А экскурсы в историю палестинской поэзии? Весь этот цити
руемый им чертов фольклор, повествующий о том, сколь прекрасна была жизн
ь в Палестине до прихода евреев?
Ц Ну а ты что по этому поводу думаешь?
Ц Я думаю, что этот парень или влюблен в нее, или у него на уме что-то еще.
Ц Меня это самое «что-то еще» больше всего беспокоит.
Ц А тебе не приходило в голову, что Юсеф думает о ней не просто как о краси
вой женщине? Что он считает ее сильной, яркой личностью, которая могла бы п
ринести большую пользу Тарику и его организации?
Ц Я думал об этом, но считаю, что Жаклин к такого рода специальной операц
ии не готова Ц да и мы, честно говоря, тоже.
Ц Значит, ты хочешь прикрыть лавочку и предложить всем разъезжаться по
домам?
Ц Нет, я только хочу снять Жаклин с операции.
Ц И что, по-твоему, произойдет потом? А вот что: Юсеф разнервничается, начн
ет подозревать ее во всех тяжких и даже, возможно, зачистит после ее ухода
свою квартиру. Если он парень методичный и дисциплинированный, то он выб
росит к чертовой матери всю свою домашнюю электронику, а вместе с ней и тв
ои «жучки».
Ц Если мы выведем ее из дела по-умному, Юсеф ничего не заподозрит. Кроме т
ого, когда я договаривался с Жаклин о работе, я пообещал ей, что эта операц
ия много времени у нее не отнимет. Как ты знаешь, у нее есть и другие заботы.
Ц Нет у нее никаких забот важнее, чем эта! В конце концов, заплати ей по мак
симуму, выдай сверхурочные… Короче говоря, она останется, Габриель. И зак
ончим на этом дискуссию.
Ц Если она останется, то уйду я.
Ц Ну и проваливай! Ц гаркнул Шамрон. Ц Отправляйся в свой Корнуолл и во
ди кисточкой по картине Вичеллио. А сюда я пришлю какого-нибудь стоящего
парня, который возьмет это дело в свои руки.
Ц Я эту женщину в твоих лапах не оставлю.
Шамрон решил, что пора идти на мировую.
Ц Ты, мальчик, слишком долго работал без выходных и неважно выглядишь. Не
думай, я не забыл, как это бывает. Выброси ты этого Юсефа из головы хотя бы н
а несколько часов. Никуда он не денется. Съезди куда-нибудь, развейся. Про
чисти мозги. Мне нужно, чтобы ты был в форме.
* * *
На обратном пути в Лондон Габриель зашел в поезде в туалет, заперся на зам
ок и некоторое время стоял перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Карти
на была удручающая. Под глазами у него залегли черные тени, скулы заостри
лись, а в уголках рта появились горькие складки.
«Я не забыл, как это бывает». Так, кажется, сказал Шамрон?
Он тоже об этом не забыл. После завершения операции по уничтожению боеви
ков из организации «Черный сентябрь» у всех агентов было изрядно подорв
ано здоровье. Кое у кого возникли проблемы с сердцем, практически у всех п
однялось кровяное давление, многие страдали от нервной экземы и хрониче
ских простуд. Больше всех досталось киллерам. После акции в Риме у Габрие
ля началась бессонница. Стоило ему только прилечь, как в ушах у него ожива
ли звуки выстрелов, разрывавших плоть и крошивших кости, а перед мысленн
ым взором представало вытекавшее из разбитой бутылки вино, смешивавшее
ся на мраморном полу с кровью. Шамрон нашел для него в Париже врача Ц одно
го из своих сайаним, добровольных помощников, Ц который прописал ему си
льные транквилизаторы. Не прошло и недели, как Габриель основательно на
них подсел.
Из-за этих пилюль, а также из-за снедавшего его стресса Габриель стал выг
лядеть много старше своих лет. Кожа потеряла былую эластичность и стала
сухой и жесткой, уголки рта опустились, а глаза словно подернулись пепло
м. Черные прежде волосы поседели на висках, и хотя ему исполнилось всего д
вадцать два, ему можно было дать сорок. Когда он вернулся домой, Лия едва е
го узнала. После того, как они кончили заниматься любовью, она сказала, что
у нее было ощущение, будто она спала с другим человеком Ц не с его, Габрие
ля, постаревшей копией, но с совершенным незнакомцем.
Он плеснул себе на лицо холодной воды, тщательно вытерся бумажным полоте
нцем и еще раз взглянул на свое отражение. В его чертах отпечатались вехи
того жизненного пути, который привел его в конце концов в туалетную комн
ату следовавшего в Лондон поезда. Если бы не Гитлер и не холокост, его роди
тели вряд ли согласились бы переехать из Европы в пыльный сельскохозяйс
твенный поселок в Израильской долине. До Второй мировой войны его отец, э
ссеист и историк, жил в Мюнхене, мать же была родом из Праги, где писала кар
тины и считалась многообещающей художницей. Ни мать, ни отец так до конца
и не восприняли сионистских идей коллективизма и необходимости физиче
ского труда. К Габриелю родители относились скорее как к взрослому, неже
ли ребенку. Считалось, что и заботиться о себе, и развлекаться он должен по
возможности сам. Его первые детские воспоминания были связаны с их мале
нькой двухкомнатной квартиркой в кибуце, где отец сидел в кресле и читал,
мать стояла у мольберта с кистью, а он, Габриель, ползал между ними по полу,
возводя игрушечные строения из деревянных кубиков и блоков.
Его родители не любили иврит, поэтому, оставаясь одни, говорили на европе
йских языках: немецком, французском, чешском, русском и идише. Постепенно
Габриель все эти языки освоил. Позже он освоил иврит и арабский. От отца он
унаследовал безупречную память, а от матери Ц стоическое терпение и вн
имание к деталям. Неприятие родителями всех форм коллективизма взрасти
ли в нем высокомерие и стремление к обособленности, а их светский агност
ицизм приучил его относиться с равнодушием к таким нравственным катего
риям, как традиционная еврейская мораль и этика. Он предпочитал одинокие
прогулки футболу, а чтение Ц сельскохозяйственным работам. У него был п
очти патологический страх замарать руки. А еще у него было множество тай
н и секретов. Один из его учителей характеризовал его как «холодного бес
чувственного эгоиста с блестящими способностями». Когда Ари Шамрон, нач
инавший свою тайную войну с арабскими террористами, отправился в поездк
у по израильским городам и весям на розыски подходящих для такого дела р
екрутов, он встретил в деревенской школе в Израильской долине мальчика,
который, подобно своему небесному патрону архангелу Гавриилу, в чью чест
ь он был назван, обладал почти сверхъестественными способностями к язык
ам. Кроме того, у мальчика было терпение царя Соломона, но особенно ценной
представлялась Шамрону его эмоциональная холодность прирожденного уб
ийцы.
Габриель вышел из туалета и вернулся на свое место в купе. За окном уже вид
нелись постройки восточного Лондона Ц стоявшие рядами пакгаузы из пот
емневшего раскрошившегося кирпича, с битыми стеклами. Габриель вытянул
перед собой ноги и прикрыл глаза. Была еще одна болезнь, от которой все они
страдали во время операции по уничтожению боевиков организации «Черны
й сентябрь», Ц страх. Чем дольше они работали «в поле», тем больше станов
ился риск разоблачения. И разоблачить их могли не только европейские спе
цслужбы, но и сами террористы. И такой случай имел место, причем в самый ра
згар операции. Тогда боевики из «Черного сентября» застрелили в Мадриде
одного агента-нелегала. Когда это случилось, парни из особой группы неож
иданно осознали, что они тоже уязвимы. Габриель извлек из этой ситуации с
амый ценный за всю свою карьеру тайного агента урок: когда операции пров
одятся далеко от дома и на враждебной территории, охотник может с легкос
тью превратиться в дичь.
Поезд втянулся в ажурный тоннель вокзала Ватерлоо и остановился. Габрие
ль сошел на перрон и, раздвигая плечом толпу, двинулся к выходу. Свою машин
у он оставил в подземном гараже неподалеку. Уронив, как всегда, ключи, он п
роизвел осмотр нижней части автомобиля, после чего забрался в салон и по
ехал в Суррей.
* * *
На воротах не было ни таблички, ни вывески. Габриелю всегда хотелось найт
и абсолютно анонимное, никак не маркированное убежище. За стеной начинал
ась ухоженная лужайка, вокруг которой росли аккуратно подстриженные де
ревца. В конце подъездной дорожки стоял сложенный из красного кирпича бо
льшой викторианский дом. Опустив стекло машины, Габриель протянул руку и
нажал на кнопку интеркома. Камера слежения повернулась в его сторону и у
ставилась на него своим стеклянным глазом циклопа. Габриель инстинктив
но отвернулся от объектива и сделал вид, что роется в бардачке.
Ц Чем могу помочь? Ц послышался в интеркоме женский голос, произносивш
ий английские слова со среднеевропейским акцентом.
Ц Я приехал, чтобы повидаться с мисс Мартинсон. Доктор Эвери меня ждет.
Габриель поднял стекло, подождал, пока дистанционно управляемые ворота
отползут в сторону, после чего въехал на территорию поместья и медленно
покатил по подъездной дорожке к дому. Был ранний вечер, серый и холодный. В
ерхушки деревьев покачивал легкий бриз. Чем ближе он подъезжал к дому, те
м лучше видел некоторых пациентов. В частности, сидевшую на скамеечке же
нщину в нарядном воскресном платье, смотревшую остановившимся взглядо
м прямо перед собой; мужчину в непромокаемой куртке и высоких сапогах, оп
иравшегося на руку огромного санитара-ямайца.
Доктор Эвери ждал его в холле, в тщательно отутюженных брюках цвета ржав
чины из дорогого, на шелковой основе, вельвета и сером кашемировом свите
ре, который был бы более уместным на поле для гольфа, нежели в психиатриче
ской клинике. Доктор подчеркнуто официально пожал Габриелю руку. При это
м у него был такой вид, как если бы он пожимал руку солдату оккупационной а
рмии. Поприветствовав таким образом гостя, доктор вышел вместе с ним в дл
инный, покрытый ковровой дорожкой коридор.
Ц В этом месяце она говорила куда больше, чем в прошлом, Ц сказал доктор
Эвери. Ц Пару раз мы даже перекинулись словами, можно сказать, побеседов
али.
Габриель изобразил на губах слабое подобие улыбки. За все эти годы она ни
разу с ним не заговорила.
Ц А как ее физическое здоровье? Ц спросил он.
Ц Никаких изменений. Она, насколько это для нее возможно, здорова.
Эвери воспользовался магнитной карточкой, чтобы отпереть дверь, котора
я вела в еще один холл. Здесь, в отличие от главного холла, застеленного ко
врами, полы имели красно-коричневое синтетическое покрытие. Такого же т
ерракотового цвета были и стены. Пока они шли, доктор рассказывал о прово
дившемся лечении. О том, что он увеличил дозу одного препарата, уменьшил ч
исло приемов другого и отменил третий. Потом доктор рассказал о совершен
но новом, экспериментальном препарате, который показал хорошие результ
аты при лечении пациентов, страдавших от аналогичного посттравматичес
кого синдрома, осложненного острой психической депрессией.
Ц Ну, если вы полагаете, что это поможет…
Ц Мы никогда об этом не узнаем, пока не попробуем.
Клиническая психиатрия, подумал Габриель, в чем-то сродни работе развед
чика.
В конце терракотового зала находилась дверь, которая вела в небольшую ко
мнату, где хранился различный садовый инвентарь Ц грабли, лопаты, садов
ые ножницы и культиваторы. Здесь же лежали пакетики с цветочными семенам
и и стояли мешки с удобрениями. В противоположной от входа стене комнаты
находились двойные двери с овальными оконцами.
Ц Она на своем обычном месте и ждет вас. Прошу вас не слишком обременять
ее своим присутствием. Думаю, полчаса будет в самый раз. Когда время выйде
т, я за вами приду.
* * *
В теплице воздух был жаркий и влажный. В углу на металлической садовой ск
амейке с прямой спинкой сидела Лия. У нее в ногах стояли только что распус
тившиеся розы в глиняных горшках. Одежда на ней была белая. Белый свитер п
од горло, подаренный ей Габриелем в ее последний день рождения, и белые бр
юки, купленные им для нее на Крите, где они проводили летний отпуск. Габрие
ль попытался вспомнить, в каком году это было, да так и не вспомнил. Казало
сь, и сама Лия, и все, что имело к ней отношение, разделилось на два периода:
Лия до Вены и Лия после. Она сидела прямо, как школьница, устремив взгляд с
квозь окно на зеленый ковер лужайки. Волосы у нее были коротко подстриже
ны, а ступни Ц босые.
Когда Габриель сделал шаг вперед, она повернула в его сторону голову. Он у
видел ужасные рубцы на правой стороне ее лица. Всякий раз, когда он видел э
ти шрамы, его пронизывал невероятный, какой-то вселенский холод. Потом он
перевел взгляд на ее руки, вернее, на то, что от них осталось. Первым делом е
му бросился в глаза широкий белесый шрам, напоминавший полоску холста, о
бнажившегося в том месте, где с поврежденной картины осыпалась краска. К
то бы знал, как ему хотелось закрасить это место, смешав на палитре необхо
димые пигменты.
Габриель поцеловал ее в лоб, втянув воздух, чтобы ощутить привычные запа
хи лимона и лаванды, но вместо этого ощутил лишь влажный душный запах рас
тений, доминировавший в спертой атмосфере теплицы. Эвери велел поставит
ь в теплице еще одну маленькую металлическую садовую скамейку, которую Г
абриель сразу же пододвинул поближе к Лии. Услышав скребущий звук металл
ических ножек по каменному полу, Лия заморгала. Габриель торопливо пробо
рмотал что-то в свое оправдание и присел на скамейку. Лия отвернулась.
Так было всегда, когда Габриель приходил ее навестить. Впрочем, рядом с ни
м находилась не Лия, а памятник Лии. Ее, так сказать, надгробие. Прежде он пы
тался разговаривать с ней, но сейчас не мог выдавить ни слова. Проследив з
а ее взглядом, он попытался определить, на что она смотрит. По словам докто
ра Эвери, бывали дни, когда она, сидя на скамейке и глядя в окно, начинала до
сконально, до мельчайших подробностей и довольно живо, описывать все то,
что произошло с ней в момент взрыва и непосредственно до него, повторяя э
тот рассказ снова и снова и никак не желая останавливаться. Габриель был
не в силах представить ее страданий. Судьба еще позволяла ему как-то влач
ить свои дни, но Лию она лишила всего Ц ребенка, тела, сознания. Единствен
ное, что у нее осталось, Ц это память. Габриеля терзал страх, что ее привяз
ка к этой жизни, какой бы тонкой и эфемерной она ни была, каким-то образом с
вязана с верностью, которую он хранил ей все эти годы. Ему казалось, что ес
ли он влюбится в другую женщину, то Лия умрет.
Когда миновали сорок пять минут, Габриель встал с места, натянул куртку и,
присев у ног Лии на корточки, положил руки ей на колени. Она некоторое врем
я смотрела поверх его головы, потом опустила голову и их взгляды встрети
лись.
Ц Мне пора идти, Ц прошептал Габриель. Лия не шелохнулась.
Он хотел уже было подняться с корточек, но в этот момент она протянула рук
у и дотронулась до его щеки. Габриелю потребовались все его душевные сил
ы, чтобы не отпрянуть, когда изуродованный шрамами обрубок прикоснулся к
его коже. Лия печально улыбнулась, вернула руку на колено и накрыла ее дру
гой рукой, приняв ту самую позу, в которой он ее застал, когда вошел в тепли
цу.
Габриель распрямился и направился к выходу. Ожидавший в терракотовом за
ле доктор Эвери проводил его до машины. Сев за руль, Габриель долгое время
не заводил мотор, вспоминая о том, как Лия дотронулась до его лица. Что она
в нем увидела? Признаки сильного утомления? Или же тень Жаклин Делакруа?
Глава 28
Лиссабон
Тарик появился в дверном проеме национального ресторана «Дом фадо». Лиц
о у него отливало мертвенной бледностью, а когда он прикуривал, его руки з
аметно подрагивали. Пройдя весь зал, он подсел к столику Кемаля.
Ц Что привело тебя в Лиссабон на этот раз?
Ц Кое-какие проблемы с дистрибуцией нашей продукции на Иберийском пол
уострове. Вполне возможно, мне придется провести в Лиссабоне несколько д
ней. Или по крайней мере часто сюда наведываться.
Ц И это все?
Ц И еще вот это. Ц Кемаль вынул из кармана большую цветную фотографию и
положил на стол. Ц Познакомься с мадемуазель Доминик Бонар.
Тарик взял фотографию со стола и некоторое время внимательно ее рассмат
ривал.
Ц Пойдем со мной, Ц спокойно сказал он, обращаясь к Кемалю. Ц Хочу кое-ч
то тебе показать. Уверен, это покажется тебе небезынтересным.
* * *
Квартира Тарика находилась в возвышенном месте квартала Альфама. Она со
стояла из двух комнат с простыми дощатыми полами и маленькой веранды, вы
ходившей в тихий внутренний двор. Приготовив чай по-арабски, то есть очен
ь крепкий и очень сладкий, он присел у двери веранды и стал смотреть, как с
труи дождя поливают булыжник.
Отведя наконец взгляд от двора, Тарик сказал:
Ц Ты помнишь, каким образом нам удалось выйти на Аллона в Вене?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
руемый им чертов фольклор, повествующий о том, сколь прекрасна была жизн
ь в Палестине до прихода евреев?
Ц Ну а ты что по этому поводу думаешь?
Ц Я думаю, что этот парень или влюблен в нее, или у него на уме что-то еще.
Ц Меня это самое «что-то еще» больше всего беспокоит.
Ц А тебе не приходило в голову, что Юсеф думает о ней не просто как о краси
вой женщине? Что он считает ее сильной, яркой личностью, которая могла бы п
ринести большую пользу Тарику и его организации?
Ц Я думал об этом, но считаю, что Жаклин к такого рода специальной операц
ии не готова Ц да и мы, честно говоря, тоже.
Ц Значит, ты хочешь прикрыть лавочку и предложить всем разъезжаться по
домам?
Ц Нет, я только хочу снять Жаклин с операции.
Ц И что, по-твоему, произойдет потом? А вот что: Юсеф разнервничается, начн
ет подозревать ее во всех тяжких и даже, возможно, зачистит после ее ухода
свою квартиру. Если он парень методичный и дисциплинированный, то он выб
росит к чертовой матери всю свою домашнюю электронику, а вместе с ней и тв
ои «жучки».
Ц Если мы выведем ее из дела по-умному, Юсеф ничего не заподозрит. Кроме т
ого, когда я договаривался с Жаклин о работе, я пообещал ей, что эта операц
ия много времени у нее не отнимет. Как ты знаешь, у нее есть и другие заботы.
Ц Нет у нее никаких забот важнее, чем эта! В конце концов, заплати ей по мак
симуму, выдай сверхурочные… Короче говоря, она останется, Габриель. И зак
ончим на этом дискуссию.
Ц Если она останется, то уйду я.
Ц Ну и проваливай! Ц гаркнул Шамрон. Ц Отправляйся в свой Корнуолл и во
ди кисточкой по картине Вичеллио. А сюда я пришлю какого-нибудь стоящего
парня, который возьмет это дело в свои руки.
Ц Я эту женщину в твоих лапах не оставлю.
Шамрон решил, что пора идти на мировую.
Ц Ты, мальчик, слишком долго работал без выходных и неважно выглядишь. Не
думай, я не забыл, как это бывает. Выброси ты этого Юсефа из головы хотя бы н
а несколько часов. Никуда он не денется. Съезди куда-нибудь, развейся. Про
чисти мозги. Мне нужно, чтобы ты был в форме.
* * *
На обратном пути в Лондон Габриель зашел в поезде в туалет, заперся на зам
ок и некоторое время стоял перед зеркалом, рассматривая свое лицо. Карти
на была удручающая. Под глазами у него залегли черные тени, скулы заостри
лись, а в уголках рта появились горькие складки.
«Я не забыл, как это бывает». Так, кажется, сказал Шамрон?
Он тоже об этом не забыл. После завершения операции по уничтожению боеви
ков из организации «Черный сентябрь» у всех агентов было изрядно подорв
ано здоровье. Кое у кого возникли проблемы с сердцем, практически у всех п
однялось кровяное давление, многие страдали от нервной экземы и хрониче
ских простуд. Больше всех досталось киллерам. После акции в Риме у Габрие
ля началась бессонница. Стоило ему только прилечь, как в ушах у него ожива
ли звуки выстрелов, разрывавших плоть и крошивших кости, а перед мысленн
ым взором представало вытекавшее из разбитой бутылки вино, смешивавшее
ся на мраморном полу с кровью. Шамрон нашел для него в Париже врача Ц одно
го из своих сайаним, добровольных помощников, Ц который прописал ему си
льные транквилизаторы. Не прошло и недели, как Габриель основательно на
них подсел.
Из-за этих пилюль, а также из-за снедавшего его стресса Габриель стал выг
лядеть много старше своих лет. Кожа потеряла былую эластичность и стала
сухой и жесткой, уголки рта опустились, а глаза словно подернулись пепло
м. Черные прежде волосы поседели на висках, и хотя ему исполнилось всего д
вадцать два, ему можно было дать сорок. Когда он вернулся домой, Лия едва е
го узнала. После того, как они кончили заниматься любовью, она сказала, что
у нее было ощущение, будто она спала с другим человеком Ц не с его, Габрие
ля, постаревшей копией, но с совершенным незнакомцем.
Он плеснул себе на лицо холодной воды, тщательно вытерся бумажным полоте
нцем и еще раз взглянул на свое отражение. В его чертах отпечатались вехи
того жизненного пути, который привел его в конце концов в туалетную комн
ату следовавшего в Лондон поезда. Если бы не Гитлер и не холокост, его роди
тели вряд ли согласились бы переехать из Европы в пыльный сельскохозяйс
твенный поселок в Израильской долине. До Второй мировой войны его отец, э
ссеист и историк, жил в Мюнхене, мать же была родом из Праги, где писала кар
тины и считалась многообещающей художницей. Ни мать, ни отец так до конца
и не восприняли сионистских идей коллективизма и необходимости физиче
ского труда. К Габриелю родители относились скорее как к взрослому, неже
ли ребенку. Считалось, что и заботиться о себе, и развлекаться он должен по
возможности сам. Его первые детские воспоминания были связаны с их мале
нькой двухкомнатной квартиркой в кибуце, где отец сидел в кресле и читал,
мать стояла у мольберта с кистью, а он, Габриель, ползал между ними по полу,
возводя игрушечные строения из деревянных кубиков и блоков.
Его родители не любили иврит, поэтому, оставаясь одни, говорили на европе
йских языках: немецком, французском, чешском, русском и идише. Постепенно
Габриель все эти языки освоил. Позже он освоил иврит и арабский. От отца он
унаследовал безупречную память, а от матери Ц стоическое терпение и вн
имание к деталям. Неприятие родителями всех форм коллективизма взрасти
ли в нем высокомерие и стремление к обособленности, а их светский агност
ицизм приучил его относиться с равнодушием к таким нравственным катего
риям, как традиционная еврейская мораль и этика. Он предпочитал одинокие
прогулки футболу, а чтение Ц сельскохозяйственным работам. У него был п
очти патологический страх замарать руки. А еще у него было множество тай
н и секретов. Один из его учителей характеризовал его как «холодного бес
чувственного эгоиста с блестящими способностями». Когда Ари Шамрон, нач
инавший свою тайную войну с арабскими террористами, отправился в поездк
у по израильским городам и весям на розыски подходящих для такого дела р
екрутов, он встретил в деревенской школе в Израильской долине мальчика,
который, подобно своему небесному патрону архангелу Гавриилу, в чью чест
ь он был назван, обладал почти сверхъестественными способностями к язык
ам. Кроме того, у мальчика было терпение царя Соломона, но особенно ценной
представлялась Шамрону его эмоциональная холодность прирожденного уб
ийцы.
Габриель вышел из туалета и вернулся на свое место в купе. За окном уже вид
нелись постройки восточного Лондона Ц стоявшие рядами пакгаузы из пот
емневшего раскрошившегося кирпича, с битыми стеклами. Габриель вытянул
перед собой ноги и прикрыл глаза. Была еще одна болезнь, от которой все они
страдали во время операции по уничтожению боевиков организации «Черны
й сентябрь», Ц страх. Чем дольше они работали «в поле», тем больше станов
ился риск разоблачения. И разоблачить их могли не только европейские спе
цслужбы, но и сами террористы. И такой случай имел место, причем в самый ра
згар операции. Тогда боевики из «Черного сентября» застрелили в Мадриде
одного агента-нелегала. Когда это случилось, парни из особой группы неож
иданно осознали, что они тоже уязвимы. Габриель извлек из этой ситуации с
амый ценный за всю свою карьеру тайного агента урок: когда операции пров
одятся далеко от дома и на враждебной территории, охотник может с легкос
тью превратиться в дичь.
Поезд втянулся в ажурный тоннель вокзала Ватерлоо и остановился. Габрие
ль сошел на перрон и, раздвигая плечом толпу, двинулся к выходу. Свою машин
у он оставил в подземном гараже неподалеку. Уронив, как всегда, ключи, он п
роизвел осмотр нижней части автомобиля, после чего забрался в салон и по
ехал в Суррей.
* * *
На воротах не было ни таблички, ни вывески. Габриелю всегда хотелось найт
и абсолютно анонимное, никак не маркированное убежище. За стеной начинал
ась ухоженная лужайка, вокруг которой росли аккуратно подстриженные де
ревца. В конце подъездной дорожки стоял сложенный из красного кирпича бо
льшой викторианский дом. Опустив стекло машины, Габриель протянул руку и
нажал на кнопку интеркома. Камера слежения повернулась в его сторону и у
ставилась на него своим стеклянным глазом циклопа. Габриель инстинктив
но отвернулся от объектива и сделал вид, что роется в бардачке.
Ц Чем могу помочь? Ц послышался в интеркоме женский голос, произносивш
ий английские слова со среднеевропейским акцентом.
Ц Я приехал, чтобы повидаться с мисс Мартинсон. Доктор Эвери меня ждет.
Габриель поднял стекло, подождал, пока дистанционно управляемые ворота
отползут в сторону, после чего въехал на территорию поместья и медленно
покатил по подъездной дорожке к дому. Был ранний вечер, серый и холодный. В
ерхушки деревьев покачивал легкий бриз. Чем ближе он подъезжал к дому, те
м лучше видел некоторых пациентов. В частности, сидевшую на скамеечке же
нщину в нарядном воскресном платье, смотревшую остановившимся взглядо
м прямо перед собой; мужчину в непромокаемой куртке и высоких сапогах, оп
иравшегося на руку огромного санитара-ямайца.
Доктор Эвери ждал его в холле, в тщательно отутюженных брюках цвета ржав
чины из дорогого, на шелковой основе, вельвета и сером кашемировом свите
ре, который был бы более уместным на поле для гольфа, нежели в психиатриче
ской клинике. Доктор подчеркнуто официально пожал Габриелю руку. При это
м у него был такой вид, как если бы он пожимал руку солдату оккупационной а
рмии. Поприветствовав таким образом гостя, доктор вышел вместе с ним в дл
инный, покрытый ковровой дорожкой коридор.
Ц В этом месяце она говорила куда больше, чем в прошлом, Ц сказал доктор
Эвери. Ц Пару раз мы даже перекинулись словами, можно сказать, побеседов
али.
Габриель изобразил на губах слабое подобие улыбки. За все эти годы она ни
разу с ним не заговорила.
Ц А как ее физическое здоровье? Ц спросил он.
Ц Никаких изменений. Она, насколько это для нее возможно, здорова.
Эвери воспользовался магнитной карточкой, чтобы отпереть дверь, котора
я вела в еще один холл. Здесь, в отличие от главного холла, застеленного ко
врами, полы имели красно-коричневое синтетическое покрытие. Такого же т
ерракотового цвета были и стены. Пока они шли, доктор рассказывал о прово
дившемся лечении. О том, что он увеличил дозу одного препарата, уменьшил ч
исло приемов другого и отменил третий. Потом доктор рассказал о совершен
но новом, экспериментальном препарате, который показал хорошие результ
аты при лечении пациентов, страдавших от аналогичного посттравматичес
кого синдрома, осложненного острой психической депрессией.
Ц Ну, если вы полагаете, что это поможет…
Ц Мы никогда об этом не узнаем, пока не попробуем.
Клиническая психиатрия, подумал Габриель, в чем-то сродни работе развед
чика.
В конце терракотового зала находилась дверь, которая вела в небольшую ко
мнату, где хранился различный садовый инвентарь Ц грабли, лопаты, садов
ые ножницы и культиваторы. Здесь же лежали пакетики с цветочными семенам
и и стояли мешки с удобрениями. В противоположной от входа стене комнаты
находились двойные двери с овальными оконцами.
Ц Она на своем обычном месте и ждет вас. Прошу вас не слишком обременять
ее своим присутствием. Думаю, полчаса будет в самый раз. Когда время выйде
т, я за вами приду.
* * *
В теплице воздух был жаркий и влажный. В углу на металлической садовой ск
амейке с прямой спинкой сидела Лия. У нее в ногах стояли только что распус
тившиеся розы в глиняных горшках. Одежда на ней была белая. Белый свитер п
од горло, подаренный ей Габриелем в ее последний день рождения, и белые бр
юки, купленные им для нее на Крите, где они проводили летний отпуск. Габрие
ль попытался вспомнить, в каком году это было, да так и не вспомнил. Казало
сь, и сама Лия, и все, что имело к ней отношение, разделилось на два периода:
Лия до Вены и Лия после. Она сидела прямо, как школьница, устремив взгляд с
квозь окно на зеленый ковер лужайки. Волосы у нее были коротко подстриже
ны, а ступни Ц босые.
Когда Габриель сделал шаг вперед, она повернула в его сторону голову. Он у
видел ужасные рубцы на правой стороне ее лица. Всякий раз, когда он видел э
ти шрамы, его пронизывал невероятный, какой-то вселенский холод. Потом он
перевел взгляд на ее руки, вернее, на то, что от них осталось. Первым делом е
му бросился в глаза широкий белесый шрам, напоминавший полоску холста, о
бнажившегося в том месте, где с поврежденной картины осыпалась краска. К
то бы знал, как ему хотелось закрасить это место, смешав на палитре необхо
димые пигменты.
Габриель поцеловал ее в лоб, втянув воздух, чтобы ощутить привычные запа
хи лимона и лаванды, но вместо этого ощутил лишь влажный душный запах рас
тений, доминировавший в спертой атмосфере теплицы. Эвери велел поставит
ь в теплице еще одну маленькую металлическую садовую скамейку, которую Г
абриель сразу же пододвинул поближе к Лии. Услышав скребущий звук металл
ических ножек по каменному полу, Лия заморгала. Габриель торопливо пробо
рмотал что-то в свое оправдание и присел на скамейку. Лия отвернулась.
Так было всегда, когда Габриель приходил ее навестить. Впрочем, рядом с ни
м находилась не Лия, а памятник Лии. Ее, так сказать, надгробие. Прежде он пы
тался разговаривать с ней, но сейчас не мог выдавить ни слова. Проследив з
а ее взглядом, он попытался определить, на что она смотрит. По словам докто
ра Эвери, бывали дни, когда она, сидя на скамейке и глядя в окно, начинала до
сконально, до мельчайших подробностей и довольно живо, описывать все то,
что произошло с ней в момент взрыва и непосредственно до него, повторяя э
тот рассказ снова и снова и никак не желая останавливаться. Габриель был
не в силах представить ее страданий. Судьба еще позволяла ему как-то влач
ить свои дни, но Лию она лишила всего Ц ребенка, тела, сознания. Единствен
ное, что у нее осталось, Ц это память. Габриеля терзал страх, что ее привяз
ка к этой жизни, какой бы тонкой и эфемерной она ни была, каким-то образом с
вязана с верностью, которую он хранил ей все эти годы. Ему казалось, что ес
ли он влюбится в другую женщину, то Лия умрет.
Когда миновали сорок пять минут, Габриель встал с места, натянул куртку и,
присев у ног Лии на корточки, положил руки ей на колени. Она некоторое врем
я смотрела поверх его головы, потом опустила голову и их взгляды встрети
лись.
Ц Мне пора идти, Ц прошептал Габриель. Лия не шелохнулась.
Он хотел уже было подняться с корточек, но в этот момент она протянула рук
у и дотронулась до его щеки. Габриелю потребовались все его душевные сил
ы, чтобы не отпрянуть, когда изуродованный шрамами обрубок прикоснулся к
его коже. Лия печально улыбнулась, вернула руку на колено и накрыла ее дру
гой рукой, приняв ту самую позу, в которой он ее застал, когда вошел в тепли
цу.
Габриель распрямился и направился к выходу. Ожидавший в терракотовом за
ле доктор Эвери проводил его до машины. Сев за руль, Габриель долгое время
не заводил мотор, вспоминая о том, как Лия дотронулась до его лица. Что она
в нем увидела? Признаки сильного утомления? Или же тень Жаклин Делакруа?
Глава 28
Лиссабон
Тарик появился в дверном проеме национального ресторана «Дом фадо». Лиц
о у него отливало мертвенной бледностью, а когда он прикуривал, его руки з
аметно подрагивали. Пройдя весь зал, он подсел к столику Кемаля.
Ц Что привело тебя в Лиссабон на этот раз?
Ц Кое-какие проблемы с дистрибуцией нашей продукции на Иберийском пол
уострове. Вполне возможно, мне придется провести в Лиссабоне несколько д
ней. Или по крайней мере часто сюда наведываться.
Ц И это все?
Ц И еще вот это. Ц Кемаль вынул из кармана большую цветную фотографию и
положил на стол. Ц Познакомься с мадемуазель Доминик Бонар.
Тарик взял фотографию со стола и некоторое время внимательно ее рассмат
ривал.
Ц Пойдем со мной, Ц спокойно сказал он, обращаясь к Кемалю. Ц Хочу кое-ч
то тебе показать. Уверен, это покажется тебе небезынтересным.
* * *
Квартира Тарика находилась в возвышенном месте квартала Альфама. Она со
стояла из двух комнат с простыми дощатыми полами и маленькой веранды, вы
ходившей в тихий внутренний двор. Приготовив чай по-арабски, то есть очен
ь крепкий и очень сладкий, он присел у двери веранды и стал смотреть, как с
труи дождя поливают булыжник.
Отведя наконец взгляд от двора, Тарик сказал:
Ц Ты помнишь, каким образом нам удалось выйти на Аллона в Вене?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48