5. Каждый человек имеет право производить любую продукцию или услуги,
создавать свои предприятия в рамках демократических законов без всяких на
то
специальных разрешений, и никто не вправе ему в этом препятствовать.
6. Каждый человек имеет право продавать или покупать любые товары по
любой цене любому лицу или организации за исключением тех товаров,
производители или владельцы которых обуславливают их продажу особыми
условиями, на реализацию которых в демократических странах наложены особые
ограничения.
7. Никто не вправе запрещать человеку использование при продаже или
покупке валюту любой страны или вести прямые бартерные сделки и иные
рыночные операции.
8. Каждый человек имеет право вступать в любые деловые отношения с
иностранными партнерами, рассчитывая на минимальные, лишь демократическим
законом установленные ограничения типа таможенных пошлин или запретов.
9. Каждый гражданин обязан платить приемлемые, неразорительные налоги и
пользоваться за это защитой и услугами государства. Никто не вправе
накладывать на гражданина налоги без согласия его самого или демократически
избранных его представителей. В случае нарушения государством этого
принципа
граждане вправе проводить кампании по отказу от уплаты налогов.
10. Каждый человек в своих деловых отношениях с государством, другими
лицами и организациями имеет право защищать свои интересы в независимом
суде, включая суд присяжных.
11. Данная Декларация вступает в силу с момента подписания. Ее
исполнение гарантируется на территории подписавшихся стран.
12. В случае нарушения положений данной Декларации граждане вправе
обращаться в Международный суд, который будет создан из представителей
стран, подписавших Декларацию, в течение полугода после ее подписания.
Июль 1992 г., г. Хельсинки
2. Доклад "Экономическая свобода как неотъемлемая часть естественных
прав человека и условие осуществления "социальных и экономических прав"
(представлен В.В. Сокирко в письменном виде делегатам Международной
конференции по правам человека, Варшава, октябрь 1998 г.)
Предварение. Благодарю организаторов Конференции за приглашение и
возможность принять участие в дискуссии о судьбе и целях мирового движения
за права человека. Не скрою, немалую роль в решении приехать на эту
Конференцию сыграла не только оказанная мне честь со стороны польских
правозащитников, стойкостью и смелостью которых в 60-80 годы мы в бывшем
СССР привыкли восхищаться, но и сам дух этого приглашения к спорам и
размышлениям, к поиску новых путей.
Я надеюсь, что не совсем традиционное направление правозащитной работы
нашего Общества защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод и
идей, на которые оно опирается, позволит посмотреть на проблему прав
человека с неожиданной для многих точки зрения.
Но прежде чем давать свои ответы на вопросы типа "Нуждается ли Всеобщая
декларация прав человека в изменениях и в чем именно?", я должен в
нескольких словах представить истоки и практику нашей работы.
Начало спора. Свое идейное начало мы датируем 1978 годом, когда в
московском самиздате появились дискуссионные сборники "В защиту
экономических свобод". До 1981 года вышло 11 выпусков, прежде чем это
издание было прекращено, в немалой степени - по причине властных репрессий.
Так, материалы 6 первых выпусков в 1980 году были официально осуждены
Мосгорсудом как клевета на советский общественный и государственный строй,
экономику и науку социализма и т.п. Ныне это судебное решение отменено, но
до широкой общественной реабилитации идей защиты экономических свобод в
России еще далеко.
Во всяком случае уже 20 лет назад в рамках правозащитного движения
Москвы была отчетливо понята настоятельная потребность дополнения
традиционной защиты прав человека (свободы совести, печати, союзов,
демонстраций и др.) защитой экономической свободы личности, т.е. свободы
дела, торговли, предпринимательства - жизненных ценностей людей малого и
среднего бизнеса (буржуазии), главной опоры развитого гражданского
демократического общества, задавленных при тоталитарном социализме
уголовными запретами частного предпринимательства, так называемой
спекуляции, посредничества, валютных обменов и т.п. Но надо признать, что
наши выводы уже тогда были отвергнуты большинством участников правозащиты,
а
приравнение политзаключенных и несправедливо осужденных хозяйственников
воспринимались как вид морального святотатства. Уже в те годы нам пришлось
убедиться, что даже демократически и оппозиционно настроенные люди
соглашались скорее не с нами, а с властями, которые приравнивали
спекулянтов
и "цеховиков" к страшным "теневикам", мафии.
Мы все помним, как в эти же годы правозащитники Польши осознали и
блестяще разрешили проблему соединения правозащиты с массовым рабочим
движением свободных профсоюзов. Аналогичные, но неудачные попытки по
созданию свободных профсоюзов предпринимались и у нас при поддержке
Московской Хельсинской группы. Но вот о реальных попытках соединения
правозащиты с движением угнетенных частников, хозяев, торговцев и
предпринимателей я, к сожалению, даже не слышал. И было бы очень интересно
обменяться мнениями, почему такое, казалось бы, естественное базовое
соединение не происходило и не происходит до сих пор (по крайней мере у
нас).
Неудачи. Что же касается нашей группы, то она возобновила свою работу
уже в годы "перестройки" как Общество защиты осужденных хозяйственников и
экономических свобод, но теперь с упором не на теорию, а на практическую
защиту осужденных деловых людей, правовую помощь тем предпринимателям и
торговцам, рыночная работа которых была квалифицирована социалистическим
государством как уголовные преступления. К сожалению, такая квалификация
работы рыночников была свойственна не только старым работникам советских
правоохранительных органов, но и пришедшим во власть "демократам",
способным
провозглашать свободную торговлю и одновременно увеличивать тюремные сроки
за спекуляцию, т.е. за свободу торговли. Или провозглашать приватизацию
госпредприятий и усаживать на тюремные нары "цеховиков", т.е. людей,
которые
на этих госпредприятиях занимались частным предпринимательством, т.е.
начинали приватизацию снизу, естественно и эффективно.
С великим изумлением мы убеждались в казалось бы невозможном: так
называемая рыночная реформа в России сопровождалась не реабилитацией или
хотя бы амнистией загнанных в тень частников, а напротив, требованиями
усиления против них государственных репрессий. Как разъяснил мне по
телефону
один из кремлевских чиновников: "Мы в стране капитализм строим, в Америке
таким, как ваши, по 40 лет дают, а вы об их освобождении тут говорите..."
Только позже пришло осознание, что в эти годы бывшие коммунистические и
комсомольские чиновники просто перестраивали свои технологии властвования
над людьми и прежде всего над людьми дела, успешно меняя коммунистическую
фразеологию на демократические заклинания, на умения манипулировать
выборными процедурами и запугивать общественность мафией и уголовниками.
Впрочем, сила последних и вправду росла, но главным образом благодаря
прямому сращиванию их с самой властью.
К сожалению, сопротивление этим процессам было незначительным и не
могло их остановить. И все же в целом наша работа была небесполезной, хотя
оценки ей можно давать самые разные - от положительных до глубоко
пессимистичных. С одной стороны, мы смогли помочь многим сотням осужденных
хозяйственников на территории не только России, но и иных бывших советских
республик. Из семисот с лишних дел подзащитных, ныне находящихся в нашем
архиве, более половины тех, по которым удалось добиться снижение наказания
или, гораздо реже, реабилитации. Еще более значительным успехом можно
считать очищение Уголовного кодекса от многих антипредпринимательских
статей
и частичную экономическую амнистию 1994 года. Эти законодательные акты,
которых мы добивались долгие годы, помогли обрести свободу еще большему
числу людей.
Однако, с другой стороны, нам (и гражданам в целом) не удалось главное:
изменить характер идущих в России процессов и существенно уменьшить
парализующее бизнес своекорыстное давление власти. Декларированная
Конституцией РФ 1993 г. свобода экономической деятельности на практике
остается скорее фразой, чем реальной гарантией. И в этом основная причина
сегодняшних бед: люди свободного дела не могут и не имеют возможности
эффективно работать на рынок, обогащая себя и страну. Большинство из них до
сих пор вынуждено оставаться в тени от удушающих налогов и учета, вне
официального закона и право защитной поддержки, надеясь лишь на сделки с
коррумпированной властью.
У нас в России эта неудача проявилась очень ярко, но думаю, подобное
может случиться и в других странах, где, получив гласность и иные
политические права, правозащитники и демократы не умеют или даже не сознают
необходимость защиты свободы дела для миллионов людей "третьего сословия".
Почему так происходит?
Отсутствие традиции опоры на естественное право.
Если говорить в целом, то корни лежат, на мой взгляд, в глубоких
этических предрассудках людей, в их вечном желании опереться на помощь и
силу государства - и не только в переживших тоталитаризм, но и в странах с
давними демократическими традициями. Ведь любое, даже либеральное
государство стремится из слуги народа стать его опекуном.
Применительно к правозащитному движению России эта черта ярко
проявляется в стойкой традиции в своих обращениях прибегать не к аргументам
естественного (с опорой на мораль) права, а к авторитету государственного
закона или межгосударственных соглашений, т.е. к аргументам так называемого
позитивного права. Нетрудно понять, почему сложилась столь прочная
традиция.
В годы холодной войны и зарождения правозащитного движения, обращение к
нормам международных договоров типа Хельсинских соглашений, признанных
самой
властью и подкрепленных контролем со стороны независимых и противостоящих
ей
иностранных партнеров, были самым сильным и действенным средством во все 20
лет советской правозащиты. И здесь ни в какое сравнение не могли идти
попытки опоры на понятия обычной справедливости, на мнения простых людей,
тем более что они были сами во многом носителями советских предрассудков.
Ситуация изменилась коренным образом в годы перестройки, когда власть
сама стала клясться правами человека, международными договорами и сама
стала
"лучшим другом" западных правительств, а официальное право, утратив
риторику
"соцзаконности", на деле сохранило репрессивную судебную (и внесудебную)
практику. Все ссылки правозащиты на позитивное право теперь потеряли
прежнюю
силу и авторитет, а традиции обращения к аргументам обычной совести из-за
отсутствия суда присяжных так и не появились до сих пор.
Мы убеждены, что только обращение правозащитников к авторитету
естественного права, к мнениям присяжных, способных и обязанных
корректировать и даже устранять в конкретных делах несправедливость
бессовестных законов и иных властных установлений (от появления последних
никто и никогда не будет застрахован и в будущем). Только это соединит
правозащиту с народом и даст ей национальную почву.
Глубинное противоречие Декларации ООН 1948 г.
Другим важным фактором правозащитной слабости является, по-моему,
противоречивость нашей главной идейной опоры - Всеобщей Декларация прав
человека ООН 1948 года, которая несет на себе печать глубинного компромисса
либеральных и коммунистических стран - членов ООН, признаки очевидного
крена
в сторону обеспечения так называемых социальных и экономических прав при
практическом игнорировании защиты экономических свобод. Именно это
обстоятельство заслуживает сегодня самого серьезного обсуждения.
Ниже я буду опираться на доводы Мориса Крэнстона из его книги "Права
человека", опубликованной в 1975 году в Париже и частично перепечатанной в
нашем "самиздатском" сборнике 1979 года "ЗЭС-7". Вот вкратце эти аргументы.
Всеобщая Декларация прав человека ООН 1948 г. вобрала в себя основные
ценности, выработанные либералами эпохи Просвещения конца XVIII столетия,
деятелями американской и французской революций. Из 30 статей Декларации 21
статья как раз и формулирует традиционные естественные права человека в их
классическом выражении, включая знаменитые "свободу, равенство, братство",
а
именно, право на жизнь и семью, свободу передвижения, право владеть
имуществом, равенство перед законом, право на справедливый суд, на
неприкосновенность личности и жилища, свободу совести и убеждений, слова и
собраний, право политического убежища. И здесь все понятно.
Но вот в последней трети статей Декларации перечислены "новые" права
иной природы: право на социальное обеспечение, на всеобщее образование, на
равную оплату труда, на отдых и оплачиваемый отпуск, на "жизненный уровень,
который необходим для поддержания здоровья человека и его семьи", что
следует отождествить с бесплатным распределением государством жизненных
средств среди нуждающихся.
Уже сами составители Декларации отмечали разницу между новыми и
традиционными правами человека. Поэтому в протоколах заседаний Комиссии ООН
перечисленные в первых 20 статьях нормы названы "политическими и
гражданскими правами", а новые права названы "экономическими и
социальными".
И такое терминологическое разделение существует до сих пор.
Включение новых прав в Декларацию было значительным дипломатическим
успехом коммунистических стран-членов ООН (а потом и стран третьего мира).
По мнению М. Крэнстона (далее М.К.) такое разбавление естественных прав
человека "новыми" в корне подорвало само дело защиты прав человека в ООН.
Ведь если традиционные, т.е. политические и гражданские права обладают
естественной универсальностью и могут быть выполнимы в любой стране мира
при
соответствующей политической воле ее властей, закреплении их в национальном
законодательстве и действенном контроле за выполнением со стороны
учрежденного должным образом Международного суда, то "социальные и
экономические права" на всяческие пособия и гарантии не могут быть
обеспечены таким простым способом, поскольку их выполнение зависит не
столько от воли правительств, сколько от экономических возможностей,
благосостояния самой страны. Ведь "нельзя говорить, что я обязан что-то
сделать, если я физически не могу это сделать. Так, в настоящее время
абсолютно нереально и долго еще будет нереально обеспечивать всех людей на
свете оплачиваемыми отпусками... Поскольку политические и гражданские права
по большей части нарушаются в форме правительственного вмешательства в дела
отдельных лиц, требуемые законодательные акты должны оказывать сдерживающее
влияние на исполнительные органы правительства. В этом случае дело обстоит
несравненно проще, чем когда речь идет о "праве на труд", "праве на
социальное обеспечение" и т.д. Чтобы осуществить социальное обеспечение,
правительству недостаточно одобрить необходимые законы, оно должно иметь в
своем распоряжении крупные средства, а в настоящее время многие
правительства ими не располагают. Правительство Индии, например, просто не
имеет ресурсов, чтобы обеспечить "жизненный уровень, который необходим для
поддержания здоровья и благосостояния более чем 400-миллионного населения
страны, не говоря уже об оплачиваемых отпусках" - (М.К.).
Сведение в одной Декларации подобных утопических для большинства стран
пожеланий и естественных прав человека, нарушать которые нельзя ни в каких
случаях, как раз и привело к тому, что "вся дискуссия в ООН о реальном
механизме обеспечения естественных прав перешла в туманную область
утопических пожеланий экономических и социальных прав, что очень выгодно
как
раз тем государствам, которые грубо попирают политические и гражданские
права людей, но зато имеют в своих законодательствах необеспеченные
положения об улучшении благосостояния народа... Типичный пример - отношение
к этому вопросу Советского Союза" - (М.К.).
Приоритетность права собственности и экономических свобод.
Эту аргументацию следует дополнить выявлением прямого противоречия
между условиями реализации социальных и экономических прав и защиты
экономических свобод человека, которые очевидно относятся к корпусу
гражданских прав, хотя в тексте Всеобщей Декларации ООН они прямо не
упоминаются, но подразумеваются ст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79