! понеслось со всех сторон. В подаче! Без работы! Поби-
рушка нищая! И в долг ему никто не поверит, изменнику родины! Ев'гейчику
необ'гезанному!..
Это они были, конечно, правы - четырнадцать тысяч, хоть себя продать,
взять мне было неоткуда: я, дурак, понадеялся на альбинино слово и зате-
ял отъездную галиматью, а Альбина, вишь, забрала отказ от алиментов об-
ратно! - и тут словно открытие совершая, словно эврику крича, выскочила
самая юная девочка, та, двенадцати или тринадцати лет, с едва наливающи-
мися грудками, с еле заметным рыжим пушком внизу живота - выскочила и
отбарабанила заранее заученный текст: так ведь он же, коль едет, сыноч-
ка-то все равно больше не увидит, разве на том свете. Сыночек-то для не-
го и так точно мертвенький! Конечно! уверенно подтвердила Настя. Точно
мертвенький. Дело техники, и, повысив голос, скомандовала в сторону две-
рей: давай, дядя Вася! клиент - готовый!
Несмотря на гаерскую атмосферу, которую вот уже с полчаса поддержива-
ли дамы, я заметил, как все они напряглись в этот момент, поджались,
задрожали внутренней дрожию, некоторые потянулись за бокалами - и тут
растворились двери, и дядя Вася в белом - заправский санитар - халате
вошел, копытом постукивая, в руках стерилизатор держа: небольшой такой,
знаете, в каких шприцы кипятят для уколов, возьми, произнес добродуш-
но-приказательно и открыл крышку. В стерилизаторе лежал медицинский
скальпель, ужасно похожий на тот, каким я собирался в крайнем случае за-
резать капитана Голубчик (труп - в клубничную грядку!), может, даже и
тот самый, извлеченный из бардачка логова, и я вдруг, припомнив давеш-
нюю, у гардероба, настину фразу про младенчика, уже, кажется, начал до-
гадываться, в чем дело, что за цели маскировали дамы бардаком своим ску-
ловыворачивающим - и действительно: в другом, рядом с камином, конце за-
ла оказались еще одни двери, и за ними открылась, белизною и бестеневым
светом сияя, операционная, и дамы, обступив, повлекли меня туда. На вы-
соком столе, под простынкою, сладко спал Митенька, и шейка его вымазана
была йодом, как для операции дифтерита, а дамы шептали в уши со всех
сторон: он под наркозом, он и не почувствует, он ведь для тебя все равно
как мертвенький! мертвенький! мертвенький! ты ж не торгуясь собирался
платить, не торгуясь! а дядя Вася мягко, но настойчиво совал и совал
скальпель мне в руку.
Не следовало, конечно, и думать на эту тему, и все же я на мгновение
прикрыл глаза, и глупая моя, бессмысленная, непроизводительная и бес-
перспективная жизнь промелькнула в памяти, а воображение подкидывало за-
манчивые американские картинки: всякие там конвейеры, заполненные новей-
шими моделями автомобилей, крохотные фабрички и лаборатории с полной
свободою творчества, эксперимента - и уже ощутила сжимающаяся моя ладонь
теплый после кипячения металл рукоятки зловещего инструмента, как вдруг
на одном из воображенных конвейеров почудились вместо автомобилей метлы,
такие точно, как стояли в соседней комнате, у камина, и я вспомнил слова
Крившина, что техническая мощь человека - дело пустое, суетное,
дьявольское, что все это гордыня, морок, обман - я никогда с ними не
соглашался прежде, спорил до посинения, а тут, метлы эти поганые увидев,
поверить не поверил, а все-таки скальпель отбросил с ужасом, схватил Ми-
теньку на руки и побежал из операционной, из кинозала, из домика на Са-
довом, и, помню, страшно мне было, что вот, не откроются двери, что дамы
припрут меня к стенке, что лезвие, опрометчиво выпущенное из рук, ока-
жется в следующую секунду между моих лопаток - тот, которому я! предназ-
начен! улыбнулся! и поднял! р-ружье! - впрочем, что уж - пусть и окажет-
ся - все равно тупик, полный, безвыходнейший, проклятый тупик - однако,
похоже, насильно никто нас здесь держать не собирался: двери открылись и
одна, и другая, и третья тоже, и я, сам не заметив как, оказался на ули-
це с пустой простынкою. Митенька растаял по дороге: естественно, ничего
другого не следовало и ожидать: настоящий, разумеется, спит преспокойно
в своей кроватке, а этот - символ, наваждение, морок. Гип-ноз!
Холодный ветер, снежная крупа обожгли меня: я ведь был совсем голый -
я и забыл об этом, а сейчас, на морозе, вспомнилось поневоле: голый, как
и они! но пути назад не существовало, дверь захлопнулась, кода я не знал
и - без ключей - вынужденно высадил кулаком стекло-триплекс логова -
кровь прямо-таки брызнула из руки - открыл изнутри дверцу, вырвал из-под
панели провода, зубами (скальпеля в бардачке не оказалось!) ободрал изо-
ляцию, скрутил медь - только искры посыпались - и погнал машину по ноч-
ному пустынному Садовому: мимо американского посольства, мимо МИДа, мимо
Парка Культуры имени Отдыха! Мерзлый дерматин сиденья впивался в тело,
крупа хлестала сквозь выбитое стекло, кровь лилась, пульсировала, липла
на бедрах, но, главное: разворачиваясь, я заметил, как из трубы, одна за
другою, высыпали на метлах мои дамы, не все, но штук пятнадцать или даже
двадцать! - и полетели за мной, надо мною, вслед, вдоль, над Садовым,
через Москву-реку - и я понял, что, добровольно явившись в маленький до-
мик, уже никогда не отделаюсь от ведьминого эскорта, и будет он сопрово-
ждать меня до самых последних дней.
6. КРИВШИН
И до самых последних дней не приучился Волк воспринимать свое имя
привычно-абстрактно, как некое сочетание звуков, на которое следует от-
зываться или произносить при знакомстве - до самых последних дней эмоци-
ональный смысл имени, его значение все еще довлели! И тут я ловлю себя
на том, что рассказываю о Водовозове как о покойнике, только что не при-
бавляю: царствие ему небесное. А оно ведь и на деле едва ли не так: уез-
жают-то безвозвратно, и мир по ту сторону государственной границы стано-
вится миром натурально потусторонним, откуда вестей к нам, простым невы-
ездным смертным, доходит не больше, чем при столоверчении и прочих спи-
ритических штуках, и встретиться с его обитателями можно надеяться,
только переселившись со временем туда, а для тех, кто ехать не собирает-
ся, так даже уже не туда, а Туда с большой буквы, во всамделишные, так
сказать, эмпиреи, если они есть - другой надежды нынешние порядки, пожа-
луй, и не оставляют. И должен ли я теперь казниться, что всеми силами,
всеми средствами, казавшимися мне действенными, хоть, может, и не Бог
весть как нравственными, препятствовал волкову переселению: ведь мы
всегда стараемся спасти самоубийцу, хоть спасение это, вроде, и идет
против его воли? Не знаю, нет! право же - я не знаю, не знаю ровным сче-
том ничего!
Итак, Волк, и повзрослев, все ощущал себя волком, и это часто прини-
мало смешные формы: например, стопятидесятисильный самодельный свой ав-
томобиль (который вот уже четвертый год - с отъезда хозяина - мертво
ржавеет под моими окнами) упорно звал логовом и даже не поленился сло-
вечко выфрезеровать из легированной стали и укрепить на капоте - но,
сколько бы подобным номерам я ни улыбался, в неизменной преданности Во-
довозова имени мне всегда слышался и некий трагический серьез. Надрываю-
щийся голос барда, кровь на снегу и пятна красные флажков - все это было
безусловно и неподдельно водовозовским. Прямой связи тут, конечно, не
отыскать
=ни в памяти:
=в Сибири, в ссылке, охоты на волков не существовало - такую роскошь
могли позволить себе где-нибудь в России, в степях, в Воронежской, к
примеру, или Тамбовской области, где зверь редок, а в Ново-Троицком от
волков скорее оборонялись (однажды ночью Водовозов возвращался с отцом в
кошевке через тайгу с дальней заимки, и волки сперва страшно выли, окру-
жая, а потом увязались следом, и отец хлестал лошадь что есть мочи - да-
же берданки какой-нибудь старенькой ссыльным иметь не полагалось! - и
выскочили, можно сказать, чудом) - и, когда волки слишком уж наглели,
устраивалась на них, как на беглых зэков, облава, побоище, и во главе
вооруженного районного начальства шел старший лейтенант Хромых, весь
увешанный винтовками, штыками, кинжалами и с пистолетом в руке, и все
равно неизвестно еще было, кто кого!
=ни в метафорическом смысле:
=в отличие от большинства сверстников, от поколения, про которое пи-
сана песня, не всасывал Водовозов в детстве: нельзя за флажки! - отец,
едва только Волк стал способен понимать человеческую речь, разговаривал
с ним вполне откровенно и обо всем - то ли плохо еще учен был парижанин
Дмитрий Трофимович; то ли полагался на чутье сына, верил, что ни при ка-
ких обстоятельствах, ни от каких случайностей тот не предаст, не прого-
ворится; то ли, может, так и не в силах очухаться от встречи с Родиною,
подсознательно ждал предательства, искал гибели - той самой алиментарной
дистрофии в том самом магаданском лагере!
=и тем не менее, Волк справедливо чувствовал, что бард хрипит про не-
го, и про него, и я вполне допускаю, что после этой песни, этого надрыв-
ного хрипа милые, мелодичные, изысканно зарифмованные альбинины опусы
могли показаться Волку не просто бесцветными и не про то, но и раздра-
жить вплоть до разрыва и развода. Ну, разумеется, исподволь уже подго-
товленных.
Я никогда не верил в прочность этого брака и даже, нарушив обыкнове-
ние не вмешиваться в чужие жизни, пытался Волка предостеречь, отгово-
рить. Нет, я вовсе не антисемит, хотя евреев в России немножко, по-мое-
му, много, то есть, немножко много на видных местах и, главное, в
культуре. Я понимаю: свободная конкуренция, но ведь все государства ог-
раждают пошлинами свою промышленность от иноземной конкуренции, а
культура не важнее ли промышленности? - вот и тут бы какую пошлину, что
ли, выдумать, необидную. Неофициально она, конечно, есть, но, судя по
результатам - недостаточная. Мандельштам, безусловно, гений, но это не
русские интонации, а они ведь заполняют сейчас нашу поэзию, здешнюю и
тамошнюю, и их обаянию и впрямь не поддаться трудно. Я, повторяю, вовсе
не антисемит, но как-то не очень я верю в совместимость разных рас: зна-
ете, иная кожа, иная кровь. Иной запах.
Помню наш разговор - мы тогда совсем недавно были знакомы, полгода,
что ли, не больше - он происходил ранней-ранней весною: лежал снег и ка-
пало с сосулек. Мы гуляли неподалеку от издательства, где как раз шла
моя книга "Русский автомобиль" с огромной главою про водовозовских пра-
деда и деда, про их дело - неподалеку от издательства, по кривой улочке,
еще до революции замощенной и обставленной деревянными двухэтажными до-
мами, давно готовыми на снос, прогнившими, но все почему-то обитаемыми,
обвешанными со всех сторон пеленками и прочим барахлом. Заложенные в бу-
лыжник рельсы блестели на весеннем солнце и подрагивали под тяжестью
трамвайных поездов, которые то и дело катились туда-сюда, и скрежет ме-
шал разговору, придавал ему ненужно раздражительный характер. Я сам не-
мец по бабке! возражал Водовозов: действительно, одним из прадедов Вол-
ка, отцом матери Дмитрия Трофимовича, был Владимир Карлович Краузе, ме-
ханик, потомок обрусевших еще в царствование Петра Алексеевича немцев. Я
сам немец по бабке! - а я по возможности мягко отвечал, что это, видишь
ли, совсем не то: немцы, французы! что немцы, проведя две тысячи лет в
рассеянии, никогда не сохранили бы такого единства, такой общности, ни
черта бы не сохранили! что сознания избранности хватило бы им разве на
век и все такое прочее, и, главное, я повторил: раса. Другая раса, дру-
гой запах. Но человек, когда ему что-нибудь втемяшится в голову, не то
что принять - услышать противоположные доводы не в состоянии: Волк свел
разговор к шутке: знаешь, сказал, у нас евреи бывают трех видов: жиды,
евреи и гордость русского народа - это мне Альбина сама говорила. Так
вот она - безусловно, гордость русского народа. Ты увидишь ее, послуша-
ешь, и тебе все станет ясно. Хорошо, в бессилии ответил я. Хорошо. Я
послушаю. Мне все станет ясно. Это очень и очень вероятно. Но у нее ведь
есть родственники, клан! Волк снова не захотел меня понимать и подчерк-
нуто переменил тему.
Полный комплект родственников я имел удовольствие наблюдать на
свадьбе, которая случилась месяца через полтора после нашего разговора.
И теща-гренадер, детский патологоанатом (!), Людмила Иосифовна, кандидат
медицинских наук, и вдвое меньший ее размерами муж, Ефим Зельманович,
директор какого-то бюро, кажется, по организации труда, да и все прочие,
исключая, пожалуй, делегатов от Одессы и Кишинева - все они выглядели
весьма интеллигентно, европейски, без этой, знаете, местечковости и спе-
цифического выговора. Мы сидели за огромным, из нескольких составленным,
дорого накрытым столом в ожидании молодых, которые решили устроить сразу
после регистрации часовое свадебное путешествие по Москве на логове,
круг по Садовому - сидели за столом и вели светскую беседу, и за этот
час я окончательно уверился, что, несмотря на отсутствие в них местечко-
вости, Водовозову с новыми родственниками не ужиться ни при каких обсто-
ятельствах - иначе он просто не был бы Водовозовым - а Альбина - еще не
видя ее в глаза я знал точно - на разрыв с ними не пойдет, мужа не пред-
почтет, и браку, празднуемому сейчас, не удержаться ни на каком ребеноч-
ке.
Появились молодые. Невеста (жена уже) и точно была хороша очень: ху-
денькая, хрупкая, с длинными темными волосами (непонятно почему назван-
ная Альбиной - Беляночкою, еще бы Светланой назвали!) в красном - по
древнеславянскому (?!) обычаю - свадебном платье, в красной же фате, с
букетиком темных, едва не черных роз на невысокой, но соблазнительного
абриса груди. После нескольких горько, когда осетровое заливное съелось
подчистую, а гигантское блюдо из-под него, занимающее центральное место
в композиции стола, унеслось Людмилой Иосифовною, Альбина глубоким, кра-
сивым голосом спела под огромную, казалось - больше ее самой - "Кремону"
несколько собственных песенок: про витязя, умирающего на Куликовом поле,
про идущую замуж за царя Ивана Васильевича трагическую Марфу Собакину,
еще про одного русского царя - про Петра Алексеевича, посылающего сына
на казнь, про юродивую девку на паперти - несколько прелестных песенок,
которым недоставало, разве, некоторой самородности, мощи таланта, и я,
помню, в заметной мере расслабленный алкоголем, чуть не задал Альбине
бестактный вопрос: зачем она, черт ее побери, осваивает такие темы? со-
чиняла бы лучше про свою жизнь или что-нибудь, знаете, о Давиде, об Юди-
фи, о Тристане с Изольдою на худой конец! - я был, разумеется, не прав:
у волковой жены и про то, про что сочиняла, выходило неплохо - слава Бо-
гу, удержался, не задал.
Альбина на свадьбе была уже беременна. Глазом это практически не за-
мечалось: восьмая или девятая неделя всего - но Волк мне проговорился,
потому что уже, кажется, и тогда это представлялось ему главным, потому
что уже, кажется, и тогда в глубине души прояснилось ему, что женится он
не столько по любви, место которой занимал вполне понятный и вполне иск-
ренний восторг яркою, даровитой девочкою, сколько - чтобы завести ребе-
ночка, сына: Водовозовъ и сынъ, - по которому он так тосковал все годы,
когда жил с первой своей супругою, Машей Родиной: у той мало что имелся
ребенок от другого мужчины - еще этот ребенок оказался девочкою.
7. ВОДОВОЗОВ
Подобно комете с хвостом голых ведьм, неслось логово по столице, а на
душе моей было так же гадостно и невыносимо, как в другую ночь, когда
Альбину увезла скорая, и я остался в квартире наедине с тещею, Людмилой
Иосифовной, потому что тесть как раз отъехал в Ленинград, в командиров-
ку, делиться опытом, как организовывать чужой труд.
Митенька рождался в одной из привилегированных больниц под личным
присмотром профессора не то Кацнельсона, не то Кацнельбойма, которому
(клановая общность и личное с моей тещею знакомство - условия стартовые)
заплачено было двести рублей, а сама Людмила Иосифовна в коротком засти-
ранном халатике, готовом под напором мощных телес, отстрелив пуговицы,
распахнуться на шестого номера бюсте, ходила возле меня кругами, непри-
ятно интимным тоном рассказывала подробности, какие, мне казалось, теще
рассказывать зятю - наедине - несколько непристойно, вообще непристойно:
про то, как рожала Альбину: я, знаешь, намучилась, устала, заснула или
забылась, что ли; а она, знаешь, в это время из меня как-то выпала, я и
не заметила как; если б врач не зашел, она б у меня там, между ног, и
задохлась, бедненькая, и еще всякие подробности одна гаже другой - ходи-
ла кругами, рассказывая, облизываясь на меня, и я не знал, куда деваться
от похотливой этой, накануне климакса, горы мяса, запертый с нею вдвоем
на пятидесяти пяти метрах полезной, девяноста двух - общей - площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70