Браться сейча
с за ответственную сварку для него было более чем рискованно. Накануне в
ечером он тоже перебрал в компании молодых писателей и поэтов из Чечено-
Ингушетии. Они вместе выступали во Дворце кораблестроителей, а когда гос
ти пошли ужинать, потянули за собой и Григория.
Ц Пойдем с нами, рабочий класс! Ц обнял его за плечи руководитель делег
ации. Ц Пойдем выпьем за здоровье твоей замечательной девушки. Если эта
светловолосая девушка спустилась к нам из твоего красивого стихотворе
ния, ее зовут Таней, верно я говорю? И я не напрасно отбил себе руки, когда ап
лодировал тебе, клянусь.
Таня, тонкая русоволосая студентка литфака, стала отказываться Ц у нее
завтра коллоквиум, надо подготовиться. Гриша тоже колебался. Но гости та
к сердечно и весело уговаривали, что не согласиться было нельзя.
Вот на этой-то вечеринке Григорий и перебрал Ц очень уж замысловатые и в
еселые тосты провозглашали гости, стараясь за один вечер выложить своим
украинским друзьям всю застольную мудрость Кавказа. Потом его попросил
и читать свои стихи. Хмель помешал ему выбрать лучшее, он прочитал первое,
что пришло в голову. Ему хлопали. Однако он чувствовал, что аплодируют из в
ежливости. Потому и предложил выпить за самое лучшее стихотворение, кото
рое не написано еще. Тост понравился. Ему снова налили полный бокал, он лих
о осушил его. Это понравилось гостям куда больше, чем его стихотворение.
Самое неприятное во всей этой истории было то, что рядом сидела Таня… Есл
и бы ее не было… Но она была. И смотрела на него с укором. Потом они шли домой
через парк. Хулиганы… Драка… Безнадежно испорчен единственный костюм. В
прочем, дьявол с ним, с костюмом…
Утром Таранец пришел на завод не выспавшись, с головной болью. Прогудел г
удок. Григорий тут же вставил электрод и зажег дугу. Но уже с первых минут
понял, что сегодня шов получается не из тех, которыми хвастаются сварщик
и-мастаки, или, как их здесь называют, корифеи. Здравый смысл подсказывал,
что надо бросить эту работу, сказать бригадиру, что сегодня из него, Григо
рия Таранца, сварщик как из верблюжьего хвоста курдюк. Но он упрямо продо
лжал варить, надеясь, что в руке все же появится твердость.
Ц Давай на прихватку переходи, Ц услышал он позади себя недовольный, да
же злой голос бригадира.
Григорий погасил дугу. Подавали крупную секцию палубной надстройки. На к
ране работала девушка, с которой Таранец познакомился, когда еще только
пришел на завод впервые. Этот первый день врезался в память на всю жизнь.
…В отделе кадров рыхлый и, казалось, плохо выспавшийся и потому хмурый че
ловек мельком взглянул на записку со штампом редакции областной газеты,
подписал бумагу и, не подымая головы, буркнул:
Ц Третий цех.
«Почему в третий? Почему не в пятый, двадцать седьмой или пятьдесят девят
ый?» Гриша уже знал, что на заводе шестьдесят пять цехов. И вот его, по воле э
того плохо выбритого, пасмурного субъекта, определяют в третий. Цифра ни
чего не говорила Григорию, как и фамилия человека, к которому он должен об
ратиться в этом цехе. И кем он будет работать, Гриша тоже не знал. В бумажке
стояло Ц разнорабочий. И в скобках Ц ученик-такелажник. Спросил у моло
дого парня, стоящего неподалеку от ворот. Тот охотно пояснил:
Ц Разнорабочий Ц это вроде моряка на суше. Кепка козырьком назад. Вмест
о тельняшки Ц брезентовая роба. А насчет работы, то здесь как в океане: ны
нче тут, завтра там. Отнеси, принеси, подай, прими. Здесь, парень, самое главн
ое, чтоб никакой тебе квалификации. Когда-то их чернорабочими называли. А
только ты не грусти: многие тут с этого начинали, а теперь Ц начальники ц
ехов. Считай, на первую ступеньку поднимаешься.
Ц Даже самая высокая лестница начинается с первой ступеньки, Ц сказал
Таранец, которому развязный парень пришелся по душе.
Он шагнул в проходную, вежливо поздоровался с вахтером и спросил, как про
йти в третий цех. Охранник посмотрел бумажку и махнул рукой куда-то не сов
сем определенно. Григорий зашагал в этом направлении. Решил Ц по дороге
уточнит. Остановил молодого рабочего в брезентовой одежде и в каких-то д
иковинных башмаках с тускло поблескивающими металлическими носками.
Ц Сначала вот этот цех обойдешь, потом следующий, с другой стороны. И вый
дешь прямо к третьему. Стапель это.
Григорию это слово всегда нравилось. «Стапель»… Было в нем рядом с уважи
тельностью еще и что-то от детского лепета. Такое слово должно хорошо укл
адываться в строку. Стапель Ц капель. Много прозрачных и звонких капель
…
Хорошо бы Ц капель… Что-то весеннее… Но только тогда выходит не стапель
, а стапель… Нет такого слова Ц стапель… Сотни тысяч… капель падают на ст
апель. Почему сотни тысяч?.. Почему не миллион или, скажем, два миллиона… Че
пуха какая-то… Чепуха, а звучит.
Он обогнул угол громадного, сложенного из белого силикатного кирпича зд
ания с гигантскими Ц в три этажа Ц оконными проемами, в котором гудело
и грохотало. Потом еще одно, более тихое. И вдруг… Он его узнал, хотя до этог
о никогда не видел. Только в журналах или газетах, на картинках. Или на экр
ане телевизора. Неважно, где видел. Важно, что узнал. Остановился, пораженн
ый.
Рядом с пятиэтажным корпусом прямо на земле стоял корабль. Огромный. Поч
удилось, что это видение из детства, из фантастического мира сказок. Будт
о попал в чудесную страну лилипутов, которые возятся там, на этой махине, ч
то-то делают, каждый свое. И чудится, что вот сейчас откуда-то появится доб
ряк Гулливер в своем камзоле, оригинальной шляпе и станет помогать этим
лилипутам. Корпус корабля покоился на массивных подставках, которые сто
яли на колесах, тоже очень прочных, похожих на вагонные. Под ними Ц рельс
ы. Потом он узнал, что эти подставки на колесах называются тележками и на н
их океанскую громаду передвигают с позиции на позицию, потом Ц в док-кам
еру, это когда приходит время спускать на воду. Эстакада. На ней мостовые к
раны, которые все время двигались, что-то подымали, опускали, перетаскива
ли на толстых металлических крючьях. Все вокруг грохотало, бухало, вдруг
разражалось короткой, похожей на пулеметную очередь, трескотней. Однако
самым впечатляющим был корабль. Такой огромный и тяжелый, что только див
у даешься, как он не проседает, не уходит в землю, словно тот сказочный бог
атырь из древней русской былины. Запомнилось над всем этим голубое, в ред
ких кучевых облаках, небо. И Ц солнце, ласковое. И в этом невероятно оглуш
ающем солнечном свете то там, то здесь, над корабельным корпусом и сбоку, н
а его бортах, вспыхивали и гасли огни электросварки.
Григорий остановился ошеломленный, почувствовав себя ничтожно маленьк
им перед этой громадой. Другие, казалось бы, тут как дома. Одни копошились
наверху, совсем крохотные, другие что-то делали здесь, на земле, куда-то шл
и, третьи стояли и курили, чего-то ожидая, спокойные, безразличные к тому г
рандиозному и фантастическому, что делалось вокруг.
Из оцепенения вывел пронзительный гудок. Оглянулся. Шарахнулся в сторон
у: прямо на него двигался паровоз. Пыхтя и отдуваясь, он тащил две платформ
ы, на которых не то лежало, не то стояло какое-то сооружение из толстого ме
талла. Лязгнули буфера. Паровоз коротко вскрикнул и остановился. На плат
форму взобрались люди в промасленных куртках наголо. Стали возиться с то
лстым металлическим тросом. «Вот это, наверно, и есть разнорабочие», Ц по
думал Григорий, проникаясь уважением к здоровякам, орудующим на платфор
ме. Он загляделся на них. Потом услышал какие-то нетерпеливые звонки. На н
его двигалось громко рычащее чудовище на широко растопыренных, забрызг
анных грязью и потому, казалось, мохнатых лапах. Чудовище отгоняло его, Гр
игория. Оно замедлило ход. Остановилось рядом, закрыв собою почти все неб
о. И вдруг разразилось руганью, девичьим голосом. Где-то посередине между
гигантскими лапами и чуть склоненной до самых облаков верхушкой Ц осте
кленная кабина. Из окна, рискуя вывалиться, высунулась курносая девчонка
в белой косынке и брезентовой курточке.
Ц Недоносок желторотый!.. Черт вас тут носит, бездельников!
Страх прошел. И все сразу же стало на свои места. Чудовище оказалось порта
льным краном. Девушка Ц крановщицей. Григорий улыбнулся ей и приветлив
о помахал рукой, как старой знакомой. Но эта курносая, там, наверху, пожела
ла Григорию, чтоб его «побила лихоманка», и только после этого двинула св
ой кран дальше, поравнялась с железнодорожным составом. Толстый крюк пов
ис над металлическим сооружением. Стал опускаться, раскачиваясь. Один из
рабочих поймал его и ловко продел в петли тросов.
Ц Это что за штука? Ц спросил Григорий паренька, соскочившего с платфор
мы.
Ц Конструкция это, Ц сказал паренек солидным басом. Ц А ты, видать, нове
нький? Ц Григорий кивнул, и паренек снова заинтересовался: Ц Куда тебя?
Ну-ка покажи, Ц и он бесцеремонно потянул к себе бумажку, которую Григор
ий все еще держал в руке. Ц Так это к нам тебя.
Григорий отобрал бумажку. Огляделся. Бросалось в глаза, что здесь, на стап
еле, почти все на колесах Ц и корабельный корпус, и платформы, и этот огро
мный кран. Потом его внимание снова привлекла «конструкция», которую раз
гружали сейчас. По привычке попытался тут же зарифмовать это слово. «Кон
струкция-обструкция… Чепуха. Конструкция-инструкция… Лучше. Подали кон
струкцию точно по инструкции… Белиберда, сапоги всмятку».
Подъемом этой плохо рифмующейся конструкции руководил стоящий на краю
палубы здоровяк Ц широкоплечий, в брезентовых брюках и такой же куртке,
наброшенной на голые плечи. Из-под куртки выпирала загорелая до черноты
волосатая грудь. На голове Ц защитный шлем. Здоровяк стоял на крепких, ши
роко расставленных ногах и жестом отдавал распоряжение сердитой крано
вщице.
Конструкция двигалась, чуть покачиваясь. Сначала потихоньку. Потом быст
рее. Шла она одновременно вверх и приближалась к борту корабля.
Второй такелажник соскочил с платформы, остановился рядом, закурил. Он т
оже внимательно следил за подъемом.
Ц Сколько она тянет? Ц спросил Григорий.
Ц Кто «она»?
Ц Эта железяка.
Ц На кой ляд тебе, Ц покосился на него такелажник.
Ц Из газеты я.
Рабочий посмотрел на него недоверчиво.
Ц Из какой газеты?
Ц Областной. Внештатный журналист я. Интересуюсь вот этим всем. Ц Он сд
елал неопределенный жест.
Ц Интересуешься, значит? Ладно, интересуйся. Только это не «железяка», а
секция. А тянет она сто тонн.
Григорий извлек из кармана блокнот, выдернул из-под его корешка самопис
ку и сделал короткую запись. Потом его вниманием завладел богатырь, тот, н
аверху. Легкими движениями рук он «брал на себя» эту секцию. Конструкция
поднималась все выше и выше. Рычал, надрываясь в натуге, кран. Дрожал от на
пряжения. Казалось, его изогнутая, чем-то похожая на жирафью шея вот-вот х
рустнет, сломится от непомерной тяжести Ц и стотонная конструкция рухн
ет, ломая все вокруг: эстакаду, этот крохотный паровозик, платформы… Было
странно, что паровозик этот не убирается подальше от нависшей над ним мн
оготонной опасности. Стоит чудак и пыхтит, отдуваясь с облегчением, даже
будто радуется, что избавился наконец от такой тяжести. Машинист высунул
ся из окошка и тоже смотрит, как идет в небо огромная секция.
А кран то гудел, то затихал на короткое время, подчиняясь едва заметному, н
о выразительному движению руки богатыря, то вдруг снова принимался нату
жно выть. Толстые тросы при этом вздрагивали, как живые.
Ц А этот сюда направлен. Такелажником, Ц услышал Григорий рядом с собой
уже знакомый голос паренька. Ц Может, в нашу бригаду его определят, а, дяд
ь Федь?
Ц Из газеты он.
Ц Так у него направление в наш цех. Разнорабочим.
Ц Правду он говорит? Ц сурово спросил старший.
Ц Правду, Ц спокойно сказал Таранец, вынул из кармана направление, прот
янул пожилому.
Тот внимательно посмотрел, поднял глаза и спросил строго:
Ц Что ж ты голову морочишь?
Григорий сунул руку в брючный карман, вынул газету, протянул такелажнику
и произнес, не глядя на него:
Ц На последней странице. Стихи. Мои. Таранец моя фамилия. Григорий Таране
ц…
Пренебрежительный тон юноши, пахнущая свежей краской газета и колонки с
тихов, обрамляющих фотографию с изображением знакомого кусочка берега
Вербовой, видимо, убедили такелажника. Он сравнил фамилию на бумажке с то
й, что была отпечатана жирным шрифтом над подборкой стихов, убедился в по
лной идентичности и сунул газету под нос изумленному напарнику. Посмотр
и, мол.
Ц Чего же он Ц к нам?
Ц Значит, газете так нужно, Ц пробасил старший, добрея. Ц Максим Горьки
й, если б его на такой завод послали, рехнулся бы от счастья, а ты…
Ц Это кто на палубе, там? Ц поинтересовался Таранец, указывая пальцем н
а богатыря.
Ц Скиба это. Василий Платонович. Лучший бригадир судосборщиков на стап
еле. А только про него уже писали. И не раз.
Конструкция повисла над палубой и, повинуясь руке бригадира, стала опуск
аться, пока наконец не села на свое место.
Ц Зачем же ты к нам идешь? Ц поинтересовался рабочий, на которого подъе
м этой махины не производил никакого впечатления.
Ц Знаете, что такое жизнь, дядь Федь?
Ц Жизнь Ц это проще пареной репы, Ц ответил рабочий, несколько шокиро
ванный этим «дядь Федь». Ц Жизнь Ц это, браток, борьба. И в песне так поет
ся. Вот смерть Ц это посложнее и непонятней, а жизнь Ц проще пареной реп
ы.
Ц Вот я пришел сюда, чтобы этому делу научиться. Для вас это просто, а для м
еня Ц сложнее сложного. Потрусь здесь около вас Ц глядишь, а для меня вс
е проще пареной репы станет…
Ц Это где же ты задумал тереться? Среди нас, такелажников?
Ц Нет, я к вам не пойду. Я к нему пойду: к этому Василию Платоновичу.
Ц Так бумажка у тебя, браток, не туда, а к нам, такелажникам.
Ц Бумажка Ц что? Бумажку и переделать можно.
Ц Судосборщик, сынок, Ц перешел уже вовсе на покровительственный тон б
ригадир, Ц специальность посложней нашей. Там нужно и в чертежах разбир
аться, и резаком орудовать, электросварку постичь. И силушка нужна, потом
у иной раз и кувалдой наподдать приходится.
Ц Справлюсь. Я, дядь Федь, из тех, которые, если захотят…
Ц Хвастун ты, вот кто, Ц рассердился на это и впрямь весьма пренебрежит
ельное «дядь Федь» пожилой такелажник и вдруг напустился на своего помо
щника: Ц Какого черта глазеешь тут? Давай подбирай тросы. Не слышишь, как
машинист орет.
Машинист и в самом деле орал, стараясь перекрыть окружающий гул коротким
и гудками своего паровичка. Григорий еще раз посмотрел на конструкцию, к
оторая теперь отсюда, снизу, казалась не такой уж большой, встретился взг
лядом с крановщицей, помахал ей рукой и зашагал обратно в отдел кадров.
Ему удалось получить направление на стапель, учеником судосборщиков. Не
к Скибе, правда, но все равно в судосборщики.
Когда он, уже с новым направлением, возвращался к стапелю, из тучи, что нав
исла над заводом, хлынул дождь. Теплый. Ласковый. Потом тут же выглянуло со
лнце. Дождевые капли заискрились, заиграли всеми цветами радуги.
Ц Сотни тысяч капель падают на стапель и на кран портальный, девушке в ли
цо, Ц бормотал Григорий, с удовольствием ощущая, как холодит плечи сразу
взмокшая рубаха.
«И придет же такое в голову: «И на кран портальный, девушке в лицо». С чего б
ы ей таращиться в небо? А если и полюбопытствует, если задерет… Сотни тыся
ч капель на ее курносую мордочку… Не слишком ли много?» Но первые две стро
чки нравились. И потому стало радостно. А может быть, настроение стало так
им оттого, что в кармане лежало направление в ученики-судосборщики?
Ц Сотни тысяч капель падают на стапель, Ц продолжал он декламировать, у
тешая себя тем, что другие строчки этой неудачной строфы придут немного
позже, когда он оглядится здесь. Строчки и впрямь пришли. Только совсем др
угие. А «сотни тысяч капель», падающих на стапель, так и не увидели света…
Таранец и вовсе позабыл о них. В бригаду Скибы ему все же удалось попасть.
И скоро.
…Да, вокруг было все так, как и в первый день его работы на заводе. Только на
строение было плохое. «Лучше бы он матюганом меня, чем так, молча», Ц поду
мал Григорий о Скибе.
С прихваткой у него ладилось, но работал молча, не шутил, как обычно, хмури
лся. Ко всему еще огромный синяк под правым глазом, который кто-то успел е
му присветить вчера ночью в парке, привлекал всеобщее внимание, вызывая
шутки, на которые почти все скибовцы были большие мастера.
«Ну и денек, пропади он пропадом, Ц подумал Таранец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
с за ответственную сварку для него было более чем рискованно. Накануне в
ечером он тоже перебрал в компании молодых писателей и поэтов из Чечено-
Ингушетии. Они вместе выступали во Дворце кораблестроителей, а когда гос
ти пошли ужинать, потянули за собой и Григория.
Ц Пойдем с нами, рабочий класс! Ц обнял его за плечи руководитель делег
ации. Ц Пойдем выпьем за здоровье твоей замечательной девушки. Если эта
светловолосая девушка спустилась к нам из твоего красивого стихотворе
ния, ее зовут Таней, верно я говорю? И я не напрасно отбил себе руки, когда ап
лодировал тебе, клянусь.
Таня, тонкая русоволосая студентка литфака, стала отказываться Ц у нее
завтра коллоквиум, надо подготовиться. Гриша тоже колебался. Но гости та
к сердечно и весело уговаривали, что не согласиться было нельзя.
Вот на этой-то вечеринке Григорий и перебрал Ц очень уж замысловатые и в
еселые тосты провозглашали гости, стараясь за один вечер выложить своим
украинским друзьям всю застольную мудрость Кавказа. Потом его попросил
и читать свои стихи. Хмель помешал ему выбрать лучшее, он прочитал первое,
что пришло в голову. Ему хлопали. Однако он чувствовал, что аплодируют из в
ежливости. Потому и предложил выпить за самое лучшее стихотворение, кото
рое не написано еще. Тост понравился. Ему снова налили полный бокал, он лих
о осушил его. Это понравилось гостям куда больше, чем его стихотворение.
Самое неприятное во всей этой истории было то, что рядом сидела Таня… Есл
и бы ее не было… Но она была. И смотрела на него с укором. Потом они шли домой
через парк. Хулиганы… Драка… Безнадежно испорчен единственный костюм. В
прочем, дьявол с ним, с костюмом…
Утром Таранец пришел на завод не выспавшись, с головной болью. Прогудел г
удок. Григорий тут же вставил электрод и зажег дугу. Но уже с первых минут
понял, что сегодня шов получается не из тех, которыми хвастаются сварщик
и-мастаки, или, как их здесь называют, корифеи. Здравый смысл подсказывал,
что надо бросить эту работу, сказать бригадиру, что сегодня из него, Григо
рия Таранца, сварщик как из верблюжьего хвоста курдюк. Но он упрямо продо
лжал варить, надеясь, что в руке все же появится твердость.
Ц Давай на прихватку переходи, Ц услышал он позади себя недовольный, да
же злой голос бригадира.
Григорий погасил дугу. Подавали крупную секцию палубной надстройки. На к
ране работала девушка, с которой Таранец познакомился, когда еще только
пришел на завод впервые. Этот первый день врезался в память на всю жизнь.
…В отделе кадров рыхлый и, казалось, плохо выспавшийся и потому хмурый че
ловек мельком взглянул на записку со штампом редакции областной газеты,
подписал бумагу и, не подымая головы, буркнул:
Ц Третий цех.
«Почему в третий? Почему не в пятый, двадцать седьмой или пятьдесят девят
ый?» Гриша уже знал, что на заводе шестьдесят пять цехов. И вот его, по воле э
того плохо выбритого, пасмурного субъекта, определяют в третий. Цифра ни
чего не говорила Григорию, как и фамилия человека, к которому он должен об
ратиться в этом цехе. И кем он будет работать, Гриша тоже не знал. В бумажке
стояло Ц разнорабочий. И в скобках Ц ученик-такелажник. Спросил у моло
дого парня, стоящего неподалеку от ворот. Тот охотно пояснил:
Ц Разнорабочий Ц это вроде моряка на суше. Кепка козырьком назад. Вмест
о тельняшки Ц брезентовая роба. А насчет работы, то здесь как в океане: ны
нче тут, завтра там. Отнеси, принеси, подай, прими. Здесь, парень, самое главн
ое, чтоб никакой тебе квалификации. Когда-то их чернорабочими называли. А
только ты не грусти: многие тут с этого начинали, а теперь Ц начальники ц
ехов. Считай, на первую ступеньку поднимаешься.
Ц Даже самая высокая лестница начинается с первой ступеньки, Ц сказал
Таранец, которому развязный парень пришелся по душе.
Он шагнул в проходную, вежливо поздоровался с вахтером и спросил, как про
йти в третий цех. Охранник посмотрел бумажку и махнул рукой куда-то не сов
сем определенно. Григорий зашагал в этом направлении. Решил Ц по дороге
уточнит. Остановил молодого рабочего в брезентовой одежде и в каких-то д
иковинных башмаках с тускло поблескивающими металлическими носками.
Ц Сначала вот этот цех обойдешь, потом следующий, с другой стороны. И вый
дешь прямо к третьему. Стапель это.
Григорию это слово всегда нравилось. «Стапель»… Было в нем рядом с уважи
тельностью еще и что-то от детского лепета. Такое слово должно хорошо укл
адываться в строку. Стапель Ц капель. Много прозрачных и звонких капель
…
Хорошо бы Ц капель… Что-то весеннее… Но только тогда выходит не стапель
, а стапель… Нет такого слова Ц стапель… Сотни тысяч… капель падают на ст
апель. Почему сотни тысяч?.. Почему не миллион или, скажем, два миллиона… Че
пуха какая-то… Чепуха, а звучит.
Он обогнул угол громадного, сложенного из белого силикатного кирпича зд
ания с гигантскими Ц в три этажа Ц оконными проемами, в котором гудело
и грохотало. Потом еще одно, более тихое. И вдруг… Он его узнал, хотя до этог
о никогда не видел. Только в журналах или газетах, на картинках. Или на экр
ане телевизора. Неважно, где видел. Важно, что узнал. Остановился, пораженн
ый.
Рядом с пятиэтажным корпусом прямо на земле стоял корабль. Огромный. Поч
удилось, что это видение из детства, из фантастического мира сказок. Будт
о попал в чудесную страну лилипутов, которые возятся там, на этой махине, ч
то-то делают, каждый свое. И чудится, что вот сейчас откуда-то появится доб
ряк Гулливер в своем камзоле, оригинальной шляпе и станет помогать этим
лилипутам. Корпус корабля покоился на массивных подставках, которые сто
яли на колесах, тоже очень прочных, похожих на вагонные. Под ними Ц рельс
ы. Потом он узнал, что эти подставки на колесах называются тележками и на н
их океанскую громаду передвигают с позиции на позицию, потом Ц в док-кам
еру, это когда приходит время спускать на воду. Эстакада. На ней мостовые к
раны, которые все время двигались, что-то подымали, опускали, перетаскива
ли на толстых металлических крючьях. Все вокруг грохотало, бухало, вдруг
разражалось короткой, похожей на пулеметную очередь, трескотней. Однако
самым впечатляющим был корабль. Такой огромный и тяжелый, что только див
у даешься, как он не проседает, не уходит в землю, словно тот сказочный бог
атырь из древней русской былины. Запомнилось над всем этим голубое, в ред
ких кучевых облаках, небо. И Ц солнце, ласковое. И в этом невероятно оглуш
ающем солнечном свете то там, то здесь, над корабельным корпусом и сбоку, н
а его бортах, вспыхивали и гасли огни электросварки.
Григорий остановился ошеломленный, почувствовав себя ничтожно маленьк
им перед этой громадой. Другие, казалось бы, тут как дома. Одни копошились
наверху, совсем крохотные, другие что-то делали здесь, на земле, куда-то шл
и, третьи стояли и курили, чего-то ожидая, спокойные, безразличные к тому г
рандиозному и фантастическому, что делалось вокруг.
Из оцепенения вывел пронзительный гудок. Оглянулся. Шарахнулся в сторон
у: прямо на него двигался паровоз. Пыхтя и отдуваясь, он тащил две платформ
ы, на которых не то лежало, не то стояло какое-то сооружение из толстого ме
талла. Лязгнули буфера. Паровоз коротко вскрикнул и остановился. На плат
форму взобрались люди в промасленных куртках наголо. Стали возиться с то
лстым металлическим тросом. «Вот это, наверно, и есть разнорабочие», Ц по
думал Григорий, проникаясь уважением к здоровякам, орудующим на платфор
ме. Он загляделся на них. Потом услышал какие-то нетерпеливые звонки. На н
его двигалось громко рычащее чудовище на широко растопыренных, забрызг
анных грязью и потому, казалось, мохнатых лапах. Чудовище отгоняло его, Гр
игория. Оно замедлило ход. Остановилось рядом, закрыв собою почти все неб
о. И вдруг разразилось руганью, девичьим голосом. Где-то посередине между
гигантскими лапами и чуть склоненной до самых облаков верхушкой Ц осте
кленная кабина. Из окна, рискуя вывалиться, высунулась курносая девчонка
в белой косынке и брезентовой курточке.
Ц Недоносок желторотый!.. Черт вас тут носит, бездельников!
Страх прошел. И все сразу же стало на свои места. Чудовище оказалось порта
льным краном. Девушка Ц крановщицей. Григорий улыбнулся ей и приветлив
о помахал рукой, как старой знакомой. Но эта курносая, там, наверху, пожела
ла Григорию, чтоб его «побила лихоманка», и только после этого двинула св
ой кран дальше, поравнялась с железнодорожным составом. Толстый крюк пов
ис над металлическим сооружением. Стал опускаться, раскачиваясь. Один из
рабочих поймал его и ловко продел в петли тросов.
Ц Это что за штука? Ц спросил Григорий паренька, соскочившего с платфор
мы.
Ц Конструкция это, Ц сказал паренек солидным басом. Ц А ты, видать, нове
нький? Ц Григорий кивнул, и паренек снова заинтересовался: Ц Куда тебя?
Ну-ка покажи, Ц и он бесцеремонно потянул к себе бумажку, которую Григор
ий все еще держал в руке. Ц Так это к нам тебя.
Григорий отобрал бумажку. Огляделся. Бросалось в глаза, что здесь, на стап
еле, почти все на колесах Ц и корабельный корпус, и платформы, и этот огро
мный кран. Потом его внимание снова привлекла «конструкция», которую раз
гружали сейчас. По привычке попытался тут же зарифмовать это слово. «Кон
струкция-обструкция… Чепуха. Конструкция-инструкция… Лучше. Подали кон
струкцию точно по инструкции… Белиберда, сапоги всмятку».
Подъемом этой плохо рифмующейся конструкции руководил стоящий на краю
палубы здоровяк Ц широкоплечий, в брезентовых брюках и такой же куртке,
наброшенной на голые плечи. Из-под куртки выпирала загорелая до черноты
волосатая грудь. На голове Ц защитный шлем. Здоровяк стоял на крепких, ши
роко расставленных ногах и жестом отдавал распоряжение сердитой крано
вщице.
Конструкция двигалась, чуть покачиваясь. Сначала потихоньку. Потом быст
рее. Шла она одновременно вверх и приближалась к борту корабля.
Второй такелажник соскочил с платформы, остановился рядом, закурил. Он т
оже внимательно следил за подъемом.
Ц Сколько она тянет? Ц спросил Григорий.
Ц Кто «она»?
Ц Эта железяка.
Ц На кой ляд тебе, Ц покосился на него такелажник.
Ц Из газеты я.
Рабочий посмотрел на него недоверчиво.
Ц Из какой газеты?
Ц Областной. Внештатный журналист я. Интересуюсь вот этим всем. Ц Он сд
елал неопределенный жест.
Ц Интересуешься, значит? Ладно, интересуйся. Только это не «железяка», а
секция. А тянет она сто тонн.
Григорий извлек из кармана блокнот, выдернул из-под его корешка самопис
ку и сделал короткую запись. Потом его вниманием завладел богатырь, тот, н
аверху. Легкими движениями рук он «брал на себя» эту секцию. Конструкция
поднималась все выше и выше. Рычал, надрываясь в натуге, кран. Дрожал от на
пряжения. Казалось, его изогнутая, чем-то похожая на жирафью шея вот-вот х
рустнет, сломится от непомерной тяжести Ц и стотонная конструкция рухн
ет, ломая все вокруг: эстакаду, этот крохотный паровозик, платформы… Было
странно, что паровозик этот не убирается подальше от нависшей над ним мн
оготонной опасности. Стоит чудак и пыхтит, отдуваясь с облегчением, даже
будто радуется, что избавился наконец от такой тяжести. Машинист высунул
ся из окошка и тоже смотрит, как идет в небо огромная секция.
А кран то гудел, то затихал на короткое время, подчиняясь едва заметному, н
о выразительному движению руки богатыря, то вдруг снова принимался нату
жно выть. Толстые тросы при этом вздрагивали, как живые.
Ц А этот сюда направлен. Такелажником, Ц услышал Григорий рядом с собой
уже знакомый голос паренька. Ц Может, в нашу бригаду его определят, а, дяд
ь Федь?
Ц Из газеты он.
Ц Так у него направление в наш цех. Разнорабочим.
Ц Правду он говорит? Ц сурово спросил старший.
Ц Правду, Ц спокойно сказал Таранец, вынул из кармана направление, прот
янул пожилому.
Тот внимательно посмотрел, поднял глаза и спросил строго:
Ц Что ж ты голову морочишь?
Григорий сунул руку в брючный карман, вынул газету, протянул такелажнику
и произнес, не глядя на него:
Ц На последней странице. Стихи. Мои. Таранец моя фамилия. Григорий Таране
ц…
Пренебрежительный тон юноши, пахнущая свежей краской газета и колонки с
тихов, обрамляющих фотографию с изображением знакомого кусочка берега
Вербовой, видимо, убедили такелажника. Он сравнил фамилию на бумажке с то
й, что была отпечатана жирным шрифтом над подборкой стихов, убедился в по
лной идентичности и сунул газету под нос изумленному напарнику. Посмотр
и, мол.
Ц Чего же он Ц к нам?
Ц Значит, газете так нужно, Ц пробасил старший, добрея. Ц Максим Горьки
й, если б его на такой завод послали, рехнулся бы от счастья, а ты…
Ц Это кто на палубе, там? Ц поинтересовался Таранец, указывая пальцем н
а богатыря.
Ц Скиба это. Василий Платонович. Лучший бригадир судосборщиков на стап
еле. А только про него уже писали. И не раз.
Конструкция повисла над палубой и, повинуясь руке бригадира, стала опуск
аться, пока наконец не села на свое место.
Ц Зачем же ты к нам идешь? Ц поинтересовался рабочий, на которого подъе
м этой махины не производил никакого впечатления.
Ц Знаете, что такое жизнь, дядь Федь?
Ц Жизнь Ц это проще пареной репы, Ц ответил рабочий, несколько шокиро
ванный этим «дядь Федь». Ц Жизнь Ц это, браток, борьба. И в песне так поет
ся. Вот смерть Ц это посложнее и непонятней, а жизнь Ц проще пареной реп
ы.
Ц Вот я пришел сюда, чтобы этому делу научиться. Для вас это просто, а для м
еня Ц сложнее сложного. Потрусь здесь около вас Ц глядишь, а для меня вс
е проще пареной репы станет…
Ц Это где же ты задумал тереться? Среди нас, такелажников?
Ц Нет, я к вам не пойду. Я к нему пойду: к этому Василию Платоновичу.
Ц Так бумажка у тебя, браток, не туда, а к нам, такелажникам.
Ц Бумажка Ц что? Бумажку и переделать можно.
Ц Судосборщик, сынок, Ц перешел уже вовсе на покровительственный тон б
ригадир, Ц специальность посложней нашей. Там нужно и в чертежах разбир
аться, и резаком орудовать, электросварку постичь. И силушка нужна, потом
у иной раз и кувалдой наподдать приходится.
Ц Справлюсь. Я, дядь Федь, из тех, которые, если захотят…
Ц Хвастун ты, вот кто, Ц рассердился на это и впрямь весьма пренебрежит
ельное «дядь Федь» пожилой такелажник и вдруг напустился на своего помо
щника: Ц Какого черта глазеешь тут? Давай подбирай тросы. Не слышишь, как
машинист орет.
Машинист и в самом деле орал, стараясь перекрыть окружающий гул коротким
и гудками своего паровичка. Григорий еще раз посмотрел на конструкцию, к
оторая теперь отсюда, снизу, казалась не такой уж большой, встретился взг
лядом с крановщицей, помахал ей рукой и зашагал обратно в отдел кадров.
Ему удалось получить направление на стапель, учеником судосборщиков. Не
к Скибе, правда, но все равно в судосборщики.
Когда он, уже с новым направлением, возвращался к стапелю, из тучи, что нав
исла над заводом, хлынул дождь. Теплый. Ласковый. Потом тут же выглянуло со
лнце. Дождевые капли заискрились, заиграли всеми цветами радуги.
Ц Сотни тысяч капель падают на стапель и на кран портальный, девушке в ли
цо, Ц бормотал Григорий, с удовольствием ощущая, как холодит плечи сразу
взмокшая рубаха.
«И придет же такое в голову: «И на кран портальный, девушке в лицо». С чего б
ы ей таращиться в небо? А если и полюбопытствует, если задерет… Сотни тыся
ч капель на ее курносую мордочку… Не слишком ли много?» Но первые две стро
чки нравились. И потому стало радостно. А может быть, настроение стало так
им оттого, что в кармане лежало направление в ученики-судосборщики?
Ц Сотни тысяч капель падают на стапель, Ц продолжал он декламировать, у
тешая себя тем, что другие строчки этой неудачной строфы придут немного
позже, когда он оглядится здесь. Строчки и впрямь пришли. Только совсем др
угие. А «сотни тысяч капель», падающих на стапель, так и не увидели света…
Таранец и вовсе позабыл о них. В бригаду Скибы ему все же удалось попасть.
И скоро.
…Да, вокруг было все так, как и в первый день его работы на заводе. Только на
строение было плохое. «Лучше бы он матюганом меня, чем так, молча», Ц поду
мал Григорий о Скибе.
С прихваткой у него ладилось, но работал молча, не шутил, как обычно, хмури
лся. Ко всему еще огромный синяк под правым глазом, который кто-то успел е
му присветить вчера ночью в парке, привлекал всеобщее внимание, вызывая
шутки, на которые почти все скибовцы были большие мастера.
«Ну и денек, пропади он пропадом, Ц подумал Таранец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38