– Марк, – наконец выдавила она, – помешался на Лауре.– Помешался?– Да, это самое подходящее слово. Марк читал все, что было написано о ней, у него был альбом, куда он вклеивал вырезки из газет и журналов с ее фотографиями, знал все о ее замужествах, о сотнях мужчин, с которыми она переспала, все легенды о Лауре и причинах ее смерти… Он так был озабочен всем, связанным с ней, что мне это казалось своего рода ментальной некрофилией. И, конечно, до него доходили слухи о Джеймсе Кольте. Мне кажется, он даже воображал себя Кольтом. А быть Кольтом в его понимании – это быть одним из самых могущественных людей Америки и владеть женщиной, которая, как однажды писал Марк, "занимала главное место в сердце любого мужчины – полубогиня, полурабыня". – Она грустно улыбнулась. – Марк даже заставлял меня смотреть фильмы с ее участием, снова и снова, пока я, как и он, не запомнила в них каждый эпизод, каждую реплику.– Заставлял вас?Мелисса едва заметно кивнула:– Ну не буквально. Видите ли, мне самой хотелось смотреть, таким образом я могла понять, что происходит с ним. – Она сделала новую затяжку. – Мне было едва за тридцать, когда я познакомилась с Марком. И до него у меня было мало мужчин, я была неопытна.– Что же вы хотели узнать?– Конечно же, как быть женщиной. Я была более чем неуверенна в себе в этом плане – сексуальном. – Она сохраняла ироничность тона, но без тени улыбки на лице. – Я пыталась понять, что Марку нравилось в Лауре Чейз, а он был готов полюбить во мне то, чем я отличалась от нее. По крайней мере, я так думала.Терри уселась поудобнее. Она почувствовала, что душа собеседницы эхом отзывается на давнее душевное потрясение, от которого она когда-то оправилась с огромным трудом.– Лаура Чейз, – заметила Терри, – мало походила на вас, или на меня, или на кого-нибудь, кого я знала.– Вы имеете в виду ненатуральность цвета ее волос и пышность форм, притворную чувственность голоса и опережение половым созреванием созревания духовного? Или вы имеете в виду алкоголизм, нимфоманию и полное отсутствие всякого самоуважения? – Мелисса смолкла, как бы прислушиваясь к себе.– В конце концов, – более спокойно продолжала она, – все, что делало меня похожей на Лауру Чейз, – это отсутствие самоуважения. И теперь мне ясно, что с этого как раз и началась для меня эта история.Терри забыла про свою недопитую чашку. Наконец решилась спросить:– Вы лишились самоуважения из-за того, что он так обращался с вами?Та покачала головой:– Он так обращался со мной из-за того, что я была такой. Под конец, когда он потерял интерес ко мне, я совсем отчаялась.– Потерял интерес?– Как к женщине – я не возбуждала его. Я стала прилагать больше усилий, пытаясь что-то изменить. Я всегда считала себя умной, но никогда не верила, что меня можно по-настоящему полюбить. Днем я вычеркивала слова, сокращала сцены и целые главы, обуздывала дисциплиной его талант, с тем чтобы он стал нужен людям. – Она помолчала, устремив неподвижный взгляд на эстамп. – А ночью делала то, о чем просил Марк. У Терри сдавило горло.– Но он не злоупотреблял вами?– Нет. Просто он давал волю фантазии.В следующий момент Терри, кажется, поняла, в чем дело.– Он разыгрывал какого-то рода сцены?– Вполне определенного рода. – Сигарета горела уже у самых пальцев хозяйки. – Ему нравилось воображать, что он насилует меня.Терри молча потянулась и взяла сигарету из ее рук. Женщина, казалось, не заметила этого. Гася сигарету в пепельнице, Терри увидела, что ее руки дрожат.– Как он "воображал"? – спросила она.– С моей помощью, разумеется. – Чувствовалось, что слова, как бы сдержанно и невыразительно они ни звучали, несли говорившей облегчение, очищая душу. – Каждый вечер, перед тем как уйти с работы, я звонила ему. Потом, уже в метро, гадала, как это будет происходить, – наша игра уже начиналась. Видите ли, он никогда не говорил мне, для чего ему это нужно. Я открывала дверь и оказывалась в совершенно темной квартире. И никогда не знала: вышел ли он или здесь, ждет. Пока не чувствовала его ладонь, зажимающую мне рот. Никогда не знала – как, в какой комнате. Единственное, что знала всегда, – какой униженной буду чувствовать себя после этого.Терри видела ее бледный и неподвижный профиль, взгляд женщины, казалось, был нацелен на что-то вне комнаты.– Иногда после этого он уходил, не сказав ни слова. Как будто меня насиловал чужой, незнакомый человек.Терри вдруг ощутила собственное тело маленьким, сжавшимся в комок, устремившимся вперед.– Вы когда-нибудь кому-нибудь рассказывали об этом?– Нет. Это была всего лишь игра, в которую мы играли. – Глаза ее закрылись. – Но ведь теперь он мертв, не правда ли?У Терри пересохло в горле.– Пока мы говорили, – наконец произнесла она, – я почувствовала, что все это как-то связано с Марией Карелли. И вспомнила про кассету.– Кассету? – Мелисса провела рукой по глазам. – Конечно, вы и понятия не имели о том, что вам удалось извлечь на свет.– Вы можете что-нибудь рассказать об этом?Мелисса молча кивнула.Терри ждала. Когда женщина заговорила снова, голос ее был отчетлив и бесстрастен:– В квартире было темно, как будто должно было произойти это. Но я знала, что его нет дома, он все реже и реже играл в нашу "игру". Никак не думала, что он может оказаться там. Увидев идущий из спальни слабый свет, а потом пересекшую его тень, я почти обрадовалась. Когда стояла в темной прихожей и уговаривала себя не волноваться, он появился в дверях. Все, что я увидела, – мелькнувшие в полосе света рыжие волосы.Внезапно она остановилась, будто вслушиваясь в звуки, внятные лишь ей одной.– Он очень грубо бросил меня к себе на плечо. Помню, как я была ошеломлена. Не успела прийти в себя, как он швырнул меня на кровать лицом вниз, задрал платье, сорвал с меня трусы и навалился сзади. Так Марк овладел мною в этот раз. Я все не понимала, что же происходит. Но вот он схватил меня за волосы и повернул мою голову. Чтобы показать мне. Свет падал с телевизионного экрана. Он прокручивал по видеомагнитофону фильм для холостяцких вечеринок. Там была Лаура Чейз. Совсем юная, до того, как стала кинозвездой. И с ней двое мужчин. Было похоже, что она кричит. Лицо Марка было рядом с моим, он смотрел: мужчины брали ее, как он брал меня, сзади. Когда я поняла, что происходит, я закричала.Мелисса смолкла, на ее глазах появились слезы.– Фильм кончился, и я уже знала, что никогда больше не смогу быть с Марком. Но я и понятия не имела, почему Лаура Чейз покончила жизнь самоубийством, пока не поговорила с вами.Терри отвернулась:– Я очень сожалею.Хозяйка обернулась к ней:– Не сожалейте. Этот вечер стал последним, больше я никогда не была с мужчиной. – В ее улыбке было больше горя, чем в слезах. – Теперь вы знаете, чему я научилась от Марка.
– Кажется, – донесся до нее голос Пэйджита, – это как раз то, что нам нужно.Из телефонной кабинки Терри смотрела на вращение кругового багажного конвейера. Утомленная во время долгого полета размышлениями о Мелиссе Раппапорт, почти вытеснявшими все иные мысли, она все еще держала в руке клочок бумаги с новым телефонным номером Пэйджита.– Если она согласится дать показания, – ответила Терри. – И если судья позволит.Мгновение Пэйджит молчал; кто-то громко окликал какого-то Джона Макдермота, и в опустевшем здании аэропорта эхо гуляло, как в пещере.– Вы не могли бы подъехать ко мне? – спросил Пэйджит. – Мне очень не хочется задерживать вас, но завтра утром я встречаюсь с Бруксом и Шарп, и было бы очень кстати точно знать то, что она рассказала вам.Терри помедлила в нерешительности. Было семь тридцать вечера, няня сказала, что Елена уже спит. Тон Пэйджита был озабоченным, кроме того, она мечтала избавиться от тягостного чувства одиночества, почему-то навеянного мыслями о женщине, оставшейся в Нью-Йорке.– Расскажите мне, как доехать до вас, – попросила она.Получасом позже Терри оказалась у трехэтажного белого дома в эдвардианском стиле, с эркерами, островерхой крышей и освещенной пальмой, которая казалась привезенной сюда из Лос-Анджелеса. Она остановилась, с удивлением разглядывая экзотическое дерево.– Я все надеялся, что она зачахнет, – произнес голос Пэйджита. – Но, к несчастью, она оказалась очень живучей.Терри оглянулась – он, поднявшись с садового кресла, стоявшего на веранде, спускался к ней по ступенькам крыльца. Он был в джинсах и белом ирландском свитере, какие носят рыбаки.– А мне нравится, – ответила она.– И Карло тоже. Из-за этой дурацкой пальмы я и купил дом.– Из-за пальмы? – Она снова обернулась к дереву. – В таком случае это самая дорогая пальма в мире.– Карло это скажите. – Пэйджит стоял рядом с ней, тоже рассматривая дерево. – Когда я привез его, чтобы он жил у меня, мы пошли выбирать себе дом и ходили целый день. Его ничто не интересовало, пока мы не попали сюда, зато отсюда я с трудом смог увести его. Он считал, что здесь мы и должны остаться – пальма напоминала ему дом.Терри удивленно взглянула на него:– А где же он жил до этого?– В Бостоне. В пальмовой столице Массачусетса.Терри улыбнулась:– Дети забавно рассуждают. Как-то Елена спросила меня, почему мы не взяли ее с собой в свадебное путешествие.Пэйджит наклонил голову:– Такой вопрос Карло никогда мне не задаст.Терри притихла.– А чья же была идея, – наконец решилась она нарушить молчание, – с освещением?– Моя. Но Карло напомнил мне о ней. – Пэйджит повернулся к Терри: – Когда-нибудь замечали, что малыши все понимают буквально?Кто бы мог подумать, удивилась она про себя, что мы будем разговаривать об этом.– Конечно. Сама всегда стараюсь не допустить промаха с моей Еленой.– Мы уже уехали отсюда, – продолжал Пэйджит, – а Карло все щебетал и щебетал о пальме. Конечно, это было просто смешно – отдать миллион долларов за дерево, которое я терпеть не мог! Но я обернулся к Карло и сказал ему совершенно серьезно: "Не беспокойся, сынок, папа тебя любит и не только купит этот дом, но даже сделает для дерева освещение". Такое говорят детям, чтобы посмешить других взрослых, а я сказал это из-за того, что меня веселила мысль о собственном отцовстве. – Глядя на прожектор, Пэйджит покачал головой. – Это была моя ошибка. Карло запомнил каждое слово.Он молча смотрел на пальму. Терри улыбнулась Пэйджиту; она почувствовала, что ему постоянно хочется поговорить с кем-нибудь о сыне, но это редко удается, и поэтому теперь он смущен.– Давайте пройдем в дом, – пригласил он. – Я задерживаю вас.– Ничего, все нормально. Ричи дома нет, а мне надо рассказать вам о Мелиссе Раппапорт.Открыв двустворчатую дверь с латунными набалдашниками ручек и пластинами, прибитыми по низу дверных створок, Пэйджит провел ее в дом.Попав внутрь, она поняла, что ее представление об интерьере этого дома было просто глупым. Ей смутно виделась строгая аристократическая пышность, совсем как в кино, – дубовые панели, кресла, обитые коричневой кожей, писанные маслом портреты умерших предков, более уместные в каком-нибудь элитарном мужском клубе. Интерьер же оказался светлым: белые стены и золотистые деревянные полы, сочные цветовые пятна – густо-красный персидский ковер, вазы и шелковые цветы всевозможных оттенков, калейдоскопическое смешение разноцветных эстампов и картин, которые почему-то не подавляли, а оттеняли красоту и яркость друг друга. Проходя библиотеку, Терри увидела большой мраморный камин и полку, заставленную играми, подобно геологическим периодам отражавшими развитие Карло от семи до пятнадцати лет. На какое-то мгновение ей стало обидно, не столько за себя, сколько за Елену: Пэйджит с сыном жили в этом доме тоже не все время, но все здесь носило зримый отпечаток их жизни и придавало им спокойную уверенность в том, что это их дом.– Какой прекрасный камин, – заметила Терри.– Карло все время просит развести огонь, читает возле него книжки. Когда он был меньше, библиотека была его любимой комнатой.– У вас весь дом чудесный. Вы все здесь сами сделали?Пэйджит кивнул.– У нас здесь только элементарные цвета, – сказал он. – Утонченности мы с Карло лишены, никакой декоратор не потерпел бы таких сочетаний.Улыбаясь, Терри почувствовала, что в этом на первый взгляд малозначащем замечании Пэйджит как в фокусе: он держится за жизнь, которая теперь, быть может, изменится непоправимо, а главное, несправедливо. Дисгармонирующая нотка тревоги звучала уже и в том, как он беззаботно говорил о Карло.– Где он? – спросила она. – Я ни разу его не видела.– Учится, надеюсь. – Пэйджит бросил взгляд на лестницу. – Если не возражаете, мы могли бы побеседовать в кухне. Я только что там прибрал.Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, как будто боясь допустить какую-нибудь оплошность. Терри поняла: он не хочет, чтобы сын появился на пороге в разгар предстоящего разговора; вспомнив о Марке Ренсоме и его матери, она подумала, что разговор уже не может не быть трудным.– Чудесно, – подхватила она. – Кухня, если там не приходится готовить, мне нравится.Кухню она представила себе довольно верно: современнейшая техника, простор, много света. У белой деревянной стойки стояли два высоких стула с сиденьями, обитыми белой кожей; здесь, как она догадалась, Пэйджит и сын завтракают. От бокала вина Терри отказалась и села, сложив руки перед собой. Пэйджит, как бы приглашая ее чувствовать себя свободней, небрежно облокотился на стойку.– А теперь расскажите мне, как прошла встреча с Мелиссой Раппапорт, – сказал он. – От начала и до конца.Рассказ Терри занял сорок минут.В паузах Пэйджит задавал вопросы, спрашивал не только о том, что женщина говорила, но и как она выглядела, как вела себя. У Терри было ощущение, что он собирает эту женщину, пользуясь тем материалом, который она, Терри, ему дает, то здесь, то там поправляя портрет с хладнокровием археолога, реконструирующего давно умершее существо по обломкам костей. Лицо его ничего не выражало, лишь по временам слегка сужались глаза; Терри не знала, была ли это реакция на то, что рассказывала Раппапорт, или на самое Терри.Закончив, Терри почувствовала, что силы оставили ее.Пэйджит, ни слова не говоря, подошел к холодильнику и, налив бокал белого вина, протянул ей.– Если не хотите, – усмехнулся он, – я сам выпью.Терри поняла, что хочет. Когда она сделала несколько неторопливых маленьких глотков, Пэйджит попросил:– Еще несколько вопросов.– Пожалуйста.Он, снова облокотившись о стойку, рассматривал ее.– Она говорила, что у Ренсома были другие женщины?– Я думаю, были. – Терри сама услышала, что прозвучало это глупо, да и в самом деле было глупостью. – Но она этого не говорила.Пэйджит кивнул.– Слова о том, что Ренсом потерял к ней интерес, надо понимать буквально или имелись в виду неудачи в разного рода "играх"?Терри медлила в нерешительности. Таким вопросом она не задавалась.– Точно я не могу сказать.– Она знает что-нибудь о сексуальной жизни Ренсома, не связанной с ней, – от самого Ренсома или от кого-либо еще?– Об этом я ее не спрашивала. – Терри уставила взгляд в стакан с вином. – Но должна была.Слегка улыбнувшись, Пэйджит покачал головой:– Ну, об этом, наверное, можно будет спросить и потом. Да и как вы могли спрашивать: ведь речь шла о важных для вас, но страшных для нее вещах, и вы боялись упустить что-нибудь, а она из-за вашего вопроса в любую минуту могла потерять самообладание и прервать рассказ.Это было несколько неожиданно для Терри, но сняло груз с ее души.– Мне было стыдно, – призналась она. – Как будто я что-то вытягиваю из нее.– Мне так не кажется: в конце концов, ужасно то, что Ренсом делал с ней, а не наше отношение к этому. Меня волнует другое: насколько вас ее история выбила из колеи. – Он помолчал мгновение. – Вы всегда вините только себя, если что-то не получается?Терри ответила не сразу:– Такого не должно было быть.– Она рассказывала вам нечто экстраординарное, и поэтому вы не могли не принимать близко к сердцу ее переживания. Ведь вы же не социопат, вы нормальный живой человек.Терри продолжала неотрывно смотреть на бокал.– Это было невероятно, – наконец произнесла она.– Я и в самом деле не понимаю, как вы сумели добиться того, что она все это вам рассказала. – Пэйджит налил себе немного вина. – Теперь благодаря вам Мария обретет такое доверие, обрести которое самостоятельно она никак не могла.– Как вы думаете, теперь они не возбудят дело?– Вполне возможно. Одно из белых пятен в истории Марии – связь с Ренсомом, непонятно как возникшая, – это все равно что кто-то решил бы изнасиловать Барбару Уолтер на том веском основании, что как-то видел ее в программе "20/20". Я могу понять Брукса и Шарп, предполагающих во всем этом какую-то подоплеку. – Он сделал паузу, как будто пытаясь представить себя на месте Шарп. – Окружной прокурор должен согласиться с тем, – закончил он, – что, как в свое время Мелисса Раппапорт, по причинам, которые мог бы объяснить лишь сам Марк Ренсом, Мария Карелли стала для него фетишем, замещающим Лауру Чейз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
– Кажется, – донесся до нее голос Пэйджита, – это как раз то, что нам нужно.Из телефонной кабинки Терри смотрела на вращение кругового багажного конвейера. Утомленная во время долгого полета размышлениями о Мелиссе Раппапорт, почти вытеснявшими все иные мысли, она все еще держала в руке клочок бумаги с новым телефонным номером Пэйджита.– Если она согласится дать показания, – ответила Терри. – И если судья позволит.Мгновение Пэйджит молчал; кто-то громко окликал какого-то Джона Макдермота, и в опустевшем здании аэропорта эхо гуляло, как в пещере.– Вы не могли бы подъехать ко мне? – спросил Пэйджит. – Мне очень не хочется задерживать вас, но завтра утром я встречаюсь с Бруксом и Шарп, и было бы очень кстати точно знать то, что она рассказала вам.Терри помедлила в нерешительности. Было семь тридцать вечера, няня сказала, что Елена уже спит. Тон Пэйджита был озабоченным, кроме того, она мечтала избавиться от тягостного чувства одиночества, почему-то навеянного мыслями о женщине, оставшейся в Нью-Йорке.– Расскажите мне, как доехать до вас, – попросила она.Получасом позже Терри оказалась у трехэтажного белого дома в эдвардианском стиле, с эркерами, островерхой крышей и освещенной пальмой, которая казалась привезенной сюда из Лос-Анджелеса. Она остановилась, с удивлением разглядывая экзотическое дерево.– Я все надеялся, что она зачахнет, – произнес голос Пэйджита. – Но, к несчастью, она оказалась очень живучей.Терри оглянулась – он, поднявшись с садового кресла, стоявшего на веранде, спускался к ней по ступенькам крыльца. Он был в джинсах и белом ирландском свитере, какие носят рыбаки.– А мне нравится, – ответила она.– И Карло тоже. Из-за этой дурацкой пальмы я и купил дом.– Из-за пальмы? – Она снова обернулась к дереву. – В таком случае это самая дорогая пальма в мире.– Карло это скажите. – Пэйджит стоял рядом с ней, тоже рассматривая дерево. – Когда я привез его, чтобы он жил у меня, мы пошли выбирать себе дом и ходили целый день. Его ничто не интересовало, пока мы не попали сюда, зато отсюда я с трудом смог увести его. Он считал, что здесь мы и должны остаться – пальма напоминала ему дом.Терри удивленно взглянула на него:– А где же он жил до этого?– В Бостоне. В пальмовой столице Массачусетса.Терри улыбнулась:– Дети забавно рассуждают. Как-то Елена спросила меня, почему мы не взяли ее с собой в свадебное путешествие.Пэйджит наклонил голову:– Такой вопрос Карло никогда мне не задаст.Терри притихла.– А чья же была идея, – наконец решилась она нарушить молчание, – с освещением?– Моя. Но Карло напомнил мне о ней. – Пэйджит повернулся к Терри: – Когда-нибудь замечали, что малыши все понимают буквально?Кто бы мог подумать, удивилась она про себя, что мы будем разговаривать об этом.– Конечно. Сама всегда стараюсь не допустить промаха с моей Еленой.– Мы уже уехали отсюда, – продолжал Пэйджит, – а Карло все щебетал и щебетал о пальме. Конечно, это было просто смешно – отдать миллион долларов за дерево, которое я терпеть не мог! Но я обернулся к Карло и сказал ему совершенно серьезно: "Не беспокойся, сынок, папа тебя любит и не только купит этот дом, но даже сделает для дерева освещение". Такое говорят детям, чтобы посмешить других взрослых, а я сказал это из-за того, что меня веселила мысль о собственном отцовстве. – Глядя на прожектор, Пэйджит покачал головой. – Это была моя ошибка. Карло запомнил каждое слово.Он молча смотрел на пальму. Терри улыбнулась Пэйджиту; она почувствовала, что ему постоянно хочется поговорить с кем-нибудь о сыне, но это редко удается, и поэтому теперь он смущен.– Давайте пройдем в дом, – пригласил он. – Я задерживаю вас.– Ничего, все нормально. Ричи дома нет, а мне надо рассказать вам о Мелиссе Раппапорт.Открыв двустворчатую дверь с латунными набалдашниками ручек и пластинами, прибитыми по низу дверных створок, Пэйджит провел ее в дом.Попав внутрь, она поняла, что ее представление об интерьере этого дома было просто глупым. Ей смутно виделась строгая аристократическая пышность, совсем как в кино, – дубовые панели, кресла, обитые коричневой кожей, писанные маслом портреты умерших предков, более уместные в каком-нибудь элитарном мужском клубе. Интерьер же оказался светлым: белые стены и золотистые деревянные полы, сочные цветовые пятна – густо-красный персидский ковер, вазы и шелковые цветы всевозможных оттенков, калейдоскопическое смешение разноцветных эстампов и картин, которые почему-то не подавляли, а оттеняли красоту и яркость друг друга. Проходя библиотеку, Терри увидела большой мраморный камин и полку, заставленную играми, подобно геологическим периодам отражавшими развитие Карло от семи до пятнадцати лет. На какое-то мгновение ей стало обидно, не столько за себя, сколько за Елену: Пэйджит с сыном жили в этом доме тоже не все время, но все здесь носило зримый отпечаток их жизни и придавало им спокойную уверенность в том, что это их дом.– Какой прекрасный камин, – заметила Терри.– Карло все время просит развести огонь, читает возле него книжки. Когда он был меньше, библиотека была его любимой комнатой.– У вас весь дом чудесный. Вы все здесь сами сделали?Пэйджит кивнул.– У нас здесь только элементарные цвета, – сказал он. – Утонченности мы с Карло лишены, никакой декоратор не потерпел бы таких сочетаний.Улыбаясь, Терри почувствовала, что в этом на первый взгляд малозначащем замечании Пэйджит как в фокусе: он держится за жизнь, которая теперь, быть может, изменится непоправимо, а главное, несправедливо. Дисгармонирующая нотка тревоги звучала уже и в том, как он беззаботно говорил о Карло.– Где он? – спросила она. – Я ни разу его не видела.– Учится, надеюсь. – Пэйджит бросил взгляд на лестницу. – Если не возражаете, мы могли бы побеседовать в кухне. Я только что там прибрал.Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке, как будто боясь допустить какую-нибудь оплошность. Терри поняла: он не хочет, чтобы сын появился на пороге в разгар предстоящего разговора; вспомнив о Марке Ренсоме и его матери, она подумала, что разговор уже не может не быть трудным.– Чудесно, – подхватила она. – Кухня, если там не приходится готовить, мне нравится.Кухню она представила себе довольно верно: современнейшая техника, простор, много света. У белой деревянной стойки стояли два высоких стула с сиденьями, обитыми белой кожей; здесь, как она догадалась, Пэйджит и сын завтракают. От бокала вина Терри отказалась и села, сложив руки перед собой. Пэйджит, как бы приглашая ее чувствовать себя свободней, небрежно облокотился на стойку.– А теперь расскажите мне, как прошла встреча с Мелиссой Раппапорт, – сказал он. – От начала и до конца.Рассказ Терри занял сорок минут.В паузах Пэйджит задавал вопросы, спрашивал не только о том, что женщина говорила, но и как она выглядела, как вела себя. У Терри было ощущение, что он собирает эту женщину, пользуясь тем материалом, который она, Терри, ему дает, то здесь, то там поправляя портрет с хладнокровием археолога, реконструирующего давно умершее существо по обломкам костей. Лицо его ничего не выражало, лишь по временам слегка сужались глаза; Терри не знала, была ли это реакция на то, что рассказывала Раппапорт, или на самое Терри.Закончив, Терри почувствовала, что силы оставили ее.Пэйджит, ни слова не говоря, подошел к холодильнику и, налив бокал белого вина, протянул ей.– Если не хотите, – усмехнулся он, – я сам выпью.Терри поняла, что хочет. Когда она сделала несколько неторопливых маленьких глотков, Пэйджит попросил:– Еще несколько вопросов.– Пожалуйста.Он, снова облокотившись о стойку, рассматривал ее.– Она говорила, что у Ренсома были другие женщины?– Я думаю, были. – Терри сама услышала, что прозвучало это глупо, да и в самом деле было глупостью. – Но она этого не говорила.Пэйджит кивнул.– Слова о том, что Ренсом потерял к ней интерес, надо понимать буквально или имелись в виду неудачи в разного рода "играх"?Терри медлила в нерешительности. Таким вопросом она не задавалась.– Точно я не могу сказать.– Она знает что-нибудь о сексуальной жизни Ренсома, не связанной с ней, – от самого Ренсома или от кого-либо еще?– Об этом я ее не спрашивала. – Терри уставила взгляд в стакан с вином. – Но должна была.Слегка улыбнувшись, Пэйджит покачал головой:– Ну, об этом, наверное, можно будет спросить и потом. Да и как вы могли спрашивать: ведь речь шла о важных для вас, но страшных для нее вещах, и вы боялись упустить что-нибудь, а она из-за вашего вопроса в любую минуту могла потерять самообладание и прервать рассказ.Это было несколько неожиданно для Терри, но сняло груз с ее души.– Мне было стыдно, – призналась она. – Как будто я что-то вытягиваю из нее.– Мне так не кажется: в конце концов, ужасно то, что Ренсом делал с ней, а не наше отношение к этому. Меня волнует другое: насколько вас ее история выбила из колеи. – Он помолчал мгновение. – Вы всегда вините только себя, если что-то не получается?Терри ответила не сразу:– Такого не должно было быть.– Она рассказывала вам нечто экстраординарное, и поэтому вы не могли не принимать близко к сердцу ее переживания. Ведь вы же не социопат, вы нормальный живой человек.Терри продолжала неотрывно смотреть на бокал.– Это было невероятно, – наконец произнесла она.– Я и в самом деле не понимаю, как вы сумели добиться того, что она все это вам рассказала. – Пэйджит налил себе немного вина. – Теперь благодаря вам Мария обретет такое доверие, обрести которое самостоятельно она никак не могла.– Как вы думаете, теперь они не возбудят дело?– Вполне возможно. Одно из белых пятен в истории Марии – связь с Ренсомом, непонятно как возникшая, – это все равно что кто-то решил бы изнасиловать Барбару Уолтер на том веском основании, что как-то видел ее в программе "20/20". Я могу понять Брукса и Шарп, предполагающих во всем этом какую-то подоплеку. – Он сделал паузу, как будто пытаясь представить себя на месте Шарп. – Окружной прокурор должен согласиться с тем, – закончил он, – что, как в свое время Мелисса Раппапорт, по причинам, которые мог бы объяснить лишь сам Марк Ренсом, Мария Карелли стала для него фетишем, замещающим Лауру Чейз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66