Военную службу
я проходил на флоте, дослужился до мичмана. Мечтал в случае чего Ц опять
на флот. Гляди, в отставку и капитаном вышел бы. Теперь же по вашей милости
…
Ц Да, Ц сухо произнес Шарыгин. Ц Если я признал вас негодным для службы
во флоте, то капитаном вы уже никогда не станете.
Ц Увы, увы! Ц произнес коренастый и, отвернувшись к своему собеседнику,
продолжал: Ц Чем плохо Ц официант? Ц говорил он молодому, аккуратно од
етому блондину с анемичным лицом, глядевшему на коренастого с почтитель
ным уважением. Ц Специальность как специальность. Не хуже другой. Даже л
учше. На одних чаевых можно состояние нажить. И спокойная. Закончил работ
у Ц и будь здоров.
Ц Вы бы не пошли на такую, Ц сказал молодой.
Коренастый рассмеялся.
Ц Я из категории стоящих у кормила. Ты теперь Ц тоже. У тебя небольшое су
денышко, у меня Ц лайнер. У Бунчужного Ц флагман. Но ты не огорчайся: во-п
ервых, ты еще молод, а во-вторых Ц не всем же лайнеры и флагманы водить. Ц
Он ткнул вилкой в огурец, похрустел им и продолжал: Ц Большая это ответст
венность Ц у кормила стоять.
Ц А он, несмотря на твое заключение, все же устроился капитаном, Ц добро
душно усмехнулся Романов и налил себе боржома. Отхлебнул глоток и постав
ил бокал.
Заиграл оркестр. Многоголосый шум сразу же утонул в его звуках. «Капитан
лайнера» что-то доказывал своему собутыльнику, энергично жестикулируя
и надрываясь так, что шея побагровела.
Вернулся официант. Поставил коньяк. Потом, ловко орудуя штопором, раскуп
орил вино, тоже поставил на стол и ушел, не сказав ни слова.
Ц Ну что ж, Ц щелкнул по графинчику Романов, Ц давай пропустим по одной
для начала: терпеть не могу пить сразу перед едой. Перед едой надо пить при
отсутствии аппетита. А я на плохой аппетит не жалуюсь.
Он наполнил рюмки. Шарыгину не терпелось узнать, будут ли печатать стать
ю или раздумали? Первому начинать разговор не хотелось. А Романов потяги
вал коньяк маленькими глотками и молчал.
Наконец Шарыгин не выдержал, спросил:
Ц Ну, как там со статьей, Иван Семенович?
Романов еще раз отпил из рюмки, потом вынул из бокового кармана сложенны
е вдвое гранки.
Шарыгин быстро пробежал глазами оттиск и вернул Романову.
Ц Воображаю, что подымется.
Ц А я и рассчитываю на шумиху. Есть вещи, о которых нельзя говорить вполг
олоса.
Шарыгин молчал. «Нехорошо, ох как нехорошо получается».
Ц Может быть, лучше не печатать? Ц спросил он.
Ц Что показало вскрытие? Ц вместо ответа спросил Романов.
Ц То, что и ожидали. Рак, да еще злой.
Ц Бывает и добрый?
Ц Бывает, Ц ответил Шарыгин. Ц В медицине все бывает.
Оркестр умолк. И снова стал слышен многоголосый шум. Шарыгин хотел еще чт
о-то сказать, но Романов остановил его, сосредоточенно прислушиваясь к р
азговору за соседним столиком. Говорил коренастый. Молодой вертел бокал
с недопитым пивом и в знак согласия кивал головой.
Ц Ты прежде всего должен понимать, кто ты такой теперь, Ц с трудом выгов
аривая слова, тыкал в грудь своего собеседника бритоголовый. Ц Ты руков
одитель. Это слово понимать надо Ц руководитель. И с людьми надо так, что
бы они к тебе Ц с уважением.
Ц Мне кажется Ц с людьми надо просто. Чем проще, тем лучше.
Ц Молодо-зелено, Ц рассмеялся коренастый. Ц Человек Ц это прежде все
го психология. Высшая наука. Если ты хочешь ладить с людьми, если хочешь, ч
тобы они за тебя в огонь и в воду, надо тебе эту науку обязательно постичь.
Возьмем, к примеру, день рождения… Я, брат, день рождения всех своих подчин
енных знаю Ц и начальников цехов, и мастеров, даже бригадиров. Они у меня
в настольном календаре на весь год расписаны. «Здорово, Иван Петрович! С д
нем рождения тебя, живи сто лет и здравствуй». И добавляешь, в зависимости
от обстоятельств, еще несколько теплых слов. Тебе это ничего не стоит, а он
рад. Вот какой у нас директор, думает. День моего рождения запомнил. Значи
т, ценит. И доволен человек. И работает с огоньком. Весело работает. А тебе т
олько этого и надо. Психология, брат, сложная наука! Вот мы сейчас у доктор
а спросим. Ц Он снова повернулся к Шарыгину. Ц Скажите, доктор, как вы смо
трите на психологию вообще и на психологию человеческих отношений в час
тности.
Ц Положительно, Ц сухо ответил Шарыгин, всем своим видом показывая неж
елание продолжать разговор.
Ц Слыхал? Ц обратился к своему собеседнику коренастый. Ц «Положитель
но». Да, психология Ц знатная штука. Даже выговаривать человеку надо с ум
ом. Легче легкого взысканием обидеть, а между тем есть способ так это обст
авить, чтобы не обидеть. Наука, она, брат, до всего доходит. Некоторые выгов
ор своему подчиненному норовят публично сделать. Чтобы побольнее. Нераз
умно. Себе ущерб. А я его, голубчика, в кабинет приглашаю. С глазу на глаз раз
говор веду. И начинаю не с укоров, а с похвалы. «Ты ж прекрасный специалист,
Иван Петрович. Я же на тебя как на каменную гору. Голова у тебя светлая. И ру
ки золотые». Тут хорошо один-два случая вспомнить, когда этот Иван Петров
ич отличился. Похвалил ты его, потом совестить начинаешь: «Как же ты это, д
орогой Иван Петрович, сплоховал? На кого угодно подумать мог бы, но чтобы т
ы до такого позора докатился… Себе вредишь, свой авторитет подрываешь. И
меня без ножа режешь. Ты думаешь, мне легко будет с тобой расстаться? Нет, б
рат, нелегко». И так далее в том же духе. Усовестил ты его, огорчил, растрево
жил. Если так отпустишь, будет на тебя в обиде. А ты походи немного по кабин
ету, похмурься, повздыхай, потом опять похвали его. Да не скупись. «Верю я в
тебя, Иван Петрович. Убежден, что последний это разговор у нас, такой непри
ятный. Верю, что поработаем мы с тобой душа в душу еще не один десяток лет, ч
то придется мне тебя еще к награде представлять». И уйдет он от тебя без об
иды. И злости у него не будет на тебя. Вот что такое психология, брат.
Романов что-то записывал в блокнот, прислушиваясь к словам коренастого.
Шарыгин тоже прислушивался. Его досада на этого бритоголового стала пер
ерастать в злость. Все, что говорил коренастый своему собутыльнику, было
верно и толково, толково и разумно. «Откуда же такая злость?» Ц думал Шар
ыгин. И вдруг понял, что эта злость на самого себя, которая каким-то соверш
енно непонятным образом транспонируется, переносится на этого ни в чем н
е повинного человека. «Зачем я пришел сюда? Ц с тоской думал Шарыгин. Ц З
ачем я согласился подписывать эту дурацкую статью? Я же любил Галину. Раз
ве можно так с человеком, которого любил? Это подлость и низость. Низость и
предательство. Да, предательство. Я ведь и в самом деле предал их всех Ц Г
алину, Сергея, Андрея Григорьевича. И нет мне оправдания. И не будет мне пр
ощения. Никогда не будет!»
А коренастый за соседним столиком оставил в покое психологию человечес
ких отношений и переключился на психологию характера.
Ц В характере руководителя самое главное знаешь что? Не знаешь. Целенап
равленность и воля Ц вот что. Ты скажи мне, какая у тебя цель в жизни и каки
ми путями, как настойчиво ты к этой цели стремишься, а я тебе скажу, какой у
тебя характер.
Ц Я так полагаю, что характер Ц это что-то врожденное, Ц промямлил моло
дой.
Ц Ошибаешься. Ошибаешься, брат. Характер можно переделывать, перевоспи
тывать, форм-ми-ро-вать. Да, формировать. Вот мы сейчас у доктора спросим.
Ц Он опять повернулся к Шарыгину. Ц Вы простите мою бесцеремонность, до
ктор. Но нас, Ц он сделал жест в сторону своего собутыльника, Ц интересу
ет, как вы смотрите на проблему формирования характера.
Ц Положительно, Ц буркнул Шарыгин.
Ц Ты слышишь? Ц обрадованно воскликнул коренастый, обращаясь к молодо
му. Ц «Положительно».
Ц Кто он такой? Ц спросил Романов.
Ц Не знаю. Черт бы его побрал.
Шарыгин потянулся к бутылке с коньяком, налил полный фужер и залпом выпи
л.
Ц Что с тобой? Ц испуганно спросил Романов.
Ц Мне хочется дать в морду этому типу.
Ц Э, да у тебя нервы шалят, мой друг.
Ц Мне хочется дать в морду ему, и я это сделаю.
Ц Какая чушь.
Ц Он бесит меня.
Ц Я его сейчас выставлю.
Романов поднялся, опять вооружился блокнотом, авторучкой и направился к
соседнему столику. Подсел к коренастому, наклонился к нему, что-то сказал.
Шарыгин видел, как глаза бритоголового сначала удивленно округлились, п
отом презрительно сузились. Он что-то ответил Романову, кликнул официан
та, бросил на стол десятку, потом еще пятерку, отмахнулся от сдачи и направ
ился к выходу вместе со своим собутыльником.
Ц Чем вы его доняли? Ц спросил Шарыгин уже заплетающимся языком.
Ц Сказал, что журналист, случайно услышал их разговор и вот хотел бы позн
акомиться.
Ц А он?
Ц Заявил, что привык беседовать с журналистами, всегда рад встрече с ним
и, но давать интервью в такой обстановке не намерен. Не растерялся капита
н.
Шарыгин опять потянулся к бутылке, но Романов удержал его:
Ц Хватит, у тебя уже перебор.
Ц Да не беспокойтесь вы, я еще в полком порядке, но если ты… если вы… кажет
ся, я и в самом деле…
Он выпил боржоми, глубоко вздохнул, потом выдохнул, но это мало помогло, и
он сильным напряжением воли попытался преодолеть наплывающий на него т
уман. Кивком головы пригласил официанта, расплатился, сунул сдачу в карм
ан и поднялся. Уже на улице спросил:
Ц А нельзя так, чтобы не печатать?
Ц Что не печатать?
Ц Статью. Мою статью не печатать.
Ц Газета уже идет, мой друг, Ц сказал Романов и предложил: Ц Давай-ка я п
ровожу тебя домой, ты здорово перебрал.
Ц Ерунда! Ц хмуро произнес Шарыгин. Ц Я всегда был сволочью, но посредс
твенной, а сейчас… Скажи, почему человек не может плюнуть самому себе в ли
цо?..
Ц Может, Ц спокойно сказал Романов. Ц Человек все может.
41
Таня встала пораньше. Она решила приготовить к завтраку блинчики с творо
гом: вчера вечером приезжала Гришина мать и, как всегда, навезла продукто
в. Гриша обожает блинчики с творогом.
Ее мысли все возвращались и возвращались к вчерашнему дню. Утром она узн
ала о смерти тети Вали, о том, что произошло в больнице. Первой мыслью было
увидеть Галину, поговорить с ней, расспросить обо всем. Позвонила Гармаш
ам. Трубку снял Сергей. Он сказал, что Галина спит, что сейчас лучше с ней ни
о чем не разговаривать. Андрей Григорьевич так посоветовал. Здорова ли Г
алина? Андрей Григорьевич говорит, что у нее нервное потрясение очень си
льное. Вот почему с ней сейчас лучше ни о чем не говорить.
Гриша ушел на работу, как всегда, к шести. У Тани сегодня с десяти часов пра
ктика Ц в пригородной школе. Обычно добиралась она туда троллейбусом, н
о сегодня решила выйти пораньше, пойти пешком. Может быть, в школе еще ниче
го не знают и ни о чем спрашивать не станут? Она больше всего боялась разго
воров о том, что произошло в больнице.
В школе было как всегда. Только после второго урока, когда она вошла в учит
ельскую, преподаватель математики Ц пожилая женщина с моложавым лицом
Ц нарушила наступившее с приходом Тани неловкое молчание, спросила:
Ц Скажите, Танюша, это правда, что вы с товарищем Гармашем и его женой в ро
дстве?
Ц Да, Ц почему-то вызывающе глядя на учительницу, ответила Таня. Ц А чт
о?
Ц Не скажете ли вы нам, что там произошло? Весь город шумит, а мы не знаем п
одробностей. Так не скажете ли вы нам…
Ц Не скажу! Ц резко ответила Таня и вышла из учительской.
Потом, уже на обратном пути, в троллейбусе, она услышала разговор двух жен
щин. Они сидели впереди. Та, что у окна, Ц худая, остроносая блондинка Ц г
оворила своей собеседнице Ц миловидной, с коротко остриженными черным
и волосами:
Ц До такого додуматься. Новое лекарство, не проверенное еще, на родной ма
тери испытывать.
Ц А правду говорят, что докторша это лекарство сама изобрела?
Ц Истинная правда. А лекарство это Ц и не лекарство совсем, а яд смертел
ьный. Вот и умерла женщина.
Таня не сдержалась, наговорила им грубостей и вышла из троллейбуса. Она ш
ла, ничего не видя, негодуя на математичку, на этих женщин в троллейбусе и
на Галину, которая посмела поднять руку на родную мать.
Таня обожала Галину, доверяла ей самое сокровенное; очень дорожила ее со
ветами, гордилась родством, дружбой с ней. Под Новый год Галина подарила е
й трех премилых аистов. Они были укреплены тонкой проволокой на массивно
й подставке с изображением голубого озера, окруженного камышом и осокор
ем. Птицы казались парящими в воздухе. Они были покрыты флюоресцирующей
краской и в темноте светились таинственным зеленоватым светом. Они слов
но из сказки, говорила Таня, глядя на сверкающих птиц. Но сейчас все связан
ное с Галиной было неприятно. Скульптура с парящими аистами стояла на ту
алетном столике. Таня посмотрела на нее с ненавистью. Ей не терпелось дож
даться возвращения Гриши. Но около четырех он позвонил и сказал, что оста
ется еще на одну смену.
Ц Если б ты знал, как ты мне нужен сейчас, Ц взмолилась Таня.
Ц У нас авария, и Василий Платонович просил всех остаться.
Она молчала, и Григорий добавил уже просительно:
Ц Надо. Понимаешь, Танюша, надо!
Ц Понимаю, Ц после короткой паузы сказала Таня и положила трубку.
…Она старалась не греметь посудой, чтобы не разбудить Григория. Он прише
л около часа, серый от усталости. Долго мылся под душем. Во время ужина ста
л оживленно рассказывать:
Ц Здорово у нас получилось. Времени в обрез. Сборочный запарился. А кораб
ль, хоть в лепешку разбейся, надо заказчику во всей красе показать. Так что
Тарас Игнатьевич придумал: с двести восьмого приказал выкроить кусок то
чно по конфигурации. Мы его и воткнули. Дядя Вася надежно работал. Прочно з
аворачивал. Народу невпроворот: сборщики, сварщики, монтажники… Скиба та
к всех расставил Ц хоть и впритирочку, а на пятки никто никому не наступа
ет. И покрасить успели.
После ужина Григорий подсел к Тане и заговорил о Галине. Видимо, мысли о не
й не давали ему покоя, и сейчас нужно было отвести душу. Они долго спорили.
Потом уже говорила только Таня. Он молчал. Наконец и она замолчала. Погаси
ла свет. Аисты вспыхнули, и с каждой секундой сияние их казалось все ярче и
ярче. Таня смотрела на них, как загипнотизированная. Потом вскочила, схва
тила скульптуру и ударила об пол так, что только брызги полетели. Гриша вк
лючил свет.
Ц Ненавижу! Ц со слезами в голосе произнесла она в ответ на полный укор
а взгляд Григория. Ц Ненавижу!
Ц А птицы при чем?
Ц Не хочу ничего от нее. Ничего. Ненавижу!
Он привлек ее к себе, приласкал, стараясь успокоить. Но от этой ласки ее то
ска только усилилась. Потом… Если бы он не сделал этого дурацкого сравне
ния, может, они и не поссорились бы. Как же это он сказал? «Понимаешь, когда л
ошадь смертельно ранена или сломала хребет, ее добивают. Из жалости. Пони
маешь. Понимаешь, лошадь и то…»
Ц Глупое сравнение, Ц сказала Таня. Ц Лошадь это лошадь. А тут родная ма
ть.
Конечно, Гриша это сказал, чтобы утешить ее. А она…
Таня увлеклась работой и вдруг увидела, что Гриша стоит в дверях и наблюд
ает за ее стряпней.
Ц Нехорошо это Ц подсматривать.
Ц Я не подсматриваю: я думаю о своем отрывке. А что, если его сняли с полосы
?
Ц Не может этого быть.
Ц Может. Какое-нибудь важное сообщение, и стихи полетят в первую очередь
. Знаешь, как в нашей газете относятся к моим стихам?
Ц Не ропщи. В последнее время почти все, что ты пишешь, они печатают. Вот от
кроется киоск, пойдешь и купишь газеты. Мне тоже не терпится.
Ц Знаешь, о чем я еще думал? О Галине. В чем-то она права. Мне кажется, что в ч
ем-то она права.
Ц А ты бы так смог? Ц запальчиво спросила Таня. Ц Скажи, ты смог бы так?
Ц Я бы не решился, наверное, заткнуть своим телом амбразуру, но из этого н
е следует, что поступок Матросова глупость.
Ц Пожалуйста, не пользуйся никогда таким приемом. Он недозволенный. В не
м есть что-то от софистики.
Ц А я думаю, это логика, а не софистика.
Ц С каких это пор у тебя страсть к логике?
Он не ответил. Сел на табурет возле холодильника.
Ц Что же ты молчишь? Ц спросила Таня.
Ц Я ночью о ней стихи сочинял, Ц тихо произнес Григорий.
Ц О ком?
Ц О Галине.
Ц Ну и что?
Ц Наверное, я плохой человек.
Ц Опять самоуничижение?
Ц Понимаешь, хороший человек должен испытывать злость к убийце. В нем вс
е должно протестовать, а у меня к ней Ц жалость. Какая-то нестерпимая жал
ость.
Ц Давай не будем об этом, ладно? Ц попросила Таня.
Ц Ладно.
Они стали завтракать. Гриша ел медленно и молча, все время напряженно дум
ал о своем.
Ц О чем ты все? Ц спросила Таня.
Ц Ты сегодня когда освобождаешься?
Ц В два. А что?
Ц Мы после обеда пойдем в загс. Надо подать заявление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
я проходил на флоте, дослужился до мичмана. Мечтал в случае чего Ц опять
на флот. Гляди, в отставку и капитаном вышел бы. Теперь же по вашей милости
…
Ц Да, Ц сухо произнес Шарыгин. Ц Если я признал вас негодным для службы
во флоте, то капитаном вы уже никогда не станете.
Ц Увы, увы! Ц произнес коренастый и, отвернувшись к своему собеседнику,
продолжал: Ц Чем плохо Ц официант? Ц говорил он молодому, аккуратно од
етому блондину с анемичным лицом, глядевшему на коренастого с почтитель
ным уважением. Ц Специальность как специальность. Не хуже другой. Даже л
учше. На одних чаевых можно состояние нажить. И спокойная. Закончил работ
у Ц и будь здоров.
Ц Вы бы не пошли на такую, Ц сказал молодой.
Коренастый рассмеялся.
Ц Я из категории стоящих у кормила. Ты теперь Ц тоже. У тебя небольшое су
денышко, у меня Ц лайнер. У Бунчужного Ц флагман. Но ты не огорчайся: во-п
ервых, ты еще молод, а во-вторых Ц не всем же лайнеры и флагманы водить. Ц
Он ткнул вилкой в огурец, похрустел им и продолжал: Ц Большая это ответст
венность Ц у кормила стоять.
Ц А он, несмотря на твое заключение, все же устроился капитаном, Ц добро
душно усмехнулся Романов и налил себе боржома. Отхлебнул глоток и постав
ил бокал.
Заиграл оркестр. Многоголосый шум сразу же утонул в его звуках. «Капитан
лайнера» что-то доказывал своему собутыльнику, энергично жестикулируя
и надрываясь так, что шея побагровела.
Вернулся официант. Поставил коньяк. Потом, ловко орудуя штопором, раскуп
орил вино, тоже поставил на стол и ушел, не сказав ни слова.
Ц Ну что ж, Ц щелкнул по графинчику Романов, Ц давай пропустим по одной
для начала: терпеть не могу пить сразу перед едой. Перед едой надо пить при
отсутствии аппетита. А я на плохой аппетит не жалуюсь.
Он наполнил рюмки. Шарыгину не терпелось узнать, будут ли печатать стать
ю или раздумали? Первому начинать разговор не хотелось. А Романов потяги
вал коньяк маленькими глотками и молчал.
Наконец Шарыгин не выдержал, спросил:
Ц Ну, как там со статьей, Иван Семенович?
Романов еще раз отпил из рюмки, потом вынул из бокового кармана сложенны
е вдвое гранки.
Шарыгин быстро пробежал глазами оттиск и вернул Романову.
Ц Воображаю, что подымется.
Ц А я и рассчитываю на шумиху. Есть вещи, о которых нельзя говорить вполг
олоса.
Шарыгин молчал. «Нехорошо, ох как нехорошо получается».
Ц Может быть, лучше не печатать? Ц спросил он.
Ц Что показало вскрытие? Ц вместо ответа спросил Романов.
Ц То, что и ожидали. Рак, да еще злой.
Ц Бывает и добрый?
Ц Бывает, Ц ответил Шарыгин. Ц В медицине все бывает.
Оркестр умолк. И снова стал слышен многоголосый шум. Шарыгин хотел еще чт
о-то сказать, но Романов остановил его, сосредоточенно прислушиваясь к р
азговору за соседним столиком. Говорил коренастый. Молодой вертел бокал
с недопитым пивом и в знак согласия кивал головой.
Ц Ты прежде всего должен понимать, кто ты такой теперь, Ц с трудом выгов
аривая слова, тыкал в грудь своего собеседника бритоголовый. Ц Ты руков
одитель. Это слово понимать надо Ц руководитель. И с людьми надо так, что
бы они к тебе Ц с уважением.
Ц Мне кажется Ц с людьми надо просто. Чем проще, тем лучше.
Ц Молодо-зелено, Ц рассмеялся коренастый. Ц Человек Ц это прежде все
го психология. Высшая наука. Если ты хочешь ладить с людьми, если хочешь, ч
тобы они за тебя в огонь и в воду, надо тебе эту науку обязательно постичь.
Возьмем, к примеру, день рождения… Я, брат, день рождения всех своих подчин
енных знаю Ц и начальников цехов, и мастеров, даже бригадиров. Они у меня
в настольном календаре на весь год расписаны. «Здорово, Иван Петрович! С д
нем рождения тебя, живи сто лет и здравствуй». И добавляешь, в зависимости
от обстоятельств, еще несколько теплых слов. Тебе это ничего не стоит, а он
рад. Вот какой у нас директор, думает. День моего рождения запомнил. Значи
т, ценит. И доволен человек. И работает с огоньком. Весело работает. А тебе т
олько этого и надо. Психология, брат, сложная наука! Вот мы сейчас у доктор
а спросим. Ц Он снова повернулся к Шарыгину. Ц Скажите, доктор, как вы смо
трите на психологию вообще и на психологию человеческих отношений в час
тности.
Ц Положительно, Ц сухо ответил Шарыгин, всем своим видом показывая неж
елание продолжать разговор.
Ц Слыхал? Ц обратился к своему собеседнику коренастый. Ц «Положитель
но». Да, психология Ц знатная штука. Даже выговаривать человеку надо с ум
ом. Легче легкого взысканием обидеть, а между тем есть способ так это обст
авить, чтобы не обидеть. Наука, она, брат, до всего доходит. Некоторые выгов
ор своему подчиненному норовят публично сделать. Чтобы побольнее. Нераз
умно. Себе ущерб. А я его, голубчика, в кабинет приглашаю. С глазу на глаз раз
говор веду. И начинаю не с укоров, а с похвалы. «Ты ж прекрасный специалист,
Иван Петрович. Я же на тебя как на каменную гору. Голова у тебя светлая. И ру
ки золотые». Тут хорошо один-два случая вспомнить, когда этот Иван Петров
ич отличился. Похвалил ты его, потом совестить начинаешь: «Как же ты это, д
орогой Иван Петрович, сплоховал? На кого угодно подумать мог бы, но чтобы т
ы до такого позора докатился… Себе вредишь, свой авторитет подрываешь. И
меня без ножа режешь. Ты думаешь, мне легко будет с тобой расстаться? Нет, б
рат, нелегко». И так далее в том же духе. Усовестил ты его, огорчил, растрево
жил. Если так отпустишь, будет на тебя в обиде. А ты походи немного по кабин
ету, похмурься, повздыхай, потом опять похвали его. Да не скупись. «Верю я в
тебя, Иван Петрович. Убежден, что последний это разговор у нас, такой непри
ятный. Верю, что поработаем мы с тобой душа в душу еще не один десяток лет, ч
то придется мне тебя еще к награде представлять». И уйдет он от тебя без об
иды. И злости у него не будет на тебя. Вот что такое психология, брат.
Романов что-то записывал в блокнот, прислушиваясь к словам коренастого.
Шарыгин тоже прислушивался. Его досада на этого бритоголового стала пер
ерастать в злость. Все, что говорил коренастый своему собутыльнику, было
верно и толково, толково и разумно. «Откуда же такая злость?» Ц думал Шар
ыгин. И вдруг понял, что эта злость на самого себя, которая каким-то соверш
енно непонятным образом транспонируется, переносится на этого ни в чем н
е повинного человека. «Зачем я пришел сюда? Ц с тоской думал Шарыгин. Ц З
ачем я согласился подписывать эту дурацкую статью? Я же любил Галину. Раз
ве можно так с человеком, которого любил? Это подлость и низость. Низость и
предательство. Да, предательство. Я ведь и в самом деле предал их всех Ц Г
алину, Сергея, Андрея Григорьевича. И нет мне оправдания. И не будет мне пр
ощения. Никогда не будет!»
А коренастый за соседним столиком оставил в покое психологию человечес
ких отношений и переключился на психологию характера.
Ц В характере руководителя самое главное знаешь что? Не знаешь. Целенап
равленность и воля Ц вот что. Ты скажи мне, какая у тебя цель в жизни и каки
ми путями, как настойчиво ты к этой цели стремишься, а я тебе скажу, какой у
тебя характер.
Ц Я так полагаю, что характер Ц это что-то врожденное, Ц промямлил моло
дой.
Ц Ошибаешься. Ошибаешься, брат. Характер можно переделывать, перевоспи
тывать, форм-ми-ро-вать. Да, формировать. Вот мы сейчас у доктора спросим.
Ц Он опять повернулся к Шарыгину. Ц Вы простите мою бесцеремонность, до
ктор. Но нас, Ц он сделал жест в сторону своего собутыльника, Ц интересу
ет, как вы смотрите на проблему формирования характера.
Ц Положительно, Ц буркнул Шарыгин.
Ц Ты слышишь? Ц обрадованно воскликнул коренастый, обращаясь к молодо
му. Ц «Положительно».
Ц Кто он такой? Ц спросил Романов.
Ц Не знаю. Черт бы его побрал.
Шарыгин потянулся к бутылке с коньяком, налил полный фужер и залпом выпи
л.
Ц Что с тобой? Ц испуганно спросил Романов.
Ц Мне хочется дать в морду этому типу.
Ц Э, да у тебя нервы шалят, мой друг.
Ц Мне хочется дать в морду ему, и я это сделаю.
Ц Какая чушь.
Ц Он бесит меня.
Ц Я его сейчас выставлю.
Романов поднялся, опять вооружился блокнотом, авторучкой и направился к
соседнему столику. Подсел к коренастому, наклонился к нему, что-то сказал.
Шарыгин видел, как глаза бритоголового сначала удивленно округлились, п
отом презрительно сузились. Он что-то ответил Романову, кликнул официан
та, бросил на стол десятку, потом еще пятерку, отмахнулся от сдачи и направ
ился к выходу вместе со своим собутыльником.
Ц Чем вы его доняли? Ц спросил Шарыгин уже заплетающимся языком.
Ц Сказал, что журналист, случайно услышал их разговор и вот хотел бы позн
акомиться.
Ц А он?
Ц Заявил, что привык беседовать с журналистами, всегда рад встрече с ним
и, но давать интервью в такой обстановке не намерен. Не растерялся капита
н.
Шарыгин опять потянулся к бутылке, но Романов удержал его:
Ц Хватит, у тебя уже перебор.
Ц Да не беспокойтесь вы, я еще в полком порядке, но если ты… если вы… кажет
ся, я и в самом деле…
Он выпил боржоми, глубоко вздохнул, потом выдохнул, но это мало помогло, и
он сильным напряжением воли попытался преодолеть наплывающий на него т
уман. Кивком головы пригласил официанта, расплатился, сунул сдачу в карм
ан и поднялся. Уже на улице спросил:
Ц А нельзя так, чтобы не печатать?
Ц Что не печатать?
Ц Статью. Мою статью не печатать.
Ц Газета уже идет, мой друг, Ц сказал Романов и предложил: Ц Давай-ка я п
ровожу тебя домой, ты здорово перебрал.
Ц Ерунда! Ц хмуро произнес Шарыгин. Ц Я всегда был сволочью, но посредс
твенной, а сейчас… Скажи, почему человек не может плюнуть самому себе в ли
цо?..
Ц Может, Ц спокойно сказал Романов. Ц Человек все может.
41
Таня встала пораньше. Она решила приготовить к завтраку блинчики с творо
гом: вчера вечером приезжала Гришина мать и, как всегда, навезла продукто
в. Гриша обожает блинчики с творогом.
Ее мысли все возвращались и возвращались к вчерашнему дню. Утром она узн
ала о смерти тети Вали, о том, что произошло в больнице. Первой мыслью было
увидеть Галину, поговорить с ней, расспросить обо всем. Позвонила Гармаш
ам. Трубку снял Сергей. Он сказал, что Галина спит, что сейчас лучше с ней ни
о чем не разговаривать. Андрей Григорьевич так посоветовал. Здорова ли Г
алина? Андрей Григорьевич говорит, что у нее нервное потрясение очень си
льное. Вот почему с ней сейчас лучше ни о чем не говорить.
Гриша ушел на работу, как всегда, к шести. У Тани сегодня с десяти часов пра
ктика Ц в пригородной школе. Обычно добиралась она туда троллейбусом, н
о сегодня решила выйти пораньше, пойти пешком. Может быть, в школе еще ниче
го не знают и ни о чем спрашивать не станут? Она больше всего боялась разго
воров о том, что произошло в больнице.
В школе было как всегда. Только после второго урока, когда она вошла в учит
ельскую, преподаватель математики Ц пожилая женщина с моложавым лицом
Ц нарушила наступившее с приходом Тани неловкое молчание, спросила:
Ц Скажите, Танюша, это правда, что вы с товарищем Гармашем и его женой в ро
дстве?
Ц Да, Ц почему-то вызывающе глядя на учительницу, ответила Таня. Ц А чт
о?
Ц Не скажете ли вы нам, что там произошло? Весь город шумит, а мы не знаем п
одробностей. Так не скажете ли вы нам…
Ц Не скажу! Ц резко ответила Таня и вышла из учительской.
Потом, уже на обратном пути, в троллейбусе, она услышала разговор двух жен
щин. Они сидели впереди. Та, что у окна, Ц худая, остроносая блондинка Ц г
оворила своей собеседнице Ц миловидной, с коротко остриженными черным
и волосами:
Ц До такого додуматься. Новое лекарство, не проверенное еще, на родной ма
тери испытывать.
Ц А правду говорят, что докторша это лекарство сама изобрела?
Ц Истинная правда. А лекарство это Ц и не лекарство совсем, а яд смертел
ьный. Вот и умерла женщина.
Таня не сдержалась, наговорила им грубостей и вышла из троллейбуса. Она ш
ла, ничего не видя, негодуя на математичку, на этих женщин в троллейбусе и
на Галину, которая посмела поднять руку на родную мать.
Таня обожала Галину, доверяла ей самое сокровенное; очень дорожила ее со
ветами, гордилась родством, дружбой с ней. Под Новый год Галина подарила е
й трех премилых аистов. Они были укреплены тонкой проволокой на массивно
й подставке с изображением голубого озера, окруженного камышом и осокор
ем. Птицы казались парящими в воздухе. Они были покрыты флюоресцирующей
краской и в темноте светились таинственным зеленоватым светом. Они слов
но из сказки, говорила Таня, глядя на сверкающих птиц. Но сейчас все связан
ное с Галиной было неприятно. Скульптура с парящими аистами стояла на ту
алетном столике. Таня посмотрела на нее с ненавистью. Ей не терпелось дож
даться возвращения Гриши. Но около четырех он позвонил и сказал, что оста
ется еще на одну смену.
Ц Если б ты знал, как ты мне нужен сейчас, Ц взмолилась Таня.
Ц У нас авария, и Василий Платонович просил всех остаться.
Она молчала, и Григорий добавил уже просительно:
Ц Надо. Понимаешь, Танюша, надо!
Ц Понимаю, Ц после короткой паузы сказала Таня и положила трубку.
…Она старалась не греметь посудой, чтобы не разбудить Григория. Он прише
л около часа, серый от усталости. Долго мылся под душем. Во время ужина ста
л оживленно рассказывать:
Ц Здорово у нас получилось. Времени в обрез. Сборочный запарился. А кораб
ль, хоть в лепешку разбейся, надо заказчику во всей красе показать. Так что
Тарас Игнатьевич придумал: с двести восьмого приказал выкроить кусок то
чно по конфигурации. Мы его и воткнули. Дядя Вася надежно работал. Прочно з
аворачивал. Народу невпроворот: сборщики, сварщики, монтажники… Скиба та
к всех расставил Ц хоть и впритирочку, а на пятки никто никому не наступа
ет. И покрасить успели.
После ужина Григорий подсел к Тане и заговорил о Галине. Видимо, мысли о не
й не давали ему покоя, и сейчас нужно было отвести душу. Они долго спорили.
Потом уже говорила только Таня. Он молчал. Наконец и она замолчала. Погаси
ла свет. Аисты вспыхнули, и с каждой секундой сияние их казалось все ярче и
ярче. Таня смотрела на них, как загипнотизированная. Потом вскочила, схва
тила скульптуру и ударила об пол так, что только брызги полетели. Гриша вк
лючил свет.
Ц Ненавижу! Ц со слезами в голосе произнесла она в ответ на полный укор
а взгляд Григория. Ц Ненавижу!
Ц А птицы при чем?
Ц Не хочу ничего от нее. Ничего. Ненавижу!
Он привлек ее к себе, приласкал, стараясь успокоить. Но от этой ласки ее то
ска только усилилась. Потом… Если бы он не сделал этого дурацкого сравне
ния, может, они и не поссорились бы. Как же это он сказал? «Понимаешь, когда л
ошадь смертельно ранена или сломала хребет, ее добивают. Из жалости. Пони
маешь. Понимаешь, лошадь и то…»
Ц Глупое сравнение, Ц сказала Таня. Ц Лошадь это лошадь. А тут родная ма
ть.
Конечно, Гриша это сказал, чтобы утешить ее. А она…
Таня увлеклась работой и вдруг увидела, что Гриша стоит в дверях и наблюд
ает за ее стряпней.
Ц Нехорошо это Ц подсматривать.
Ц Я не подсматриваю: я думаю о своем отрывке. А что, если его сняли с полосы
?
Ц Не может этого быть.
Ц Может. Какое-нибудь важное сообщение, и стихи полетят в первую очередь
. Знаешь, как в нашей газете относятся к моим стихам?
Ц Не ропщи. В последнее время почти все, что ты пишешь, они печатают. Вот от
кроется киоск, пойдешь и купишь газеты. Мне тоже не терпится.
Ц Знаешь, о чем я еще думал? О Галине. В чем-то она права. Мне кажется, что в ч
ем-то она права.
Ц А ты бы так смог? Ц запальчиво спросила Таня. Ц Скажи, ты смог бы так?
Ц Я бы не решился, наверное, заткнуть своим телом амбразуру, но из этого н
е следует, что поступок Матросова глупость.
Ц Пожалуйста, не пользуйся никогда таким приемом. Он недозволенный. В не
м есть что-то от софистики.
Ц А я думаю, это логика, а не софистика.
Ц С каких это пор у тебя страсть к логике?
Он не ответил. Сел на табурет возле холодильника.
Ц Что же ты молчишь? Ц спросила Таня.
Ц Я ночью о ней стихи сочинял, Ц тихо произнес Григорий.
Ц О ком?
Ц О Галине.
Ц Ну и что?
Ц Наверное, я плохой человек.
Ц Опять самоуничижение?
Ц Понимаешь, хороший человек должен испытывать злость к убийце. В нем вс
е должно протестовать, а у меня к ней Ц жалость. Какая-то нестерпимая жал
ость.
Ц Давай не будем об этом, ладно? Ц попросила Таня.
Ц Ладно.
Они стали завтракать. Гриша ел медленно и молча, все время напряженно дум
ал о своем.
Ц О чем ты все? Ц спросила Таня.
Ц Ты сегодня когда освобождаешься?
Ц В два. А что?
Ц Мы после обеда пойдем в загс. Надо подать заявление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38