– Ну что вы, мистер Старр, я же пытаюсь подтвердить ваши доводы. Я полагал, вы будете признательны…– Да бросьте! Фрэнк покончил самоубийством. Откуда этому человеку знать, что и кому Фрэнк рассказывал?Мгновение Пэйджит смотрел на него. Уже не в первый раз у Терри возникло ощущение, что его ничем не удивишь, что какой-то случай научил его не выказывать свои чувства, что он ничего не ждет от кого бы то ни было.– Вы хотите сказать, что не спрашивали об этом? – мягко поинтересовался он у Старра. – Вы возбудили дело против моего клиента, этот человек сотрудничает с вами, а вы даже не спросили его?Старр откинулся на спинку стула.– Я здесь не для дачи показаний, – резко ответил он. – О чем я спрашивал или не спрашивал, я вам не скажу. Это касается моей работы, это – сведения для служебного пользования.– Попробую сказать иначе, – примирительно продолжал Пэйджит и повернулся к свидетелю. – Когда в последний раз, исключая сегодняшний день, вы видели этот документ?На лице Старра читались все его мысли, он слишком поздно понял, чем все это кончится. И уже знал следующие пять вопросов, еще не заданных.– В июле, – буркнул Джепфер.Терри увидела, что для Джепфера наихудшее уже позади – теперь шли вопросы, неприятные для кого-то другого.Пэйджит внимательно смотрел на обоих – на Старра и свидетеля.– В тот раз вы давали кому-нибудь этот документ?– Да.Теперь Пэйджит уже не смотрел на Джепфера. Задавая свой следующий вопрос, он не сводил пристального взгляда со Старра.– Кому именно?– Протестую! – Старр встал. – Это сведения служебного пользования.Секретарь, как по команде, поворачивала голову то к одному, то к другому говорящему. Пэйджит обернулся к Джепферу:– Можете отвечать.– Давайте побыстрее, – рявкнул Старр, – или мы уйдем.– Вряд ли это разумно. – Пэйджит вынужден был повысить голос. – Позвольте, мистер Старр, предложить вам следующее. Почему бы нам не позвонить в суд и не получить постановление судьи по телефону?– Прекрасно, – успокоился тот. – Но суды закрываются в пять – кто нам даст постановление? А следующие несколько недель я занят. Может быть, как-нибудь в феврале…Терри подавила улыбку.– Странно, – сказал Пэйджит, – я как будто предчувствовал, что возникнет подобная проблема, и сегодня утром позвонил судье Риодену. Он будет на месте до шести.Старр вытаращил глаза. Пэйджит указал на телефонный столик:– Телефон там. Для выхода в город набирается девятка.– Это злоупотребление. Вы пытаетесь влиять на оперативные решения адвоката противной стороны. Это сведения служебного пользования.– Вряд ли. Но мне действительно хотелось бы знать, как могут быть чьими-либо сведениями служебного пользования результаты идентификации безымянной личности, которой мистер Джепфер показывал документ. У вас, мистер Старр, как мне кажется, есть две возможности. Первая: позвонить судье Риодену и высказать ему свой аргумент, который, видимо, не имеет прецедента в анналах западной юриспруденции. Я бы предпочел этот вариант – хочется послушать, как вы будете преподносить свои аргументы. Второй, более прозаический, более земной вариант – прерваться на десять минут и вместе подумать, нельзя ли решить проблему, не заставляя мистера Джепфера отвечать еще и на другие вопросы.Старр минуту оставался недвижим. Потом взмахом руки удалил из зала Джепфера и секретаря.– Если вы что-то имеете сообщить мне, – сказал он, – я даю вам десять минут.На какое-то мгновение Терри застыла в изумлении перед такой наглостью. Да после этого и живодерня покажется местом, где вполне можно приобщиться к светским манерам. Похоже, этого человека манерам учили на живодерне!– Десять минут, – отвечал Пэйджит, – даю вам я на то, чтобы отозвать иск.– Что за чепуха!Пэйджит вынул из кейса отпечатанный договор.– Это – условия соглашения. В них записано, что вы осознаете ошибочность обвинения, выдвинутого против Стива Рудина, что мистер Джепфер признает свои заблуждения, что вы отзываете свой иск и ваша фирма в качестве компенсации за потерю времени и материальный ущерб платит мистеру Рудину 250 тысяч долларов.– Я не подпишу это.– На протяжении по крайней мере шести месяцев, – продолжал Пэйджит, – у вас был тот документ. То есть уже не менее шести месяцев вы знаете, что мой клиент невиновен.– Почему вы хотите взвалить на меня ответственность за то, что наговорил сейчас Джепфер?Пэйджит посмотрел на часы:– А почему бы нам не сэкономить восемь минут и не спросить Джепфера о том, что вы уже и так знаете?– Человека заставили опознать фальсифицированные документы. Теперь вы хотите принудить его к даче ложных показаний. Что бы он там ни говорил, никто ему не поверит.– Не поверит? Фрэнк кончил жизнь самоубийством, будучи банкротом. Остаются два ответчика с деньгами. У Джепфера меньше миллиона, зато мой клиент очень богат и защищен страховкой. Поэтому вы договариваетесь с Джепфером: если он никому больше не покажет этот документ и никому не расскажет о том, что случилось на самом деле, вы оставите ему ту сумму, которую он наворовал, и попытаетесь вытянуть деньги у моего клиента, угрожая ему бесконечной тяжбой, что, как вы знаете, является мошенничеством.Старр скрестил руки на груди.– Вам никогда это не доказать.– Может, попробуем? Если по делу Стива Рудина будет задан еще один вопрос, вы многое узнаете. Вы узнаете, сможем ли мы доказать это. Смогу ли я выиграть процесс о злонамеренном судебном преследовании. Узнаете, доставит ли прессе удовольствие наблюдать нашу тяжбу. Оставит ли Ассоциация адвокатов вам лицензию. Не станут ли судьи округа смотреть на вас как на пустое место. И лишь один человек порадуется этому больше меня – Стив Рудин, которого вы обвинили в мошенничестве. – Пэйджит встал и снова посмотрел на часы. – У вас осталось минут пять, не больше.Терри последовала за ним в офис.Офис был меблирован крайне скупо; его украшали и оживляли лишь великолепные современные эстампы, два цветка и единственный портрет – какой-то черноволосый мальчик. Она знала, что Пэйджит коллекционирует произведения искусства, один из эстампов был Миро Миро Хуан (1893–1983) – испанский живописец, скульптор и график. (Здесь и далее – прим. пер.)
. О мальчике на портрете она не имела ни малейшего представления. Пэйджит стоял, задумчиво глядя в окно.– Они пойдут на это? – спросила Терри.– Да, – не оборачиваясь, ответил он. – Для Старра существуют лишь его собственные интересы.– Мне трудно поверить, что он знал.– Он знал. Всегда предполагайте, что люди поступят так, как они поступали раньше. И тогда они не удивят, не разочаруют вас. – Пэйджит сунул руки в карманы, в голосе вдруг зазвучала усталость. – Удивляться – грех для профессионала. Другое дело – разочарования, они изматывают душу.Замечание было необычным для него. Он говорит как будто сам с собой, подумала Терри.– Как вам удалось получить документ? – спросила она.– Я обещал не говорить. – Он повернулся с легкой улыбкой. – Но Старр действительно должен лучше обращаться со своими служащими.В дверь постучали. Вошел помощник Старра с текстом соглашения. Остановился, бросил беглый взгляд на Терри. Ей вдруг подумалось: а известно ли этому человеку, проявившему к ней некоторый интерес, что она замужем? Кажется, знать ее раньше он не мог. И в последнее время все меньше верится, что она способна привлекать мужчин. Да и что бы вы сказали о носе, который – она точно знает – несколько тонковат, о глазах с серповидным разрезом, что, на ее вкус, могли быть и побольше, о прямых каштановых волосах, таких же, как у – всего лишь – пяти миллионов женщин испанского происхождения в Западном полушарии? Скорее всего, вы сказали бы то же, что заявил как-то Ричи с двусмысленными нотками в голосе, – что она нарядная.– Он подписал. – Помощник Старра передал бумаги Терри.– Благодарю вас, – учтиво произнес Пэйджит. Помощник посмотрел на него, на Терри и вышел.Она была в восторге, хотя, конечно, триумф был не ее. И заговорила о том, о чем на самом деле не думала:– Я боялась, что прием с часами – это, пожалуй, слишком. Мало того, что мы вручили ему соглашение…Пэйджит пожал плечами:– Видимо, нет.– Когда-нибудь раньше вы делали это?Он какое-то мгновение рассматривал ее.– Однажды. Несколько лет назад.– Подействовало?– До некоторой степени.В голосе послышалась отчужденность, быть может, рассеянность. Почувствовав себя неловко, она посмотрела на часы:– Мне пора бежать. За ребенком.– Мне тоже надо кое-куда. Стиву Рудину сообщим утром.Зазвонил телефон. Пэйджит рассеянно подошел к аппарату. Терри остановилась на пути к двери. Что-нибудь по этому делу, подумала она. Но его внезапное молчание и воцарившаяся в комнате мертвая тишина заставили ее забыть о том, что она куда-то шла, забыть о себе и о времени.– Где ты? – наконец спросил Пэйджит в трубку. Следующий момент он слушал. Потом решительно бросил:– Не разговаривай ни с кем. Я сейчас буду.Голос у него был довольно спокойный. Но, когда он с преувеличенной аккуратностью положил трубку, Терри отметила про себя, что он бледен.Она вопросительно посмотрела на него.Он, кажется, удивился, увидев ее. Потом сказал просто:– Убит Марк Ренсом.Это поразило Терри. Она не понимала, почему кто-то стал звонить Пэйджиту по этому поводу, что связывает его со знаменитым писателем. Неуверенно поинтересовалась:– Кто это был?Он помедлил.– Мария Карелли.– Интервьюер телевидения?Похоже, ему показалось странным, что ее так называют. Неожиданно до сознания Терри дошло: женщина из Вашингтона, вторая свидетельница обвинения. Как бы поправляя, Кристофер Пэйджит ответил:– Мать моего сына Карло. 2 Никак не предполагал Кристофер Пэйджит, что мать его единственного сына, женщина, в большей степени будившая в нем желание, чем чувство долга, в первые же сутки своего появления в их жизни – после восьмилетней разлуки – будет обвинена в убийстве.Пэйджит и Карло находились в кухне своего дома в Пасифик-Хайтс. Было четыре часа: солнечный свет, падая через огромное, во всю стену, окно, делал еще более белыми и розовыми викторианские украшения и флорентийскую лепнину, сланцем синел залив, белые домики на той стороне потемнели. Пэйджит нарезал грибы для куриного марренго. Карло сидел на высоком стуле, склонившись к стойке, и возмущался родителями своей подружки.– Ей пятнадцать, – говорил он, – а они настоящие шизики. Все сделали, чтобы держать ее на коротком поводке.Пэйджит усмехнулся – слишком сильно сказано, Карло излишне суров с бедными родителями.– Ну, например? – спросил он.– Например, они даже не отпускают ее на уик-энд.– Никогда?– Никогда.Пэйджит принялся резать мясо.– Немного попахивает средневековьем. А ты уверен, что за этим не скрывается какая-нибудь история?– Не было у нее никакой истории, папа. Они никогда не выпускали ее вечером из дома. Боятся, что ее развратят и все такое. А я только хочу познакомить ее со своими друзьями.А ведь это правильно, подумал Пэйджит. Карло и его друзья тусуются группой, и свободное дружеское общение парней и девушек гораздо разумней тех ритуалов, что были приняты во времена его, Пэйджита, юности, когда девушка была тайной за семью замками, а свидания проходили в автомобилях.– Но ведь чего-то они боятся, – заметил Пэйджит. – Возможно, что-то было в их собственной жизни.Карло задумался. Не впервые Пэйджит с удивлением наблюдал за сыном. Каково ему приходится в этом неустойчивом равновесии, думал он, ведь так скор, так внезапен переход к взрослой жизни. Как-будто вчера еще носил его на плечах. А сегодня Карло – выше его, красивый, черноволосый юноша с застенчивой улыбкой и удивительными голубыми глазами. Сейчас эти глаза смотрели на него тем непроницаемым взором, за которым, как знал Пэйджит, чаще всего мысли, связанные с их семейной жизнью.– Они слишком молоды, – наконец сказал Карло, – чтобы быть родителями пятнадцатилетней.Пэйджит снова сосредоточился на мясе.– Кейт – их единственный ребенок?Карло кивнул:– Она говорит, что после нее родители отказались от секса.– Дети всегда так думают, – улыбнулся Пэйджит. – Другое им кажется невероятным и отвратительным.– Не знаю. – В голосе Карло послышались язвительные нотки. – Мне никогда не приходилось переживать по этому поводу.– Видимо, из-за того, что я не женат. – Пэйджит говорил нарочито легким тоном, стараясь понять, что скрывается за замечанием сына. – Наверное, поэтому моя жизнь отличается от жизни других людей. Но вернемся к Кейт: ты уже сделал уроки?– Да, давно. У нас же завтра игра, и мне надо отдохнуть. А при чем уроки, когда речь идет о Кейт?– Если ты свободен, мы могли бы пригласить ее вечером на обед. Наготовлю побольше курятины, и родители Кейт будут спокойнее, зная, что отпустили ее в дом, где есть другой родитель и какой-то порядок.Карло ухмыльнулся:– Какой порядок – безопасный секс и норма в два глотка?– Ну, на твоем месте я бы именно такого порядка и придерживался в семье. – Пэйджит окинул его быстрым взглядом. – Иногда я думаю: чему ты учишься у меня?– Что ты имеешь в виду?Карло выглядел удивленным. Пожалуй, подумал Пэйджит, в этом разговоре удастся избежать тем, которых он боялся касаться.– Неужели у меня нечему поучиться? – спросил он. – Нельзя же сказать, что ты узнавал жизнь лишь по диснеевским мультикам?– А я и не говорю, – невозмутимо пожал плечами Карло, – что меня всегда волновали лишь проблемы телевизионных зверушек.Пэйджит положил нож.– Ну что же, я вижу, ты твердо решил загнать меня в угол. О'кей, я выскажусь. Речь идет, как я понимаю, о сексе. Так вот, секс – чудо, если относишься к нему с уважением, если он – часть дружбы, а ты по-настоящему честен в своих чувствах, если, конечно, предмет стоит того. Придет время, когда ты начнешь заниматься любовью. И тогда – не лги, не принуждай, не спи с той, которая, ты знаешь, через месяц станет тебе безразлична. Достаточно, если вкратце?И снова он увидел в глазах сына вопрос. Но, как и восемь лет назад, вопрос остался невысказанным.– Может быть, – сказал Карло, – просто у нашего поколения с этим будет лучше.– Думаю, у вас со всем будет лучше, – откликнулся Пэйджит, размышляя над тем, как закончить разговор на эту щекотливую тему.– Самое главное, – добавил он, – считаться с другими, быть честным со всеми, уважать чувства – и свои, и чужие. Мои родители ни объяснить мне ничего не могли, ни примером быть, я же могу только объяснить тебе.Пэйджит помолчал.– Может быть, – заключил он, – ты сам покажешь мне пример семейной жизни.Когда в дверь позвонили, сын смотрел на него, собираясь что-то сказать или спросить. Пэйджит улыбнулся:– Однажды, когда в дверь позвонили, Дороти Паркер Паркер Дороти (1893–1967) – американская писательница.
сказала: "У нас что здесь теперь, притон?" Ну а ты избавлен кем-то от назиданий на тему "отец знает лучше".Карло поднял бровь:– Хочешь, чтобы я открыл?– Да, сделай одолжение.Пэйджит слышал, как сын прошел через столовую, легко ступая по паркету. Потом его шаги стали почти не слышны – большая гостиная, покрытая огромным персидским ковром, с высокими потолками, свободно поглощала звуки. Пэйджит снова сосредоточился на курином марренго.– Папа!– Да?– Здесь кто-то пришел.Голос у Карло был тонким, немного странным. Пэйджит положил нож и направился в гостиную.Она стояла к нему спиной, рассматривала эстампы, как тем утром в Вашингтоне, пятнадцать лет назад.Он молча смотрел на нее.Она не спешила оторвать взгляд от последнего эстампа с невиданным африканским ландшафтом Джесса Аллена – пышные деревья и сюрреалистические птицы, существовавшие лишь в воображении художника. Наконец, обернувшись, сказала:– Похоже на твою квартиру в Ист-Кэпитол. Узнаю некоторые работы.Едва заметно улыбнувшись, показала на красно-голубой эстамп с геометрически правильным шаром – он как будто начинал вращаться, если к нему приближались.– Это Вазарели Вазарели Виктор (род. в 1908 г.) – венгерский художник, один из основателей абстрактно-геометрического и декоративного "оп-арта"
, я помню, ты говорил.Легка на помине, подумал Пэйджит, переводя взгляд с женщины на сына, хотя они не упоминали о ней – разговор касался ее лишь косвенно. От удивления и сдерживаемого раздражения Пэйджит не мог вымолвить ни слова.– Думаю, ты узнал свою мать, Карло, – наконец произнес он.Карло был между ними как в западне, не зная, что сказать, что сделать. Одарив мальчика нежной, почти интимной улыбкой, она подошла к нему.– О да, – невозмутимо бросила она Пэйджиту. – Мы встречались.Пэйджит был поражен – настолько они оказались похожи: черные волосы, оливковая кожа, точеные черты лица – утонченность, сочетавшая силу с некоторым изяществом. В Карло ее грация была пока лишь проявлением юношеского, несмелого еще чувства собственного достоинства, которое разовьется скорее в элегантную непринужденность, чем в стремление к самоутверждению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
. О мальчике на портрете она не имела ни малейшего представления. Пэйджит стоял, задумчиво глядя в окно.– Они пойдут на это? – спросила Терри.– Да, – не оборачиваясь, ответил он. – Для Старра существуют лишь его собственные интересы.– Мне трудно поверить, что он знал.– Он знал. Всегда предполагайте, что люди поступят так, как они поступали раньше. И тогда они не удивят, не разочаруют вас. – Пэйджит сунул руки в карманы, в голосе вдруг зазвучала усталость. – Удивляться – грех для профессионала. Другое дело – разочарования, они изматывают душу.Замечание было необычным для него. Он говорит как будто сам с собой, подумала Терри.– Как вам удалось получить документ? – спросила она.– Я обещал не говорить. – Он повернулся с легкой улыбкой. – Но Старр действительно должен лучше обращаться со своими служащими.В дверь постучали. Вошел помощник Старра с текстом соглашения. Остановился, бросил беглый взгляд на Терри. Ей вдруг подумалось: а известно ли этому человеку, проявившему к ней некоторый интерес, что она замужем? Кажется, знать ее раньше он не мог. И в последнее время все меньше верится, что она способна привлекать мужчин. Да и что бы вы сказали о носе, который – она точно знает – несколько тонковат, о глазах с серповидным разрезом, что, на ее вкус, могли быть и побольше, о прямых каштановых волосах, таких же, как у – всего лишь – пяти миллионов женщин испанского происхождения в Западном полушарии? Скорее всего, вы сказали бы то же, что заявил как-то Ричи с двусмысленными нотками в голосе, – что она нарядная.– Он подписал. – Помощник Старра передал бумаги Терри.– Благодарю вас, – учтиво произнес Пэйджит. Помощник посмотрел на него, на Терри и вышел.Она была в восторге, хотя, конечно, триумф был не ее. И заговорила о том, о чем на самом деле не думала:– Я боялась, что прием с часами – это, пожалуй, слишком. Мало того, что мы вручили ему соглашение…Пэйджит пожал плечами:– Видимо, нет.– Когда-нибудь раньше вы делали это?Он какое-то мгновение рассматривал ее.– Однажды. Несколько лет назад.– Подействовало?– До некоторой степени.В голосе послышалась отчужденность, быть может, рассеянность. Почувствовав себя неловко, она посмотрела на часы:– Мне пора бежать. За ребенком.– Мне тоже надо кое-куда. Стиву Рудину сообщим утром.Зазвонил телефон. Пэйджит рассеянно подошел к аппарату. Терри остановилась на пути к двери. Что-нибудь по этому делу, подумала она. Но его внезапное молчание и воцарившаяся в комнате мертвая тишина заставили ее забыть о том, что она куда-то шла, забыть о себе и о времени.– Где ты? – наконец спросил Пэйджит в трубку. Следующий момент он слушал. Потом решительно бросил:– Не разговаривай ни с кем. Я сейчас буду.Голос у него был довольно спокойный. Но, когда он с преувеличенной аккуратностью положил трубку, Терри отметила про себя, что он бледен.Она вопросительно посмотрела на него.Он, кажется, удивился, увидев ее. Потом сказал просто:– Убит Марк Ренсом.Это поразило Терри. Она не понимала, почему кто-то стал звонить Пэйджиту по этому поводу, что связывает его со знаменитым писателем. Неуверенно поинтересовалась:– Кто это был?Он помедлил.– Мария Карелли.– Интервьюер телевидения?Похоже, ему показалось странным, что ее так называют. Неожиданно до сознания Терри дошло: женщина из Вашингтона, вторая свидетельница обвинения. Как бы поправляя, Кристофер Пэйджит ответил:– Мать моего сына Карло. 2 Никак не предполагал Кристофер Пэйджит, что мать его единственного сына, женщина, в большей степени будившая в нем желание, чем чувство долга, в первые же сутки своего появления в их жизни – после восьмилетней разлуки – будет обвинена в убийстве.Пэйджит и Карло находились в кухне своего дома в Пасифик-Хайтс. Было четыре часа: солнечный свет, падая через огромное, во всю стену, окно, делал еще более белыми и розовыми викторианские украшения и флорентийскую лепнину, сланцем синел залив, белые домики на той стороне потемнели. Пэйджит нарезал грибы для куриного марренго. Карло сидел на высоком стуле, склонившись к стойке, и возмущался родителями своей подружки.– Ей пятнадцать, – говорил он, – а они настоящие шизики. Все сделали, чтобы держать ее на коротком поводке.Пэйджит усмехнулся – слишком сильно сказано, Карло излишне суров с бедными родителями.– Ну, например? – спросил он.– Например, они даже не отпускают ее на уик-энд.– Никогда?– Никогда.Пэйджит принялся резать мясо.– Немного попахивает средневековьем. А ты уверен, что за этим не скрывается какая-нибудь история?– Не было у нее никакой истории, папа. Они никогда не выпускали ее вечером из дома. Боятся, что ее развратят и все такое. А я только хочу познакомить ее со своими друзьями.А ведь это правильно, подумал Пэйджит. Карло и его друзья тусуются группой, и свободное дружеское общение парней и девушек гораздо разумней тех ритуалов, что были приняты во времена его, Пэйджита, юности, когда девушка была тайной за семью замками, а свидания проходили в автомобилях.– Но ведь чего-то они боятся, – заметил Пэйджит. – Возможно, что-то было в их собственной жизни.Карло задумался. Не впервые Пэйджит с удивлением наблюдал за сыном. Каково ему приходится в этом неустойчивом равновесии, думал он, ведь так скор, так внезапен переход к взрослой жизни. Как-будто вчера еще носил его на плечах. А сегодня Карло – выше его, красивый, черноволосый юноша с застенчивой улыбкой и удивительными голубыми глазами. Сейчас эти глаза смотрели на него тем непроницаемым взором, за которым, как знал Пэйджит, чаще всего мысли, связанные с их семейной жизнью.– Они слишком молоды, – наконец сказал Карло, – чтобы быть родителями пятнадцатилетней.Пэйджит снова сосредоточился на мясе.– Кейт – их единственный ребенок?Карло кивнул:– Она говорит, что после нее родители отказались от секса.– Дети всегда так думают, – улыбнулся Пэйджит. – Другое им кажется невероятным и отвратительным.– Не знаю. – В голосе Карло послышались язвительные нотки. – Мне никогда не приходилось переживать по этому поводу.– Видимо, из-за того, что я не женат. – Пэйджит говорил нарочито легким тоном, стараясь понять, что скрывается за замечанием сына. – Наверное, поэтому моя жизнь отличается от жизни других людей. Но вернемся к Кейт: ты уже сделал уроки?– Да, давно. У нас же завтра игра, и мне надо отдохнуть. А при чем уроки, когда речь идет о Кейт?– Если ты свободен, мы могли бы пригласить ее вечером на обед. Наготовлю побольше курятины, и родители Кейт будут спокойнее, зная, что отпустили ее в дом, где есть другой родитель и какой-то порядок.Карло ухмыльнулся:– Какой порядок – безопасный секс и норма в два глотка?– Ну, на твоем месте я бы именно такого порядка и придерживался в семье. – Пэйджит окинул его быстрым взглядом. – Иногда я думаю: чему ты учишься у меня?– Что ты имеешь в виду?Карло выглядел удивленным. Пожалуй, подумал Пэйджит, в этом разговоре удастся избежать тем, которых он боялся касаться.– Неужели у меня нечему поучиться? – спросил он. – Нельзя же сказать, что ты узнавал жизнь лишь по диснеевским мультикам?– А я и не говорю, – невозмутимо пожал плечами Карло, – что меня всегда волновали лишь проблемы телевизионных зверушек.Пэйджит положил нож.– Ну что же, я вижу, ты твердо решил загнать меня в угол. О'кей, я выскажусь. Речь идет, как я понимаю, о сексе. Так вот, секс – чудо, если относишься к нему с уважением, если он – часть дружбы, а ты по-настоящему честен в своих чувствах, если, конечно, предмет стоит того. Придет время, когда ты начнешь заниматься любовью. И тогда – не лги, не принуждай, не спи с той, которая, ты знаешь, через месяц станет тебе безразлична. Достаточно, если вкратце?И снова он увидел в глазах сына вопрос. Но, как и восемь лет назад, вопрос остался невысказанным.– Может быть, – сказал Карло, – просто у нашего поколения с этим будет лучше.– Думаю, у вас со всем будет лучше, – откликнулся Пэйджит, размышляя над тем, как закончить разговор на эту щекотливую тему.– Самое главное, – добавил он, – считаться с другими, быть честным со всеми, уважать чувства – и свои, и чужие. Мои родители ни объяснить мне ничего не могли, ни примером быть, я же могу только объяснить тебе.Пэйджит помолчал.– Может быть, – заключил он, – ты сам покажешь мне пример семейной жизни.Когда в дверь позвонили, сын смотрел на него, собираясь что-то сказать или спросить. Пэйджит улыбнулся:– Однажды, когда в дверь позвонили, Дороти Паркер Паркер Дороти (1893–1967) – американская писательница.
сказала: "У нас что здесь теперь, притон?" Ну а ты избавлен кем-то от назиданий на тему "отец знает лучше".Карло поднял бровь:– Хочешь, чтобы я открыл?– Да, сделай одолжение.Пэйджит слышал, как сын прошел через столовую, легко ступая по паркету. Потом его шаги стали почти не слышны – большая гостиная, покрытая огромным персидским ковром, с высокими потолками, свободно поглощала звуки. Пэйджит снова сосредоточился на курином марренго.– Папа!– Да?– Здесь кто-то пришел.Голос у Карло был тонким, немного странным. Пэйджит положил нож и направился в гостиную.Она стояла к нему спиной, рассматривала эстампы, как тем утром в Вашингтоне, пятнадцать лет назад.Он молча смотрел на нее.Она не спешила оторвать взгляд от последнего эстампа с невиданным африканским ландшафтом Джесса Аллена – пышные деревья и сюрреалистические птицы, существовавшие лишь в воображении художника. Наконец, обернувшись, сказала:– Похоже на твою квартиру в Ист-Кэпитол. Узнаю некоторые работы.Едва заметно улыбнувшись, показала на красно-голубой эстамп с геометрически правильным шаром – он как будто начинал вращаться, если к нему приближались.– Это Вазарели Вазарели Виктор (род. в 1908 г.) – венгерский художник, один из основателей абстрактно-геометрического и декоративного "оп-арта"
, я помню, ты говорил.Легка на помине, подумал Пэйджит, переводя взгляд с женщины на сына, хотя они не упоминали о ней – разговор касался ее лишь косвенно. От удивления и сдерживаемого раздражения Пэйджит не мог вымолвить ни слова.– Думаю, ты узнал свою мать, Карло, – наконец произнес он.Карло был между ними как в западне, не зная, что сказать, что сделать. Одарив мальчика нежной, почти интимной улыбкой, она подошла к нему.– О да, – невозмутимо бросила она Пэйджиту. – Мы встречались.Пэйджит был поражен – настолько они оказались похожи: черные волосы, оливковая кожа, точеные черты лица – утонченность, сочетавшая силу с некоторым изяществом. В Карло ее грация была пока лишь проявлением юношеского, несмелого еще чувства собственного достоинства, которое разовьется скорее в элегантную непринужденность, чем в стремление к самоутверждению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66