, т.е. за освобождение его от наказания лишением свободы.
Справка. Наши жалобы по этому делу были безуспешными.
И. был освобожден из заключения лишь по УДО.
Выводы по 4 ОСП о взятках для законодателей
Из 18 присяжных, оправдавших управдома Л., служащую горисполкома М. и
лесничего И., только 8 согласились с линией защиты, утверждавшей, что
инкриминируемые действия носили не властный, а экономический характер, и
потому не могут считаться должностными преступлениями. Другими словами,
поступки подсудимых нельзя считать взятками.
Большая же часть в своем оправдании ссылалсь на незначительность
правонарушений или даже на приносимую людям пользу. По-видимому, им было бы
более приемлемо старое российское законодательство, подразделявшее взятку
на
два вида: "мздоимство", т. е. принятие чиновниками денег за действия,
осуществляемые без нарушения своих обязанностей, и общественно более
опасное
"лихоимство", когда чиновник принимает деньги за действия, противные
обязанностям службы. Мздоимство наказывалось штрафами и отрешением от
службы, а лихоимство - арестами и ссылкой.
Кстати, участковый врач М. был оправдан присяжными именно потому, что
они отказались признать его вину во взятке как в "лихоимстве".
4 "заказных" суда по делу о взятке налогового инспектора
П.
ИСП-1 (4.06.1996 г.)
Эти исследовательские процессы проводились по инициативе депутата Гос.
Думы РФ Похмелкина В.В. Ему как законодателю было интересно знать, связаны
ли оправдательные (или "снисходительные" - т.е. без лишения свободы)
вердикты присяжных по делам о получении взяток хозяйственными
руководителями
с их положением или тут действует общий протест людей против негуманности
наших наказаний, и потому к осужденным за взятки чиновникам (т.е. лицам с
несомненным должностным положением) они проявят такое же снисхождение.
Заказ
был выполнен, стенограммы см. в приложении 6.1.
Фабула дела и аргументы обвинителя Кузьминой А.И.: Налоговый инспектор
П. согласился снизить размер выявленных у фирмы недоимок почти в 30 раз за
вознаграждение в 1 млн. руб. По заявлению директора фирмы факт передачи
денег был произведен под контролем милиции и зафиксирован с непреложностью.
Вина инспектора П. представляется совершенно несомненной как с позиции
закона, так и по человеческой совести. Неуплата налогов - одно из
постыднейших преступлений, ибо только на налогах держатся государство и
социальная помощь детям, больным и престарелым. П. был поставлен от
государства следить за поступлением налогов и предал свои обязанности за
личную корысть, согласился быть подкупленным. Не наказывать такие
преступления невозможно.
Аргументы защитника Сокирко В.В.: Не по формальному закону, а по
человеческой совести проступок П. не может быть назван преступлением,
заслуживающим лишения свободы, потому что он не совершил ничего необычного
для этой среды. В нынешних условиях, когда государство установило
непосильные налоги, предприниматели могут экономически выжить, только ища
обходные пути, включая сговоры с инспекторами. В таких условиях
"упорствующие в честности" инспектора обречены в конечном счете на
остракизм
со стороны коллег и выживание их из среды. П. был молодым и совсем не самым
худшим. Он долго держался, а его первый проступок был фактически
вынужденным. Он заслуживает, может, увольнения со службы, но не лишения
свободы.
Принять суровое решение - значит выразить уверенность, что уголовными
наказаниями можно исправить нынешнюю ситуацию в государстве и вообще
разрешить все проблемы. Отказавшись судить П. как уголовника, присяжные
могут побудить власти и общество к реальным, действенным шагам по изживанию
причин появления таких проступков.
Судья Похмелкин А.В. систематизировал и обобщил аргументы сторон и
сообщил, что по договоренности с представителями обвинения и защиты на
рассмотрение выносятся 2 вопроса:
1. Виновен ли П. в получении взятки?
2. Если он виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Прежде чем обсуждать мнения присяжных во всех четырех ИСП, мне кажется
полезным вдуматься в аргументы сторон и попытаться уяснить, перед каким
выбором были поставлены присяжные. И вообще есть ли у защитника моральное
право призывать присяжных к осуждению не подсудимого, а государственной
системы?
Судья верно подчеркнул, что в главном стороны проявили себя не столько
противниками, сколько единомышленниками. Оба согласились, что взятка
налогового инспектора имела место быть, и что она является злом, как с
государственной, так и с человеческой точки зрения. Оба они не хотели бы
очень жестокого наказания для молодого инспектора, и в то же время оба
признают несовершенство порядков в стране и желательность их изменений.
Однако акценты в своих оценках стороны сделали разные и потому просили
у присяжных противоположных решений. Обвинитель считает необходимым
признать
П. виновным и заслуживающим лишения свободы (пусть минимального), а
защитник
просит признать П. невиновным в уголовном преступлении, а его проступок
наказать только увольнением со службы.
Эти различия оправдывались аргументами защиты по двум направлениям:
а) Чья вина больше - самого П. или сложившейся системы?
б) Что лучше для общества - осудить и наказать П. как единственного
виновника или осудить прежде всего государственную систему, чтобы быстрее
ее
изменить, а П. освободить от сурового наказания?
Конечно, эти вопросы принадлежат к разряду вечных проблем, ибо почти
нет преступников, вина которых не была бы обусловлена какими-то жизненными
условиями, как и нет идеальных государств, которых не надо совершенствовать
и изменять. Однако по общему правилу такая "жизненная обусловленность" не
мешает суду все же судить и наказывать именно человека, преступившего закон
по своей воле, оставляя за скобками несовершенство (виновность)
государства.
Обвинитель в своей реплике именно это и советовала присяжным, прося их
подумать, что будет, если они оправдают виновного и тем самым разрешат и
всем людям преступное поведение. Сама обвинитель, видимо, предполагала
неизбежным следствием оправдания П. только рост преступности: "Будем тогда
все брать взятки, гулять, насильничать", и страна (государство и люди)
погибнут в хаосе. Задача же изменения государственной системы,
провоцирующей
такие преступления, по мнению профессионального обвинителя, должна
разрешаться не в суде, а иными, прежде всего законодательными путями. Если
довести эту логику до предела, то в ситуации, когда судят человека,
нарушившего нереальный и потому несправедливый закон, присяжные должны его
осудить, а уж потом в качестве избирателей выбрать таких законодателей,
которые изменили бы неверные законы и порядки. Как именно и когда - это уже
вне рамок суда.
Защитник советовал иное. Делая акцент на долге присяжных судить не по
закону, а по совести и тем самым стимулировать законодателей к исправлению
законов и правил нашей общественной жизни, он говорил о вопиющей
несправедливости уголовного осуждения (тем более лишения свободы) молодого
инспектора, если он поступает как все. Он говорил о долге - проголосовать
прежде всего против нынешнего закона и порядков, а не против случайно
попавшего на скамью подсудимых человека. Однако и защитник оставил за
скобками описание, как именно оправдательный вердикт суда присяжных на деле
может помочь изменению несправедливых законов и порядков.
Кроме того, защитник не смог внятно возразить главному доводу
обвинителя: публичное оправдание преступления (даже если сегодня их
совершают очень многие или даже большинство граждан) еще больше ускоряет
рост массы преступлений, общественный разлад и гибель, как бы стимулирует
переход болезни общества в открытую, последнюю стадию.
Если бы наше общество было здоровым и получение взятки должностным
лицом было исключением, то аргументы обвинителя были бы безупречными:
зараженную часть тела надо изолировать и лечить, чтобы не заражать
остальное. Но когда общество больно во многих своих членах, то изолировать
только один из них, оставив без внимания излечение остальных, не найдя
общую
и главную болезнь организма, значит на деле самообманываться и привести
весь
организм в конце концов к гибели. Наконец, если устраниться от всех
действий, как по изоляции одного зараженного органа, так и по излечению
всего организма, значит идти к общей смерти еще быстрее. Думаю, эта
аналогия
справедлива.
Таким образом, коренное различие в позициях обвинителя и защитника
заключается в оценке массовости правонарушений и справедливости закона, т.
е. в диагнозе глубины и опасности общественной болезни. Ведь очевидно, что
закон должен выражать общую норму поведения, которой согласны следовать
подавляющее большинство людей страны, как в пространстве, так во времени.
Если большинство не может следовать правилу, даже хорошему (допустим
иноземному), то эта норма не должна считаться действующим законом в
демократической стране, потому что нельзя сажать или казнить всех (или хотя
бы немалую часть граждан)... Допустим, очень плохо пьянствовать, но если
выпивкой злоупотребляет большинство, бесполезно вводить "сухой закон" и
сажать всех за его нарушения. Лечить пьянство надо по-иному. (То же самое,
на мой взгляд, относится к наказаниям за аборты, наркотики, взятки).
Как именно тут лечить, надо думать. Может, через обсуждения в
парламенте, через опросы и референдумы, как только выяснится, что зазор
между существующими законами и вердиктами присяжных - не случайность, а
факт.
Анализ суждений присяжных
К сожалению, в социологическом аспекте состав данного суда присяжных
нельзя считать представительным, он сильно отличается от средней структуры
москвичей и, тем более, населения России. В нем почти не оказалось
пенсионеров и рабочих. Всего один присяжный был в возрасте свыше 50 лет, и
еще два - свыше 40 лет. Остальные 7 присяжных - до 31 года. Можно сказать,
что здесь действовал суд по преимуществу молодых и образованных. Возможно,
это позволило им лучше понять друг друга.
Большинство присяжных (6 из 10) согласились с обвинением и защитой
частично, остановившись на вердикте: Виновен, но не должен сидеть. Пара
согласившихся с обвинением и пара согласившихся с защитой присяжных лишь
подчеркнули весомость позиции центра.
Впрочем, надо признать, что суммарный итог мнений тяготеет больше к
осуждению. Двое присяжных говорили, что не вредно инспектору посидеть пару
годков, но в итоге они проголосовали все же за иные меры наказания. А с
другой стороны, из двух оправдавших П. присяжных позицию защитника отразил
только один человек, доводы второго присяжного были совсем иными.
Такой вердикт в наибольшей степени удовлетворил участников этого
исследовательского процесса, потому что и обвинитель добился осуждения
виновного, и защитник - освобождения от лишения свободы.
Какой же общий смысл итогового вердикта присяжных?
Я его толкую так: "Чиновников, берущих взятки, надо осуждать, но нельзя
сажать - сегодня это неправильно и бесчеловечно".
В самой конструкции этого ответа заложены противоречие и компромисс. С
одной стороны, чиновник виновен в тяжком уголовном преступлении, которое не
может быть терпимо, а с другой стороны - он не заслуживает настоящего
уголовного наказания. Не легализуя получение взяток, большинство присяжных
фактически отказало государству в надежде исправить это зло средствами
уголовного наказания. Проблема таким ответом обнажена, на мой взгляд,
наилучшим образом, хотя сам я как защитник отстаивал более радикальную
позицию.
Разберем аргументацию присяжных.
Молодой предприниматель (3), по собственным его словам, не встал ни на
сторону обвинения, ни на сторону защиты, потому что выработал собственную
точку зрения. Он вообще не признал, что тут была взятка. Принятые П. деньги
он решил называть словом "подарки", не увидев в них ничего незаконного и
записав их в один ряд с "подарком" хирургу и знакомой девушке. Возможное
должностное правонарушение инспектора П. он увидел только в сокрытии им
недоимок предприятия. Доводы судьи и сторон на него не подействовали,
абсолютное одиночество среди других присяжных его не смутило. Наверное, эта
его мысль есть плод давних самоубеждений, родившийся в результате многих
лет
таких "подарков" и понятной потребности называть себя (даже наедине с
собой)
не преступным взяткодателем, а щедрым "дарителем". Возможные же
преступления
в такой картине мира доставались лишь на долю одариваемого чиновника, да и
то в основном перед "совестью".
Как раз та твердость и безапелляционность, с которой было высказана эта
точка зрения, говорит о правильности нашей догадки, что эта мысль ему
дорога
и иной (опасной для него) трактовки он просто не допустит. Мне кажется, что
в этом эпизоде исследователей посетила редкая удача увидеть, что на деле
думает о себе молодой менеджер, успешно действующий в нашей, во многом
весьма коррумпированной государственной системе. Это произошло благодаря
внутренней честности этого предпринимателя (ведь он дал слово судить по
совести) и благодаря доверительной обстановке на наших судах присяжных
(несмотря на присутствие юристов и записывающей аппаратуры). О редкости
этого момента свидетельствует и тот факт, что в последующих трех
обсуждениях
данного дела присяжными (включая предпринимателей) больше ни разу таких
признаний мы не слышали.
По настоящему же аргументы защиты по вопросу виновности П. поддержал
лишь один человек за все 4 обсуждения - начинающая учительница (8), да и то
не сразу, а лишь в ходе обсуждения (она была единственной, кто изменил свою
первоначальную точку зрения, но не принимая мнения большинства, а напротив,
оттолкнувшись от него, возможно, из чувства противоречия). По ее словам,
инспектора "поставили в ситуацию, в которой мы все находимся", и нельзя
взваливать на одного человека вину "всей громады". Она пришла к выводу, что
отрицать уголовную вину инспектора надо в качестве вызова несправедливому
государству, на котором лежит основная часть вины.
Почему ее не поддержали? Конечно, никто из присяжных не захотел брать
на себя функцию адвоката государства, считая необходимым коренное изменение
существующей системы, порождающей взяточничество. Но предложенное
защитником
юридическое оправдание П. в качестве протеста вызвало отторжение. Наиболее
ярко это неприятие выразила старшина: "Менять законы надо, но одновременно
борясь с неисполнением законов, потому что, как говорили: "Закон суров, но
он закон". Следует радоваться, что чувство законопослушания у большинства
наших сограждан присутствует, но... Впрочем был в конце обсуждения момент,
когда и присяжная (8) сначала завоевывать на свою сторону единомышленников
среди молодых, подошедших с ее помощью к мысли о необходимости радикальных
перемен в государстве, а для этого (вот резвость молодой мысли!) "надо
взять
власть в свои руки". Дело на этот раз кончилось общим смехом...
Теперь рассмотрим доводы противной стороны, т. е. присяжных,
поддержавших линию обвинения на лишение П. свободы. Они тоже очень разные,
но серьезного внимания, на мой взгляд, заслуживают прежде всего аргументы
19-летнего студента. С резкостью молодости он отверг доводы защиты о
желании
П. помочь предприятию избежать непосильных налогов, о его трудном
материальном положении и др. Иных мотивов, кроме личной корысти, у П. он не
увидел (или не поверил в них).
Довод присяжной (6) против лишения П. Свободы: "Если всех взяточников
сажать, то полстраны надо посадить" он парировал с такой же уверенностью:
"А
не надо сажать всех. Надо посадить первого" (остальные, мол, испугаются). К
великому сожалению, такие убеждения о всесильной воспитательной роли
суровых
репрессий продолжают хранить не только молодые люди, но и многие наши
правоохранители с опытом службы и столь же детским восприятием мира. К его
доводам и мыслям в целом склонялись еще двое присяжных, так что присяжного
(10) можно считать выразителем мыслей части наших граждан.
Наиболее экстравагантными являются доводы еще одного молодого педагога
(9). Например, он отстаивал правомерность разорения государственными
налогами мелких полезных фирм, чтобы "у государства появилась возможность
"достать" налогами крупные фирмы и тем обогатить общество"... ну и так
далее. Думаю, нет смысла их пересказывать. Полезнее констатировать, что
активная часть нашего народа, а следовательно, и присяжных может состоять и
из таких "высокоумных интеллигентов-апологетов государства", слава Богу, в
небольшом числе, но в определенных условиях они, видимо, смогут взять верх
и
сильно исказить реальную картину собственных суждений присяжных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Справка. Наши жалобы по этому делу были безуспешными.
И. был освобожден из заключения лишь по УДО.
Выводы по 4 ОСП о взятках для законодателей
Из 18 присяжных, оправдавших управдома Л., служащую горисполкома М. и
лесничего И., только 8 согласились с линией защиты, утверждавшей, что
инкриминируемые действия носили не властный, а экономический характер, и
потому не могут считаться должностными преступлениями. Другими словами,
поступки подсудимых нельзя считать взятками.
Большая же часть в своем оправдании ссылалсь на незначительность
правонарушений или даже на приносимую людям пользу. По-видимому, им было бы
более приемлемо старое российское законодательство, подразделявшее взятку
на
два вида: "мздоимство", т. е. принятие чиновниками денег за действия,
осуществляемые без нарушения своих обязанностей, и общественно более
опасное
"лихоимство", когда чиновник принимает деньги за действия, противные
обязанностям службы. Мздоимство наказывалось штрафами и отрешением от
службы, а лихоимство - арестами и ссылкой.
Кстати, участковый врач М. был оправдан присяжными именно потому, что
они отказались признать его вину во взятке как в "лихоимстве".
4 "заказных" суда по делу о взятке налогового инспектора
П.
ИСП-1 (4.06.1996 г.)
Эти исследовательские процессы проводились по инициативе депутата Гос.
Думы РФ Похмелкина В.В. Ему как законодателю было интересно знать, связаны
ли оправдательные (или "снисходительные" - т.е. без лишения свободы)
вердикты присяжных по делам о получении взяток хозяйственными
руководителями
с их положением или тут действует общий протест людей против негуманности
наших наказаний, и потому к осужденным за взятки чиновникам (т.е. лицам с
несомненным должностным положением) они проявят такое же снисхождение.
Заказ
был выполнен, стенограммы см. в приложении 6.1.
Фабула дела и аргументы обвинителя Кузьминой А.И.: Налоговый инспектор
П. согласился снизить размер выявленных у фирмы недоимок почти в 30 раз за
вознаграждение в 1 млн. руб. По заявлению директора фирмы факт передачи
денег был произведен под контролем милиции и зафиксирован с непреложностью.
Вина инспектора П. представляется совершенно несомненной как с позиции
закона, так и по человеческой совести. Неуплата налогов - одно из
постыднейших преступлений, ибо только на налогах держатся государство и
социальная помощь детям, больным и престарелым. П. был поставлен от
государства следить за поступлением налогов и предал свои обязанности за
личную корысть, согласился быть подкупленным. Не наказывать такие
преступления невозможно.
Аргументы защитника Сокирко В.В.: Не по формальному закону, а по
человеческой совести проступок П. не может быть назван преступлением,
заслуживающим лишения свободы, потому что он не совершил ничего необычного
для этой среды. В нынешних условиях, когда государство установило
непосильные налоги, предприниматели могут экономически выжить, только ища
обходные пути, включая сговоры с инспекторами. В таких условиях
"упорствующие в честности" инспектора обречены в конечном счете на
остракизм
со стороны коллег и выживание их из среды. П. был молодым и совсем не самым
худшим. Он долго держался, а его первый проступок был фактически
вынужденным. Он заслуживает, может, увольнения со службы, но не лишения
свободы.
Принять суровое решение - значит выразить уверенность, что уголовными
наказаниями можно исправить нынешнюю ситуацию в государстве и вообще
разрешить все проблемы. Отказавшись судить П. как уголовника, присяжные
могут побудить власти и общество к реальным, действенным шагам по изживанию
причин появления таких проступков.
Судья Похмелкин А.В. систематизировал и обобщил аргументы сторон и
сообщил, что по договоренности с представителями обвинения и защиты на
рассмотрение выносятся 2 вопроса:
1. Виновен ли П. в получении взятки?
2. Если он виновен, то заслуживает ли лишения свободы?
Прежде чем обсуждать мнения присяжных во всех четырех ИСП, мне кажется
полезным вдуматься в аргументы сторон и попытаться уяснить, перед каким
выбором были поставлены присяжные. И вообще есть ли у защитника моральное
право призывать присяжных к осуждению не подсудимого, а государственной
системы?
Судья верно подчеркнул, что в главном стороны проявили себя не столько
противниками, сколько единомышленниками. Оба согласились, что взятка
налогового инспектора имела место быть, и что она является злом, как с
государственной, так и с человеческой точки зрения. Оба они не хотели бы
очень жестокого наказания для молодого инспектора, и в то же время оба
признают несовершенство порядков в стране и желательность их изменений.
Однако акценты в своих оценках стороны сделали разные и потому просили
у присяжных противоположных решений. Обвинитель считает необходимым
признать
П. виновным и заслуживающим лишения свободы (пусть минимального), а
защитник
просит признать П. невиновным в уголовном преступлении, а его проступок
наказать только увольнением со службы.
Эти различия оправдывались аргументами защиты по двум направлениям:
а) Чья вина больше - самого П. или сложившейся системы?
б) Что лучше для общества - осудить и наказать П. как единственного
виновника или осудить прежде всего государственную систему, чтобы быстрее
ее
изменить, а П. освободить от сурового наказания?
Конечно, эти вопросы принадлежат к разряду вечных проблем, ибо почти
нет преступников, вина которых не была бы обусловлена какими-то жизненными
условиями, как и нет идеальных государств, которых не надо совершенствовать
и изменять. Однако по общему правилу такая "жизненная обусловленность" не
мешает суду все же судить и наказывать именно человека, преступившего закон
по своей воле, оставляя за скобками несовершенство (виновность)
государства.
Обвинитель в своей реплике именно это и советовала присяжным, прося их
подумать, что будет, если они оправдают виновного и тем самым разрешат и
всем людям преступное поведение. Сама обвинитель, видимо, предполагала
неизбежным следствием оправдания П. только рост преступности: "Будем тогда
все брать взятки, гулять, насильничать", и страна (государство и люди)
погибнут в хаосе. Задача же изменения государственной системы,
провоцирующей
такие преступления, по мнению профессионального обвинителя, должна
разрешаться не в суде, а иными, прежде всего законодательными путями. Если
довести эту логику до предела, то в ситуации, когда судят человека,
нарушившего нереальный и потому несправедливый закон, присяжные должны его
осудить, а уж потом в качестве избирателей выбрать таких законодателей,
которые изменили бы неверные законы и порядки. Как именно и когда - это уже
вне рамок суда.
Защитник советовал иное. Делая акцент на долге присяжных судить не по
закону, а по совести и тем самым стимулировать законодателей к исправлению
законов и правил нашей общественной жизни, он говорил о вопиющей
несправедливости уголовного осуждения (тем более лишения свободы) молодого
инспектора, если он поступает как все. Он говорил о долге - проголосовать
прежде всего против нынешнего закона и порядков, а не против случайно
попавшего на скамью подсудимых человека. Однако и защитник оставил за
скобками описание, как именно оправдательный вердикт суда присяжных на деле
может помочь изменению несправедливых законов и порядков.
Кроме того, защитник не смог внятно возразить главному доводу
обвинителя: публичное оправдание преступления (даже если сегодня их
совершают очень многие или даже большинство граждан) еще больше ускоряет
рост массы преступлений, общественный разлад и гибель, как бы стимулирует
переход болезни общества в открытую, последнюю стадию.
Если бы наше общество было здоровым и получение взятки должностным
лицом было исключением, то аргументы обвинителя были бы безупречными:
зараженную часть тела надо изолировать и лечить, чтобы не заражать
остальное. Но когда общество больно во многих своих членах, то изолировать
только один из них, оставив без внимания излечение остальных, не найдя
общую
и главную болезнь организма, значит на деле самообманываться и привести
весь
организм в конце концов к гибели. Наконец, если устраниться от всех
действий, как по изоляции одного зараженного органа, так и по излечению
всего организма, значит идти к общей смерти еще быстрее. Думаю, эта
аналогия
справедлива.
Таким образом, коренное различие в позициях обвинителя и защитника
заключается в оценке массовости правонарушений и справедливости закона, т.
е. в диагнозе глубины и опасности общественной болезни. Ведь очевидно, что
закон должен выражать общую норму поведения, которой согласны следовать
подавляющее большинство людей страны, как в пространстве, так во времени.
Если большинство не может следовать правилу, даже хорошему (допустим
иноземному), то эта норма не должна считаться действующим законом в
демократической стране, потому что нельзя сажать или казнить всех (или хотя
бы немалую часть граждан)... Допустим, очень плохо пьянствовать, но если
выпивкой злоупотребляет большинство, бесполезно вводить "сухой закон" и
сажать всех за его нарушения. Лечить пьянство надо по-иному. (То же самое,
на мой взгляд, относится к наказаниям за аборты, наркотики, взятки).
Как именно тут лечить, надо думать. Может, через обсуждения в
парламенте, через опросы и референдумы, как только выяснится, что зазор
между существующими законами и вердиктами присяжных - не случайность, а
факт.
Анализ суждений присяжных
К сожалению, в социологическом аспекте состав данного суда присяжных
нельзя считать представительным, он сильно отличается от средней структуры
москвичей и, тем более, населения России. В нем почти не оказалось
пенсионеров и рабочих. Всего один присяжный был в возрасте свыше 50 лет, и
еще два - свыше 40 лет. Остальные 7 присяжных - до 31 года. Можно сказать,
что здесь действовал суд по преимуществу молодых и образованных. Возможно,
это позволило им лучше понять друг друга.
Большинство присяжных (6 из 10) согласились с обвинением и защитой
частично, остановившись на вердикте: Виновен, но не должен сидеть. Пара
согласившихся с обвинением и пара согласившихся с защитой присяжных лишь
подчеркнули весомость позиции центра.
Впрочем, надо признать, что суммарный итог мнений тяготеет больше к
осуждению. Двое присяжных говорили, что не вредно инспектору посидеть пару
годков, но в итоге они проголосовали все же за иные меры наказания. А с
другой стороны, из двух оправдавших П. присяжных позицию защитника отразил
только один человек, доводы второго присяжного были совсем иными.
Такой вердикт в наибольшей степени удовлетворил участников этого
исследовательского процесса, потому что и обвинитель добился осуждения
виновного, и защитник - освобождения от лишения свободы.
Какой же общий смысл итогового вердикта присяжных?
Я его толкую так: "Чиновников, берущих взятки, надо осуждать, но нельзя
сажать - сегодня это неправильно и бесчеловечно".
В самой конструкции этого ответа заложены противоречие и компромисс. С
одной стороны, чиновник виновен в тяжком уголовном преступлении, которое не
может быть терпимо, а с другой стороны - он не заслуживает настоящего
уголовного наказания. Не легализуя получение взяток, большинство присяжных
фактически отказало государству в надежде исправить это зло средствами
уголовного наказания. Проблема таким ответом обнажена, на мой взгляд,
наилучшим образом, хотя сам я как защитник отстаивал более радикальную
позицию.
Разберем аргументацию присяжных.
Молодой предприниматель (3), по собственным его словам, не встал ни на
сторону обвинения, ни на сторону защиты, потому что выработал собственную
точку зрения. Он вообще не признал, что тут была взятка. Принятые П. деньги
он решил называть словом "подарки", не увидев в них ничего незаконного и
записав их в один ряд с "подарком" хирургу и знакомой девушке. Возможное
должностное правонарушение инспектора П. он увидел только в сокрытии им
недоимок предприятия. Доводы судьи и сторон на него не подействовали,
абсолютное одиночество среди других присяжных его не смутило. Наверное, эта
его мысль есть плод давних самоубеждений, родившийся в результате многих
лет
таких "подарков" и понятной потребности называть себя (даже наедине с
собой)
не преступным взяткодателем, а щедрым "дарителем". Возможные же
преступления
в такой картине мира доставались лишь на долю одариваемого чиновника, да и
то в основном перед "совестью".
Как раз та твердость и безапелляционность, с которой было высказана эта
точка зрения, говорит о правильности нашей догадки, что эта мысль ему
дорога
и иной (опасной для него) трактовки он просто не допустит. Мне кажется, что
в этом эпизоде исследователей посетила редкая удача увидеть, что на деле
думает о себе молодой менеджер, успешно действующий в нашей, во многом
весьма коррумпированной государственной системе. Это произошло благодаря
внутренней честности этого предпринимателя (ведь он дал слово судить по
совести) и благодаря доверительной обстановке на наших судах присяжных
(несмотря на присутствие юристов и записывающей аппаратуры). О редкости
этого момента свидетельствует и тот факт, что в последующих трех
обсуждениях
данного дела присяжными (включая предпринимателей) больше ни разу таких
признаний мы не слышали.
По настоящему же аргументы защиты по вопросу виновности П. поддержал
лишь один человек за все 4 обсуждения - начинающая учительница (8), да и то
не сразу, а лишь в ходе обсуждения (она была единственной, кто изменил свою
первоначальную точку зрения, но не принимая мнения большинства, а напротив,
оттолкнувшись от него, возможно, из чувства противоречия). По ее словам,
инспектора "поставили в ситуацию, в которой мы все находимся", и нельзя
взваливать на одного человека вину "всей громады". Она пришла к выводу, что
отрицать уголовную вину инспектора надо в качестве вызова несправедливому
государству, на котором лежит основная часть вины.
Почему ее не поддержали? Конечно, никто из присяжных не захотел брать
на себя функцию адвоката государства, считая необходимым коренное изменение
существующей системы, порождающей взяточничество. Но предложенное
защитником
юридическое оправдание П. в качестве протеста вызвало отторжение. Наиболее
ярко это неприятие выразила старшина: "Менять законы надо, но одновременно
борясь с неисполнением законов, потому что, как говорили: "Закон суров, но
он закон". Следует радоваться, что чувство законопослушания у большинства
наших сограждан присутствует, но... Впрочем был в конце обсуждения момент,
когда и присяжная (8) сначала завоевывать на свою сторону единомышленников
среди молодых, подошедших с ее помощью к мысли о необходимости радикальных
перемен в государстве, а для этого (вот резвость молодой мысли!) "надо
взять
власть в свои руки". Дело на этот раз кончилось общим смехом...
Теперь рассмотрим доводы противной стороны, т. е. присяжных,
поддержавших линию обвинения на лишение П. свободы. Они тоже очень разные,
но серьезного внимания, на мой взгляд, заслуживают прежде всего аргументы
19-летнего студента. С резкостью молодости он отверг доводы защиты о
желании
П. помочь предприятию избежать непосильных налогов, о его трудном
материальном положении и др. Иных мотивов, кроме личной корысти, у П. он не
увидел (или не поверил в них).
Довод присяжной (6) против лишения П. Свободы: "Если всех взяточников
сажать, то полстраны надо посадить" он парировал с такой же уверенностью:
"А
не надо сажать всех. Надо посадить первого" (остальные, мол, испугаются). К
великому сожалению, такие убеждения о всесильной воспитательной роли
суровых
репрессий продолжают хранить не только молодые люди, но и многие наши
правоохранители с опытом службы и столь же детским восприятием мира. К его
доводам и мыслям в целом склонялись еще двое присяжных, так что присяжного
(10) можно считать выразителем мыслей части наших граждан.
Наиболее экстравагантными являются доводы еще одного молодого педагога
(9). Например, он отстаивал правомерность разорения государственными
налогами мелких полезных фирм, чтобы "у государства появилась возможность
"достать" налогами крупные фирмы и тем обогатить общество"... ну и так
далее. Думаю, нет смысла их пересказывать. Полезнее констатировать, что
активная часть нашего народа, а следовательно, и присяжных может состоять и
из таких "высокоумных интеллигентов-апологетов государства", слава Богу, в
небольшом числе, но в определенных условиях они, видимо, смогут взять верх
и
сильно исказить реальную картину собственных суждений присяжных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79