Впрочем, если бы он и знал, что никогда больше не вынырнет из небытия, возв
ращаясь к жизни, он бы никак не прореагировал на это. Да, каждый кирд долже
н стремиться избежать гибели, но гибели случайной. Если же его погружает
в небытие (даже вечное небытие) приказ, значит, так нужно. А раз нужно, стало
быть, это естественный ход вещей.
Проверяющий поднял двумя руками снятую голову Двести семьдесят четвер
того, подсоединил к переналадочной машине и нажал кнопку. Через нескольк
о секунд послышался щелчок. Переналадка была закончена, программа скорр
ектирована. Он поднял голову и надел на одно из нескольких безголовых ту
ловищ. При этом он не посмотрел, с какого именно туловища была снята голов
а. Это не имело ни малейшего значения. Тела их были вполне взаимозаменяем
ы. В них не было ничего, что бы принадлежало только этому кирду, а не другом
у: ни своих особенностей, ни своих дефектов, ни своих болей, ни своих муску
лов, которыми можно гордиться или которых нужно стесняться. Потому что к
ирды не умели гордиться и не знали, что такое стеснение.
Щелкнули запоры, и сознание мгновенно вернулось к Двести семьдесят четв
ертому. Да, это был он, привычно проверил он себя, как делал после каждого в
озвращения из небытия, он. Двести семьдесят четвертый, изучавший наканун
е реакции трех пришельцев и торопившийся сейчас снова на круглый стенд.
Все было нормально, можно было идти.
И тем не менее что-то изменилось. Он еще не знал, что именно, но ощущал перем
ену. Он вышел с проверочной станции. Мир был таким же, каким был накануне: т
ак же высоко стояло оранжевое светило и невысокие строения почти не отбр
асывали теней. Как и всегда, в это время ветра не было. Было тепло. Мимо, как
всегда, сновали кирды. Мир вокруг был точным слепком мира вчерашнего, поз
авчерашнего, мира постоянного, точно рассчитанного и потому точно предс
казуемого.
Он был похож и не похож. Двести семьдесят четвертый был совершенной дума
ющей машиной. Раз внешний мир ничем не отличается от того, к которому он пр
ивык, но воспринимается им по-другому, значит, решил он, изменился он сам. С
корее всего, это произошло только что, на проверочном стенде, когда ему сн
имали голову.
Мысль была простой и логичной, но она не скользнула, как обычно, в его мозг
у легко и спокойно, а вдруг как бы дернулась, споткнулась. Двести семьдеся
т четвертому почудилось, что ему грозит какая-то опасность, и его двигате
ли непроизвольно увеличили обороты, словно ему нужно было бежать куда-т
о.
Он оглянулся. Ни один из его четырех глаз не видел ни малейшей угрозы. Это
было странно. Опасности не было, а ему хотелось спрятаться.
Что-то они ему там сделали на стенде, подумал он, и мысль опять споткнулас
ь, неохотно проползла по цепям его мозга. Нет, он, конечно, не деф, иначе он б
ы не получил дневного магнитного штампа, но все равно ему было не по себе.
И само понятие «деф» тоже почему-то запуталось где-то в его сознании и то
же потянуло за собой ощущение опасности.
Это было необычно. Не раз и не два встречал он кирдов, в которых его изощре
нное чутье угадывало нарождающихся дефов, и каждый раз спокойно и делови
то он делал то, что полагается делать кирду при встрече с подозрительным:
тут же доносил о замеченном и ожидал прибытия стражников. Иногда он помо
гал им, когда его помощь была необходимой. С остановившимися моторами те
ла дефов казались тяжелыми и неуклюжими, и нужно было подогнать тележку
вплотную к упавшему дефу, чтобы втащить его на платформу.
Их увозили, и Двести семьдесят четвертый никогда не вспоминал о них, хотя
воспоминания надежно откладывались в его памяти.
И вот теперь он почему-то вдруг вспомнил о Сто седьмом. «А что они делают…
дефы?» Ц спросил он тогда у Двести семьдесят четвертого. Почему он вспом
нил о дефе, которого давно уже нет, чья голова была на его глазах сожжена в
ыстрелами стражников и чье тело, наверное, давно уже было использовано. П
очему? Он ведь торопился на круглый стенд и должен поэтому думать о дальн
ейшем изучении пришельцев, а не вспоминать исчезнувших дефов. Случайное
воспоминание, ненужная мысль, никчемный вопрос Ц все это были признаки
нарождающегося дефа. Эта мысль пронзила его мозг, он дернулся, остановил
ся, хотел было бежать, но удержался. Неужели он деф? Сейчас первый же встре
чный кирд заметит его метания, доложит о наблюдениях, и через несколько м
гновений беззвучно и неотвратимо перед ним появится тележка со стражни
ками, сверкнет выстрел, и для него наступит вечное небытие.
Он не хотел, чтобы встречные докладывали о подозрительном кирде, он не хо
тел, чтобы стражники погружали его в вечное небытие, он не хотел, чтобы его
вкатывали на платформу тележки.
Это было необычно, плохо вязалось с его опытом. Раньше мысли о небытии ник
огда не задерживались в цепях его мозга. Бытие и небытие были ему безразл
ичны. Теперь он все время думал о вещах, о которых настоящий кирд не думает
, о вещах, которые могут волновать только дефа.
Навстречу ему шел кирд, и Двести семьдесят четвертый вдруг сообразил, чт
о стоит, что он остановился, глядя на приближавшуюся фигуру. Он остановил
ся и том самым обрек себя на вечное небытие. Кирд, получивший приказ, не мо
жет остановиться. А он почему-то остановился, опутанный нелепыми воспом
инаниями и ненужными, опасными мыслями. Он остановился, как деф, и кирд, чт
о приближался к нему, наверное, уже докладывает о своих подозрениях.
Мысли Двести семьдесят четвертого еле ползли, словно у него разрядились
аккумуляторы и он вовремя не сменил их. Ему хотелось бежать, спрятаться, н
о он не мог заставить себя сделать и шагу. Почему так странно бредут в нем
мысли? Почему он не может спокойно ждать конца? «Бытие, небытие Ц какая ра
зница?» Ц напомнил он себе, но простенькое это утверждение ни за что не хо
тело вползать в его голову, не хотело там оставаться, выпрыгивало из нее, с
ловно выброшенное пружиной. Есть, есть разница! Он не хотел небытия, котор
ое, наверное, уже недалеко, которое беззвучно скользит к нему, спрятанное
в трубках стражников.
«Спрятаться, убежать!» Ц слепо металось в его мозгу, по передние глаза ег
о в этот момент передали в мозг нечто уж совсем неожиданное: кирд, шедший н
австречу, вдруг метнулся в сторону и побежал. «Этого не может быть», Ц ре
шил его мозг и послал команду глазам увеличить фокусное расстояние, чтоб
ы четче рассмотреть происходящее. Глаза подтвердили: кирд бежал, странно
петляя, завернул за угол здания и скрылся.
Деф, перед ним был деф, решил Двести семьдесят четвертый, надо догнать его
Ц и доложить о нем, но тут он подумал о себе, о своих сомнениях, и мысли его
впервые с его появления на свет смешались. Он, Двести семьдесят четверты
й, был на грани вечного небытия, он уже чувствовал приближение его, но поче
му-то опасность, по крайней мере непосредственная, миновала. И эта мысль т
оже протекла в логических схемах его мозга как-то странно. Хотелось, чтоб
ы она повторялась снова и снова.
И вдруг Двести семьдесят четвертый понял. В него ввели ту реакцию, что при
боры зафиксировали у пришельцев. И тот кирд, что только что стремглав бро
сился от него, тоже заряжен этой реакцией.
Значит, он не деф, значит, ему не грозит вечное небытие. Он знал, что должен д
умать так, ибо это было логичным выводом из осознанного факта. Но он не исп
ытал облегчения. Привычные здания, казалось, источают неведомую угрозу.
За углом, казалось, его поджидают стражники, которые не будут разбиратьс
я, виновата ли в его странностях перестроенная программа или дефекты в е
го мозгу. Стражники не сомневаются: проще сжечь чью-то голову, чем сомнева
ться.
Странно, подумал он тягостно, раньше он никогда не воспринимал так страж
ников. Значит, и это тоже порождение его нового страха Ц так, кажется, при
шельцы называли первую реакцию.
Как этот страх изменил его мысли, думал он, как трудно жить с ним! Впереди п
оказался круглый стенд. Со страхом или без него, но нужно было выполнять п
риказ. Нужно было продолжать изучение пришельцев.


* * *

Кирды, работавшие на проверочном стенде, заканчивали переналадку. Очере
дь становилась все меньше, а потом и вовсе исчезла. Они подождали немножк
о, потом один из них сказал:
Ц Теперь наша очередь.
Они помогли друг другу снять головы для введения новых программ. Можно б
ыло возвращаться в свои загончики. Приказ был выполнен, а кирд, выполнивш
ий приказ, всегда возвращается домой, чтобы погрузиться в небытие, пока н
овый приказ не вернет его к жизни.
Возвращался домой и Четыреста одиннадцатый. Он шел домой, в такой же заго
нчик, как и у других кирдов, но мысли его не были похожи на мысли обычного к
ирда. Четыреста одиннадцатый давно уже был дефом. И удавалось ему скрыва
ть свою истинную сущность лишь потому, что он научился ничем не выделять
ся, ничем не отличаться, ничем не привлекать к себе внимание. Но он все рав
но был бы обречен, если бы не открыл для себя способ благополучно проходи
ть контроль на проверочном стенде. Еще до того, как он стал дефом, он часто
работал там и случайно обнаружил, что, замыкая клеммы, можно ввести в забл
уждение проверочный автомат.
Ему повезло. Он понял, что становится дефом, еще до того, как кто-нибудь мог
заметить что-нибудь подозрительное в его поведении, а проверочного авто
мата он не боялся.
Он был дефом, но никто этого не знал. Он слышал, что иногда дефы уходили из г
орода, но не знал, точны ли эти сведения. Может быть, думал он, это неправда.
Может быть, кирдам говорят об этом для того, чтобы их было легче выявить и
легче уничтожить. А может быть, порой думал он, никаких дефов вообще нет, м
ожет быть, их придумали. Он был одинок, Четыреста одиннадцатый, и глубоко н
есчастен. Несчастен, как может быть несчастен только тот кирд, что станов
ился дефом и чьи мысли перестали следовать приказу.

3

Надеждин то засыпал, то просыпался. Лежать на жестком полу было неудобно;
даже опустив веки, он ощущал постоянный призрачный свет, источаемый стен
ами. Но главное, что не давало ему погрузиться в сон, был голод. Сон был жела
нен, он манил его. Он обещал пусть короткое, но забытье, когда не нужно пост
оянно бороться со спазмами желудка, который, казалось, вопил: «Есть! Есть!»

Но стоило ему задремать хоть на минутку, как тут же ему начинала сниться е
да: дымились огромные блюда с чем-то пахучим, некто смотрел на него с зага
дочной улыбкой Джоконды и медленно накладывал ему полную тарелку его лю
бимых картофельных оладий. Гора все росла, росла, изгибалась, но не падала
. «Хватит, Ц молил он, Ц хватит, мне достаточно», но тот, кто продолжал нар
ащивать ароматную гору, лишь поводил четырьмя глазами и молча кивал. «Хв
атит, Ц просил он, Ц остановись, дай мне взять хотя бы один драник, дай по
днести ко рту, откусить, почувствовать блаженство насыщения!» Четырехгл
азый молча кивал, но продолжал растить чудовищную гору пищи, к которой он
не мог прикоснуться. Острая резь пронзила желудок. Она была такой отточе
нной, что легко проткнула сон, вышла в явь и соединила их, наколов на себя.

Он окончательно проснулся, медленно помотал головой. Не поддаваться, сох
ранять спокойствие. Ну, хочется есть, ничего страшного. Не прошло еще и дву
х суток, как они оказались в этой круглой светящейся конуре. Никто еще не у
мирал от голода за двое суток. Даже сил никто не терял от такого короткого
поста. Нужно только взять себя в руки и перестать думать о еде. Тем более ч
то канистру воды им принесли.
Страха не было. После того как потолок прижал их к полу, а потом поднялся н
а место, они поняли, что являются объектами изучения. В этом хоть была кака
я-то логика. Непонятная, но логика. Лишить их жизни было бы бессмысленно.
Томило и бездействие. Он не был по натуре склонен к рефлексиям, он любил де
йствовать. Его крупное тело, хорошо тренированные мышцы жаждали движени
й, работы, усилий.
«Но что было делать? Ц в тысячный раз задавал он себе один и тот же вопрос.
Ц Биться головой о светящуюся стенку?» Даже если бы его голова была сдел
ана из металла, как у их милых хозяев, он бы, наверное, тоже не пробил ее, так
ой прочной она казалась.
Оставалось ждать, стараться подавить чувство голода; не замечать запах и
х испражнений.
Он посмотрел на товарищей. Володька Ц счастливчик. Спит, как младенец, св
ернувшись калачиком. Наверное, его тело менее чувствительно к голоду. Са
ша тоже спит, но не так спокойно. Вон подергивается, бедняга, тоже, должно б
ыть, видит гастрономические кошмары.
Внезапно он услышал какой-то шорох и невольно напрягся. Дверь распахнул
ась, и на фоне оранжевого неба он увидел робота. Он вскочил на ноги. Робот с
делал шаг назад, посмотрел на Надеждина, замер, потом вошел в комнату и зак
рыл за собой дверь.
Они стояли друг против друга, человек и кирд. «Понимает он что-нибудь?» Ц
думал Надеждин. Хотя робот и был на добрую голову выше его, он не внушал ст
раха. Он воспринимал его как машину, а люди давно уже привыкли жить в окруж
ении услужливых и предупредительных машин. И пусть именно таких роботов
на Земле нет, но есть десятки домашних слуг, от газонокосилок до многорук
их поваров, всегда готовых выполнить приказ хозяина, неизменно терпелив
ых, вежливых, предупредительных.
И опять, как назло, память подсовывала картины домашних поваров-автомат
ов, которые всегда были готовы выполнить любой заказ. У его собственного
автомата был приятный женский голос, ласковый и уютный. Голос говорил: «Ч
то мы будем есть сегодня?»
Сначала его смешило это «мы», вложенное в машину каким-нибудь шутником, н
о потом привык. Да, это чудище перед ним мало похоже на милых земных помощн
иков. Стоять молча было как-то глупо, и Надеждин сказал:
Ц Ну, здравствуйте.
Робот вздрогнул и отступил на шаг.
Ц Кто там? Ц спросил спросонок Густов.
Ц У нас гость, Ц сказал Надеждин.
Густов зевнул и сел рывком.
Ц С пустыми руками? Ц обиженно спросил он.
Ц Увы…
Проснулся и Марков, но не сел, а лишь повернулся, уставившись на робота. Он
втянул носом воздух и поморщился.
Ц Хотя бы убрал, робот называется, Ц пробормотал он.
Ц Простите, Ц сказал Надеждин роботу, что все еще неподвижно стоял пере
д ним, Ц но мы хотим есть. Ц Он открыл рот, пощелкал челюстями и показал н
а рот пальцем. Ц Есть, Ц повторил он. Ц Понимаете? Вы принесли воду, нам
нужна и пища. Ну, и убрать не мешало бы… Ц Он показал на кучку экскременто
в на полу.
Ц Хороший собеседник, Ц вздохнул Густов. Ц Со всем соглашается.
Ц И ничего не делает, Ц добавил Марков. Он встал, потянулся, подошел к роб
оту, осторожно протянул руку. Робот дернулся, отступил на шаг. Ц Не бойся,
маленький, Ц усмехнулся Марков.
Робот вдруг протянул руку и ухватил клешней руку Маркова. Тот попытался
отдернуть ее, но было уже поздно, клешня плотно обхватила кисть.
Ц Спокойно, Сашенька, Ц сказал Густов, Ц сейчас он отпустит.
Марков замычал, попытался выдернуть руку.
Ц Не отпускает, Ц пробормотал он и вдруг застонал: Ц О, черт! Больно же!
Ц Хватит! Ц крикнул Надеждин роботу, понимая вею абсурдность своего кр
ика. Но не мог же он стоять и смотреть, как этот ходячий металлолом калечит
руку товарища.
Робот не двигался.


Ц Не могу больше, ребята, Ц заскрежетал зубами Ма
рков, Ц не могу…
Он закусил нижнюю губу так, что она побелела. Свободной рукой он заколоти
л по массивному телу робота. Он еще раз попытался вырвать руку, но лишь еще
больше побледнел и вскрикнул. Лоб сразу вспотел, в глазах плыли разноцве
тные круги.
Рассуждать было некогда. Абсурдно не абсурдно, но Надеждин и Густов не мо
гли стоять и смотреть на искаженное от боли лицо товарища. Словно по ком
анде, они бросились на робота и заколотили по его груди кулаками. Это была
скорее инстинктивная реакция, чем разумный поступок, потому что робот, к
азалось, не чувствовал ничего, а его массивное туловище даже не шелохнул
ось. С таким же успехом можно было бы молотить кулаком о каменную стену.
Ц Отпусти! Ц заревел Надеждин.
Густов стал на цыпочки, пытался ударить робота по лицу.
Внезапно робот отпустил руку Маркова и быстро выскочил из помещения. Над
еждин бросился было за ним, но дверь уже закрылась Ц плотно, как и раньше,
и не видно было даже зазоров.
Ц Как ты, Саш? Ц спросил Густов.
Ц Кость, похоже, все-таки цела. Ц Марков морщился от боли и осторожно ощу
пывал здоровой рукой больную. Ц Спасибо, ребята.
Ц За что? Ц спросил Надеждин.
Ц Вызволили…
Ц Ты думаешь, он отпустил тебя из-за нас?
Ц А из-за кого же еще?
Ц Не знаю, Ц задумчиво произнес Надеждин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33