Мне кажется, таким людям трудно работать на других.– Вы готовы сделать заказ? – спросила официантка. Пока Пэйджит делал заказ, Терри осматривалась. За столиками сидели попарно, по четверо; одни улыбались, другие были серьезны, погружены в раздумья, профили посетителей отражались в зеркалах. Последнее время Терри и Ричи очень редко обедали вне дома вдвоем; когда такое случалось, Терри развлекалась тем, что вглядывалась в лица присутствующих и пыталась представить себе их жизнь. Иногда, выбрав мужчину и женщину, старалась отгадать, что у них за свидание, почему они вместе. И потому теперь ее занимало: что она думала бы, глядя на себя и Кристофера Пэйджита со стороны.– О чем задумались? – прервал он ее размышления. – Не о том ли, что вам пора прибавить зарплату?Терри улыбнулась:– Я думаю о том, что мне здесь нравится.Пэйджит согласно кивнул.– Я люблю места, где спокойно. Там, где шум, у меня возникает ощущение, что я со своими родителями. – Он сделал паузу. – Что касается повышения зарплаты, у нас ее пересматривают ежегодно. Вы на хорошем счету, а это повышает ваши перспективы стать собственником.Терри смотрела в стол.– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, что вы проявляете к этому интерес. Но у нас есть и другие траты.– Ричи присматривает за ребенком днем?– Нет. – Она помедлила. – Он дома работает.Лукавый взгляд исчез, лицо ее спутника ничего не выражало. Терри поняла, что Пэйджит хочет скрыть свои мысли.– Надеюсь, вы решите все ваши проблемы, – проговорил он наконец. – Кажется, ваша Елена – ребенок и в самом деле необычайный. Знаете, когда Карло стал жить со мной, я решил, что самое главное для него – учеба и стабильные условия жизни. И ради этого не жалко усилий.Терри заколебалась. Нет, здесь и сейчас было бы неуместно обсуждать ее разногласия с Ричи, который убежден, что у детей гибкая психика и они могут быть счастливы где угодно.– Что касается денег, – весело сказала она, – то "усилия" могут быть разными. У вас, наверное, есть собственная железная дорога или что-то в этом роде?Пэйджит рассмеялся:– Все железные дороги Америки принадлежат правительству, включая и прапрадедушкину. Что касается денег, которые я унаследовал, я никогда к ним не притрагивался.Несколько мгновений Терри молчала, пытаясь понять, не шутит ли он.– Вы смеетесь.– Вовсе нет. Вы знакомы с теорией вырождения? По этой теории, если прапрадедушка оставил после себя кучу денег, он породит тем самым целых три поколения наследников, которые будут самыми никчемными из всех когда-либо живших на земле. Это как проклятье. Закончив университет, я сказал себе, что моя единственная возможность чего-то достичь в жизни – делать деньги самому. Чем я и занимаюсь.– Значит, когда Карло говорит, что вы очень упорно работаете…Пэйджит кивнул:– Печально, но факт.На минуту Терри почувствовала замешательство, пытаясь разобраться в том, насколько меняется ее представление о нем. Ей пришло в голову, что Кристофер Пэйджит один из немногих, кто точно знает, какое место хочет занимать в этом мире, и ничто не в состоянии помешать ему. Наконец она спросила:– А что вы делаете со всеми этими деньгами?– Исключая траты на подарки по случаю, это все для Карло и других детей, которые теоретически у меня могут быть. – Пэйджит снова улыбнулся. – Мой фокус в том, что, в соответствии с моей философией и юридическими законами, деньги получат его дети – и произойдет это в будущем настолько отдаленном, насколько я смог отсрочить действие проклятья. Карло будет получать очень приличный доход, но только когда я умру. К тому времени, надеюсь, он сумеет что называется, воспитать характер.Терри тоже улыбнулась:– Это ужасно. Карло знает об этом?– Да, я рассказал ему. Именно в этом году он смог ознакомиться с духовными аспектами моей теории отцовского долга.– И что он сказал?– Буквально следующее: "Ну тогда нет смысла подсыпать тебе в вино крысиный яд" Меня чуть слеза не прошибла. – Пэйджит рассмеялся. – "Не терзайся, сынок, – ответил я ему. – Зато у тебя есть я" На это он заявил с невозмутимым видом: "Но тебе придется поусердней работать".– Он на самом деле так сказал?– Конечно. Но больше всего пугает то, что уже в следующей четверти у него оценки стали лучше.– Мне нравится наблюдать, как вы подшучиваете друг над другом.– Так я выражаю свою приязнь, боюсь, что Карло перенял у меня это. – Его тон внезапно стал сухим. – Но должен же я что-то передать сыну. Так получилось, что Карло – последний из Пэйджитов.– Вам никогда не хотелось еще кого-нибудь?– Все не было подходящей ситуации, а теперь уже совсем прошло мое время. – Он взглянул на Терри. – А вы с Ричи собираетесь заводить еще одного?Она потягивала вино маленькими глотками.– Даже не знаю. – И после небольшой паузы добавила: – Мы ведь и Елену не планировали.– Да, – заметил Пэйджит, – в наше время планирование рождаемости – проблема, ведь внутриматочные кольца и противозачаточные таблетки могут убить. Будь я Джонни Мур, я бы сказал что-нибудь типа: "Все чудеса современной медицины – это кондомы, кондомы, только кондомы, и ничего больше". Ну а если вы беременны, выбора тоже нет.– И на самом деле я ничего не могла сделать. – Терри сосредоточенно вглядывалась в бокал. – Пришло время, подумала я. Ричи захотел оформить наши отношения, нам нужно пожениться, сказал он, и детей он хотел. А у меня всегда было желание создать настоящую семью, дружную, и чтобы не было ссор. Для меня это всегда очень много значило.Некоторое время Пэйджит внимательно смотрел на нее.– Может быть, это прозвучит бестактно, но не кажется ли вам, что вы пытаетесь с помощью вашей новой семьи навести порядок в прежней?Терри подняла на него глаза.– Нет, – тихо ответила она. – Но иногда мне кажется, что я слишком похожа на свою маму.Пэйджит помолчал, как бы почувствовав, что зашел слишком далеко.– Возможно, и я слишком похож на кого-то, кто развелся и очень много времени провел в раздумьях – почему так получилось. – Он вздохнул и продолжал: – Должно быть, самое большое отличие моего поколения от поколения наших родителей в том, что они до смерти боялись самокопания, тогда как мы прислушиваемся к малейшим движениям наших ид и эго Ид ("оно" – подсознание), эго ("я") – категории психоанализа.
. Наверное, это скучно.Есть что-то сверхъестественное, подумала Терри, в том, насколько безошибочно он знает, о чем спрашивать, когда говорить, когда слушать, когда уходить в защиту, прикрываясь самоосуждением. Одно из двух: либо он более чуток, чем старается показать, либо сосредоточил на ней внимание в степени недоступной и нежелательной для нее. Это было неожиданно и немного нервировало.– Вовсе не скучно, – беззаботно отмахнулась она. – Но я, например, слишком устаю, чтобы подобное могло меня волновать.– Карло об этом скажите. Иной раз вечером, когда начинаю философствовать на какую-нибудь тему, он ворчит: "Закругляйся".– Своеобразные отношения.– Угу. Ребенок безжалостен. Вот о чем можно поговорить.Терри уже заметила, что Пэйджит не навязывает ей ни степени откровенности, ни ритма разговора. Вдруг она снова почувствовала, что у нее легко на душе, – она была благодарна ему и за вечер, и за все, что он говорил.– Вы приятный собеседник.– А помните, вы и Карло говорили, что я не понимаю, что значит "приятный".Терри подняла бокал.– Нет, – сказала она. – Понимаете.– Запишу это себе в актив, – легким тоном ответил он, и Терри подумала: этот никогда не подаст виду, что бы ни было у него на душе.Принесли обед. Великолепная еда, отметила она про себя. Немного поболтав о здешней кухне, они перешли на Жанну Стайнгардт и Линдси Колдуэлл, заедая все это крем-брюле и запивая портвейном.– А как вы думаете, – спросил Пэйджит, когда обед закончился, – чьи были те две кассеты? Про которые мисс Стайнгардт не могла сказать ничего определенного.Она пожала плечами:– Доказать, что они были, невозможно, если, конечно, они не будут найдены: указателя нет, единственное, что мы знаем, – в ряду кассет есть пустое место. Они имеют какое-нибудь значение?– Возможно, нет. Меня просто это заинтересовало, вот и все. – Пэйджит подумал немного. – Если они все же существуют и были у Ренсома, Шарп их скоро найдет.Он допил кофе, попросил Роберта вызвать такси для Терри, заплатил по счету.Снаружи моросил дождь, холодная влага его была приятна лицу Терри, разгоряченному вином. Стоя рядом со своим спутником, она вдруг поняла, что с удовольствием будет вспоминать последние несколько часов.От потока огней, пересекавших Маркет-стрит, отделилось разбитое желтое такси и въехало в переулок, где они стояли.– Ваш лимузин прибыл, – провозгласил Пэйджит. Она повернулась к нему:– Спасибо за обед.– По сравнению с повышением зарплаты, которое вас ожидает, – улыбнулся он, – это пустяк, о котором не стоит и говорить.Она увидела изморось на его волосах. Неожиданно, поддавшись порыву, Терри потянулась к нему и поцеловала в щеку, потом отступила назад. Почувствовала себя напроказившим ребенком.Улыбка Пэйджита стала лукавой:– Чем же я заслужил это?Терри почувствовала, что такая же улыбка тронула и ее губы.– Это вино, – сказала она и села в такси.
На следующее утро, когда Пэйджит был еще дома, позвонил Маккинли Брукс. Это удивило Пэйджита.– Слушай, Мак, что случилось?– Есть некоторые обстоятельства. – Брукс помолчал. – Я думаю, нам надо встретиться.Голос у него был нерадостный и какой-то неуверенный.– Что-нибудь конкретно сейчас можешь сказать?– Да. Мы нашли еще одну кассету.В ту же минуту Пэйджит вспомнил о Линдси Колдуэлл.– Что на ней?– Она собирается рассказывать, как ты забрал к себе Карло. Но потом заговаривает о другом. О деле Ласко.Пэйджит замер.– О чем ты, черт возьми?– Ты на самом деле не знаешь? – Наступило иное, долгое молчание. – Мария Карелли была пациенткой доктора Стайнгардта. 9 Начинала она с того, сказал Брукс, что Пэйджит забрал к себе Карло. Звучало так, будто он злонамеренно лишил Марию сына.В тот теплый весенний вечер Пэйджит шел к Карелли, собираясь пробыть у них час-другой и потом уже навсегда расстаться с ними. Родители Марии жили в северной части Бостона, сразу за Хановер-стрит, в кирпичном доме без лифта: окна их квартиры выделялись зеленым цветом обшарпанных ставень. Джон держал когда-то бакалейную лавку, его жена, Франческа, растила семерых детей, Мария была самой младшей. Теперь им шел восьмой десяток, лавка уже давно была продана, и всякая жизнь, по крайней мере, так казалось Пэйджиту, ушла из этого дома вместе с их последней дочерью, так непохожей на остальных.Здесь, откуда так не терпелось когда-то вырваться его матери, и жил теперь Карло. Мария пребывала в постоянных разъездах. Через два, максимум три года, говорила она Пэйджиту, ее положение как журналистки стабилизируется, она сможет иметь постоянное жилье в каком-нибудь городе и нанять человека, который поможет ей растить Карло. А пока ее родители все же лучше, чем старшие братья и сестры. Пэйджит знал только, что оба брата Марии слишком много пьют; что старшая сестра отказалась взять к себе Карло; что из-за непрестанных отлучек Марии братья и сестры относятся к ней так же неприязненно, как и родители. Но ему трудно было представить Марию в этом мире приходских школ, безраздельного мужского господства и сурового уклада жизни, так же трудно, как и понять, почему ее старшая сестра неизменно называет Карло "ублюдком Марии".Открыв дверь, Джон Карелли уставился на Пэйджита, как кредитор на несостоятельного должника. Это был невысокий человек с лицом, напоминающим ореховую кору, – сплошь в наростах и трещинах, сутулый, с острым, подозрительным взглядом. Ни намека на сердечность или радость. Чувствовалось, что душа этого человека слилась с унылой обыденностью, что неумолимые законы церкви и среды убили в ней нечто очень важное. И, должно быть, единственное, на что этой душе доставало сил, – это презирать стоящего здесь за то, что он такой же как и его собственная дочь.Они стояли в тесной прихожей. За спиной Джона Карелли протянулся вдоль ряда дверей темный коридор; в нем тенью появилась Франческа, отворила одну из дверей, закрыла ее за собой. Во время прежних своих приездов Пэйджит не видел ее, но почему-то чувствовал, что лишь она одна могла походить на Марию.Протянутую руку Джон Карелли игнорировал.– Она говорила, что вы приедете.Пэйджит подтвердил:– Повидаться с Карло.Карелли не двигался; все в его позе говорило: будь он помоложе, он вышвырнул бы пришедшего вон. Наконец старин проворчал:– Здесь он.И провел Пэйджита в гостиную. Ее скудными украшениями были тяжеловесные портьеры, полностью закрывавшие окна, распятие, натюрморт с грушей и сливами и семейные фотографии – фотографий Марии среди них не было. Воздух в темной комнате был тяжелый, спертый – похоже, здесь давно не открывали окна. Ничто не напоминало бы о Марии, если бы не хрупкий черноволосый мальчик, сидевший перед телевизором и пустым взглядом следивший за перипетиями старого фильма о полицейских. В профиль были видны длинные ресницы и изящные черты лица.– Карло! – позвал Пэйджит.Мальчик не оглянулся. Тогда отец сел рядом с ним на корточки.– Я – Кристофер. Приехал повидаться с тобой.Карло нерешительно обернулся к нему; как и прежде, ясные голубые глаза его поразили Пэйджита. Но ни узнавания, ни интереса не было в них: два года слишком большой срок – мальчик не помнил его.– Не хочешь пойти на улицу и поиграть?Не получив ответа, Пэйджит коснулся плеча Карло:– Пойдем в парк!Мальчик поспешно замотал головой:– Я хочу смотреть это.– У вас здесь играют в бейсбол или во что-нибудь такое? – обратился Пэйджит к Джону Карелли.Тот нахмурился:– Он любит смотреть телевизор.Пэйджит взглянул на мальчика, опять уставившегося на телеэкран, потом снова на отца Марии.– Я остаюсь здесь. Не буду отрывать вас от дел. Джон Карелли постоял молча, потом вышел. Фильм был о калифорнийском дорожном патруле.– А кто хорошие парни? – спросил Пэйджит.Карло показал на экран:– Он. И он.– А как их зовут?– Джон и Понч. Их каждый день показывают.– И ты каждый день их смотришь?– Да. – Взгляд его при этом не отрывался от экрана.– А почему?– Потому что Джон – мой лучший друг. – Он помедлил. – Иногда и Понч тоже.– А ты когда-нибудь играешь с другими друзьями, на улице?Мальчик медленно покачал головой.– А почему?Карло отвел глаза от экрана и взглянул с едва заметным испугом:– Тогда пропущу Джона и Понча.В его голосе было удивление, как будто поразительной была сама мысль, что можно заниматься чем-то другим. Неожиданно Пэйджита охватило страстное желание сорвать шторы, распахнуть окна. Но вместо этого он уселся перед телевизором в полутемной комнате, рядом с Карло Карелли, изредка переговариваясь с ним.На экране двое патрульных помогали отцу с матерью искать малыша по имени Тимми, который потерялся в дремучем заповедном лесу предгорий. В конце концов, подумал Пэйджит, сами же разрешали мальчишке играть одному на улице. Но он умерил свой скептицизм, стараясь проникнуться интересами ребенка.Спустя некоторое время он почувствовал, что плечо Карло касается его плеча. Искоса взглянул на него. Мальчик пристальней, чем прежде, смотрел на экран, как бы боясь заметить то, что сделал.Пэйджит промолчал. Потом, не говоря ни слова и не глядя на мальчика, осторожно обнял его рукой. Карло замер. И в самый разгар поисков Тимми Пэйджит почувствовал, как мальчик прижался к нему, но очень робко.Экранный Тимми неожиданно столкнулся с медведем. Карло вздрогнул.– Может быть, – мягко обратился к сыну Пэйджит, – сядешь ко мне на колени?Тот, казалось, был в нерешительности. Тогда, ни слова не говоря, Пэйджит поднял его и усадил.Медведь ушел, а Карло остался на коленях Пэйджита. Когда фильм закончился объятиями Тимми с родителями, он не сделал попытки встать.– Мой папочка умер, – вдруг произнес он. Подбородок Пэйджита касался макушки мальчика.– Кто тебе это сказал?– Папа.– А кто это?Карло молча показал на коридор:– А что говорит мама?Он пожал плечами. Короткий жест этот, как и сам ребенок, оставлял впечатление чего-то хрупкого.В дверях появился Джон Карелли. Его неласковый взгляд говорил, что время гостя истекло.– Здесь где-нибудь поблизости есть парк? – спросил Пэйджит, делая вид, что ничего не понял. – Я хотел попросить, чтобы Карло отпустили поиграть со мной.– У него нет времени, – отрезал Джон Карелли. – Полшестого мы обедаем.Как Мария, должно быть, рвалась отсюда, подумал Пэйджит, и как может она мириться с тем, что Карло живет здесь?– Это очень любезно с вашей стороны, – вежливо сказал он, – но я не хотел бы доставлять лишние хлопоты миссис Карелли, оставаясь у вас обедать. Тем не менее поблагодарите ее от моего имени. И добавил, наслаждаясь стариковским гневом: – Я покормлю Карло после того, как мы наиграемся. Полвосьмого годится или у вас есть какие-то особые планы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
. Наверное, это скучно.Есть что-то сверхъестественное, подумала Терри, в том, насколько безошибочно он знает, о чем спрашивать, когда говорить, когда слушать, когда уходить в защиту, прикрываясь самоосуждением. Одно из двух: либо он более чуток, чем старается показать, либо сосредоточил на ней внимание в степени недоступной и нежелательной для нее. Это было неожиданно и немного нервировало.– Вовсе не скучно, – беззаботно отмахнулась она. – Но я, например, слишком устаю, чтобы подобное могло меня волновать.– Карло об этом скажите. Иной раз вечером, когда начинаю философствовать на какую-нибудь тему, он ворчит: "Закругляйся".– Своеобразные отношения.– Угу. Ребенок безжалостен. Вот о чем можно поговорить.Терри уже заметила, что Пэйджит не навязывает ей ни степени откровенности, ни ритма разговора. Вдруг она снова почувствовала, что у нее легко на душе, – она была благодарна ему и за вечер, и за все, что он говорил.– Вы приятный собеседник.– А помните, вы и Карло говорили, что я не понимаю, что значит "приятный".Терри подняла бокал.– Нет, – сказала она. – Понимаете.– Запишу это себе в актив, – легким тоном ответил он, и Терри подумала: этот никогда не подаст виду, что бы ни было у него на душе.Принесли обед. Великолепная еда, отметила она про себя. Немного поболтав о здешней кухне, они перешли на Жанну Стайнгардт и Линдси Колдуэлл, заедая все это крем-брюле и запивая портвейном.– А как вы думаете, – спросил Пэйджит, когда обед закончился, – чьи были те две кассеты? Про которые мисс Стайнгардт не могла сказать ничего определенного.Она пожала плечами:– Доказать, что они были, невозможно, если, конечно, они не будут найдены: указателя нет, единственное, что мы знаем, – в ряду кассет есть пустое место. Они имеют какое-нибудь значение?– Возможно, нет. Меня просто это заинтересовало, вот и все. – Пэйджит подумал немного. – Если они все же существуют и были у Ренсома, Шарп их скоро найдет.Он допил кофе, попросил Роберта вызвать такси для Терри, заплатил по счету.Снаружи моросил дождь, холодная влага его была приятна лицу Терри, разгоряченному вином. Стоя рядом со своим спутником, она вдруг поняла, что с удовольствием будет вспоминать последние несколько часов.От потока огней, пересекавших Маркет-стрит, отделилось разбитое желтое такси и въехало в переулок, где они стояли.– Ваш лимузин прибыл, – провозгласил Пэйджит. Она повернулась к нему:– Спасибо за обед.– По сравнению с повышением зарплаты, которое вас ожидает, – улыбнулся он, – это пустяк, о котором не стоит и говорить.Она увидела изморось на его волосах. Неожиданно, поддавшись порыву, Терри потянулась к нему и поцеловала в щеку, потом отступила назад. Почувствовала себя напроказившим ребенком.Улыбка Пэйджита стала лукавой:– Чем же я заслужил это?Терри почувствовала, что такая же улыбка тронула и ее губы.– Это вино, – сказала она и села в такси.
На следующее утро, когда Пэйджит был еще дома, позвонил Маккинли Брукс. Это удивило Пэйджита.– Слушай, Мак, что случилось?– Есть некоторые обстоятельства. – Брукс помолчал. – Я думаю, нам надо встретиться.Голос у него был нерадостный и какой-то неуверенный.– Что-нибудь конкретно сейчас можешь сказать?– Да. Мы нашли еще одну кассету.В ту же минуту Пэйджит вспомнил о Линдси Колдуэлл.– Что на ней?– Она собирается рассказывать, как ты забрал к себе Карло. Но потом заговаривает о другом. О деле Ласко.Пэйджит замер.– О чем ты, черт возьми?– Ты на самом деле не знаешь? – Наступило иное, долгое молчание. – Мария Карелли была пациенткой доктора Стайнгардта. 9 Начинала она с того, сказал Брукс, что Пэйджит забрал к себе Карло. Звучало так, будто он злонамеренно лишил Марию сына.В тот теплый весенний вечер Пэйджит шел к Карелли, собираясь пробыть у них час-другой и потом уже навсегда расстаться с ними. Родители Марии жили в северной части Бостона, сразу за Хановер-стрит, в кирпичном доме без лифта: окна их квартиры выделялись зеленым цветом обшарпанных ставень. Джон держал когда-то бакалейную лавку, его жена, Франческа, растила семерых детей, Мария была самой младшей. Теперь им шел восьмой десяток, лавка уже давно была продана, и всякая жизнь, по крайней мере, так казалось Пэйджиту, ушла из этого дома вместе с их последней дочерью, так непохожей на остальных.Здесь, откуда так не терпелось когда-то вырваться его матери, и жил теперь Карло. Мария пребывала в постоянных разъездах. Через два, максимум три года, говорила она Пэйджиту, ее положение как журналистки стабилизируется, она сможет иметь постоянное жилье в каком-нибудь городе и нанять человека, который поможет ей растить Карло. А пока ее родители все же лучше, чем старшие братья и сестры. Пэйджит знал только, что оба брата Марии слишком много пьют; что старшая сестра отказалась взять к себе Карло; что из-за непрестанных отлучек Марии братья и сестры относятся к ней так же неприязненно, как и родители. Но ему трудно было представить Марию в этом мире приходских школ, безраздельного мужского господства и сурового уклада жизни, так же трудно, как и понять, почему ее старшая сестра неизменно называет Карло "ублюдком Марии".Открыв дверь, Джон Карелли уставился на Пэйджита, как кредитор на несостоятельного должника. Это был невысокий человек с лицом, напоминающим ореховую кору, – сплошь в наростах и трещинах, сутулый, с острым, подозрительным взглядом. Ни намека на сердечность или радость. Чувствовалось, что душа этого человека слилась с унылой обыденностью, что неумолимые законы церкви и среды убили в ней нечто очень важное. И, должно быть, единственное, на что этой душе доставало сил, – это презирать стоящего здесь за то, что он такой же как и его собственная дочь.Они стояли в тесной прихожей. За спиной Джона Карелли протянулся вдоль ряда дверей темный коридор; в нем тенью появилась Франческа, отворила одну из дверей, закрыла ее за собой. Во время прежних своих приездов Пэйджит не видел ее, но почему-то чувствовал, что лишь она одна могла походить на Марию.Протянутую руку Джон Карелли игнорировал.– Она говорила, что вы приедете.Пэйджит подтвердил:– Повидаться с Карло.Карелли не двигался; все в его позе говорило: будь он помоложе, он вышвырнул бы пришедшего вон. Наконец старин проворчал:– Здесь он.И провел Пэйджита в гостиную. Ее скудными украшениями были тяжеловесные портьеры, полностью закрывавшие окна, распятие, натюрморт с грушей и сливами и семейные фотографии – фотографий Марии среди них не было. Воздух в темной комнате был тяжелый, спертый – похоже, здесь давно не открывали окна. Ничто не напоминало бы о Марии, если бы не хрупкий черноволосый мальчик, сидевший перед телевизором и пустым взглядом следивший за перипетиями старого фильма о полицейских. В профиль были видны длинные ресницы и изящные черты лица.– Карло! – позвал Пэйджит.Мальчик не оглянулся. Тогда отец сел рядом с ним на корточки.– Я – Кристофер. Приехал повидаться с тобой.Карло нерешительно обернулся к нему; как и прежде, ясные голубые глаза его поразили Пэйджита. Но ни узнавания, ни интереса не было в них: два года слишком большой срок – мальчик не помнил его.– Не хочешь пойти на улицу и поиграть?Не получив ответа, Пэйджит коснулся плеча Карло:– Пойдем в парк!Мальчик поспешно замотал головой:– Я хочу смотреть это.– У вас здесь играют в бейсбол или во что-нибудь такое? – обратился Пэйджит к Джону Карелли.Тот нахмурился:– Он любит смотреть телевизор.Пэйджит взглянул на мальчика, опять уставившегося на телеэкран, потом снова на отца Марии.– Я остаюсь здесь. Не буду отрывать вас от дел. Джон Карелли постоял молча, потом вышел. Фильм был о калифорнийском дорожном патруле.– А кто хорошие парни? – спросил Пэйджит.Карло показал на экран:– Он. И он.– А как их зовут?– Джон и Понч. Их каждый день показывают.– И ты каждый день их смотришь?– Да. – Взгляд его при этом не отрывался от экрана.– А почему?– Потому что Джон – мой лучший друг. – Он помедлил. – Иногда и Понч тоже.– А ты когда-нибудь играешь с другими друзьями, на улице?Мальчик медленно покачал головой.– А почему?Карло отвел глаза от экрана и взглянул с едва заметным испугом:– Тогда пропущу Джона и Понча.В его голосе было удивление, как будто поразительной была сама мысль, что можно заниматься чем-то другим. Неожиданно Пэйджита охватило страстное желание сорвать шторы, распахнуть окна. Но вместо этого он уселся перед телевизором в полутемной комнате, рядом с Карло Карелли, изредка переговариваясь с ним.На экране двое патрульных помогали отцу с матерью искать малыша по имени Тимми, который потерялся в дремучем заповедном лесу предгорий. В конце концов, подумал Пэйджит, сами же разрешали мальчишке играть одному на улице. Но он умерил свой скептицизм, стараясь проникнуться интересами ребенка.Спустя некоторое время он почувствовал, что плечо Карло касается его плеча. Искоса взглянул на него. Мальчик пристальней, чем прежде, смотрел на экран, как бы боясь заметить то, что сделал.Пэйджит промолчал. Потом, не говоря ни слова и не глядя на мальчика, осторожно обнял его рукой. Карло замер. И в самый разгар поисков Тимми Пэйджит почувствовал, как мальчик прижался к нему, но очень робко.Экранный Тимми неожиданно столкнулся с медведем. Карло вздрогнул.– Может быть, – мягко обратился к сыну Пэйджит, – сядешь ко мне на колени?Тот, казалось, был в нерешительности. Тогда, ни слова не говоря, Пэйджит поднял его и усадил.Медведь ушел, а Карло остался на коленях Пэйджита. Когда фильм закончился объятиями Тимми с родителями, он не сделал попытки встать.– Мой папочка умер, – вдруг произнес он. Подбородок Пэйджита касался макушки мальчика.– Кто тебе это сказал?– Папа.– А кто это?Карло молча показал на коридор:– А что говорит мама?Он пожал плечами. Короткий жест этот, как и сам ребенок, оставлял впечатление чего-то хрупкого.В дверях появился Джон Карелли. Его неласковый взгляд говорил, что время гостя истекло.– Здесь где-нибудь поблизости есть парк? – спросил Пэйджит, делая вид, что ничего не понял. – Я хотел попросить, чтобы Карло отпустили поиграть со мной.– У него нет времени, – отрезал Джон Карелли. – Полшестого мы обедаем.Как Мария, должно быть, рвалась отсюда, подумал Пэйджит, и как может она мириться с тем, что Карло живет здесь?– Это очень любезно с вашей стороны, – вежливо сказал он, – но я не хотел бы доставлять лишние хлопоты миссис Карелли, оставаясь у вас обедать. Тем не менее поблагодарите ее от моего имени. И добавил, наслаждаясь стариковским гневом: – Я покормлю Карло после того, как мы наиграемся. Полвосьмого годится или у вас есть какие-то особые планы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66