День был теплый. Елена сидела под деревом на портативном сиденье, пока мы с Ричи ели, наслаждаясь свежим воздухом. На мне было легкое летнее платье, на Ричи – шорты и хлопчатобумажная рубашка, на Елене – что-то розовое с надписью "Мир детей" или вроде того, такое же дурацкое. Помнится, я тогда еще подумала: вот мы, семья, и как хорошо, что я решилась родить Елену. Все послеполуденное время мы провели там: вспоминали университетские годы, любовались малышкой, которая только спала да плакала иногда. – Терри почувствовала, что воспоминания захватили ее. – Но в таком возрасте дети ничего другого и не делают, правда ведь?– У меня не было ребенка в таком возрасте. Могу только завидовать вам.– День получился замечательный. Мы решили пойти домой и, пока Елена спит, поджарить мясо на вертеле на крыше своего дома. – Терри помолчала в задумчивости. – Потом положить Елену в колыбель на ночь и заняться любовью.Какое-то время она пыталась вызвать в памяти период их дружного житья, длившегося до тех пор, пока не выступили на первый план ссоры из-за ее успехов, его ревности, перепадов его настроения и его начинаний. Воспоминания ранили больнее, чем ей представлялось. Но она черпала поддержку в том, что принимала за бесконечное терпение Кристофера Пэйджита.– Когда мы вернулись домой, там нас ждало послание Стива Урбины: я забыла передать ему кое-какие записи, касающиеся исследований; не могла бы я привезти их ему домой. – Она покачала головой. – Помнится, Ричи был очень раздражен. Я позвонила Урбине и сказала, что скоро буду – он жил недалеко. Каких-либо каверз от него я не ожидала – знала, что профессор любит пофлиртовать, но не подозревала за этим ничего серьезного, кроме того, шла к нему в дом, где были его жена и дети. Впрочем, о таких вещах в то время я даже не подумала. – Терри открыла глаза, стала смотреть на звезды.– К тому же, – ровным голосом заметила она, – ведь это я сама забыла передать записи. Я ушла, оставив сердитого Ричи. Стив Урбина жил в типично испанском, украшенном лепниной доме с яблонями в палисаднике, каких вокруг было немало. Примерно через пятнадцать минут я была возле его дома. Я так стремилась поскорее вернуться обратно, что в спешке, подходя к двери, налетела на детский трехколесный велосипед. И вот когда сидела на тропинке – бумаги рассыпались по земле, платье задралось, – рассматривала колено, то вдруг заметила, что он смотрит на меня сквозь сетку, закрывающую дверной проем.– Какое-то мгновение, – продолжала Терри, – я была в замешательстве: он напугал меня. Трудно было сказать, как долго он стоял там. Но его первые слова были спокойны и дружелюбны: "Позвольте посмотреть". Нога была поцарапана сильно – текла кровь. Когда он присел рядом со мной, я оправила платье, оставив открытым только колено. "Мы держим аптечку первой помощи для детей, – мягко произнес он. – Наверное, потребуется перекись водорода". Когда я подобрала бумаги и прошла за ним в дом, там была тишина. "Мэтти с детьми ушла к бабушке, – пояснил он. – Поэтому, к сожалению, только я могу быть вашей сестрой милосердия". "Ничего, – ответила я. – Покажите мне, где ванная, я сама займусь этим. Такой опыт полезен – у меня дочка". "О, пожалуйста, – сказал он и провел меня в спальню. – Присядьте пока, а я принесу лекарства из ванной. Мне нет прощения за то, что вы подверглись опасности перед моим домом".Терри сделала паузу.– Я промолчала в ответ, – монотонным голосом продолжала она, – но он был так по-отечески заботлив, что мне не хотелось обидеть его чем-либо. И я села на край кровати. Через минуту он вернулся. Принес вату, перекись водорода и большой кусок бинта. С величайшей осторожностью – почти благоговейно – приподнял подол моего платья и приложил к царапине перекись. Щипало – я невольно вздрогнула. Он участливо посмотрел на меня и спросил: "Больно?" Я ответила: "Немного", и следующее прикосновение было едва уловимым. Терри опустила взгляд:– О чем-либо связанном с сексом я и не помышляла, но, помнится, подумала тогда, что такая нежность способна пробудить чувственность. – Помолчав, добавила тихо: – Ричи на такую нежность не способен.Она смолкла – вновь во власти происходившего.– Когда он стал бинтовать, – наконец заговорила она, – делал это очень заботливо, забинтовывал потуже, чтобы повязка не сползла. А потом вдруг засунул руки мне под платье и спустил мои трусы ниже колен.Было что-то в безмолвии Пэйджита, от чего Терри запнулась, что-то оборвалось в ее душе.– Это произошло так быстро, – почти прошептала она. – Нет, в самом деле, я и опомниться не успела…Пэйджит молчал. Она провела ладонью по глазам.– Наверное, самое скверное то, что я совершенно не сопротивлялась. У меня нет никакого оправдания, даже такого, как у Марси Линтон. Я просто окаменела. "Нет", – сказала я ему. А он повалил меня на кровать и надавил локтем мне на горло. И уже оказался между моих ног. Я была для него легкой добычей. – Она коротко вздохнула. – Не успела закричать, как он вонзился в меня.Глядя на звезды, Терри с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.– Потом он стоял между моих ног, смотрел на меня сверху вниз. Когда он сказал, что мне никто не поверит, я сообразила, что Урбина и раньше не раз проделывал подобное. Он действовал безошибочно и очень тщательно выбирал свою жертву.Терри судорожно сглотнула:– Поняв, что я никому ничего не скажу, он позволил мне надеть трусы. Стоял и смотрел, как я их надеваю. Он знал, какой будет моя реакция, сказал он мне, потому-то и решился на это. А потом заявил, что мне пора уходить.Она прислонилась лицом к холодному стеклу.– Не помню, как я доехала домой, – никак не могла прийти в себя. Ричи стал допытываться, почему я так долго.Изводил меня попреками за то, что трачу время на Стива Урбину, забыв о семье. Я не отвечала, и Ричи – перепады настроения у него просто удивительные – вдруг повеселел. Захотел непременно сфотографировать меня в летнем платье. Помню, я пыталась улыбаться в объектив. – В голосе Терри послышалось изумление. – Он говорит, что это его любимый снимок. До сих пор висит у него над компьютером. Она обернулась к Пэйджиту:– В ту ночь Ричи два раза имел меня. Я еще подумала тогда: один раз для себя, другой – за то, что была у Стива Урбины. Я никогда никому не рассказывала. Не смогла бы объяснить это. И не могла видеть его, – сказала она с пересохшим горлом. – Не могла даже заставить себя называть его по имени. Написала ему записку, в которой отказалась от работы у него, отказалась и от аспирантуры. Не знаю, чего больше боялась, – того, что снова увижу Стива Урбину, или того, что Ричи как-нибудь узнает.Она удивленно покачала головой.– Чувствовала: это случилось по моей оплошности. Поэтому-то и стала вести дела по изнасилованиям – чтобы понять. И узнала, как много женщин, с которыми случается такое, гораздо больше, чем представляется людям. Но я никогда не говорила об этом. Ни с кем.Терри помолчала, опустив взгляд.– Дело не в том, что боялась, просто мне даже и в голову это никогда не приходило. И как только я могла просить об этом Марси Линтон?Пэйджит смотрел на нее.– Да как же вы можете порицать себя за это?– Но ведь я позволила случиться такому. И, защищая других, не смогла защитить себя.Отвернувшись к окну, Пэйджит стал вглядываться в ночь.– Я ненавижу это, – тихо произнес он. – Ненавижу из-за вас.Терри едва заметно пожала плечами.– А почему, – спросил Пэйджит, – вы не рассказали об этом своей маме? Не думали же вы, что и она станет обвинять вас?В тоне его голоса не было осуждения, лишь недоумение и желание понять ее самое, а поняв – разобраться и в том, что случилось с ней.– Нет, – ответила Терри. – Я так не думала. Мне кажется, я не хотела, чтобы мама знала. Я пришла к тому же, что и она: я не доверяю Ричи, иду на все для сохранения мира в семье. Ради нас обеих я не рассказывала ей об этом.Пэйджит обернулся к ней:– Но кому-то вы все-таки собирались рассказать?– Вам, – прозвучал тихий ответ. – Я собиралась рассказать вам. 6 Тереза Перальта вышла из-под душа.Ричи, обернувшись, смотрел на нее. Странно, подумала она: он сколько раз уже видел ее наготу, но почему-то сейчас это было ей неприятно.Все еще глядя на нее, он положил зубную щетку.– В постельку сейчас? – спросил он. Она завернулась в полотенце.– Мне надо еще высушить волосы и снять тушь с ресниц. Немного расслабиться. Был долгий перелет и два очень долгих дня.Ричи бросил на нее косой взгляд, слишком хорошо ей знакомый.– Кажется, не так уж и часто мы встречаемся с тобой последнее время. – Он в раздражении повысил голос: – Я некто иной, как твой муж. Именно я, а не Кристофер Пэйджит.Терри не понимала, почему чувствует себя виноватой.– Я знаю о том, кто ты, – устало вымолвила она. – И знаю, что ты – мой муж. И за все шесть лет после свадьбы никогда не забывала об этом.Ричи молчал. Терри, отвернувшись к зеркалу, снимала тушь с ресниц.– Почему ты не позвонила вчера вечером?Чувство вины обрело конкретность – появилась возможность оправдаться.– Было очень поздно, и мне нужно было многое обдумать. Сам мог бы позвонить, если бы захотел. Я давала тебе номер.– Он был с тобой?– Нет, – голос ее звучал спокойно. – Просто не хотелось звонить.Ричи упер руки в бока.– Я не верю.– Поверь, Ричи. Я никогда не изменяла тебе и не собираюсь. И что бы ты ни делал, ты не можешь заставить меня стать другой. Это моя суть.Ричи стоял и молча смотрел на нее. Потом проговорил уже спокойнее:– Я не хочу, чтобы ты работала с ним. Терри с трудом переборола вспышку гнева.– У тебя исключительное право на мое тело, Ричи. Но сам ты не в состоянии создать условия, в которых я могла бы содержать тебя.Он вспыхнул:– А вот такое нельзя говорить, и ты это превосходно понимаешь, Тер. Это оскорбление. После таких слов у кого угодно опустятся руки.Это было настолько несправедливо, что она не смогла сдержаться:– Так имеет право говорить только тот, кто никому ничем не обязан.Ричи, замерев, смотрел на нее, и Терри вдруг показалось, что в его глазах вспыхнуло мимолетное торжество, как будто он получил то, чего добивался. Голос его внезапно стал мягким, почти вкрадчивым:– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь забыть то, что ты мне только что сказала.– Я тебе хотела сказать только одно, – устало ответила Терри, – пора перестать думать о Крисе и начинать думать о Елене. И обо мне.– Я полагал, у нас общие симпатии, общие интересы. – Он выпрямился. – В настоящих семьях, Терри, должно быть так.Она подумала, что за все время замужества не научилась различать, когда Ричи притворяется, а когда действительно не в состоянии понять чьи-либо чувства, кроме собственных. Потом решила, что это и не важно.– Давай прекратим. Прошу тебя. Я только что вернулась домой, а завтра уже слушание.Он заговорил еще спокойней:– Работа. Ни о чем ином ты, кажется, уже не в состоянии думать.– Сегодня вечером это абсолютно верно, – заявила она и включила фен.Фен стал глушителем. Ричи продолжал стоять в дверях с выражением упрямства на лице. Потом, пожав плечами, пошел прочь. Что-то в его жесте сказало Терри, что ссора не окончена.Она осталась на островке зыбкого умиротворения: мягкий свет ванной, покойное гудение фена. Смотрела на себя в зеркало: серьезный взгляд, первые черточки морщинок в уголках глаз. Подумала о Елене, спящей в своей комнатке, – ясное, безмятежное личико; все же удивительно, как походит она на Ричи. И снова в мыслях вернулась к Марси Линтон. К тому, как, использовав ее страх и беззащитность, Марк Ренсом довел ее до полного паралича воли. К тому, вправе ли она, Терри, привлекать ее к участию в этом судебном процессе. Который начнется завтра.Волосы высохли. Очень медленно она положила фен на место, повесила полотенце. Вздохнула раз, другой и пошла в спальню.Ричи ждал.Лежал, опершись о локоть, демонстрируя торс, полуприкрытый простыней. Еще до того, как он приподнял простыню, впуская Терри, она знала – он голый.– Прошу, Тер. Не годится женатым людям так заканчивать вечер.И улыбнулся заискивающей улыбкой.– Потом потру тебе спинку.В слабом свете лампы, горевшей в изголовье Ричи, Терри голая прошла к постели.– Я на самом деле устала. Наверстаем упущенное в другой раз.Он покачал головой, как бы говоря, что его настойчивость справедлива и ему лучше знать, что нужно им двоим.– Еще рано, – беспечным тоном возразил он. – И я хочу использовать то, что мне принадлежит.– Но я действительно не гожусь сейчас для этого. Улыбка на лице Ричи стала враждебной.– Сделаем краткий вариант – не роскошно, но зато быстро."А в чем разница?" – подумала Терри.Она выключила свет, скользнула в кровать, легла на живот. Это было пассивное сопротивление – быть может, отступится. Почувствовала, как его рука легко гладит ее бедро: пустые, бесцельные прикосновения – было ощущение, будто он и сам не знает, для чего это. Потом рука скользнула между ее ног.– Ну давай, Тер, – выдохнул он. – Быстренько.Рука оживилась, легко поглаживая то место, где оставалась. Терри мысленно содрогнулась.Он трогал ее, а она лежала на животе, думая о том, как важно для нее выспаться. Но попытайся она сопротивляться, дело закончится ссорой. Во вражде Ричи неутомим. Терри вдруг поняла: ось, вокруг которой все время крутятся их супружеские взаимоотношения, – его извращенное стремление измором сломить ее сопротивление. Она обязана беречь силы; ей предстояло выполнить свой долг перед Кристофером Пэйджитом и Карло, долг перед собой, проявить себя юристом высшей квалификации.Сколько раз Ричи входил в нее? И чем был каждый из этих актов?Сколько раз она чувствовала себя мертвой?Терри молча повернулась на спину. Будто издалека дошло до нее удовлетворенное урчание Ричи. Она знала: он войдет в нее, не говоря ни слова, – как и многое, половой акт Ричи совершал лишь для себя, Терри была отведена роль статиста. Она уже давно не воспринимала это как занятие любовью.Оказавшись на ней, Ричи сунул ладонь ей под зад – можно будет приподнимать ее по своему усмотрению. Она почувствовала, как он вонзился в нее. Когда, постанывая от наслаждения, он вошел в нее так глубоко, как только мог, она расслабленно вытянула руки вдоль тела, желая, чтобы на его месте был кто-то другой.
На следующее утро Тереза Перальта с Кристофером Пэйджитом – Мария Карелли между ними – протискивалась по коридору пятого этажа Дворца правосудия сквозь скопление журналистов.Трое широкоплечих полицейских рассекали перед ними толпу репортеров с микрофонами или блокнотами, фотографов с лейками, операторов с телекамерами на плече, которые, пятясь задом наперед, снимали их движение к залу суда. Терри смотрела по сторонам. Взгляд Марии Карелли был спокоен и решителен. У Пэйджита же взгляд был рассеянный, казалось, он не замечал окружающих, сосредоточенный на предстоящем слушании. Последние дни лица Пэйджита и Марии появились на обложках четырех еженедельников, их показывали в каждом выпуске теленовостей, в зале суда их ждали камеры судебной хроники. Последнюю ночь Терри спала очень мало и была уверена, что Пэйджит не спал совершенно.В конце зеленого коридора она увидела двустворчатую дверь зала суда. Репортеры, мимо которых они проходили, выкрикивали вопросы, шипели фотовспышки, шаги эхом отдавались среди голых стен. Еще минута-другая, они – внутри, и это начнется.Она инстинктивно взглянула на шагающего рядом юношу. Карло Карелли Пэйджит, немного неуклюжий, но красивый в костюме и с галстуком, настолько похожий на мать, что Терри подумала: кто-нибудь из репортеров обязательно заметит это сходство. Карло, обернувшись к ней, улыбнулся неуверенной улыбкой, уже знакомой ей, и снова Терри молила Бога, чтобы совет, который она дала Кристоферу Пэйджиту, не нанес вреда мальчику, за которого она теперь чувствовала ответственность.Их лица осветила молния фотовспышки.Она коснулась руки Карло – так быстро, что никто не мог заметить. Приказала себе смотреть строго вперед. Глаза, ослепленные фотовспышкой, плохо различали окружающее.Когда до двери в зал суда оставалось футов тридцать, Терри увидела, как Карло обернулся на чей-то громко произнесенный вопрос.Шум сделался громче, журналисты пятились от двери, будто натолкнувшись на глухую стену. Вопрос, внятно прозвучавший в этом хаосе шумов, был задан рыжеволосой женщиной-репортером, она скользнула из толпы к полицейским, стояла за ними, смотрела, переводя взгляд с Марии на Карло.– Кто ты? – повторила она.Карло взглянул на нее сверху вниз с тем страдальческим выражением, какое бывает у ребенка, попавшего в компанию пьяных и грубых взрослых.– Я Карло Пэйджит, – пробормотал он.Обернувшись, Терри увидела, как тревожно замерла Мария Карелли. Пэйджит пробивался к ней, чтобы встать перед репортером.– Он мой сын, – отрезал он решительным током.Карло с каким-то удивлением посмотрел на него. Потом легкая веселая улыбка осветила его лицо, из глаз исчезло напряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66