сказала она, ну и что дальше? и
тут понесло Ивана Александровича, и он рассказал новой подруге и про
впечатление от увиденного вчера в Уфе Салавата Юлаева - уголовника, ко-
торого превратили зачем-то в национального героя (это Альмире, татарке,
недолюбливающей башкиров, особенно понравилось), и про героя Буковского,
и про гения Сахарова, и про великого Солженицына, и про запрещенный жур-
нал "Континент", и даже какие-то стихи Бродского прочел наизусть, а она
слушала, полуоткрыв пухлые, молодой кровью налитые губки, и время от
времени приохивала: что вы говорите?! это ж надо ж! вот никогда б не по-
думала бы!!
Как ни пьянил Ивана Александровича контраст между татарочкою и Ларис-
кой, контраст уже не только внешний и возрастной, но еще, оказалось, и
идеологический, полностью сознания он все-таки не затмил, и где-то на
середине собственного монолога Иван Александрович поймал себя на том,
что не одна страсть поделиться информацией, кажется, владеет им, что
выкладывается он перед Альмирою, в основном, затем, что больше нечем ему
привлечь ее к немолодой, некрасивой своей фигуре, что для победы над та-
тарочкою (а победы захотелось очень!) одних его столичности, журнализма
и причастности к ЦК ВЛКСМ может, пожалуй, и недостать.
И вот сейчас, так же раскрасневшись, с теми же горящими глазками, пе-
ла Альмира в интернациональной компании про маленького белого голубя ми-
ра, старательно выводя непривычные иноземные слова:
Fliege ьber groЯe Wasser,
Ьber Berg und Tal.
Bringe allen Menschen Friede,
GrьЯ sie tausendmal.
5
Всем оставаться на местах! Не двигаться! - резкий оклик Бекбулатова,
речь которого, взяв командные интонации, как бы вовсе лишилась акцента,
совпал с появлением в каждой из восьми дверей легкой летней столовой си-
луэтов крепких парней: подтянутых, с расставленными чуть шире плеч нога-
ми, только что без автоматов у живота, и Ивану Александровичу снова
пришла в голову ассоциация с какой-то картиною про войну, но сейчас кар-
тина уже не шла по спрятанному в кустах телевизору, а снималась прямо
тут, внутри импровизированного концертного зала, захватывая в участники,
в исполнители ролей и массовки, и всех сидящих вокруг, и самого Ивана
Александровича; да и принадлежность присутствующих к разным расам вызы-
вала сомнения, про какую, собственно, войну кино - про прошедшую или про
будущую. Снаружи, видные сквозь окна, сверкали проблесковые маячки слу-
жебных машин, выла сирена, прервавшая очередное проявление гнева и про-
теста. Минут пятнадцать назад какой-то восточный человек прошел к помос-
ту, негромко сказал гортанное-неразборчивое Бекбулатову, после чего оба,
не то из вежливости, не то как под обстрелом пригибаясь, покинули столо-
вую, и вот: всем оставаться на местах! не двигаться!
Иван Александрович почему-то не изумился, не загневался, не запротес-
товал, будто все, что происходило, так и должно происходить, и, сопро-
вождаемый комиссаром Эльдаром, которому Бекбулатов что-то приказал мно-
гозначительным узким взглядом, пошел из зала, краем глаза ловя, как ком-
сомольская девушка вместе с начлагом и несколькими из ниоткуда возникши-
ми парнями разбивают интерлагерников на группы, расставляют около стен:
к расстрелу, что ли, готовят?
Эльдар проводил Ивана Александровича мимо милицейских, военных и по
внешности штатских, только в антеннах, машин до самого домика и, отворяя
дверь, сказал: мы попросили бы вас, Иван Александрович, не выходить до
завтрашнего утра. В ваших же интересах. Ситуация, понимаете ли, опасная.
Тут у нас, кивнул в сторону Камы, на том берегу - лагеря. Бегают иногда.
Мало ли чего. Вот на этом самом месте (Эльдар жестом римлянина, посылаю-
щего гладиатора на смерть, показал вниз), на этом самом месте (повто-
рил-подчеркнул) неделю назад произошло убийство, и последняя фраза пока-
залась Ивану Александровичу не просто зловещей, но имеющей и некий пре-
дупреждающий смысл. Это, конечно, была глупость, мнительность, результат
неспокойного, ненормального состояния последних дней, однако, едва дверь
за комиссаром лагеря захлопнулась, Ивану Александровичу стало на душе
так нехорошо, так тревожно и безвыходно, что он, совершенно не готовый к
мысли о самоубийстве (а оно одно, при теперешнем распаде всех связей ми-
ра, пришлось бы, наверное, как раз), стал мечтать об эдаких фантастичес-
ких таблетках, которые, дескать, могли б погрузить в некий летаргический
сон лет, скажем, ну! ну, словом, до тех пор, пока не кончатся безобразия
и все как-нибудь так, само собою, не уладится и не устроится. Сладкая
мечта погрузила Ивана Александровича в состояние благодушное, почти
счастливое, сквозь которое уже не прорывались в сознание ни сирены, ни
немецкие и восточноязычные выкрики, ни шум беготни, ни прочие тревожные
звуки и из которого Ивана Александровича вывело легкое поскребывание
чьего-то ноготка в дверь. Альмира стояла на пороге, улыбалась, звала с
собою: пошли. Все кончилось. А что все? впервые после бекбулатовского
выкрика рискнул проявить Иван Александрович любопытство. Что, собствен-
но, все?
И Альмира рассказала, что, пока шел вечер, кто-то спер с бельевой ве-
ревки пару джинсов, причем, не просто джинсов, а джинсов, принадлежащих
немочке, - из-за этого и разгорелся сыр-бор, понаехало всяких, обыскива-
ли, допрашивали, вынюхивали следы, но, кажется, ничего не нашли и осад-
ное положение сняли. Сейчас, хоть и рыскают неизвестные мальчики тенями
меж домиков, все снова относительно тихо, горят костры, студенты поют
песни, так что идемте, Иван Александрович! (Иван, поправил Иван Алек-
сандрович татарочку) !идемте, Иван! Александрович, идемте, вам же должно
быть интересно, вам же нужно собирать материал.
Страшно было Ивану Александровичу преступать запрет Эльдара, но соб-
лазн, исходящий от Альмиры, оказался все-таки сильнее, и, когда ясно
стало, что уговорить татарочку остаться в домике не получится, Иван
Александрович решился и пошел, держа ее за руку, в темноту: туда, где
горели, бросая отсветы на нижние ветви сосен, комсомольские костры.
У костра Альмира, хоть и села рядом с Иваном Александровичем, мгно-
венно отдалилась от него, отдалилась недосягаемо, слилась, соединилась с
ровесниками, поющими под гитару какие-то ерундовые песенки: то детские,
про крокодила Гену, то что-то чисто студенческое, еще более глупое, и
Иван Александрович подумал, что, только овладев инициативой, только став
центром внимания, героем этого костра, сумеет вернуть татарочку - и тре-
бовательно протянул руку в сторону гитары. Инструмент ему отдали нехотя,
из одной вежливости, не ожидая, вероятно, ничего хорошего, но Иван Алек-
сандрович проглотил это, предвкушая, как разгорятся сейчас глаза ребят,
как вспыхнет их интерес, едва пропоет он им несколько песен, каких они и
слыхом не слыхивали: песен Галича. Нет, разумеется, петь в незнакомой
компании, особенно, ощущая за спиною мелькание инкогнитных теней, "Коро-
леву материка" или "Поэму о бегунах на длинные дистанции" не следовало
ни в коем случае, но кое-что попроще, поневиннее - отчего ж не испол-
нить? И Иван Александрович решил, что лучше всего начать с "Леночки и
эфиопского принца", вещицы, в общем, шуточной. Пел он, разумеется, так
себе, аккомпанировал, обходясь тремя неполными аккордами: весь расчет
был на магическое воздействие текста! - однако, ни первый, ни третий, ни
пятый куплеты не произвели на слушателей никакого иного впечатления,
кроме вежливо скрываемой скуки, и Иван Александрович в азарте, наплевав
на теневых инкогнито, запел "Облака", а потом и "Репетицию ностальгии".
В глазах, на него глядящих, вместо скуки стало появляться раздражение,
похожее на ларискино, потом один боец, другой, третий потихонечку встали
и растворились в темноте, в какое-то мгновенье Иван Александрович не об-
наружил рядом и Альмиры. Он вернул гитару, не допев до конца, и, сгорая
со стыда от нелепого, от полнейшего своего провала, побрел прочь. Не ус-
пел Иван Александрович удалиться от костра на десяток шагов, как в полу-
разогнанной им компании вспыхнул некий мульт-мотив, сразу подхваченный
несколькими голосами, и, совсем было замороженная, снова заиграла жизнь.
Рядом с домиком били человека. Иван Александрович отпрянул в кусты,
замер! Слава Богу (потому что в таких делах свидетелем быть страшно),
слава Богу, вроде не заметили!.. Кто-то поднял в вытянутой руке темную
продолговатую тряпку: вот! Если бы шла не реальность, а все-таки сцена
из патриотического фильма, по жесту, по интонации пришлось бы подумать,
что тряпка - знамя. Но Ивану Александровичу хватило мутного лунного све-
та понять: тряпка - штаны. Поймали-таки вора, поймали и предварительно
наказывают. Хыватыты, узнал Иван Александрович голос Бекбулатова. Давай
ыво вы мышыну. Тело вора потащили к воронку-УАЗику, и на мгновенье Ивану
Александровичу увиделось полумертвое, вспухшее от кровоподтеков, однако,
сразу узнанное лицо: лицо утреннего алкаша-эквилибриста, левого из тех
двоих, что двигались спиною. Чужак, в мыслях покаялся Иван Александро-
вич. А я-то грешным делом подумал, что джинсы спер свой, из интерлагер-
ников. Недооценил нравственную чистоту коммунистической молодежи!
Машина хлопнула дверцами, клацнула передачей, буркнула мотором и
скрылась. Иван Александрович постоял еще с минуту - все вокруг, кажется,
было тихо - и пошел спать. Вот и второе на этой неделе убийство возле
моего домика. Почти убийство.
6
Проснулся Иван Александрович не раньше полудня и долго лежал в узкой
пионерской коечке, машинально рассматривая на стенах кровавые запятые от
раздавленных насосавшихся комарих. Да, поездка в Башкирию явно не зала-
дилась, и самым благоразумным было бы лететь отсюда как можно скорее,
тем более, что материала для грешневской статьи набралось уже вполне
достаточно. Правда, Ивану Александровичу, развращенному журнальчиками,
страсть как хотелось выяснить у немцев кое-что и для себя: как, напри-
мер, они, не столь давно испытавшие (пусть не на своей шкуре: через де-
дов, отцов, старших братьев) прелести одной людоедской идеологии, восп-
ринимают другую: не выработалось ли иммунитета? что, например, думает
адвентист седьмого дня о христианстве: не оно ли одно, с его приматом
личности, с пренебрежением к земным благам, может всерьез противостать
дьявольской эпидемии, все шире охватывающей нашу маленькую планету? - но
такие выяснения представлялись, разумеется, слишком опасными, и Иван
Александрович долго боролся сам с собою, пока, наконец, все же не взбун-
товался: да черт их всех побери! джинсов я, слава Богу, не крал и не в
гости напросился по бедности, а приехал из столицы с редакционным зада-
нием ЦК ВЛКСМ и имею полное право разговаривать с кем угодно и о чем
сочту нужным, и плевать мне на любые рыкымыныдацыы любых бекбулатовых,
может, у меня какие-нибудь особые цели, про которые ему и знать-то не
положено!
Настроив себя столь решительно, Иван Александрович вышел на улицу.
Вовсю лупило солнце. Чуть ленивая атмосфера выходного была напитана ра-
достной силою отдыхающих студентов. Они играли в волейбол и бадминтон,
загорали на расстеленных одеялах, фотографировались, хохотали, собрав-
шись в кружки; пели песни, и к кому бы из них Иван Александрович ни по-
дошел со своим фирменным блокнотиком, всюду получал любезные, доброжела-
тельные ответы. Да, говорили немцы, коммунизм, действительно - светлое
будущее человечества; имеют, конечно, место отдельные недостатки, с пи-
вом вот, например, перебои - но что ж вы хотите? - болезни роста; пер-
вопроходцам всегда трудно; нет, отвечали: русские не побеждали нас:
прогрессивный интернационал-социализм закономерно взял верх над реакци-
онным национал-социализмом. (В этом последнем, заметил для себя Иван
Александрович, не так уж они и неправы: недоставало герру Шикльгруберу и
его коллегам должной последовательности: тут тебе, понимаешь, и значи-
тельная свобода религии, тут тебе и частная собственность, тут тебе и в
концлагерях сидят, не считая многострадальных иудеев, одни действи-
тельные враги, а не просто треть - любая на выбор - населения; с такими
полумерами в победители выйти непросто) - но это заметил он сам и про
себя, а немцы т, что ему хотелось услышать, не говорили ни в какую. Опа-
саются, решил Иван Александрович, просто опасаются меня. Не могут же они
на самом деле быть столь непроходимо глупыми, сколь пытаются выглядеть!
На одного адвентиста оставалась теперь надежда, и Иван Александрович
стал выискивать его взглядом между домиков и сосен, ловя себя на унизи-
тельном ощущении, что, кроме адвентиста, едва ли не больше, чем адвен-
тиста, ищет Альмиру, которая за все это время не попалась ему на глаза
ни разу. Адвентист сидел под сосною и читал нетолстую книгу. Евангелие,
понадеялся Иван Александрович, подошел, сказал Guten Tag и тут же по-
чувствовал на левой руке, чуть повыше локтя, железные клещи пальцев.
Бекбулатов стоял за спиною и во все свое раскосое, скуластое лицо - зубы
напоказ - улыбался. Откуда он взялся?! - Иван Александрович, пойманный
на месте преступления, помнил, что, подходя к адвентисту, хоть и решил
наплевать на рыкымыныдацыы, специально огляделся как следует: нет ли где
поблизости начлага. Ываны Ылыкысаныдырывычы! - чем шире и радушнее ста-
новилась улыбка, тем крепче сжимались пальцы, едва не заставляя кричать.
Во-от вы гыде! А мы васы ышшымы, ышшымы! Банька уже гытова, ысытопылына!
Пыжалте пымыца! Все! оборвалось в Иване Александровиче, и холодный пот
выступил на висках. Это конец! Нечего было залупаться! а Бекбулатов, не
ослабляя хватки, тащил его по извилистой тропке куда-то в полумрак, в
глубину леса.
Чыто ж ты, Ываны Ылыкысаныдырывычы, стыышы? Рызыдывайсы-рызыдывайсы,
переходя на ты, поощрил Бекбулатов, когда тяжелая дубовая дверь призе-
мистого строения захлопнулась. Иван Александрович потянулся к рубашке,
но треморные пальцы все не умели нащупать пуговиц, ухватиться за них,
продеть во внезапно сузившиеся петельки. То, что банька и впрямь оказа-
лась банькою, а не метафорой чего-то более страшного, конечно, несколько
успокоило Ивана Александровича, но пальцы не слушались все равно. Чыво
быыссы? Пыгывырыты намы сы тыбоы, дысытывытылыны, есты ы чемы, продолжил
Бекбулатов, стаскивая форменные штаны защитного цвета, ны ыж ны ыбываты
жы мы тыбя будымы!
Банька явно предназначалась для узкого круга: стены отделаны ценным
деревом, ярко пылает камин, киснет в тазу, залитое маринадом, обильно
пересыпанное кольцами лука сизое мясо для шашлыка, стол буквально ломит-
ся от пива и кумыса. Несколько кучек аккуратно, по-военному, сложенной
одежды свидетельствуют, что не вдвоем с Бекбулатовым предстоит Ивану
Александровичу пымыца. Действительно: в парилке уже поджидают их комис-
сар Эльдар и еще четверо не то башкиров, не то татар (командиры отрядов,
догадывается Иван Александрович). Ты ызывыны, уже не сходя с ты, заводит
Бекбулатов, ны мы этыго дыпысытыты ны можымы ныкакы. Ыты дело, можыны
сыказаты, пылытычысыкыы. Ы хытя ты ы ызы Мысыкывы, ы ызы ЦыКы ВыЛыКыСыМы
- тыкы дажы ы тымы болыы! Во-во! выкрикивает с верхнего полк голый ко-
миссар Эльдар. А это знаешь чем пахнет?! Мы ведь не посмотрим, что ты
журналист! У нас тут, понимаешь, немцы! Интернациональная дружба навеки!
Я воты ны зынаю, кыкоы у тыбя, Ываны Ылыкысаныдырывычы, ыбырызываныы,
продолжает начлаг, осадив узким взглядом не вовремя вылезшего комиссара,
а я, ты зынаышы, можыты ты ны зынаышы? - межыды пырочымы, пырыпыдыю вы
ынывырысытеты, кыныдыдаты ысытырычысыкыхы ныукы, ы тыкоы мыгу пырыссыкы-
заты пыры Сылываты Юлаывы, кыкоы ты дажы ы ны зынаышы. Эты, зынаышы, бы-
лы гырой ы кырысытальный чылывекы, нысымытыря, чыто бышыкыры. А то, чыто
ты туты сыбе пызывыляышы, ызывыны, - кылывыта! Во-во! (снова не сдержи-
вает пыл комиссар) а, может, и антисоветчина! А за клевету на нацио-
нального героя знаешь, что полагается?!.
Ноги подкашиваются у Ивана Александровича. Чего угодно ожидал он от
банного трибунала, даже обвинения в соучастии по поводу кражи вчерашних
джинсов, - но чтобы выплыли на свет интимные разговоры с Альмирой!.. Го-
лые люди, крепкие, мускулистые, поджарые, с головы до ног поросшие исси-
ня-черным, ассирийским, в колечки свитым волосом, плывут перед глазами,
и Иван Александрович от стыда ли, затем ли, чтобы остановить тошнотвор-
ную карусель, опускает взгляд, и тот, чем только усиливает иваналександ-
ровичево смущение, до предела доводит сознание неполноценности, упирает-
ся в реденький светлый кустик, высовывающийся из-под нависшего над пахом
белого жирного живота, а тут уже не один бекбулатовский голос гудит -
целый хор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
тут понесло Ивана Александровича, и он рассказал новой подруге и про
впечатление от увиденного вчера в Уфе Салавата Юлаева - уголовника, ко-
торого превратили зачем-то в национального героя (это Альмире, татарке,
недолюбливающей башкиров, особенно понравилось), и про героя Буковского,
и про гения Сахарова, и про великого Солженицына, и про запрещенный жур-
нал "Континент", и даже какие-то стихи Бродского прочел наизусть, а она
слушала, полуоткрыв пухлые, молодой кровью налитые губки, и время от
времени приохивала: что вы говорите?! это ж надо ж! вот никогда б не по-
думала бы!!
Как ни пьянил Ивана Александровича контраст между татарочкою и Ларис-
кой, контраст уже не только внешний и возрастной, но еще, оказалось, и
идеологический, полностью сознания он все-таки не затмил, и где-то на
середине собственного монолога Иван Александрович поймал себя на том,
что не одна страсть поделиться информацией, кажется, владеет им, что
выкладывается он перед Альмирою, в основном, затем, что больше нечем ему
привлечь ее к немолодой, некрасивой своей фигуре, что для победы над та-
тарочкою (а победы захотелось очень!) одних его столичности, журнализма
и причастности к ЦК ВЛКСМ может, пожалуй, и недостать.
И вот сейчас, так же раскрасневшись, с теми же горящими глазками, пе-
ла Альмира в интернациональной компании про маленького белого голубя ми-
ра, старательно выводя непривычные иноземные слова:
Fliege ьber groЯe Wasser,
Ьber Berg und Tal.
Bringe allen Menschen Friede,
GrьЯ sie tausendmal.
5
Всем оставаться на местах! Не двигаться! - резкий оклик Бекбулатова,
речь которого, взяв командные интонации, как бы вовсе лишилась акцента,
совпал с появлением в каждой из восьми дверей легкой летней столовой си-
луэтов крепких парней: подтянутых, с расставленными чуть шире плеч нога-
ми, только что без автоматов у живота, и Ивану Александровичу снова
пришла в голову ассоциация с какой-то картиною про войну, но сейчас кар-
тина уже не шла по спрятанному в кустах телевизору, а снималась прямо
тут, внутри импровизированного концертного зала, захватывая в участники,
в исполнители ролей и массовки, и всех сидящих вокруг, и самого Ивана
Александровича; да и принадлежность присутствующих к разным расам вызы-
вала сомнения, про какую, собственно, войну кино - про прошедшую или про
будущую. Снаружи, видные сквозь окна, сверкали проблесковые маячки слу-
жебных машин, выла сирена, прервавшая очередное проявление гнева и про-
теста. Минут пятнадцать назад какой-то восточный человек прошел к помос-
ту, негромко сказал гортанное-неразборчивое Бекбулатову, после чего оба,
не то из вежливости, не то как под обстрелом пригибаясь, покинули столо-
вую, и вот: всем оставаться на местах! не двигаться!
Иван Александрович почему-то не изумился, не загневался, не запротес-
товал, будто все, что происходило, так и должно происходить, и, сопро-
вождаемый комиссаром Эльдаром, которому Бекбулатов что-то приказал мно-
гозначительным узким взглядом, пошел из зала, краем глаза ловя, как ком-
сомольская девушка вместе с начлагом и несколькими из ниоткуда возникши-
ми парнями разбивают интерлагерников на группы, расставляют около стен:
к расстрелу, что ли, готовят?
Эльдар проводил Ивана Александровича мимо милицейских, военных и по
внешности штатских, только в антеннах, машин до самого домика и, отворяя
дверь, сказал: мы попросили бы вас, Иван Александрович, не выходить до
завтрашнего утра. В ваших же интересах. Ситуация, понимаете ли, опасная.
Тут у нас, кивнул в сторону Камы, на том берегу - лагеря. Бегают иногда.
Мало ли чего. Вот на этом самом месте (Эльдар жестом римлянина, посылаю-
щего гладиатора на смерть, показал вниз), на этом самом месте (повто-
рил-подчеркнул) неделю назад произошло убийство, и последняя фраза пока-
залась Ивану Александровичу не просто зловещей, но имеющей и некий пре-
дупреждающий смысл. Это, конечно, была глупость, мнительность, результат
неспокойного, ненормального состояния последних дней, однако, едва дверь
за комиссаром лагеря захлопнулась, Ивану Александровичу стало на душе
так нехорошо, так тревожно и безвыходно, что он, совершенно не готовый к
мысли о самоубийстве (а оно одно, при теперешнем распаде всех связей ми-
ра, пришлось бы, наверное, как раз), стал мечтать об эдаких фантастичес-
ких таблетках, которые, дескать, могли б погрузить в некий летаргический
сон лет, скажем, ну! ну, словом, до тех пор, пока не кончатся безобразия
и все как-нибудь так, само собою, не уладится и не устроится. Сладкая
мечта погрузила Ивана Александровича в состояние благодушное, почти
счастливое, сквозь которое уже не прорывались в сознание ни сирены, ни
немецкие и восточноязычные выкрики, ни шум беготни, ни прочие тревожные
звуки и из которого Ивана Александровича вывело легкое поскребывание
чьего-то ноготка в дверь. Альмира стояла на пороге, улыбалась, звала с
собою: пошли. Все кончилось. А что все? впервые после бекбулатовского
выкрика рискнул проявить Иван Александрович любопытство. Что, собствен-
но, все?
И Альмира рассказала, что, пока шел вечер, кто-то спер с бельевой ве-
ревки пару джинсов, причем, не просто джинсов, а джинсов, принадлежащих
немочке, - из-за этого и разгорелся сыр-бор, понаехало всяких, обыскива-
ли, допрашивали, вынюхивали следы, но, кажется, ничего не нашли и осад-
ное положение сняли. Сейчас, хоть и рыскают неизвестные мальчики тенями
меж домиков, все снова относительно тихо, горят костры, студенты поют
песни, так что идемте, Иван Александрович! (Иван, поправил Иван Алек-
сандрович татарочку) !идемте, Иван! Александрович, идемте, вам же должно
быть интересно, вам же нужно собирать материал.
Страшно было Ивану Александровичу преступать запрет Эльдара, но соб-
лазн, исходящий от Альмиры, оказался все-таки сильнее, и, когда ясно
стало, что уговорить татарочку остаться в домике не получится, Иван
Александрович решился и пошел, держа ее за руку, в темноту: туда, где
горели, бросая отсветы на нижние ветви сосен, комсомольские костры.
У костра Альмира, хоть и села рядом с Иваном Александровичем, мгно-
венно отдалилась от него, отдалилась недосягаемо, слилась, соединилась с
ровесниками, поющими под гитару какие-то ерундовые песенки: то детские,
про крокодила Гену, то что-то чисто студенческое, еще более глупое, и
Иван Александрович подумал, что, только овладев инициативой, только став
центром внимания, героем этого костра, сумеет вернуть татарочку - и тре-
бовательно протянул руку в сторону гитары. Инструмент ему отдали нехотя,
из одной вежливости, не ожидая, вероятно, ничего хорошего, но Иван Алек-
сандрович проглотил это, предвкушая, как разгорятся сейчас глаза ребят,
как вспыхнет их интерес, едва пропоет он им несколько песен, каких они и
слыхом не слыхивали: песен Галича. Нет, разумеется, петь в незнакомой
компании, особенно, ощущая за спиною мелькание инкогнитных теней, "Коро-
леву материка" или "Поэму о бегунах на длинные дистанции" не следовало
ни в коем случае, но кое-что попроще, поневиннее - отчего ж не испол-
нить? И Иван Александрович решил, что лучше всего начать с "Леночки и
эфиопского принца", вещицы, в общем, шуточной. Пел он, разумеется, так
себе, аккомпанировал, обходясь тремя неполными аккордами: весь расчет
был на магическое воздействие текста! - однако, ни первый, ни третий, ни
пятый куплеты не произвели на слушателей никакого иного впечатления,
кроме вежливо скрываемой скуки, и Иван Александрович в азарте, наплевав
на теневых инкогнито, запел "Облака", а потом и "Репетицию ностальгии".
В глазах, на него глядящих, вместо скуки стало появляться раздражение,
похожее на ларискино, потом один боец, другой, третий потихонечку встали
и растворились в темноте, в какое-то мгновенье Иван Александрович не об-
наружил рядом и Альмиры. Он вернул гитару, не допев до конца, и, сгорая
со стыда от нелепого, от полнейшего своего провала, побрел прочь. Не ус-
пел Иван Александрович удалиться от костра на десяток шагов, как в полу-
разогнанной им компании вспыхнул некий мульт-мотив, сразу подхваченный
несколькими голосами, и, совсем было замороженная, снова заиграла жизнь.
Рядом с домиком били человека. Иван Александрович отпрянул в кусты,
замер! Слава Богу (потому что в таких делах свидетелем быть страшно),
слава Богу, вроде не заметили!.. Кто-то поднял в вытянутой руке темную
продолговатую тряпку: вот! Если бы шла не реальность, а все-таки сцена
из патриотического фильма, по жесту, по интонации пришлось бы подумать,
что тряпка - знамя. Но Ивану Александровичу хватило мутного лунного све-
та понять: тряпка - штаны. Поймали-таки вора, поймали и предварительно
наказывают. Хыватыты, узнал Иван Александрович голос Бекбулатова. Давай
ыво вы мышыну. Тело вора потащили к воронку-УАЗику, и на мгновенье Ивану
Александровичу увиделось полумертвое, вспухшее от кровоподтеков, однако,
сразу узнанное лицо: лицо утреннего алкаша-эквилибриста, левого из тех
двоих, что двигались спиною. Чужак, в мыслях покаялся Иван Александро-
вич. А я-то грешным делом подумал, что джинсы спер свой, из интерлагер-
ников. Недооценил нравственную чистоту коммунистической молодежи!
Машина хлопнула дверцами, клацнула передачей, буркнула мотором и
скрылась. Иван Александрович постоял еще с минуту - все вокруг, кажется,
было тихо - и пошел спать. Вот и второе на этой неделе убийство возле
моего домика. Почти убийство.
6
Проснулся Иван Александрович не раньше полудня и долго лежал в узкой
пионерской коечке, машинально рассматривая на стенах кровавые запятые от
раздавленных насосавшихся комарих. Да, поездка в Башкирию явно не зала-
дилась, и самым благоразумным было бы лететь отсюда как можно скорее,
тем более, что материала для грешневской статьи набралось уже вполне
достаточно. Правда, Ивану Александровичу, развращенному журнальчиками,
страсть как хотелось выяснить у немцев кое-что и для себя: как, напри-
мер, они, не столь давно испытавшие (пусть не на своей шкуре: через де-
дов, отцов, старших братьев) прелести одной людоедской идеологии, восп-
ринимают другую: не выработалось ли иммунитета? что, например, думает
адвентист седьмого дня о христианстве: не оно ли одно, с его приматом
личности, с пренебрежением к земным благам, может всерьез противостать
дьявольской эпидемии, все шире охватывающей нашу маленькую планету? - но
такие выяснения представлялись, разумеется, слишком опасными, и Иван
Александрович долго боролся сам с собою, пока, наконец, все же не взбун-
товался: да черт их всех побери! джинсов я, слава Богу, не крал и не в
гости напросился по бедности, а приехал из столицы с редакционным зада-
нием ЦК ВЛКСМ и имею полное право разговаривать с кем угодно и о чем
сочту нужным, и плевать мне на любые рыкымыныдацыы любых бекбулатовых,
может, у меня какие-нибудь особые цели, про которые ему и знать-то не
положено!
Настроив себя столь решительно, Иван Александрович вышел на улицу.
Вовсю лупило солнце. Чуть ленивая атмосфера выходного была напитана ра-
достной силою отдыхающих студентов. Они играли в волейбол и бадминтон,
загорали на расстеленных одеялах, фотографировались, хохотали, собрав-
шись в кружки; пели песни, и к кому бы из них Иван Александрович ни по-
дошел со своим фирменным блокнотиком, всюду получал любезные, доброжела-
тельные ответы. Да, говорили немцы, коммунизм, действительно - светлое
будущее человечества; имеют, конечно, место отдельные недостатки, с пи-
вом вот, например, перебои - но что ж вы хотите? - болезни роста; пер-
вопроходцам всегда трудно; нет, отвечали: русские не побеждали нас:
прогрессивный интернационал-социализм закономерно взял верх над реакци-
онным национал-социализмом. (В этом последнем, заметил для себя Иван
Александрович, не так уж они и неправы: недоставало герру Шикльгруберу и
его коллегам должной последовательности: тут тебе, понимаешь, и значи-
тельная свобода религии, тут тебе и частная собственность, тут тебе и в
концлагерях сидят, не считая многострадальных иудеев, одни действи-
тельные враги, а не просто треть - любая на выбор - населения; с такими
полумерами в победители выйти непросто) - но это заметил он сам и про
себя, а немцы т, что ему хотелось услышать, не говорили ни в какую. Опа-
саются, решил Иван Александрович, просто опасаются меня. Не могут же они
на самом деле быть столь непроходимо глупыми, сколь пытаются выглядеть!
На одного адвентиста оставалась теперь надежда, и Иван Александрович
стал выискивать его взглядом между домиков и сосен, ловя себя на унизи-
тельном ощущении, что, кроме адвентиста, едва ли не больше, чем адвен-
тиста, ищет Альмиру, которая за все это время не попалась ему на глаза
ни разу. Адвентист сидел под сосною и читал нетолстую книгу. Евангелие,
понадеялся Иван Александрович, подошел, сказал Guten Tag и тут же по-
чувствовал на левой руке, чуть повыше локтя, железные клещи пальцев.
Бекбулатов стоял за спиною и во все свое раскосое, скуластое лицо - зубы
напоказ - улыбался. Откуда он взялся?! - Иван Александрович, пойманный
на месте преступления, помнил, что, подходя к адвентисту, хоть и решил
наплевать на рыкымыныдацыы, специально огляделся как следует: нет ли где
поблизости начлага. Ываны Ылыкысаныдырывычы! - чем шире и радушнее ста-
новилась улыбка, тем крепче сжимались пальцы, едва не заставляя кричать.
Во-от вы гыде! А мы васы ышшымы, ышшымы! Банька уже гытова, ысытопылына!
Пыжалте пымыца! Все! оборвалось в Иване Александровиче, и холодный пот
выступил на висках. Это конец! Нечего было залупаться! а Бекбулатов, не
ослабляя хватки, тащил его по извилистой тропке куда-то в полумрак, в
глубину леса.
Чыто ж ты, Ываны Ылыкысаныдырывычы, стыышы? Рызыдывайсы-рызыдывайсы,
переходя на ты, поощрил Бекбулатов, когда тяжелая дубовая дверь призе-
мистого строения захлопнулась. Иван Александрович потянулся к рубашке,
но треморные пальцы все не умели нащупать пуговиц, ухватиться за них,
продеть во внезапно сузившиеся петельки. То, что банька и впрямь оказа-
лась банькою, а не метафорой чего-то более страшного, конечно, несколько
успокоило Ивана Александровича, но пальцы не слушались все равно. Чыво
быыссы? Пыгывырыты намы сы тыбоы, дысытывытылыны, есты ы чемы, продолжил
Бекбулатов, стаскивая форменные штаны защитного цвета, ны ыж ны ыбываты
жы мы тыбя будымы!
Банька явно предназначалась для узкого круга: стены отделаны ценным
деревом, ярко пылает камин, киснет в тазу, залитое маринадом, обильно
пересыпанное кольцами лука сизое мясо для шашлыка, стол буквально ломит-
ся от пива и кумыса. Несколько кучек аккуратно, по-военному, сложенной
одежды свидетельствуют, что не вдвоем с Бекбулатовым предстоит Ивану
Александровичу пымыца. Действительно: в парилке уже поджидают их комис-
сар Эльдар и еще четверо не то башкиров, не то татар (командиры отрядов,
догадывается Иван Александрович). Ты ызывыны, уже не сходя с ты, заводит
Бекбулатов, ны мы этыго дыпысытыты ны можымы ныкакы. Ыты дело, можыны
сыказаты, пылытычысыкыы. Ы хытя ты ы ызы Мысыкывы, ы ызы ЦыКы ВыЛыКыСыМы
- тыкы дажы ы тымы болыы! Во-во! выкрикивает с верхнего полк голый ко-
миссар Эльдар. А это знаешь чем пахнет?! Мы ведь не посмотрим, что ты
журналист! У нас тут, понимаешь, немцы! Интернациональная дружба навеки!
Я воты ны зынаю, кыкоы у тыбя, Ываны Ылыкысаныдырывычы, ыбырызываныы,
продолжает начлаг, осадив узким взглядом не вовремя вылезшего комиссара,
а я, ты зынаышы, можыты ты ны зынаышы? - межыды пырочымы, пырыпыдыю вы
ынывырысытеты, кыныдыдаты ысытырычысыкыхы ныукы, ы тыкоы мыгу пырыссыкы-
заты пыры Сылываты Юлаывы, кыкоы ты дажы ы ны зынаышы. Эты, зынаышы, бы-
лы гырой ы кырысытальный чылывекы, нысымытыря, чыто бышыкыры. А то, чыто
ты туты сыбе пызывыляышы, ызывыны, - кылывыта! Во-во! (снова не сдержи-
вает пыл комиссар) а, может, и антисоветчина! А за клевету на нацио-
нального героя знаешь, что полагается?!.
Ноги подкашиваются у Ивана Александровича. Чего угодно ожидал он от
банного трибунала, даже обвинения в соучастии по поводу кражи вчерашних
джинсов, - но чтобы выплыли на свет интимные разговоры с Альмирой!.. Го-
лые люди, крепкие, мускулистые, поджарые, с головы до ног поросшие исси-
ня-черным, ассирийским, в колечки свитым волосом, плывут перед глазами,
и Иван Александрович от стыда ли, затем ли, чтобы остановить тошнотвор-
ную карусель, опускает взгляд, и тот, чем только усиливает иваналександ-
ровичево смущение, до предела доводит сознание неполноценности, упирает-
ся в реденький светлый кустик, высовывающийся из-под нависшего над пахом
белого жирного живота, а тут уже не один бекбулатовский голос гудит -
целый хор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70