Бесконечная вереница людей. Полдень. И вдруг Ц стрельба. Из лесу. Справа.
Кто-то сказал, что это немцы. Откуда немцы? До границы больше ста километр
ов. Но из лесу все же стреляли. Из автоматов. По беженцам. Люди шарахнулись
в противоположную сторону.
До районного центра добрались к четырем. Сергей тут же направился к воен
комату. Военком сказал сухо:
Ц Мальчишек не принимаем.
Ц Мне скоро шестнадцать.
Ц Военное дело в школе изучали?
Ц Изучали, Ц обрадовался Сергей.
Ц Тогда слушай мою команду: кругом! Шагом марш!
…Сучит и сучит свои нити злая бессонница, окутывает серой паутиной воспо
минаний. Да, лелеял мечту Ц написать автобиографическую книгу о войне. О
том, как удалось попасть в армию, о нелегкой работе разведчика, о своих тов
арищах. В эту повесть отдельной главкой можно включить и «Случай на боло
те», и другие эпизоды, уже написанные и хранящиеся в правом ящике стола. Мо
жно будет использовать и воспоминания фронтовиков. Он любил записывать
эти рассказы на магнитофонную пленку, потом садиться за машинку и «списы
вать» их. То, что могло сразу идти в дело, складывал в левый ящик, а все, что о
ставлял про запас, бережно хранилось в правом. Он уже написал несколько к
ниг о войне, а работу над заветной автобиографической повестью все откла
дывал, может быть, потому, что писать о самом себе казалось очень простым и
легким, а может быть, хотелось, чтобы улеглись воспоминания, отсеялось вс
е второстепенное, осталось в памяти только существенное, четко вырисова
лось наиболее важное, накопилось больше опыта, чтобы та заветная, самая д
орогая и значительная повесть вышла как можно лучше. Но нельзя ведь откл
адывать до бесконечности. Жизнь уходит, и с ним может статься, как с Валент
иной Лукиничной: неожиданно и необратимо. А что, если приступить сейчас? В
едь первые строчки уже давно созрели, давно звенят в мозгу в том песенном
ритме, в каком, по замыслу, должна звенеть вся повесть. Нет, правда, почему б
ы не начать сейчас?
Он поднялся, походил по комнате, потом сел за стол, пододвинул к себе машин
ку. Сначала не ладилось. Так всегда бывает Ц сначала не ладится, потом по
шло и пошло. А так вот, чтобы сразу вдруг «пошло и пошло», редко бывает.
Исписанных страниц становилось все больше. Они ложились аккуратной сто
пкой слева от машинки. Кто знает, сколько останется их после того, как он п
рочтет. Но какая-то часть останется.
Ему хорошо работалось. Он любил эти часы Ц наедине со своей машинкой. Нео
днократно пытался диктовать первый набросок в микрофон или машинистке,
но ничего не получалось. А сам печатать не мог, если в комнате находился кт
о-нибудь, даже Галина.
Ц Ты меня не любишь, Ц говорила она. Ц Если я тебе мешаю в такие минуты, з
начит, не любишь.
Ц Я не могу тебе этого объяснить, Ц оправдывался он. Ц Понимаешь, я ниче
го не сочиняю, а смотрю, слушаю и записываю. Самое главное Ц слушать. Иног
да они болтают черт знает что Ц какую-то чепуху. Тогда надо выждать. Когд
а они принимаются говорить то, что нужно, остается только записывать. И во
т они, понимаешь, совершенно не переносят посторонних. В комнате должны о
ставаться только я и они. Тогда я слышу их голоса. При посторонних они молч
ат и не шевелятся. И при звуках моего голоса они тоже замолкают и перестаю
т двигаться. А то и вовсе исчезают. Вот почему я не могу записывать на плен
ку. Потом, когда надо шлифовать, переделывать, я могу пользоваться магнит
офоном.
Ц А стука твоей машинки они не боятся?
Ц Сначала боялись. А потом привыкли. Совсем не обращают внимания.
Она уверяла, что понимает, что не обижается. Но он чувствовал, что она обиж
ается все же.
За окном уже голубел весенний рассвет, когда он лег в постель, усталый, но
удовлетворенный. Несколько минут лежал, прислушиваясь ко все еще звучащ
им в мозгу голосам. Потом закрыл глаза. И сразу же перед ними поплыла малах
итовая муть. Он похолодел. Неужели опять Ц «зеленый морок»? Попытался от
крыть глаза и не смог. Да, «зеленый морок». Теперь это будет тянуться и тян
уться.
Однажды на привале слякотной осенней ночью эту историю рассказал ему по
д строгим секретом Вартан Казиев, закадычный друг. Через несколько дней
Вартан погиб. Нелепо. Сергей никак не мог отделаться от мысли, что Вартан в
последнее время сознательно искал смерти, нарочно подставил себя под пу
ли, не в силах жить после того, что произошло с ним, Вартаном, и его товарище
м Данилой Зарембой, которого и Сергей хорошо знал. Прошло много лет, прежд
е чем Сергей решился сделать рассказ из этого эпизода от первого лица, мы
сленно поставив себя на место Вартана. Если бы он знал, что так вживется в
образ… Сам по себе трагичный, этот старый фронтовой эпизод со временем с
густился, превратившись в наполненный почти мистическим страхом кошма
р. Сергей понимал, что это всего-навсего кошмар, силился проснуться, хотя
знал, что не проснется, пока леденящий душу страх не разорвется криком.
Мельтешит и мельтешит перед глазами зеленая муть. А вот и оно, то проклято
е болото. Они возвращаются с разведки Ц он и Данила Заремба, которого в р
оте все называли запросто Ц Данькой. У них важные сведения. Очень важные
, и потому Данька решил возвращаться болотом, не дожидаясь ночи.
Сергей боялся болота, но Данька уговорил: он вырос на болоте. Там, где друг
ой увязнет, он пройдет. Они во что бы то ни стало должны еще сегодня доложи
ть обо всем командиру.
И вот они идут Ц Сергей и Данька. Влажная духота. Комары над головой Ц се
рым облаком. Островки, покрытые болотными цветами и папоротником. Мохнат
ые кочки. Местами небольшие озерца, подернутые ряской, зыбкий торфяник.
Тянет плечо автомат. Его взяли в последнюю минуту на тропинке у самого бо
лота. Труп немецкого солдата, который попытался остановить их, спрятали
в зарослях тальника.
Ц Ты за мной иди, след в след, Ц говорил Данька. Ц Тут, если оступиться, пр
оглотит. Гиблое болото.
Он настороженно всматривается то себе под ноги, то влево, то вправо. Лицо к
расное, потное, пилотка сбита набекрень. Из-под нее Ц рыжий чуб. Вдруг у Да
ньки почва начинает уходить из-под ног, прогибается. Он делает шаг назад,
останавливается, высматривает более надежное место. И каждый раз находи
т его.
Болоту, кажется, конца-края нет. Но вот на горизонте уже темнеет кромка ле
са. Ближе. Еще ближе. Вот уже виден кустарник. Добраться до него Ц и дома. Д
анька останавливается перед грядой кочек. Присматривается и говорит:
Ц Подожди…
Он легко прыгает на ближайшую, потом на другую, третью, четвертую. Та уходи
т из-под ног, но Данька уже на следующей. Еще немного Ц и конец болоту. Но т
ут он срывается и сразу же увязает по колено. Он хватается за мохнатую коч
ку сначала одной, потом другой рукой. Кочка, чуть наклонившись, начинает п
огружаться. Данька оставляет ее, тянется к следующей, но дотянуться не мо
жет.
Сергей делает шаг к нему. Данька тут же возвращает его:
Ц Назад!
Сергей отступает.
В сновидении все идет не так, как в рассказе. Всплывают лишь отдельные дет
али.
Вот он мечется на маленьком островке, собирает тощие стебельки осоки, па
поротника, даже цветы. Надо соорудить гать. Вот он пробирается по кочкам н
а соседний островок. Лихорадочно спешит, обливаясь потом, собирает все, ч
то попадает под руку. Надо во что бы то ни стало соорудить гать. Проклятое
болото Ц ничего подходящего, только жалкие стебельки травы на кочках д
а редкие кустики худосочной осоки. Если бы вернуться туда, где лежит мерт
вый немец… Там очень много ивняка и можно было бы набрать большую вязанк
у. Пять-шесть таких вязанок, и Данька спасен. Но это далеко. А Даньку уже зас
осало по пояс. Надо придумать что-нибудь, добраться до него. Он ступает на
ближайшую кочку и проваливается по колено. К счастью, дотянулся до куста
осоки. Выбрался. А Даньку все засасывает и засасывает. Веревку бы. А что, ес
ли… Вот он раздевается торопливо, связывает брюки, гимнастерку, рубаху, п
ортянки, старается экономить на узлах и в то же время следит, чтобы они был
и надежными. Прикидывает глазом. Коротка, разорвал рубаху надвое. Теперь,
пожалуй, хватит. В рукав Ц ком земли.
Долго не удается сбросить так, чтобы Данька мог ухватиться за край. Након
ец удалось.
Ц Не тяни, я сам.
Это Данькин голос и не Данькин. Крепко держит болото. Натягивается «вере
вка». Выдержит или не выдержит? Не выдерживает: лопается на рукавном шве. С
ергей распускает брюки, связывает. На этот раз «веревка» обрывается посе
редине.
А солнце все ниже.
Угрожающе растут тени от кочек. Одна ложится на Данькино лицо. Может, пото
му глаза его кажутся такими глубокими?
Гудят комары.
Ц Тебе надо идти, Ц говорит Данька.
Ц Ты что?
Ц Тебе надо идти. Одежду снимешь с немца. Линию фронта перейдешь у обгоре
лого хутора.
Ц Я не пойду.
Ц Пойдешь! И сейчас же!
Ц Нет!
Ц Наши сегодня же обязательно должны узнать о батарее и самолетах.
Над гладкой поверхностью, подернутой зеленой ряской, Ц только шея с мал
ьчишеским кадыком и голова. Совсем рядом, на замшелой кочке, зеленая лягу
шка смотрела на Даньку выпученными глазами.
Ц Кончай, Сергей, тебе надо идти. Ц Вдруг окрик: Ц Кончай, говорю тебе!
Два голубых озерца и выступ между ними. Выступ Ц это переносица. Попасть
надо в нее. Но мушка дрожит в прорезе прицела. Что-то мешает.
Ц Глаза! Закрой глаза!
Голубые озерца пропадают. Это Данька закрыл глаза.
Короткая очередь Ц и темнота.
Это уже он, Сергей, закрыл глаза. Когда открывает их Ц перед ним ничего не
т. Только зеленая ряска, что колеблется там, где была Данькина голова. Лягу
шки тоже нет.
Впервые кошмар этот привиделся Сергею, когда был сделан черновой наброс
ок рассказа. Рукопись много раз дорабатывалась, шлифовалась. А в кошмаре
все оставалось неизменным, как тогда, впервые… Данькина голова над ряско
й, лягушка на замшелой кочке, прорезь прицела и его, Сергея, крик:
Ц Глаза! Закрой глаза!
Он просыпается покрытый холодным потом. Сердце, кажется, вот-вот выскочи
т. Перед глазами все еще мельтешит зеленая муть. И звенит. Замолчит на неко
торое время и опять звенит. Такого еще не было, чтобы зеленая муть звенела
. Да это же дверной звонок. Наверное, Галина.
Он сел. Опустил ноги на пол. В окне голубеет все тот же рассвет. Посмотрел н
а часы. С тех пор как он лег, прошло всего несколько минут. Что за чертовщин
а?
Опять звонок. Настойчивый. Нет, это не Галина. Галина так никогда не звонит
. Но это была она.
Ц Я слышала, ты кричал.
Ц Пустое. Ц Он поцеловал ее. Ц Это потому, что тебя нет.

24

Она сидела на кровати, положив свою теплую ладонь на его руку, и молчала. С
квозь открытое окно с улицы доносились звуки пробуждающегося города. Зв
онко перекликались птицы.
Ц Как мама? Ц спросил Сергей.
Ц Дважды пришлось этот проклятый наркотал впрыскивать.
Ц Зачем ты клянешь лекарства?
Ц Это яд, Сергей. В общем-то это Ц яд.
Ц Но ведь без него ей плохо.
Ц Конечно, из двух зол всегда выбирают меньшее. Ты опять ночью работал.
Ц Часа два, не больше. Ц Он присел в постели и обнял ее. Ц Я приготовлю за
втрак. Мы поедим, потом ты хоть немного поспишь. Ты очень устала и, наверно
е, проголодалась.
Ц Мне хочется тут посидеть, рядышком, так истосковалась.
Ц Я больше, Ц сказал он, опускаясь на подушку.
Галина провела ладонью по его щеке.
Ц Колючий, как еж.
Ц Этой беде легко помочь: повертеть электробритвой несколько минут по
щекам и шее Ц и опять гладко.
Ц Да, мужчинам легко, Ц вздохнула Галина. Ц Они к вечеру старятся, а утр
ом снова молодые, а вот мы…
Ц Зато среди вас бывают вовсе нестареющие.
Ц Таких не бывает.
Ц Бывают. Ты, например.
Ц Полежи спокойно, дай посмотреть на тебя… Знаешь, ты не очень красивый.

Ц Знаю.
Ц Нет, лоб в общем ничего себе. Не такой, правда, как у Маяковского, но дост
аточно высок. А нос вот Ц с горбинкой, и скулы немного широковаты. И за что
я только тебя полюбила?
Ц Вот этого я не знаю. Может быть, в благодарность за мою любовь?
Ц Может быть. Впрочем, нет. Во всяком случае, мне кажется, не за это.
Она любила так вот болтать с ним. Но еще большей радостью было сидеть в кре
сле, поджав под себя ноги, следить, как он шагает по кабинету из угла в угол,
думает вслух. В такие минуты самое важное Ц не вспугнуть его мыслей нену
жной репликой или вопросом. Самым важным в такие минуты было молчать. Слу
шать и молчать. Она понимала: ему надо на слух, будто на ощупь, проверить пр
авильность той или иной мысли, целесообразность того или иного сюжетног
о хода. Но он умел не только интересно говорить, он, как никто, умел слушать.
Внимательно, с участием. Может быть, от этого участия и становилось легче,
когда она делилась с ним своими заботами и тревогами. Однажды она спроси
ла его, почему становится легче.
Он ответил не сразу. Походил по комнате, потом остановился у стола, задумч
иво подправил стопку чистой бумаги.
Ц Может быть, это как исповедь?
Потом она долго думала над его словами. Исповедь? Может быть. Нечто подобн
ое происходит и с больным, когда он обращается к врачу и неторопливо выкл
адывает все, что наболело. Многим становится легче тут же, во время приема
. Иногда больные сами говорят об этом. Исповедь. Очищение. Искренняя повес
ть о том, что тревожит. Надежда на лучшее. Нет, дело не в религиозном обряде,
в чем-то другом. И лучше всего это знали жрецы, которые сами придумали сот
ни обрядов. И этот Ц исповедь. И бог здесь ни при чем. Просто с его именем л
егче было добиться веры в силу исповеди. Вот она неверующая, а между тем… С
казать Сергею или не надо? Скажу.
Ц Знаешь, Ц произнесла она, Ц я сегодня молилась.
Ц Как молилась?..
Ц Лежала на кушетке в ординаторской и читала про себя «Отче наш». Это еди
нственная молитва, которую я знаю, бабушка научила. Вот я и читала ее. Зака
нчивала и опять читала. Заканчивала и начинала снова. Я, наверное, схожу с
ума. Нет, я определенно схожу с ума.
Он решил, что надо все превратить в шутку.
Ц А что, это, должно быть, помогает, Ц сказал он. Ц Молитва даже лучше, чем
исповедь. Помнишь, у Лермонтова: «В минуту жизни трудную, теснится ль в се
рдце грусть, одну молитву чудную твержу я наизусть…» А тебе стало легче?
Ц Она отрицательно покачала головой. Ц Это потому, что ты безбожница,
Ц улыбнулся он. Ц Гриша Таранец говорит, что у каждого человека должен б
ыть свой бог, если не в душе, то в животе хотя бы. Он своим богом считает прав
ду. Мне этот бог тоже нравится, и я по мере сил своих верно служу ему.
Ц Тебе немало досталось из-за твоего бога, Ц произнесла Галина.
Он нарочито вздохнул, все еще стараясь превратить разговор в шутку.
Ц Что поделаешь. В общем-то за верную службу полагался бы только лавровы
й венок, но в жизни иногда вместо него получаешь терновый. И тогда приходи
тся пострадать.
Ц Как Христос? Ц настороженно спросила Галина.
Ц Если хочешь Ц да, как Христос, если, конечно, под Христом понимать чело
века, до конца преданного своей идее.
Она встала, подошла к окну. Было уже совсем светло. В больших витринах унив
ермага, что напротив, отражалась свежевымытая улица, автомобили, дом, дер
евья, кусок чистого утреннего неба, голубого с розовым отсветом.
Ц Вот у тебя есть свой бог. А у меня? Как ты полагаешь, что может быть моим б
огом?
Ц Милосердие, Ц ответил он, не задумываясь, и повторил: Ц Милосердие. У
тех, кто посвятил себя медицине, должен быть только один бог: милосердие. И
ты должна быть счастлива.
Ц Почему?
Ц Потому что милосердие Ц самый добрый бог. Ему легко и радостно служит
ь.
Ц Не лукавь! Ты знаешь, как нелегко ему служить, этому богу.
Она была способной. Институт закончила с отличием. Но ей не хватало увере
нности, вечно одолевали сомнения, тревоги и страх. Из-за этого так трудно
было работать на «скорой помощи». Вызов. Больной оказался «несложным», д
иагноз ясен, и что делать в таких случаях, она хорошо знала. И сделала все н
еобходимое. Больному стало легче. Но вот вернулась на станцию Ц и сомнен
ия. Иногда они бывали непродолжительны и легко одолимы. Порой же так тяго
стны, что она вызывала из гаража машину и снова ехала, чтобы еще раз осмотр
еть больного, убедиться, что все благополучно.
Однажды она рассказала об этом Багрию. Тот улыбнулся.
Ц Это от повышенного чувства ответственности, Ц сказал он. Ц Со мной д
аже вот какой случай был. Ночью привезли какого-то парня, ножом исполосов
анного, мертвого, еще теплого. Я осмотрел его и отправил в морг. Пошел к себ
е в дежурку. Стал читать. И вдруг Ц мысль, что парень тот не мертв, а в глубо
ком обмороке. Не было пульса? Потерял много крови, вот и не прощупывается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38