даже и без помощи науки, напр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46