– А! Слава Богу, один русский появился. – Она улыбнулась карими глазами. – Пойдемте, пойдемте.
Поднимаясь на второй этаж, Коля изучал ее профиль. Ничего испанского он не определил, кроме разве легкой горбинки изящного носика. Прямые волосы, расчесанные на прямой пробор, были собраны сзади в узел. Она покосилась взглядом и открыла дверь в светлую комнату.
– Ванная и туалет рядом. Как вас?..
– Попросту – Коля. – Он споткнулся о ковер и чуть не упал.
– Как сюда переехали, я тоже о ковры спотыкалась, – улыбнулась женщина. Она поправила складку постели, вытащила из ящика полотенца, понесла в ванную. – Почему вы меня рассматриваете? – спросила белоруска, не поворачиваясь. – Мне не по себе.
– Мой друг, – сказал Коля, кивнув в ту сторону, откуда они пришли, – говорит, что сестра на вас похожа и очаровательна до безумия.
– Любвеобильный сильно кобель твой друг! – Рассердившись, она резко, перешла на «ты». – Меня ниже талии ухватил. Объясни ему, что я не девушка легкого поведения. У меня внуку второй год пошел.
– Ну?! Он мне только про сестру говорил.
– Значит, еще расскажет. Наврет наверняка.
– Сестра такая же строгая, как ты? – сыграл восхищение Коля.
– Будешь строгая, – повторила она и посмотрела на него воинственно. – Давай я тебя прихвачу кой за что! – И пошла к нему, протянув руку.
Он невольно попятился.
– Сдаюсь! – крикнул Коля и поднял руки вверх. – Уважаю. Могу к тебе козлом отпущения наняться, по совместительству. Будешь меня бить от обиды.
– За что? – Она не поняла юмора.
– За что угодно. Из-за любой досады. Чтобы не сердилась. Сломала шпильку и – на меня с кулаками. Меня женщина одна так избила.
Она рассмеялась и долго не могла успокоиться.
– За что? – спросила сквозь смех.
– За свои же грехи.
– А ты что?
– Терпел. Дал «высказаться». Так что давай! Наступай!
– Настырных не люблю! – сказала как отрезала. – Сестра еще более сумасшедшая на этот счет.
– Почему?
– Ой, Коля! – Женщина смягчилась. – Истерия после смерти мужа настигла. Из костела не выходит, идея какого-то греха преследует. Какого греха?! Два голубка. Я, правда, не застала их идиллию. Поляк один мне на поминках изложил. Пример человеческой жизни продемонстрировала, можно сказать. Мне потом призналась, что все женское из нее враз исчезло. Ничего не чувствует и не желает. Врач говорит – гормоны принимать придется. Боится, начнет толстеть. – Она обернулась к окну, что-то увидела. – Флора из костела вернулась.
Коля глянул на улицу. К дому подрулил «Олдсмобиль».
– Та-а-ак ты, значит, та самая Клавдия, в кого влюбился Уоррен! – присел от «прозрения» Коля. – Почему же он тебя Фло кликнул?
– Очки, наверно, не протер. Не знаю, в кого он влюбился. Если бы он к ней полез, думаю, она бы ему показала, где раки зимуют.
– Ты языка совсем не знаешь?
Она улыбнулась.
– Пытаюсь учить. Дальше «Хау ду ю ду» не продвинулась. Язык – не просто набор слов. Американцы по-другому все понимают.
– Также они понимают, не усложняй, – успокоил Коля.
По отдельности сестры действительно были похожи – разница чувствовалась, только когда они находились рядом. Лицо Флоры напрягала забота, и глаза оттенились темными складками страданий.
– Нам квартиранта Уоррен привез, Колю, – сказала Клавдия.
– Что? – переспросила Флора, глядя на Колю.
– Ты русский забыла совсем! Говорю, познакомься с Николаем, – повторила Клавдия.
– Разговаривать было не с кем, – объяснила Флора и протянула Коле руку. – Ты показала комнату?
– Показала.
– Чувствуйте себя как дома, Николай, – сказала Флора и направилась в кухню.
Мужчина в кресле ожил, захватил в руки пакеты, двинулся за ней:
– Фло, я устриц принес.
– Спасибо, Билл, – ответила Флора, не оборачиваясь, – положи в холодильник. Клав, иди сюда.
– Если их замочить в чесноке… – заговорил на ходу Билл и скрылся в кухонном проеме.
Коля постоял, оглядывая новое жилье, и пошел на улицу – забирать из машины вещи.
– Ты бы не снимал очки, – сказал Коля, появившись в офисе на другой день. – Женщин путать начинаешь. Я другой сестре в твоей любви объяснился. Говорю Клавдии, Уоррен так в вашу сестру влюбился, что мозги потерял. Не знает, как жить без нее.
– Как – Клавдии? – вытаращил зрачки Кимбл.
– Она ревновать, – не отвечая, развлекался Коля. – Кобелем тебя назвала. Видеть, говорит, не хочу подлеца! – продолжал он терроризировать шефа.
Тот не на шутку испугался.
– Кто так говорит?
– Клавдия, – доигрывал Коля. – Сильно он любвеобильный кобель, кричит!
Кимбл уронил на стол папку, которую читал.
– Ты с Флорой пошел говорить!
– В том-то и дело, что не с Флорой. Перепутал ты их. Они похожи, хоть не близнецы. Ты девушку за задницу хватал?
Кимбл виновато опустил глаза.
– Нарвался ты на глушь! Но первое признание, считай, сделал, – нравоучительно похвалил он шефа.
– Что теперь? – испуганно спросил тот.
– Не знаю. Волосы, наверно, друг другу сестры рвут из-за тебя.
Кимбл не оценил шутку, расстроился.
Коля пожалел его:
– Если у тебя серьезно, присмотрись. Видишь, баба на первый взгляд не по этому делу. Обойди кругами, подмани чем-нибудь. Цып, цып, цып, скажи!
– Знаю я! Языка нет.
– Продумаем, что и как, – упокоил Коля. – Кто такой Билл? Он весь вечер сидел, телевизор смотрел. Утром, смотрю, нет его.
– Воздыхатель Флоры. Привыкай как к члену семьи. Он три раза в неделю будет телевизор смотреть. Ресторан собственный имеет. У сестер сейчас беда. Флора год не работает. Уволили, что ли, по здоровью, не знаю. Денег нет, дом огромный. Тебе поэтому комнату сдали. Билл продукты бесплатно таскает. Пользуется случаем – сидит рядом. Но Флоре не до него. Жаловалась мне, что у него одна тема для разговора: как пищу готовить. Он ей часами поварское искусство преподает. Но она и без него все знает.
– Высидит он ее. Вот как женщин берут, учись! Год просидит и возьмет.
– Год! Год не вытерплю.
– Если так забрало, давай думать. – Коля улыбнулся. – Ее хорошо бы испугать чем-то, потом «спасти». Что у вас тут рискованного есть?
– Голливудские деятели страшилки разные понастроили.
– Для детей? На первый случай годится. – Коле самому стало интересно.
– Ты видел?
– Нет. Рассказывали.
Вошел клиент. Кимбл занялся с ним.
Со всех сторон к сидящим в зале бежали динозавры на громадных куриных ногах и откусывали людям головы. Клавдия в первые минуты держалась стойко. Потом тихо ойкала, взвизгивала, хваталась то за Колю, то за Уоррена, но глаз не закрывала и ничуть не боялась. Зрелище было для ее нервной системы вполне приемлемое.
– Нравится? – спросил Коля, шарахаясь от голографического крокодила.
– Наворотили! – восхитилась Клава.
К концу сеанса из темного подвала со скелетами зал вырвался на простор горной местности. Посетители неслись с головокружительной скоростью в вагонетке по рельсам среди бурой травы и камней. Впереди обозначился обрыв. Он приближался неотвратимо, с безумной скоростью. Зал вылетел с рельсов над Большим Каньоном. Некоторое время по инерции планировал. Полет замедлился, и все стали падать вниз в долину, быстрее, быстрее, стремительно…
Кимбл закрыл глаза. Коля схватился за подлокотники. Дно каменной пропасти приблизилось и ушло в полную темноту. Раздались истерические, «предсмертные» вопли людей и удар железа о камни.
Загорелись лампы, освещая улыбающегося Колю, открывающего глаза бледного Кимбла и вцепившуюся в него, оглядывающуюся по сторонам Клавдию. Люди поднимались с мест. Кто улыбался, кто вытирал бумажкой пот, кто осматривал соседа.
– Рехнуться можно! – прошептала Клавдия.
– Вот и напугали, считай, – засмеялся Коля. Пользуясь незнанием спутницей языка, «инструктировал» шефа: – Вцепилась в тебя, значит, доверие оказала. Теперь делай с ней, что задумал.
Все поднялись, Кимбл остался сидеть. Сидел молча. На бледном лице выступил пот.
– Что с тобой? – спросил Коля.
– Я высоты не переношу, – сказал он, выплевывая слюну в платок. – С детства на балкон выше третьего этажа боялся выходить. Повязку на глаза взял, не успел надеть.
– Еще и тебя перепугали в результате!
– Не напугался я. Фобия.
– Идем! Идем. Сейчас отдышишься.
– Не могу я. Ноги ватные, как будто отсидел.
– Что случилось? – спросила Клавдия.
– С ногой у него что-то.
Кимбл виновато озирался.
Подбежал администратор:
– Вызвать врача?
– Не надо. Он больную ногу отсидел, – сказал Коля. Обернулся к шефу, подставил спину. – Хватайся!
Кимбл уцепился за его шею. Коля перехватил руки и потащил Уоррена из павильона, как рюкзак, на загривке.
На улице дул ветер. После душного помещения холодил. Они запахнулись в куртки и шли между шелестящих листвой пальм к автостоянке. Клавдия держала Колю под руку и шла рядом.
– Ворончик, все будет о’кей, – обернулась она к Кимблу, который все еще сидел на Колином загривке.
На стоянке Уоррен пришел в себя, влез на заднее сиденье «Шевроле» самостоятельно.
– Отошел? – спросил Коля.
– Отошел, спасибо! Спешить некуда. Проводим мисс, заедем в мой любимый подвальчик, я сухим вином отопьюсь. Помогает мне.
– Что он говорит? – спросила Клавдия.
– Говорит, что если бы ты за него не ухватилась так крепко, он бы с кресла сполз и мог нос разбить. Руки у тебя красивые.
– Да-а! – Клавдия посмотрела на руки и бросила взгляд на Кимбла. – Были красивые, детские пеленки все унесли. Ему ногу надо дома растереть мазью.
– Что она говорит? – спросил Кимбл.
– Клава говорит, что ты мужественный мужчина, не стонал, не охал, как ребенок, – «перевел» Коля.
Клавдия повернулась с заднего сиденья и кивала в подтверждение Колиных слов.
– Ногу предлагает растереть мазью, – добавил Мавроди.
– Не надо, скажи, – заволновался Кимбл. – Меня белое вино на ноги поставит.
– Ну и дурак! – сказал Коля и перевел Клавдии: – Он говорит, что напиться с горя хочет, так он перед тобой опозорился.
Клавдия заволновалась.
– Совсем не опозорился! С каждым может случиться. – Она достала рукой до головы Кимбла, подтянула к себе и чмокнула в висок. – Не переживай!
– Что она сказала? – нетерпеливо спросил Кимбл.
– Сразу не переведешь, – сказал Коля, подавляя улыбку. – Нежно слово звучит, интимный женский фольклор. Смысл такой, что ты – «лапушка», «душка», «сердечко». Как хочешь фантазируй.
Кимбл разволновался, искал в кармане очки, нашел. Надевать не стал. Смотрел на Клавдию блаженными глазами.
– Клава, – произнес тихо.
Подвальчик, куда привел Кимбл, представлял собой узкую щель от входа до винтовой лестницы. Вдоль стены – стойка бара. В проходе – столик на двоих. Они сели.
– Здесь опрокинуть рюмку и идти, – сказал Коля. – Смешной бизнес!
– Китайские дела, – кивнул Кимбл в строну бармена. – Все не здесь, наверху делается. Главное, вина тут – свежайшие, сейчас оценишь.
Китаец принес кувшин с белым вином, бокалы, ломтики сыра, тарелку ракушек, рыбные палочки и скрученные тосты. Разлил вино по бокалам.
Кимбл поднял бокал и, кивнув Коле, выпил до дна.
– Уф! Еле дождался. Под сердцем комок стоит и стоит. Сейчас отпустит.
Коля сделал несколько глотков. Кислое вино он не любил и оценивать не стал.
– Клавдия старше тебя лет на десять, – сказал между прочим.
Кимбл налил второй бокал, поднял глаза и посмотрел на Колю странным, виноватым взглядом.
– Нет, я ничего не имел в виду, – покачал головой Коля.
Кимбл выпил.
– Отпустило! – Он погладил себя по животу. Глаза у него заблестели, губы растянулись «до ушей». С рыжим ежиком и покрасневшими ушами Кимбл стал похож на чертика, каких рисуют в детских книжках. – Очень хорошо, что старше, – сказал он уверенно, покачиваясь на стуле.
– Почему? – заинтересовался Коля.
– Я женщин старше себя предпочитаю. Оценил раз и навсегда.
– Вот те раз! У тебя комплекс?
Кимбл замотал головой.
– Опыт, – сказал, высасывая ракушку. – Когда жизнь с ноля начинаешь, женщина с опытом уверенность вселяет. Она перебесилась, сама набила шишки и ценит отношения, не отвлекает глупостью. Женщинки с татуировкой и колечками в пупке, они что, для жизни годятся?
– Так ты не бери совсем молодняк. Постарше смотри.
– Постарше они хищными становятся. Мир так устроен. Почему ты не женат?
– Я пытался. Не получилось, – неохотно ответил Коля.
– Измотала, небось, тебя ревностью или ерундой какой. Ни йоту в тебя не вложила. Ни к чему не прислушалась. Как тут к цели дойти? Не хочу я никого воспитывать, нет смысла. Мир жестоко устроен. Я до своих ровесниц не дожил еще. – Кимбл засмеялся и налил третий бокал. – Оставим, у каждого свое. Почему ты не пьешь?
– Не идет белое.
– Давай красное возьми. Мясо закажи. Я оплачу от фирмы как представительские.
– Я за рулем, прости. Сухим не столько напьешься, сколько пахнуть будешь.
Кимбл выпил полбокала, заел рыбкой и оживился.
– На ровеснице я в юности опозорился, – пустился он в откровения. – Да так опозорился, что решил: я – больной. Ночами плакал. Чуть пипиську не оторвал. А мужчиной меня соседка сделала. Волшебная женщина! Джиной звали. Старше меня лет на двадцать. Да, ей тридцать пять, тридцать шесть было. Эта любовь до сих пор мне снится. Она коз держала. Я из Вайоминга сам. Пришла как-то, я один сижу, за пипиську в штанах держусь. Посмотрела на меня. «Что с тобой?» – спрашивает. «Заболел», – говорю. «Чего у тебя, ну-ка?! – Бесцеремонно меня осмотрела. – Почему красный весь?» Я признался. «Зачем ты его тянешь?! Попортишь себя. Он у тебя, как банан, не по возрасту. Пойдем я козьим жиром смажу». Пока мазала… – Кимбл беззвучно прыснул. – Я, Ник, три года к ней бегал. Отец на работу, я – к ней. В зрелой женщине есть что-то такое… Не определишь словами. От них стабильностью чувств веет. Молодежь для меня – как козы. Кожа и тело.
– Ты что-то недопонял в жизни, – сказал Коля и принялся есть, почувствовав голод.
…Коля оторвал глаза от папки с полисами. Клиентов не было. Кимбл сидел над бумагами мрачный.
– Ворончик! – использовал Коля словечко Клавдии, стараясь вывести Кимбла из «мрака». – Благодари судьбу за фобию. Ваши шансы возрастают, сэр!
Уоррен не понял.
– Что имеешь в виду? – серьезно спросил он.
– Тебя пожалели. Ворончик – ласкательное имя. Женщина тебя пожалела. Жалость – начало уважения и любви. Теперь, чтобы загладить свой неверный заход, ты должен выкинуть что-нибудь «для удивления».
– Что «выкинуть»?
– Жизнь, например, свою погубить. Сжечь себя. Не до конца, конечно, – издевался Коля.
– Почему ты все время ерничаешь? – спросил Кимбл с раздражением.
– Ты меня ерундой занял! – Коля неожиданно вскипел. – Время теряем. Когда дело начнем делать?
На лице Кимбла замерла нечитаемая гримаса. Он посмотрел на Колю. Мгновение – странно, мгновение – вопросительно, мгновение – переваривая сомнения. Переварил в выражение будничной деловитости.
– Получишь лицензию, начнем. Что ты сейчас делать можешь?! Не торопи события. Будь разумным. – Он вернулся к началу разговора, спросил, восстанавливая тему: – Для чего ей моя погубленная жизнь?
– Чтоб страдала все оставшиеся годы. Детям и внукам в пример тебя ставила.
– Ты что предлагаешь? – трезво спросил Кимбл.
– Нечего на меня злиться. Просил помочь – помогаю, как могу. Но скоро тебе самому придется действовать. Она язык подучила. «Сколько стоит?» – может спросить и туалет «комнатой отдыха» уже называет.
Кимбл занервничал.
– Не обижайся, Ник. Ты – плейбой, можно сказать. Больших проблем не имеешь. У меня комплексы, говорил тебе. Клавдия мне нравится. Мучаюсь, дурака под твоим руководством валяю. Согласился помогать, помогай.
Коля успокоился:
– Придумал я кое-что. Для себя берег. Кандидатуры сейчас нет достойной. Жертвую для босса.
– Чем жертвуешь?
– Идеей! Ехал я как-то вдоль берега. Поесть захотелось. Зашел в кафешку. Сижу ем. Накануне фильм по телевизору гоняли. Кадр мне один запомнился, красиво так снято. Закатное время. Солнце красное отражается. Вдали океан. Полный прилив прошел. И у меня тоже – все, как в кино! Смотрю и глазам не верю. Рыбак в сапогах со спиннингом подошел к воде, повозился с ведром и… – Он замолчал, взглянул заговорщически. – Только вот что. Притвориться странным придется…
На крыше кафе красовался большой красный краб. Втроем они расположились за столиком с пивом. Кимбл смотрел в окно на краснеющее над океаном солнце.
– Уоррен задумчивый сегодня. Пиво не пьет, – сказала Клавдия, отодвигая высокий бокал. – Мы с тобой вдвоем назюзюкаемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52