- Штаны-ы!
- Ориентир В-2! Ориентир В-2! - бормотал в уоки-токи Равиль, раком
скарабкивающийся из расщелины.
Рыбаки со всех ног чесали к кабинке, утопая в песке!
Кузьма Егорович рванул дверцу, как оперативник в кино.
- Интервью, господин Кропачев! - мгновенно сориентировалась Вероника
и протянула Кузьме Егоровичу под нос диктофончик.
Жюли оттеснила Веронику, закрыла Кузьму Егоровича собою и авторитетно
произнесла:
- Господин Кропачев в отпуске интервью не дает!
- Ну отчего же! - довольный тем, что обладателем штанов оказалась об-
ладательница, ответил Кузьма Егорович. - Если газета достаточно прогрес-
сивная!
- Progressive?? - возмутилась Жюли. - Reaction! Reaction! - и, взяв
Кузьму Егоровича под руку, потащила наружу.
Вероникою, впрочем, уже занималась четверка рыбаков.
Большой теплоход, усеянный редкими огнями, медленно разворачивался
близ берега.
Кузьма Егорович стоял на верхней палубе - пальто внакидку - и вдыхал
ветер перемен. Потом спустился в каюты. Дверь ванной, за которою слышал-
ся шум душа, была приоткрыта, бросая длинный косой луч на ковер коридо-
ра. Кузьма Егорович подошел к щели, приложился глазом: за полупрозрачной
занавескою Жюли принимала душ.
Чем дольше смотрел Кузьма Егорович, тем больше воодушевлялся. Жюли
почувствовала постороннее присутствие, выглянула из-за занавески:
- Это вы, Кузьма?
Кузьма Егорович вздрогнул и поспешил дверь прикрыть.
- Ничего-ничего! - крикнула Жюли. - Мне не дует.
Кузьма Егорович улыбнулся тоже и даже сделал довольно решительный шаг
внутрь, как! характерным, требовательным образом зазуммерила кремлевская
вертушка. Кузьма Егорович сорвался с места и припустил на звук.
Жюли, накинув халатик, плавно прошествовала в спальню. Дверь за собою
закрыла ровно настолько, чтобы, проходя по коридору, можно было увидеть
пространство перед зеркалом. В это как раз пространство поместилась,
сняла халатик, не спеша надела тончайший, весь в кружевной пене, пеньюар
и принялась расчесывать волосы, через зеркало поглядывая на дверь.
В щели тенью, на цыпочках, промелькнул Кузьма Егорович.
- Вы, кажется, что-то хотели сказать, Кузьма? - окликнула Жюли.
Кузьма Егорович воровато появился на пороге и, стараясь не смотреть
на Жюли, понуро произнес:
- Спокойной ночи.
После чего прикрыл дверь и бесповоротно скрылся.
Вчерное окно билась рождественская метель. В детской Жюли, одетая
маркизою Помпадур, сделала два последних стежка на корсаже Маши - Крас-
ной Шапочки, откусила нитку и, хлопнув девочку по попке, послала:
- Беги!
Машенька впорхнула в огромную залу, посреди которой стоял торжествен-
но и красиво накрытый рождественский стол: елочка со свечами, подарки на
тарелках под салфетками, великолепие вин и закусок. И, конечно, традици-
онный гусь.
Вслед за Машенькою вплыла Жюли, ловя восхищенные взгляды. По обеим
сторонам стола сидели Равиль и Кузьма Егорович: последний в ослепительно
белом смокинге, первый - одетый оперным татарином: шаровары, поясной
платок, широкий музейный ятаган. Еще один прибор был пока не задейство-
ван.
- По случаю маскарада, - торжественно произнесла Жюли, - говорим
только по-французски! - и уселась за стол.
- Чего-чего? - спросил Седовласый у молодого своего ассистента.
- Собираются говорить только по-французски, - перевел ассистент.
- Это кто? - зашелся мрачным смехом Седовласый. - Кузьма?!.
- А почему нету папы? - спросила по-французски Машенька.
- Как это нету? - раздалось от дверей, и появившийся в комнате Никита
сделал что-то вроде циркового антрэ.
- Только по-французски! - шутливо поправила Жюли, оборачиваясь, и ос-
толбенела: рядом с Никитою стояла Вероника.
- Ну! - взглянула Вероника на Никиту.
- Знакомься, папа, - решился тот. - Моя невеста.
- Добрый вечер, господин Кропачев, - пропела Вероника, делая нес-
колько пародийный книксен. - Привет, мама.
Жюли стояла как каменная. Кузьма Егорович стрельнул глазами на нее,
потом на будущую невестку и поправил бабочку, с непривычки давящую на
горло.
- Вы, кажется, не вполне точно информированы относительно наших! от-
ношений! Это - гувернантка моей внучки. Так что называть ее мамой! -
объяснил, смущенно краснея.
- Но вас-то, господин Кропачев, я могу называть папою? - дерзко улыб-
нулась Вероника.
- А я даже очень рада! - сказала Машенька чересчур громко и твердо, с
эдаким вызовом, и потащила Веронику за стол. - Тебя как звать?
- Вероника, - ответила Вероника.
Возникла неловкая пауза, разбавленная восьмикратным боем часов.
- Мент родился, - прокомментировал Никита тишину, но она вдруг снова
нарушилась: на сей раз посторонним шумом с улицы.
Кузьма Егорович привстал, приник к окну.
- Народ обретает права, - пояснил Никита назидательно.
Зазуммерила внутренняя связь. Равиль вскочил, послушал:
- Фургон с продуктами не пропускают. Пикетчики сраные!
- Только по-французски! - произнесла встревоженная Жюли, как бы зак-
линая праздничную атмосферу вернуться.
- Постой! - остановил Кузьма Егорович Равиля. - Сам выйду. - И посе-
товал: - Вот народ! Только за границей и уважают!
- А зачем нам еще продукты? - спросила на ломаном русском Жюли вдо-
гонку мужчинам.
- Про запас, - пояснил Никита. - На случай осады.
За воротами, возле вахты, в сумятице метели, волновался не пикет, а
целый небольшой митинг. Лозунги типа: КРОПАЧЕВ, УЙДИ ПО-ХОРОШЕМУ!, ДАЕШЬ
СОЦИАЛЬНУЮ СПРАВЕДЛИВОСТЬ!, КПСС - РЯД ГЛУХИХ СОГЛАСНЫХ! и аналогичные,
которых много можно набрать из архивов рубежа девяностых, колыхались над
толпою, облепившей большой грузовик-фургон с красными надписями АВАРИЙ-
НАЯ на бортах. Народ волновался, барабанил кулаками и древками плакатов
по стенам фургона.
- Разойдись! - безуспешно пыталась охрана расчистить дорогу грузови-
ку. - Пропустите аварийную!
- Знаем мы ваши аварийные! - кричали из пикета. - Кто ж это КРАСНАЯ
ИКРА напишет?!
- Отдай продукт, Кузьма! Дети голодают!
- Добром отдай!
Кузьма Егорович в шутовском своем белом смокинге, в короткой внакидку
дошке явился на пороге-ступенечке вахты.
- Товарищи! - прокричал. - Товарищи!
Толпа как-то вдруг перестала шевелиться, притихла.
- Заткнись! - шипел один на соседа.
- Гляди, гляди, Сам вышел, - комментировал другой с уважением.
- Тамбовский волк! - только отдельные возгласы из прежних пыжились
вырваться на свободу, но, неуместные в напряженной тишине, гасли, недо-
говоренные, недокрикнутые.
- Товарищи! - сказал Кузьма Егорович спокойнее, почувствовав, что его
слушают. - В резиденции прогнили трубы. Водопровод заливает подвал. Это
же, - кивнул на великолепный особняк прошлого, если не позапрошлого, ве-
ка, - народное достояние. Ваше!
- Ежели наше - чего ж т тут живешь? - спросил кто-то ехидный, и реп-
лика прозвучала уже не так неуместно.
- Вы хотите, чтобы дело рук ваших дедов, ваших прадедов погибло ни за
грош?!
- Заботливый какой, - понеслось в ответ.
- Вот и отдай дедово!
Толпа уже почувствовала, что нормального, искреннего разговора не бу-
дет, и зашумела, загалдела по-прежнему:
- Хватит нае..вать!
- Фургон открывай!
- Показывай водопроводчиков!
- Товарищи! - пытался перекрыть Кузьма Егорович галдеж. - У нас же
правовое государство!
- Прав до х.. - жрать нечего! - выкрикнул из толпы бас!
Равиль стоял позади, поигрывая ятаганом. Вероника с крыльца налади-
лась снимать происходящее, но Жюли, заметив, бросилась, как орлица на
защиту птенца. Завязалась нешуточная борьба, победительницей из которой
вышла все-таки мать. Завладев аппаратом, вскрыла его, вырвала пленку.
- Ему и так тяжело! - сказала. - Шлюха вонючая.
- Это я шлюха?! - изумилась Вероника. - Я?!
Висящий на заборе пикетчик орал тем временем:
- Неделя до Нового Года, а у них елка горит!
- И гусь на столе! - добавил прилипший к щели другой.
- С яблоками? - поинтересовался из толпы кто-то веселый.
- Масонам продались.
- Рождество празднуют.
- Католическое!
- Товарищи, товарищи! - все пытался унять Кузьма Егорович вой, но,
кажется, только подливал в огонь масла. - Мне что, спецназ вызвать? Сами
же провоцируете.
- Ага! Мы и виноватые!
- Всех не перевешаешь! - отвечали ему.
- Открывай фургон, Кузьма! Показывай трубы!
Толпа волновалась уже сильнее критического: вот-вот, чувствовалось,
начнет ломать и крушить. Мент в будке вытащил пистолет, снял с предохра-
нителя.
- А! - сказал вдруг Кузьма Егорович и жестом, каким бросают на стойку
в кабаке последний рубль или - по национальным преданиям - бросали купцы
под ноги цыганке последние десять тысяч, швырнул шубейку. - Ну-ка, Ра-
виль, быстренько! Отворяй фургон!
Равиль спрятал ятаган в ножны и пошел к машине. Вновь притихшая толпа
уважительно давала дорогу. Никита наблюдал серьезно, приподняв Веронику;
та втихую перезаряжала аппарат.
Равиль сорвал пломбу. Ключиком, висевшим на шее, отпер замок. Кузьма
Егорович и сам уже был тут как тут, помогал, отодвигал тяжелые металли-
ческие шпингалеты. Народ смотрел за всем этим с некоторой боязливой ото-
ропью.
Мент спрятал пистолет в кобуру. На порожек-крыльцо подтянулась Жюли.
Кузьма Егорович, едва двери фургона распахнулись, ловким пируэтом взле-
тел внутрь и тут же появился со свиным окороком в руке:
- Ну! налетай, ребята! угощаю! - и протянул копченую ногу в толпу,
которая испуганно отступила, образовав перед фургоном пустой полукруг.
Вилась, посвистывала метель.
- Ну, кто смелый?!
Смелых не оказалось.
Кузьма Егорович размахнулся окороком как спортивным снарядом и метнул
его прямо в толпу:
- Кушайте на здоровье!
- Виртуоз! - шепнула Никите восхищенная Вероника.
Кузьма Егорович то скрывался в недрах, то появлялся в проеме и швырял
в толпу связки колбас и гирлянды сосисок, огромные рыбины и баночки с
икрою, бутылки коньяку и шампанского! Народ постепенно приходил в себя,
подтягивался к фургону. Вот кто-то понахальнее залез к Кузьме Егоровичу
- помогать, вот еще один! Кузьма Егорович оценил, что дело пойдет и без
него, выпрыгнул наружу.
Толпа сильно поредела. Плакатиков видно не было. Одна тень, другая,
третья - сквозь снежную пелену - мелькали с ношами под мышками.
Кузьма Егорович взошел на крыльцо.
- А ну, ребята! - сказал. - У кого есть время - заходи! Отметим Хрис-
товое Рождество, - и обнял Жюли эдаким чисто российским манером (вспых-
нул вероникин блиц). - Принимай гостей, хозяюшка!
Но желающих не нашлось. Или, может, просто со временем у них у всех
было туго: последние пикетчики, нагрузившись, чем осталось, покидали по-
ле боя, оставляя по себе истоптанный снег, пустой фургон да валяющиеся
на земле гневные плакаты, заметаемые метелью!
Милиционер, достававший давеча пистолет, обратился к Равилю, который
провожал взглядом остаточные молекулы разгневанного народа:
- Товарищ майор, можно уйти пораньше? Мне позвонили: в двадцать ча-
сов, ровно, жена сына родила. Тоже в милицию парень пойдет!
Нестарая женщина (хоть и в штатском, а явно военная) и аналогичный
молодой человек мыли на кухне посуду. Двое других парней, доубирающие
разоренный пиром стол, попутно успевали перехватить то рюмочку, то кусо-
чек провизии.
Кузьма Егорович в пижаме шел полутемным коридором. Перед поворотом
воровато огляделся и шагнул к двери, из-под которой выбивалась полоска
света, чуть приоткрыл: Жюли лежала в постели, по складам разбирая пере-
довицу "Правды".
Кузьма Егорович скользнул в комнату и накинул изнутри крючок. Жюли
оценила.
- Кузьма, - сказала по-русски, коверкая слова. - Вы же поставили ус-
ловием воспитывать девочку.
Кузьма Егорович как бы не слышал, а громко дышал и шел на Жюли
страстно, сосредоточенно.
- В вашем положении опасно заводить сомнительные связи, - защебетала
Жюли по-французски, но интонация явно расходилась с буквальным смыслом
произносимого.
Кузьма Егорович столь же страстно и решительно, как шел, взял из рук
гувернантки "Правду" и бросил на пол, потом выключил свет, примостился.
- Но право же, - лопотала Жюли по-французски и нежно. - Я так давно
этого не пробовала! должно быть, разучилась, - а сама Кузьму Егоровича
ласкала.
Метель билась за окном, яркая в пламени ртутного дворового фонаря.
Кузьма Егорович напрягался изо всех сил, но по лицу было видно, что ни-
чего не получается. Скупая мужская слеза выкатилась из левого глаза
Кузьмы Егоровича и замерла, подрагивая, на щеке.
Для Жюли все это в каком-то смысле было испытанием профессиональной
чести, но через минуту и она поняла, что дело швах: ласки из эротических
стали постепенно жалостливыми, сочувствующими, и из глаза тоже выкати-
лась слеза.
- Уйдут, - тихо прокомментировал Кузьма Егорович неудачу. - Теперь
отчетливо вижу: уйдут!
На закрытом теннисном корте сияло искусственное солнышко над ис-
кусственной травкою. Кузьма Егорович, хоть и выглядел, мягко скажем,
странно в спортивном одеянии, играл удовлетворительно.
Партнер, знакомый нам Седовласый, паснул мяч с репликой:
- Значит, трудно, говоришь, сегодня в России настоящему коммунисту?
- В каком это смысле? - опустил Кузьма Егорович ракетку.
Молодой человек, тот, кто обычно ассистировал Седовласому при прос-
мотрах, поднес Кузьме Егоровичу мяч на газетке "Фигаро" с фотографией
Кузьмы Егоровича в обнимку с Жюли: на крыльце, в рождественскую ночь.
Кузьма Егорович взял газетку.
- Выучился уже, или дать перевод? - спросил Седовласый.
- Играйте, Борис Николаевич, - обратился Кузьма Егорович к сидящему
рядом Ельцину и вышел вон.
Никита с ансамблем на маленькой ресторанной эстрадке пели мрачную
свадебную песню.
Несколько официантов, уборщицы посуды, буфетчица сгрудились в кухон-
ном закутке возле портативного телевизора, по которому передавалось ка-
кое-то важное кремлевское заседание.
- Ну? - агрессивно подскочил к группке оторвавшийся на минутку от
плиты повар с длинным ножом.
Никита допел. Публика взорвалась аплодисментами и восторгами нес-
колько, может быть, пьяноватыми. Никита снял гитару, направился за стол,
на жениховское свое место, рядом с которым, одетая в белое и в фату,
поджидала Вероника.
- Горько! - закричал гость со значком "ветеран партии".
- Горько! Горько! - подхватили остальные.
- Варвары, - прокомментировала Вероника и поцеловалась с Никитою.
- Раз, два, три, четыре, пять! - считали варвары хором!
В этот как раз момент тяжелый лимузин Кузьмы Егоровича подкатил к
ресторанным дверям.
Кузьма Егорович сидел, не трогаясь с места, и не то что бы плакал!
словом, это было Прощальное Сидение. Потом полез в подлокотный тайничок,
достал коньячную фляжку. Разведя руками, улыбнувшись как-то виновато,
пояснил водителю и Равилю:
- Вот, значит!
- Да нечто мы, Кузьма Егорович, не знали? - ответил немолодой води-
тель, растроганный тоже едва не до слез. - Вы ж выпиваете, выпиваете, а
она ж не порожнеет. Кто ж вам туда и доливает, как не мы?..
Чтобы не разрыдаться, Кузьма Егорович вышел из автомобиля, Равиль с
водителем тоже оказались на улице. Возникла некоторая пауза.
- Ну, ребятки, прощайте, - сказал Кузьма Егорович и расцеловался с
одним и с другим. - Спасибо, что довезли, - и двинулся в ресторан.
У дверей толклось человек пятнадцать. За стеклом висела табличка:
МЕСТ НЕТ. Кузьма Егорович пошел сквозь толпу.
- Куда лезешь, папаша?
- Э, ща как дам!
- Да свадьба у меня, ребята! Свадьба! - Кузьма Егорович ловил, каза-
лось, кайф от столь полного унижения.
- Отец! А чем ты жениться собрался?
Кузьма Егорович покраснел, кто-то захохотал.
Добравшись все-таки до дверей, Кузьма Егорович принялся стучать, но
швейцар делал вид, будто не слышит.
Возник Равиль.
- Иди, Равиль, иди, - отправил его Кузьма Егорович. - Надо ж начинать
привыкать!
- Как шутка? - спросил меж тем Никита, склоняясь к вероникину уху.
- Шутка?
- Ну, все это, - обвел рукою свадебный стол. - Отца-то могут снять в
любую минуту, - и попытался оценить впечатление жены от открытой тайны.
- Здорово попала?
- Мечта иметь наивного мужа сбылась! - отозвалась Вероника. - Запом-
ни: за всю жизнь я еще не ошиблась ни разу. Даже на ипподроме. - И, гля-
нув в сторону вестибюля, добавила: - Уже сняли.
Дело было за полночь. Все успели так или иначе разбрес-
тись-разъехаться кто куда. У подъезда ресторана остались только Кузьма
Егорович и Жюли, на руках которой висела сонная Машенька.
Кузьма Егорович неумело ловил такси. Машин было мало, но и те не ос-
танавливались. Одна все же притормозила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70