А изготовлять очень сложно. Приходится приб
егать к «шаблону». Обходится такой «шаблон» дорого. А когда детали изгот
овлены Ц его хоть выбрось. В таких случаях на выручку приходит наладчик
УСП со своими ящиками, в которых расположились многие тысячи точнейших д
еталей. Из этих деталей и собирают всякого рода приспособления. Когда от
падет необходимость в таких «шаблонах», их просто разбирают.
Джеггерса заинтересовало только что собранное приспособление, укрепле
нное на вращающейся станине. Джеггерс повертел его и поинтересовался, гд
е изготовляются такие точные детали. Переводчик назвал институт. Джегге
рс тут же записал адрес.
Потом попросил показать ему трубный цех. Бунчужный не собирался туда, од
нако и вида не подал. Лишь кивнул в знак согласия.
У входа в этот цех стояли главный конструктор, технолог и еще трое из «ком
состава». Все в рабочих спецовках. Курили, смеялись чему-то. Увидев Бунчуж
ного и гостя, замолкли. Тарас Игнатьевич поздоровался кивком.
В трубном Джеггерс заинтересовался новым труборезным станком, несколь
ко секунд присматривался к его работе, сфотографировал.
После этого они пошли смотреть жилмассив. В прошлый раз, когда Джеггерсу
показывали первые дома будущего города, вокруг было пустынно Ц ветер г
нал золотистый песок, то там, то тут наметая мелкие барханы. А сейчас тут ж
ивет более тридцати тысяч человек.
Но Джеггерса поразили не дома, не их цветная керамическая облицовка, не з
акованные в добротный асфальт широкие улицы, не зеркальные витрины мага
зинов, не архитектура Дворца кораблестроителей, широкоэкранного кинот
еатра и спортивного комплекса с плавательным бассейном. Его поразили де
ревья, матерые тополя, каштаны и клены, которых и в помине не было всего дв
а года назад. Он погладил шелковистую кору тополя, потом отошел на нескол
ько шагов в сторону, чтобы охватить взглядом все дерево, дотянувшееся до
пятого этажа, и только руками развел.
Ц Как вам удалось это, мистер Бунчужный?
Ц Расскажи ему, Ц обратился Тарас Игнатьевич к переводчику.
Тот рассказал.
Зимой, в мороз, с помощью специального крана берут взрослое дерево вмест
е с комком материнской земли и в контейнере перевозят сюда, в заранее при
готовленные ямы. Весной оно пробуждается как ни в чем не бывало и ведет се
бя так, словно родилось тут двенадцать-тринадцать лет назад.
Ц Восхищен, мистер Бунчужный. Вы Ц волшебник. Добрый волшебник.
Тарас Игнатьевич кивнул и посмотрел на часы. Ему хотелось до отъезда хот
ь немного побеседовать с Джеггерсом неофициально, доверительно. Джегге
рс тоже посмотрел на часы и заметил, что он очень сожалеет, но время на исх
оде. Они вернулись в кабинет. Бунчужный отпустил переводчика, жестом при
гласил Джеггерса к столу. Налил в рюмки коньяку. Предложил выпить. Выпили.
Закусили.
Ц Я плохо владею вашим языком. Но, полагаю, лучше разговаривать на плохом
английском, нежели молчать.
Ц Зачем же нам, дорогой мистер Бунчужный, беседовать на плохом английск
ом, когда мы можем поговорить на вполне удовлетворительном русском?
Бунчужный посмотрел на него с удивлением, улыбнулся:
Ц Какого же черта мы тратили время на переводы?
Джеггерс хитровато прищурился:
Ц Выгодно, когда думают, что ты, как это говорил ваш Короленко, «без языка
»: иногда совершенно неожиданно можно услышать много интересного.
Ц И неинтересного тоже, Ц буркнул Бунчужный. Ц Иногда такое можно усл
ышать Ц в глазах потемнеет.
Ц Можно, Ц согласился Джеггерс. Ц Кстати, что значит «зануда»?!
Ц У нас так называют скучного и до тошноты нудного человека.
Ц А вот это? Ц он раскрыл свой блокнот и заглянул туда: Ц «Выбирала дивк
а Ц и выбрала дидька».
Ц Это украинская поговорка. Так говорят, когда девушка долго выбирает с
уженого, а потом останавливает свое внимание на ком не следовало бы.
Ц И матушка, конечно, бывает недовольна. То-то мистер Скиба вспомнил о не
й.
Ц Нет, это ругательство. Крепкое русское словцо, Ц сказал Тарас Игнатье
вич.
Ц Да, русские умеют ругаться, Ц Джеггерс улыбнулся с хитрецой. Ц Как эт
о у Ильфа и Петрова, мистер Безенчук? Помните? «Туды его в качель!» Впрочем,
наши тоже умеют ругаться. Особенно докеры и моряки. О, наши моряки умеют ве
ликолепно ругаться! Только они в таких случаях не вспоминают матушку. Да,
когда играешь роль невидимки, можно услышать и много неприятного. Но инт
ересного все-таки больше.
Тарас Игнатьевич спросил Джеггерса о планах его фирмы. Тот стал рассказы
вать. Это были не очень радостные планы, полные тревог в связи с конкуренц
ией, забастовками, проблемами сбыта. Бунчужный говорил не столько о техн
ических проблемах, сколько о коллективе, благоустройстве цехов, сервисе
трудящихся.
Джеггерс опять прищурился. От этого на его умном лице появилось добродуш
но-хитроватое выражение, словно он, играя в шахматы с опытным противнико
м, вдруг сделал неповторимо удачный ход.
Ц А ведь вы не отличаетесь от нас, мистер Бунчужный. Вы просто лезете из к
ожи вон, чтобы максимально повысить производительность труда. Вы делает
е все, чтобы обеспечить своему заводу постоянную высококвалифицирован
ную силу рабочих. Вы создаете отличные условия: благоустроенные цеха, цв
еты на окнах и у станков. Вы создали для своих людей целый город. Вы не хоти
те, чтобы они трепали себе нервы в трамваях, автобусах и троллейбусах. Бол
ьница по своему оснащению и комфорту похожа на госпиталь для избранных м
ира сего. Ночной санаторий в сосновом лесу, дом отдыха. И все это бесплатно
. Если бы вы могли для всех, кто живет вдали, приобрести за полцены автомоб
или, вы бы сделали и это.
Ц Безусловно, Ц сказал Бунчужный.
Ц В чем же разница?
Ц Моя зарплата немного превышает оклад инженера, тогда как ваши прибыл
и… Полагаю, вы не нуждаетесь в уроках политграмоты, мистер Джеггерс.
Ц Простите, я забыл, что вы всегда Ц политик.
Ц Всегда и во всем, Ц сказал Бунчужный. Ц И вы Ц тоже. Только мы не скрыв
аем этого. И того, что интересуемся вашими достижениями, тоже не скрываем.
Я показал вам свой завод, мистер Джеггерс. Вы увидели все, что хотели. Мне п
ришлись по душе ваши комплименты, но я предпочел бы услышать, что вам не по
нравилось.
Ц Критика?.. Ожидал. Говорят, у вас любят критику.
Ц Не верьте, Ц улыбнулся Бунчужный. Ц Критику так же нелепо любить, как
болезненные уколы лекарства. Но это нужно, и мы выработали в себе терпимо
сть. Не любовь, а терпимость. Конечно, если критика дельная.
Джеггерс понимающе кивнул, сделал глоток из рюмки и продолжал:
Ц Я буду с вами откровенен, мистер Бунчужный. Не знаю только, с чего начат
ь.
Ц С первого, что придет в голову.
Джеггерс несколько секунд молчал, рассматривая на свет золотистый напи
ток, потом поставил рюмку на стол и начал тихим, немного грустным голосом.
Ц У вас много людей шатается по заводу во время работы, Ц произнес он ос
торожно. Ц Говорят, что у старика Форда, когда он видел во время работы ша
гающего по заводскому двору человека, начинался приступ стенокардии. Хо
дьба хороша для прогулок. На заводе надо работать. Помните, у входа в цех с
тояли несколько человек, курили, беззаботно смеялись? Наверно, как это у в
ас говорят, травили анекдоты.
Тарас Игнатьевич молча кивнул.
Джеггерс продолжал:
Ц В этом же цехе я видел много немолодых, на вид интеллигентных, но совер
шенно беспомощных людей. У вас Ц и школа заводского обучения, и великоле
пно оснащенные учебные цеха, и техникум, и кораблестроительный институт
. Откуда взялись эти беспомощные мужчины и женщины? Надо полагать, они пол
учают у вас поденно?
Ц Да, у них Ц ставка.
Ц Независимо от выработки?
Ц Независимо.
Ц Так я и думал. Если б они получали от выработки, им бы не свести концы с к
онцами.
Ц Они зарабатывают прилично, Ц улыбнулся Бунчужный. Ц Это инженеры, м
истер Джеггерс. Инженеры конструкторского бюро, техники и программисты
электронно-вычислительного центра, экономисты. Сегодня им приходится р
аботать на простой работе: не хватает рабочих рук.
Ц Инженеры?.. На простой работе?.. Вы рискуете вылететь в трубу, мистер Бунч
ужный.
Ц Что вы еще заметили?
Ц Мы проходили с вами по… Ц Джеггерс раскрыл блокнот, лежащий на столе
рядом с фотоаппаратом. Быстро перелистал, нашел нужную отметку. Ц Это се
дьмой цех. Я насчитал там двенадцать станков, которые не крутились.
Ц Пятнадцать, Ц сказал Бунчужный.
Ц Значит, и вы заметили. Станки должны крутиться.
Ц Не хватает рабочих рук.
Ц Это ужасно.
Ц Что?
Ц У ворот должны толпиться безработные. Тогда рабочих рук сколько нужн
о, люди работают лучше, дорожат своим местом, лезут из кожи вон, чтобы не оч
утиться там, у ворот.
Ц Хозяева наших заводов никогда не допустят безработицы. Право на труд
у нас гарантируется, как и на отдых и еще многое другое, мистер Джеггерс.
Ц Да, да, Ц рассмеялся Джеггерс. Ц Ведь ваша страна Ц государство рабо
чих и крестьян.
Бунчужный не понял Ц иронизирует этот фирмач или злится. Джеггерс медл
енными глотками выпил рюмку и поднялся.
Ц Жаль, надо ехать, у меня в Москве дела. Знаете, что я вам скажу на прощань
е, мистер Бунчужный? У вас много трудностей, но в портфеле у вас лежат зака
зы на шесть лет вперед. Ваши суда среди других такого же типа не знают конк
уренции на мировом рынке. Ваш завод не ведает, что такое забастовки. И еще:
вы говорили, что у вас, среди рабочих, больше двух тысяч изобретателей и ус
овершенствователей…
Ц Рационализаторов, Ц поправил его Бунчужный.
Ц Да, да, изобретателей и рационализаторов. Это колоссально! Творческий
взрыв. Я вам завидую, мистер Бунчужный. И это искренне.
18
Валентина Лукинична с тревогой ожидала прихода мужа. Только бы до его по
явления все оставалось, как сейчас. Только бы не начался приступ. Она боль
ше всего боялась, что Тарас увидит ее во время приступа.
Она лежала, закрыв глаза, и сосредоточенно прислушивалась к себе. Боль ме
дленно утихала. Она всегда утихала после инъекции, и всегда вот так Ц оче
нь медленно. В эти минуты Валентине Лукиничне казалось, что где-то внутри
какой-то очень сильный и рассерженный зверь, после приступа ярости, начи
нает успокаиваться, заползать в свою берлогу. Он еще не утихомирился. Он е
ще рычит, но уже не так грозно. Но Валентина Лукинична уже хорошо знает, чт
о этот зверь в любую минуту может снова рассвирепеть, и принимается угов
аривать его: «Ну успокойся, успокойся. Положи голову на свои лапы и подрем
ли, хоть немного. Хватит уж тебе, набушевался. Отдохни. И я отдохну».
Она слышала, как Галина встала и, тихо ступая по коврику, направилась к вых
оду. Шум из коридора, еле долетавший сквозь закрытую дверь, стал чуть гром
че и тут же опять затих.
«И когда она отдыхает? Ц подумала Валентина Лукинична о дочери. Ц В кон
це концов она свалится. Она всегда была хрупкой. Это потому, что в раннем д
етстве… Очень уж много лишнего выпало на долю малышей в те годы, когда дет
ям положено беззаботно резвиться».
Ее воспоминания всегда начинались с того летнего дня, когда Тарас сказал
, что она поедет в город как его жена. Она, всегда такая бойкая на селе, оробе
ла вдруг. Как отнесутся к решению Тараса его родители? Отец Ц знаменитый
врач, мать Ц заслуженная учительница… Как-то примут они ее Ц несватанн
ую, невенчанную. Однако отец Тараса встретил молодую сноху приветливо, а
мать Ц с такой неприкрытой радостью, словно только и ждала именно такую
невестку.
Молодым отвели самую лучшую комнату Ц просторную, светлую, с окном в сад
. С работой тоже все быстро уладилось Ц устроилась учительницей в той же
школе, где работала свекровь. В школе у нее всегда было много всяких общес
твенных поручений. И она везде успевала: и дома свекрови помочь по хозяйс
тву, и в саду повозиться, и за детьми присмотреть.
Галине, когда началась война, третий годик миновал. Оксанке и года не было
. Вначале казалось, что война где-то очень далеко. Потом выяснилось, что не
мцы почти рядом. Началась лихорадочная эвакуация. Свекор решил, что нель
зя бросать на произвол судьбы раненых и больных. Свекровь сказала, что то
же останется: не покидать же старика одного в такую годину. О том, как быть
с Валентиной, долго спорили. Наконец решили, что ей лучше эвакуироваться.
Как с детьми?.. С двумя будет трудно. Значит, Галинка останется, а Оксанку пр
идется взять с собой. Наспех собрала все необходимое для себя и ребенка и
поспешила на вокзал.
Это был уже последний состав. Он увозил станки машиностроительного. Все
вагоны были открытыми, и люди сидели прямо на станках. Женщин, детей и стар
иков было так много, что для Валентины с ребенком едва нашлось место.
Поезд несколько раз попадал под бомбежки, из которых выходил благополуч
но. Однако на третий день остановился: пути и большой мост впереди были вз
орваны. Через широкую реку перебирались на плоту. Дальше пошли пешком. Он
а не помнит, сколько времени шла так, с ребенком на руках. Десять или двена
дцать дней. Может быть, больше. Наконец решила, что фронт уже далеко позади
и можно остановиться. Почти два месяца она прожила в степном колхозе. Пот
ом оказалось, что немцы и сюда приближаются. И опять надо уходить.
Ее мытарство продолжалось в общем около четырех месяцев, но, когда она вс
поминала все пережитое, ей казалось, что прошло добрых четыре года. Однаж
ды она стала рассказывать Гармашу, что пережила в ту осень. Сергей попрос
ил разрешения включить магнитофон. Потом показал ей рукопись и подарил о
дин экземпляр. В рассказе было все, как в жизни, и в то же время не совсем так
. Это не удивляло: она хорошо знала, что правдивая житейская повесть меняе
тся под пером писателя, становится еще правдивей, значительней. Сейчас, л
ежа в постели с закрытыми глазами, утихомиренная, она принялась перебира
ть в памяти этот рассказ. В нем был отражен один эпизод. Она читала этот ра
ссказ неоднократно и запомнила слово в слово.
«Я даже не помню, как называлась та станция. Их так много было на нашем пут
и… Эшелон остановился для заправки. Это было столпотворение вавилонско
е. Пульман из-под угля, и в нем больше сотни человек. Ехали стоя. И спали тож
е стоя. Каждой остановке радовались. Потому что можно было выйти, размять
ся, достать хоть немного пищи. Вокруг было столько горя! Но это я поняла по
том. Тогда для меня самое главное было Ц моя девочка, моя Ксанка. Бывают п
росто мамы и мамы сумасшедшие. Так вот я была именно такой Ц сумасшедшей
. У меня не было эвакуационного листа. Те, у кого были, получали на питатель
ных пунктах хлеб и консервы, а для детей порой Ц даже молоко. А нам Ц мне
и моему ребенку Ц приходилось как-то устраиваться. И деньги все вышли. В
совхозе, что зарабатывала, проедали, а потом… Пришлось опять уходить. Дож
дь, ветер. А я в демисезонном пальтишке. Но мир не без добрых людей. Мне пода
рили ватную телогрейку. Старик один подарил. По утрам заморозки, днем дож
ди с ветрами. Если бы вы знали, какие там ветры. Но мне были не страшны ни гол
од, ни холод… Я ведь была тогда молодой, выносливой. Больше всего я боялась
бомбежки. Как только налетали самолеты, я прижимала к себе ребенка и бежа
ла прочь от станции. Немцы тогда бомбили главным образом станции. Если б м
ожно было вообще уйти от железной дороги, я бы ушла. Но только по железной
дороге можно было выбраться… В тот день поезд уже собирался тронуться, к
ак налетели самолеты. Я так бежала, думала Ц сердце выскочит. Когда выбеж
ала за поселок, наткнулась на заброшенный окоп. Забралась в него, чтобы пе
редохнуть, а тут увидела, что девочка моя недвижима. Одеяльце в крови, и ру
ки у меня в крови, и телогрейка. Я все помню. Каждую мелочь помню, словно это
было вчера… Нет, я не плакала. Верите, я не плакала. Я была как во сне. Бомбеж
ка еще не кончилась, а я пошла на станцию. Мне тогда было все равно. Какая-то
старуха сжалилась надо мной, дала лопату. Я не могла похоронить своего ре
бенка просто в степи или на обочине дороги. Мне надо было найти красивое м
есто. И я нашла его Ц небольшая рощица у маленькой речушки.
Пошел дождь. Такие дожди бывают только там. И только осенью Ц пронизываю
щие, холодные. Глупо, конечно, но в ту минуту я больше всего боялась, чтобы м
оя девочка не простудилась. Я завернула ее в свой ватник, головку завязал
а платком. Только позже, когда я, простоволосая и насквозь промокшая, приш
ла к той старухе, чтобы вернуть лопату, я поняла, что моему ребенку ведь бы
ло уже все равно. Старуха отругала меня за то, что ватник и шерстяной плато
к похоронила, заставила сбросить мокрую одежду, дала свою, притащила кор
ыто, согрела воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
егать к «шаблону». Обходится такой «шаблон» дорого. А когда детали изгот
овлены Ц его хоть выбрось. В таких случаях на выручку приходит наладчик
УСП со своими ящиками, в которых расположились многие тысячи точнейших д
еталей. Из этих деталей и собирают всякого рода приспособления. Когда от
падет необходимость в таких «шаблонах», их просто разбирают.
Джеггерса заинтересовало только что собранное приспособление, укрепле
нное на вращающейся станине. Джеггерс повертел его и поинтересовался, гд
е изготовляются такие точные детали. Переводчик назвал институт. Джегге
рс тут же записал адрес.
Потом попросил показать ему трубный цех. Бунчужный не собирался туда, од
нако и вида не подал. Лишь кивнул в знак согласия.
У входа в этот цех стояли главный конструктор, технолог и еще трое из «ком
состава». Все в рабочих спецовках. Курили, смеялись чему-то. Увидев Бунчуж
ного и гостя, замолкли. Тарас Игнатьевич поздоровался кивком.
В трубном Джеггерс заинтересовался новым труборезным станком, несколь
ко секунд присматривался к его работе, сфотографировал.
После этого они пошли смотреть жилмассив. В прошлый раз, когда Джеггерсу
показывали первые дома будущего города, вокруг было пустынно Ц ветер г
нал золотистый песок, то там, то тут наметая мелкие барханы. А сейчас тут ж
ивет более тридцати тысяч человек.
Но Джеггерса поразили не дома, не их цветная керамическая облицовка, не з
акованные в добротный асфальт широкие улицы, не зеркальные витрины мага
зинов, не архитектура Дворца кораблестроителей, широкоэкранного кинот
еатра и спортивного комплекса с плавательным бассейном. Его поразили де
ревья, матерые тополя, каштаны и клены, которых и в помине не было всего дв
а года назад. Он погладил шелковистую кору тополя, потом отошел на нескол
ько шагов в сторону, чтобы охватить взглядом все дерево, дотянувшееся до
пятого этажа, и только руками развел.
Ц Как вам удалось это, мистер Бунчужный?
Ц Расскажи ему, Ц обратился Тарас Игнатьевич к переводчику.
Тот рассказал.
Зимой, в мороз, с помощью специального крана берут взрослое дерево вмест
е с комком материнской земли и в контейнере перевозят сюда, в заранее при
готовленные ямы. Весной оно пробуждается как ни в чем не бывало и ведет се
бя так, словно родилось тут двенадцать-тринадцать лет назад.
Ц Восхищен, мистер Бунчужный. Вы Ц волшебник. Добрый волшебник.
Тарас Игнатьевич кивнул и посмотрел на часы. Ему хотелось до отъезда хот
ь немного побеседовать с Джеггерсом неофициально, доверительно. Джегге
рс тоже посмотрел на часы и заметил, что он очень сожалеет, но время на исх
оде. Они вернулись в кабинет. Бунчужный отпустил переводчика, жестом при
гласил Джеггерса к столу. Налил в рюмки коньяку. Предложил выпить. Выпили.
Закусили.
Ц Я плохо владею вашим языком. Но, полагаю, лучше разговаривать на плохом
английском, нежели молчать.
Ц Зачем же нам, дорогой мистер Бунчужный, беседовать на плохом английск
ом, когда мы можем поговорить на вполне удовлетворительном русском?
Бунчужный посмотрел на него с удивлением, улыбнулся:
Ц Какого же черта мы тратили время на переводы?
Джеггерс хитровато прищурился:
Ц Выгодно, когда думают, что ты, как это говорил ваш Короленко, «без языка
»: иногда совершенно неожиданно можно услышать много интересного.
Ц И неинтересного тоже, Ц буркнул Бунчужный. Ц Иногда такое можно усл
ышать Ц в глазах потемнеет.
Ц Можно, Ц согласился Джеггерс. Ц Кстати, что значит «зануда»?!
Ц У нас так называют скучного и до тошноты нудного человека.
Ц А вот это? Ц он раскрыл свой блокнот и заглянул туда: Ц «Выбирала дивк
а Ц и выбрала дидька».
Ц Это украинская поговорка. Так говорят, когда девушка долго выбирает с
уженого, а потом останавливает свое внимание на ком не следовало бы.
Ц И матушка, конечно, бывает недовольна. То-то мистер Скиба вспомнил о не
й.
Ц Нет, это ругательство. Крепкое русское словцо, Ц сказал Тарас Игнатье
вич.
Ц Да, русские умеют ругаться, Ц Джеггерс улыбнулся с хитрецой. Ц Как эт
о у Ильфа и Петрова, мистер Безенчук? Помните? «Туды его в качель!» Впрочем,
наши тоже умеют ругаться. Особенно докеры и моряки. О, наши моряки умеют ве
ликолепно ругаться! Только они в таких случаях не вспоминают матушку. Да,
когда играешь роль невидимки, можно услышать и много неприятного. Но инт
ересного все-таки больше.
Тарас Игнатьевич спросил Джеггерса о планах его фирмы. Тот стал рассказы
вать. Это были не очень радостные планы, полные тревог в связи с конкуренц
ией, забастовками, проблемами сбыта. Бунчужный говорил не столько о техн
ических проблемах, сколько о коллективе, благоустройстве цехов, сервисе
трудящихся.
Джеггерс опять прищурился. От этого на его умном лице появилось добродуш
но-хитроватое выражение, словно он, играя в шахматы с опытным противнико
м, вдруг сделал неповторимо удачный ход.
Ц А ведь вы не отличаетесь от нас, мистер Бунчужный. Вы просто лезете из к
ожи вон, чтобы максимально повысить производительность труда. Вы делает
е все, чтобы обеспечить своему заводу постоянную высококвалифицирован
ную силу рабочих. Вы создаете отличные условия: благоустроенные цеха, цв
еты на окнах и у станков. Вы создали для своих людей целый город. Вы не хоти
те, чтобы они трепали себе нервы в трамваях, автобусах и троллейбусах. Бол
ьница по своему оснащению и комфорту похожа на госпиталь для избранных м
ира сего. Ночной санаторий в сосновом лесу, дом отдыха. И все это бесплатно
. Если бы вы могли для всех, кто живет вдали, приобрести за полцены автомоб
или, вы бы сделали и это.
Ц Безусловно, Ц сказал Бунчужный.
Ц В чем же разница?
Ц Моя зарплата немного превышает оклад инженера, тогда как ваши прибыл
и… Полагаю, вы не нуждаетесь в уроках политграмоты, мистер Джеггерс.
Ц Простите, я забыл, что вы всегда Ц политик.
Ц Всегда и во всем, Ц сказал Бунчужный. Ц И вы Ц тоже. Только мы не скрыв
аем этого. И того, что интересуемся вашими достижениями, тоже не скрываем.
Я показал вам свой завод, мистер Джеггерс. Вы увидели все, что хотели. Мне п
ришлись по душе ваши комплименты, но я предпочел бы услышать, что вам не по
нравилось.
Ц Критика?.. Ожидал. Говорят, у вас любят критику.
Ц Не верьте, Ц улыбнулся Бунчужный. Ц Критику так же нелепо любить, как
болезненные уколы лекарства. Но это нужно, и мы выработали в себе терпимо
сть. Не любовь, а терпимость. Конечно, если критика дельная.
Джеггерс понимающе кивнул, сделал глоток из рюмки и продолжал:
Ц Я буду с вами откровенен, мистер Бунчужный. Не знаю только, с чего начат
ь.
Ц С первого, что придет в голову.
Джеггерс несколько секунд молчал, рассматривая на свет золотистый напи
ток, потом поставил рюмку на стол и начал тихим, немного грустным голосом.
Ц У вас много людей шатается по заводу во время работы, Ц произнес он ос
торожно. Ц Говорят, что у старика Форда, когда он видел во время работы ша
гающего по заводскому двору человека, начинался приступ стенокардии. Хо
дьба хороша для прогулок. На заводе надо работать. Помните, у входа в цех с
тояли несколько человек, курили, беззаботно смеялись? Наверно, как это у в
ас говорят, травили анекдоты.
Тарас Игнатьевич молча кивнул.
Джеггерс продолжал:
Ц В этом же цехе я видел много немолодых, на вид интеллигентных, но совер
шенно беспомощных людей. У вас Ц и школа заводского обучения, и великоле
пно оснащенные учебные цеха, и техникум, и кораблестроительный институт
. Откуда взялись эти беспомощные мужчины и женщины? Надо полагать, они пол
учают у вас поденно?
Ц Да, у них Ц ставка.
Ц Независимо от выработки?
Ц Независимо.
Ц Так я и думал. Если б они получали от выработки, им бы не свести концы с к
онцами.
Ц Они зарабатывают прилично, Ц улыбнулся Бунчужный. Ц Это инженеры, м
истер Джеггерс. Инженеры конструкторского бюро, техники и программисты
электронно-вычислительного центра, экономисты. Сегодня им приходится р
аботать на простой работе: не хватает рабочих рук.
Ц Инженеры?.. На простой работе?.. Вы рискуете вылететь в трубу, мистер Бунч
ужный.
Ц Что вы еще заметили?
Ц Мы проходили с вами по… Ц Джеггерс раскрыл блокнот, лежащий на столе
рядом с фотоаппаратом. Быстро перелистал, нашел нужную отметку. Ц Это се
дьмой цех. Я насчитал там двенадцать станков, которые не крутились.
Ц Пятнадцать, Ц сказал Бунчужный.
Ц Значит, и вы заметили. Станки должны крутиться.
Ц Не хватает рабочих рук.
Ц Это ужасно.
Ц Что?
Ц У ворот должны толпиться безработные. Тогда рабочих рук сколько нужн
о, люди работают лучше, дорожат своим местом, лезут из кожи вон, чтобы не оч
утиться там, у ворот.
Ц Хозяева наших заводов никогда не допустят безработицы. Право на труд
у нас гарантируется, как и на отдых и еще многое другое, мистер Джеггерс.
Ц Да, да, Ц рассмеялся Джеггерс. Ц Ведь ваша страна Ц государство рабо
чих и крестьян.
Бунчужный не понял Ц иронизирует этот фирмач или злится. Джеггерс медл
енными глотками выпил рюмку и поднялся.
Ц Жаль, надо ехать, у меня в Москве дела. Знаете, что я вам скажу на прощань
е, мистер Бунчужный? У вас много трудностей, но в портфеле у вас лежат зака
зы на шесть лет вперед. Ваши суда среди других такого же типа не знают конк
уренции на мировом рынке. Ваш завод не ведает, что такое забастовки. И еще:
вы говорили, что у вас, среди рабочих, больше двух тысяч изобретателей и ус
овершенствователей…
Ц Рационализаторов, Ц поправил его Бунчужный.
Ц Да, да, изобретателей и рационализаторов. Это колоссально! Творческий
взрыв. Я вам завидую, мистер Бунчужный. И это искренне.
18
Валентина Лукинична с тревогой ожидала прихода мужа. Только бы до его по
явления все оставалось, как сейчас. Только бы не начался приступ. Она боль
ше всего боялась, что Тарас увидит ее во время приступа.
Она лежала, закрыв глаза, и сосредоточенно прислушивалась к себе. Боль ме
дленно утихала. Она всегда утихала после инъекции, и всегда вот так Ц оче
нь медленно. В эти минуты Валентине Лукиничне казалось, что где-то внутри
какой-то очень сильный и рассерженный зверь, после приступа ярости, начи
нает успокаиваться, заползать в свою берлогу. Он еще не утихомирился. Он е
ще рычит, но уже не так грозно. Но Валентина Лукинична уже хорошо знает, чт
о этот зверь в любую минуту может снова рассвирепеть, и принимается угов
аривать его: «Ну успокойся, успокойся. Положи голову на свои лапы и подрем
ли, хоть немного. Хватит уж тебе, набушевался. Отдохни. И я отдохну».
Она слышала, как Галина встала и, тихо ступая по коврику, направилась к вых
оду. Шум из коридора, еле долетавший сквозь закрытую дверь, стал чуть гром
че и тут же опять затих.
«И когда она отдыхает? Ц подумала Валентина Лукинична о дочери. Ц В кон
це концов она свалится. Она всегда была хрупкой. Это потому, что в раннем д
етстве… Очень уж много лишнего выпало на долю малышей в те годы, когда дет
ям положено беззаботно резвиться».
Ее воспоминания всегда начинались с того летнего дня, когда Тарас сказал
, что она поедет в город как его жена. Она, всегда такая бойкая на селе, оробе
ла вдруг. Как отнесутся к решению Тараса его родители? Отец Ц знаменитый
врач, мать Ц заслуженная учительница… Как-то примут они ее Ц несватанн
ую, невенчанную. Однако отец Тараса встретил молодую сноху приветливо, а
мать Ц с такой неприкрытой радостью, словно только и ждала именно такую
невестку.
Молодым отвели самую лучшую комнату Ц просторную, светлую, с окном в сад
. С работой тоже все быстро уладилось Ц устроилась учительницей в той же
школе, где работала свекровь. В школе у нее всегда было много всяких общес
твенных поручений. И она везде успевала: и дома свекрови помочь по хозяйс
тву, и в саду повозиться, и за детьми присмотреть.
Галине, когда началась война, третий годик миновал. Оксанке и года не было
. Вначале казалось, что война где-то очень далеко. Потом выяснилось, что не
мцы почти рядом. Началась лихорадочная эвакуация. Свекор решил, что нель
зя бросать на произвол судьбы раненых и больных. Свекровь сказала, что то
же останется: не покидать же старика одного в такую годину. О том, как быть
с Валентиной, долго спорили. Наконец решили, что ей лучше эвакуироваться.
Как с детьми?.. С двумя будет трудно. Значит, Галинка останется, а Оксанку пр
идется взять с собой. Наспех собрала все необходимое для себя и ребенка и
поспешила на вокзал.
Это был уже последний состав. Он увозил станки машиностроительного. Все
вагоны были открытыми, и люди сидели прямо на станках. Женщин, детей и стар
иков было так много, что для Валентины с ребенком едва нашлось место.
Поезд несколько раз попадал под бомбежки, из которых выходил благополуч
но. Однако на третий день остановился: пути и большой мост впереди были вз
орваны. Через широкую реку перебирались на плоту. Дальше пошли пешком. Он
а не помнит, сколько времени шла так, с ребенком на руках. Десять или двена
дцать дней. Может быть, больше. Наконец решила, что фронт уже далеко позади
и можно остановиться. Почти два месяца она прожила в степном колхозе. Пот
ом оказалось, что немцы и сюда приближаются. И опять надо уходить.
Ее мытарство продолжалось в общем около четырех месяцев, но, когда она вс
поминала все пережитое, ей казалось, что прошло добрых четыре года. Однаж
ды она стала рассказывать Гармашу, что пережила в ту осень. Сергей попрос
ил разрешения включить магнитофон. Потом показал ей рукопись и подарил о
дин экземпляр. В рассказе было все, как в жизни, и в то же время не совсем так
. Это не удивляло: она хорошо знала, что правдивая житейская повесть меняе
тся под пером писателя, становится еще правдивей, значительней. Сейчас, л
ежа в постели с закрытыми глазами, утихомиренная, она принялась перебира
ть в памяти этот рассказ. В нем был отражен один эпизод. Она читала этот ра
ссказ неоднократно и запомнила слово в слово.
«Я даже не помню, как называлась та станция. Их так много было на нашем пут
и… Эшелон остановился для заправки. Это было столпотворение вавилонско
е. Пульман из-под угля, и в нем больше сотни человек. Ехали стоя. И спали тож
е стоя. Каждой остановке радовались. Потому что можно было выйти, размять
ся, достать хоть немного пищи. Вокруг было столько горя! Но это я поняла по
том. Тогда для меня самое главное было Ц моя девочка, моя Ксанка. Бывают п
росто мамы и мамы сумасшедшие. Так вот я была именно такой Ц сумасшедшей
. У меня не было эвакуационного листа. Те, у кого были, получали на питатель
ных пунктах хлеб и консервы, а для детей порой Ц даже молоко. А нам Ц мне
и моему ребенку Ц приходилось как-то устраиваться. И деньги все вышли. В
совхозе, что зарабатывала, проедали, а потом… Пришлось опять уходить. Дож
дь, ветер. А я в демисезонном пальтишке. Но мир не без добрых людей. Мне пода
рили ватную телогрейку. Старик один подарил. По утрам заморозки, днем дож
ди с ветрами. Если бы вы знали, какие там ветры. Но мне были не страшны ни гол
од, ни холод… Я ведь была тогда молодой, выносливой. Больше всего я боялась
бомбежки. Как только налетали самолеты, я прижимала к себе ребенка и бежа
ла прочь от станции. Немцы тогда бомбили главным образом станции. Если б м
ожно было вообще уйти от железной дороги, я бы ушла. Но только по железной
дороге можно было выбраться… В тот день поезд уже собирался тронуться, к
ак налетели самолеты. Я так бежала, думала Ц сердце выскочит. Когда выбеж
ала за поселок, наткнулась на заброшенный окоп. Забралась в него, чтобы пе
редохнуть, а тут увидела, что девочка моя недвижима. Одеяльце в крови, и ру
ки у меня в крови, и телогрейка. Я все помню. Каждую мелочь помню, словно это
было вчера… Нет, я не плакала. Верите, я не плакала. Я была как во сне. Бомбеж
ка еще не кончилась, а я пошла на станцию. Мне тогда было все равно. Какая-то
старуха сжалилась надо мной, дала лопату. Я не могла похоронить своего ре
бенка просто в степи или на обочине дороги. Мне надо было найти красивое м
есто. И я нашла его Ц небольшая рощица у маленькой речушки.
Пошел дождь. Такие дожди бывают только там. И только осенью Ц пронизываю
щие, холодные. Глупо, конечно, но в ту минуту я больше всего боялась, чтобы м
оя девочка не простудилась. Я завернула ее в свой ватник, головку завязал
а платком. Только позже, когда я, простоволосая и насквозь промокшая, приш
ла к той старухе, чтобы вернуть лопату, я поняла, что моему ребенку ведь бы
ло уже все равно. Старуха отругала меня за то, что ватник и шерстяной плато
к похоронила, заставила сбросить мокрую одежду, дала свою, притащила кор
ыто, согрела воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38