Почему ты не позвала на помощь?– Наверное, потому, что была в шоке.Пэйджит в упор смотрел на нее.– Ты была в шоке? А может быть, шоком ты пытаешься прикрыться?Мария подняла на него глаза.– Мы все очень разные, – холодно произнесла она. – Той ночью, в Вашингтоне, когда ты почти убил Джека Вудса, твоей первой реакцией было позвонить в "Вашингтон пост". Но что-то я не помню, чтобы ты звонил по 911.– В одном ты права, – резким тоном ответил он. – Мне действительно было наплевать, погиб твой дружок Джек или у него просто болят зубы. Так же как и его, и прочих никогда не волновало – жив я или умер. Голос Марии прозвучал жестко:– Это непорядочно.– Виноват, каюсь. А скажи мне, именно из соображений порядочности ты предпочла убить Ренсома, вместо того чтобы просто осадить нахала?– Нет. – Она почти сорвалась на крик. – Конечно, нет.– А теперь давай вернемся к вопросу, которого ты так искусно избежала, переведя разговор на меня: почему прошло так много времени, прежде чем ты позвонила по 911?Мария встала, отвела взгляд, стала пристально смотреть в окно, на пальму.– Может быть, это говорит не в мою пользу, – наконец произнесла она, – но я боялась за себя.– Почему именно?– У меня было ощущение, что я совершила ошибку. Ошибку, которой могла бы избежать. – Она помедлила, вспоминая собственные страхи, и закончила спокойно: – И что эти люди не поверят мне.– Что ты делала?Она провела рукой по лбу.– У меня замедлилось мышление – это похоже на то, как будто пытаешься бежать, находясь в воде по пояс. Я ничего не могла сообразить – ты не поверишь. Нужно было время, чтобы осознать…– Что ты делала? – повторил Пэйджит.Мария закрыла глаза:– Я действительно не помню.Она слышала, как Пэйджит встал, подошел к ней сзади так близко, что она кожей почувствовала его близость. Он сказал тихо, еле слышно:– Некто видел тебя вне номера.Пораженная, она с трудом выговорила:– Он уверен?– Да. Вопрос может быть лишь один: что ты делала?Мария осознала, что глаза ее по-прежнему закрыты, а руки снова скрещены на груди.– Я не могу ответить на этот вопрос.– Не можешь или не хочешь?Ответь ему так, чтобы он прекратил это, приказала она себе. И, обернувшись, посмотрела в его глаза.– Я была в замешательстве. Ты должен это понять и внушить эту мысль окружному прокурору.Лицо Пэйджита было всего в нескольких дюймах от ее лица.– Четыре дня назад, – спокойно заметил он, – ты говорила инспектору Монку, что никуда не выходила из номера.– Но прошло всего четыре часа, – возразила она, – после смерти Ренсома. У меня все перепуталось в голове. Может быть, ты сможешь разумно объяснить мое появление в коридоре?– Не смогу, если ты не стучалась в другие номера, прося о помощи.– Нет, не стучалась. – Мария помедлила. – Я уже говорю, что была в замешательстве.– Причина твоего замешательства – шторы?Она отошла от него, села. Спустя мгновение повторила:– Шторы.– Окна были не зашторены, когда ты пришла туда – вопреки тому, что ты заявила Монку. – Пэйджит стоял неподвижно, глядя на нее сверху вниз. – Кто опустил шторы, Мария, и зачем?– Зачем? – Она была в нерешительности, не умея объяснить то, что от нее требовалось. Наконец прошептала: – Затем, что мне было стыдно.Он сел рядом с ней.– Стыдно?– Да. – Она повернулась к нему. – Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел.– Что видел? Ренсома?– Все. Когда я убила его, я хотела бежать, надеясь, что никто меня не видел. Безумная мысль. Я не могла сказать об этом Монку.– И поэтому солгала о шторах.Мария отодвинулась от него.– Самое подходящее слово – "смятение", – холодно ответила она. – Я была в смятении.– В ужасном смятении. И непонятно, как можно было в таком смятении убить Ренсома с безопасного расстояния, стянуть с него брюки, оставить следы царапин на его ягодицах, расцарапать себе шею и бедро и детально разработать версию о попытке изнасилования, чтобы избежать наказания.Мария оцепенела, ее охватило ужасное сознание, что она совершенно одинока.– Они не могут не верить мне.– Почему? Потому что ты так стараешься помочь им?– Нет. – В ее голосе звучала безнадежность. – Может быть, кое-что я сказала неправильно. Но они не могут считать меня убийцей.– Они считают, что ты нанесла повреждения телу спустя добрых полчаса после смерти. И поэтому уже без особой натяжки можно допустить версию об убийстве.Как будто непроизвольно Мария коснулась синяка под глазом, отливавшего уже сине-зеленым цветом.– Они думают, что он мертвым сделал это?Пэйджит не ответил.– Скажи мне, – наконец заговорил он. – Ты раньше была знакома с Марком Ренсомом?Она посмотрела на него широко открытыми глазами.– О Боже… Нет!– Следующим шагом Шарп будет выяснение: была ли ты знакома с Ренсомом. Если была, скажи мне об этом сейчас, или я на самом деле брошу тебя на произвол судьбы.Ее раздражение окончательно уступило место страху.– До его звонка я не встречалась с ним. Клянусь.– Было бы лучше, если бы это оказалось правдой. Достаточно того, что на пленке Монка записано несколько ответов, которые либо неправдивы, либо, как ты сама теперь видишь, неточны. Не говоря уже о том, что данные Шелтон никак не подтверждают твоих показаний. – Пэйджит повысил голос. – И я не могу считать, что ты добропорядочно провела эти полчаса.Мария холодно посмотрела на него:– Даже трудно сказать, у кого – у тебя или у Ренсома – более оскорбительный взгляд на меня.– Тогда найми лучшего адвоката в стране и восстанови свою репутацию.Внезапно она почувствовала, что силы покинули ее.– Ты совсем не веришь мне?– Это не так. Во всем остальном я тебе верю. Я понимаю, что в чем-то тебе можно верить.Мария резко поднялась:– Знаешь, мне все это уже надоело.Пэйджит пожал плечами:– Ты не должна забывать о том, что у тебя есть хорошего. Твой пятнадцатилетний сын верит в тебя. Что касается меня, то я думаю о том, как избавить Карло от ненужных страданий, только из этих соображений я и действую.– Чудесно. – Мария потянулась к своей сумочке. – На сегодня мы закончили?– Минуточку. Мой тебе совет: никаких конкретных объяснений на телевидении – только искренние рассуждения общего характера о твоих мучениях и о мучениях таких же жертв. Я не хочу исправлять еще какие-то твои "ошибки".Мария молча смотрела на него.– Хочу пожелать Карло спокойной ночи, – наконец сказала она.Когда она вернулась, лимузин уже был во дворе. Пэйджит проводил ее до дверей. За порогом она обернулась к нему, не зная, что увидит на его лице.Его лицо не выражало ничего.– Удачи в "60 минутах", – произнес он.Потом неслышно затворил дверь, и Мария осталась одна.
– Это был кошмар, – тихо проговорила Мария. – Мне приходилось слышать об этом, женщины рассказывали, но как это на самом деле происходит, я и представить не могла.Библиотека, где Карло и Пэйджит смотрели передачу, освещалась только светом телевизионного экрана. Телекамера вначале панорамировала номер отеля, потом захватила в кадр Марию и ее интервьюера и наконец дала крупным планом лицо Марии – оно заполнило весь экран. Вид у нее был тревожный, замкнутый – она была слишком поглощена тягостными воспоминаниями, чтобы замечать направленный на нее объектив.Зазвучал голос интервьюера за кадром:– Вы не могли бы описать свои ощущения? Пэйджит взглянул на Карло, застывшего в напряжении.Рядом с ним на диване лежал воскресный номер газеты. Заголовок гласил: "Загадка смерти Ренсома не разрешена".Шарп предвосхитила интервью Марии. Статья явно была ее идеей. Репортер приводил цитаты из ее высказываний, из которых следовало, что она "занята изучением противоречий между показаниями мисс Карелли и фактическими данными"; "озадачена тем, что мисс Карелли неожиданно прекратила давать показания"; "полна решимости добиваться того, чтобы по этому делу об изнасиловании, от которого зависит и ее собственная карьера, проводилось объективное расследование" и что она "очень надеется: общественность не забудет о том, что талантливый человек погиб в их городе". На единственной фотографии, помещенной в газете, был трогательно юный Марк Ренсом.Пэйджит умудрился поместить в том же номере и свои соображения. "Головоломка с данными исследований и несовпадениями, – отмечал он, – не должна отвлекать нас от главного факта – Мария Карелли была вовлечена в трагедию, у которой нет иной первопричины, кроме попытки изнасилования".Но это не спасло Марию от тяжелого испытания, в которое ее искусно ввергла Шарп, – ей предстояло либо подробно рассказывать на глазах у телезрителей об обстоятельствах дела, либо откровенно уклониться от этого.На экране глаза Марии были опущены вниз. Она казалась лишенной голоса и сил.– Это воспринималось как нечто нереальное, – наконец вымолвила она. – Несколько мгновений мне казалось, что это происходит с кем-то другим. Потом мой ужас обрел осязаемые черты – его дыхание на моем лице, тело, придавившее меня к полу, руки, срывавшие с меня одежду. – Она помолчала, коснулась рукой щеки и тихо закончила: – Шок, когда он ударил меня.– Он что-нибудь говорил?– Да. Но я не могу повторить это. Пока не могу. – Она смолкла, потом пробормотала: – Извините. Я даже не могу называть его по имени.– Вы хотите закончить на этом?– Нет. – Она медленно покачала головой, но сама, кажется, не была уверена в этом. – Просто прошло так мало времени. Но нет.Она подняла глаза, глаза умоляли.– А может быть, и так. Вы правы, и тогда…– Возможно, это несколько несвоевременно, – вмешался интервьюер, – но я полагал, что вы могли бы дать свой комментарий к некоторым вопросам, в которых, кажется, пытаются разобраться в офисе окружного прокурора.Лицо Марии застыло на минуту, потом на нем явственно обозначилось замешательство.– Я даже не знаю, что это за вопросы. Почему они возникли. Он пытался изнасиловать меня…Она снова смолкла, не закончив фразы.– Может быть, – съязвил интервьюер, – некоторые вещи оставим пока в покое?Мария кивнула.Карло наклонился вперед:– Что у них происходит?Пэйджит почувствовал беспокойство:– Пока не понимаю.– Окружной прокурор, – продолжал голос, – утверждает, что пуля, убившая Марка Ренсома, пролетела никак не меньше трех футов, тогда как вы заявили, что пистолет выстрелил, когда Ренсом лежал на вас сверху.Мария, казалось, была изумлена. Пэйджит прошептал Карло:– Вопросы он получил от окружного прокурора.На экране Мария уже овладела собой.– Они, вероятно, не понимают, как быстро все это произошло и как это может ошеломить. – Ее голос снова стал спокоен. – Это длилось секунды. Он бил меня. Мне было больно, и я опасалась за свою жизнь. Когда пистолет выстрелил, он мог отпрянуть назад – я же говорю, все это произошло мгновенно, пуля могла пролететь и несколько дюймов, и больше. Каждую ночь я вспоминаю лишь одно – его смерть, но при этом не могу думать о каких-то расстояниях. Скажу больше – не было случая, который бы так запечатлелся в моем сознании и в то же время так потряс меня, что вспоминается как совершенный сумбур. – Она сделала паузу. – Я не хочу никого обидеть, но порицать человека, как это делают некоторые, за то лишь, что он был до такой степени потрясен, это, по моему мнению, не что иное, как бессердечие.– Черт возьми! – оживился Карло. – Неплохо сказано.Пэйджит не отвечал; он слишком хорошо представлял реакцию Шарп на то, что она сейчас видела.– Кроме того, окружной прокурор считает, что прошло никак не меньше тридцати минут, прежде чем вы позвонили по 911.Мария покачала головой:– В тот день я утратила всякое представление о времени. Как я говорила одному из своих друзей, шок лишает способности нормально мыслить, как будто пробираешься по темному дому, который тебе абсолютно незнаком. Лишь одно я уяснила совершенно точно – этот человек мертв. – Мария снова посмотрела в объектив камеры. – Если бы это было не так, я никогда не потеряла бы голову, что бы он ни делал со мной.– Вы помните, что произошло в эти полчаса?– Только отдельные фрагменты. – Голос у нее был тихий, недоуменный, как будто ей самой было непонятно все это. – Единственное, что отчетливо помню, – как вышла из шока и позвонила по 911.Пэйджит почувствовал облегчение:– Думаю, она проскочила.Карло обернулся к нему:– Ты говоришь так, будто считаешь ее виновной.Пэйджит мысленно обругал себя.– Нет, она невиновна, – ответил он. – Она прошла испытание. Окружной прокурор устроил ей испытание, и она держалась хорошо.– Наш источник утверждает, – говорил репортер, – что вы отказались пройти испытание на детекторе лжи.Пэйджит встал:– Сука…Карло обернулся:– Кто?– Шарп. – Отец взглянул на него. – Извини. Давай просто смотреть, о'кей?Повернувшись к экрану, он встретил усталый, но твердый взгляд Марии.– Как вы знаете, – сказала она, – я начинала свою карьеру юристом. Широко известно, что детекторы лжи не дают верных результатов, поэтому ни один суд где бы то ни было не примет во внимание эти результаты. Каждый окружной прокурор страны знает это, и каждый окружной прокурор должен понимать: то, что не может быть использовано в суде, недопустимо использовать во вред чьей-либо репутации. – Она сделала паузу. – Знаете, очень трудно понять, что здесь происходит.– Я вовсе не собираюсь доказывать, что вы совершили какое-то преступление.– Хорошо, – твердо произнесла Мария. – Я ведь на самом деле не совершала никакого преступления. Я не порицаю вас за ваши вопросы. Но полагаю, вы должны дать оценку источнику информации и задуматься над тем, каковы его мотивы. – В ее голосе зазвучали нотки неприязни. – Кем бы он ни был.– Мы всегда стараемся так делать. И один из способов – получить ваши ответы на эти вопросы.– Понимаю. Я лишь очень огорчена тем, что анонимный источник весьма выборочно приводит факты, чтобы создать превратное представление о том, что так просто и так трагично. – Она помедлила, как будто только сейчас осознавая нелепость ситуации. – Боже мой, неужели кто-то думает, что я хотела всего этого? Неужели кому-то может прийти в голову, что я желала смерти этого человека? Неужели каждая женщина, которую изнасиловали, должна терпеть насмешки из-за того, что стала жертвой, выносить инсинуации по поводу ее попыток дать отпор?– Не увлекайся, – пробормотал Пэйджит.– Конечно же, мы так не думаем, – ответил интервьюер. – Задавая вопросы, имеющие непосредственное отношение к гибели Марка Ренсома, мы рисковали задеть вас и многих других. Но, хотя это и очень неприятно, как для нас, так и для вас, было бы неэтично обходить молчанием вопросы, которые были нам предложены.Мария нахмурилась:– Я журналист, как и вы. Но я стала жертвой попытки изнасилования. И я знаю, и вы знаете, что наше общество все еще несправедливо к женщинам, ставшим жертвами насилия.– Согласен. – Интервьюер сделал паузу. – Можно мне, как журналисту, задать вам еще один вопрос?Внимательно наблюдая за Марией, Пэйджит разгадал выражение ее лица: любой другой увидел бы в нем глубокую задумчивость, он же – предельную настороженность.– Конечно, – ответила она.– Как бы вы объяснили то, что один из постояльцев отеля видел из своего окна, как вы опускали шторы в номере Марка Ренсома?Пэйджит буквально физически почувствовал, как поражена Мария. Он догадывался, что Шарп приберегла этот факт как раз для такого вот момента. Увернись, мысленно внушал он Марии, увернись любым способом.– А позвольте мне вам задать вопрос, – парировала она. – Не говорил ли окружной прокурор, почему я пошла к Марку Ренсому?– Так почему же?– Нет. Я не собираюсь сама отвечать на этот вопрос, хотя мой ответ многое бы объяснил. Но речь идет о репутации и чувствах других людей. – Она помедлила, глядя прямо в объектив. – Попросите ваш источник, пусть он – или она – скажет вам, что они нашли в том номере отеля, и многое станет понятным. Если они откажутся отвечать, тогда вы, по крайней мере, будете знать, что вас просто использовали, и использовали в весьма неблаговидных целях.Пэйджит невольно расхохотался: вначале Шарп предупредила Марию, теперь Мария предупреждала Шарп.– О чем она? – спросил Карло.– О кассете, – объяснил Пэйджит. – Как добропорядочный член Демократической партии, Маккинли Брукс не хочет держать ответ перед семейством Джеймса Кольта. Твоя мама взяла эту кассету и сунула ее Марни Шарп под нос.Через два дня, подумал, но не сказал он, никто и не вспомнит, что Мария тем самым уклонилась от ответа на вопрос.– У меня еще есть вопросы, – тем временем продолжала она, – пусть эти люди ответят на них сами себе. – Ее взгляд был спокоен, голос звучал четко и ясно. – Почему, когда совершается преступление на сексуальной почве, люди помнят о сексе, но забывают о преступлении? Почему жертвы изнасилования, и без того с опустошенным сердцем и поруганной душой, лишаются еще и уважения общества? Почему представители правосудия относятся к ним как к соучастникам преступления? Почему этим женщинам так часто дают понять, что они сами напрашивались на то, чего от них хотел ненормальный субъект?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66