- Взгляните, мне кажется, что там стоит человек.
- Да это как будто рыбак вытаскивает сеть, - подтвердил Сунь У-кун. - Обождите, сейчас я пойду поговорю с ним.
В несколько прыжков Сунь У-кун с посохом в руках очутился около того места, где они увидели рыбака. И каково же было его удивление, когда перед ним оказался не человек, а каменная плита. На плите в старинном стиле «чжуань» были написаны три крупных иероглифа: «Река, Достигающая неба». Пониже были еще две строчки в десять иероглифов, только поменьше. Надпись гласила: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее».
- Учитель! - крикнул Сунь У-кун, - посмотрите, что здесь написано.
Когда Трипитака подошел к плите и прочел надпись, из глаз его полились слезы.
- Ученик мой, - молвил он. - Покидая город Чанъань, я не думал, что путь в Индию так труден. Мне и в голову не приходило, что всякие злые духи и демоны будут чинить мне препятствия и что мне придется пересекать столько гор и рек.
- Прислушайтесь, учитель! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Вам не кажется, что где-то бьют в гонг? Очевидно, кто-то устроил для монахов трапезу. Хорошо бы нам попасть туда. Мы подкрепились бы немного, узнали бы, где переправа, и завтра перебрались бы через реку.
Трипитака прислушался: откуда-то действительно доносились удары гонга.
- Это, несомненно, буддийские монахи, - молвил Трипитака. - У даосов не бывает такой музыки. Мы должны сейчас же отправиться туда.
И они пошли прямо на звуки. Сунь У-кун, как всегда, шел впереди. Дорога была ужасная. С трудом, по ухабам, перейдя песчаную отмель, они увидели селение, дворов примерно на пятьсот; по виду дома принадлежали зажиточным хозяевам.
Вдоль горы идет дорога,
Бьет источник у обрыва,
Крики жалобные птицы
Раздаются в ветках ивы.
Все калитки на запоре,
На засовах - все ворота,
И на отмелях песчаных
Цапель сладкая дремота.
Уж не слышно звуков флейты,
Не гремят вальков удары,
Лишь качается осока,
Шелестя листвою старой.
Да камыш под ветром гнется
И трепещет на болоте;
Лай доносится собачий
Из закрытых подворотен.
Не видать в окошках света,
И людей - как не бывало;
Лишь рыбак на переезде
В лодке дремлет у причала.
В небе диск висит зеркальный,
И дыханье ряски белой
С ветром с берега другого
Чуть заметно долетело.
Трипитака сошел с коня. Возле одного дома, находившегося как раз в начале улицы, развевался флаг. Во дворе был виден свет фонарей, оттуда доносился аромат благовоний.
- Сунь У-кун, - сказал тут Трипитака. - Пожалуй, здесь лучше, чем в пещере у реки или на горе. В доме мы сможем укрыться от холода и спокойно поспать. Только вам пока лучше не ходить туда. Вы настолько безобразны, что одним своим видом можете навлечь беду, и мы останемся без пристанища. Сначала пойду я и попрошу хозяина пустить нас на ночь. Если он согласится, я позову вас. Если же откажет, все равно не устраивайте скандала.
- Пожалуй, это правильно, - согласился Сунь У-кун. - Вы идите, а мы подождем вас.
Трипитака снял плетеную шляпу, поправил балахон и с непокрытой головой и посохом в руках подошел к воротам дома. Ворота были полуоткрыты, однако Трипитака не решился войти во двор. Он постоял немного и вскоре увидел, как из ворот вышел старец, с четками на шее. Бормоча молитву, старец стал закрывать ворота. Трипитака, молитвенно сложив руки, поспешил обратиться к нему.
- Почтенный благодетель, - громко произнес он, - разрешите спросить вас.
- Вы опоздали, почтенный монах, - отвечал старец, тоже кланяясь.
- Как опоздал? - спросил Трипитака.
- А очень просто, ничего уже не осталось. Вам следовало прийти пораньше. Монахи, для которых мы устроили трапезу, ели сколько их душе было угодно. Кроме того, мы дали каждому из них по три шэна риса, по куску полотна и еще немного денег. Жаль, что вы так поздно пришли.
- Почтенный благодетель, - сказал, низко склонившись, Трипитака, - я шел не на трапезу.
- Что же в таком случае привело вас сюда? - удивился старик.
- Я посланец Танского императора и иду из Китая в Индию за священными книгами, - отвечал Трипитака. - И вот, когда я прибыл сюда, наступил вечер. Услышав звуки гонга, я решил попросить вас пустить меня на ночлег. А завтра с рассветом я снова отправлюсь в путь.
- Почтенный монах! - воскликнул старик и даже руками замахал. - Разве вы не знаете, что человек, принявший монашеский обет, не должен лгать. До китайской империи пятьдесят четыре тысячи ли. Как же вы могли проделать этот путь сами?
- Вы совершенно правы, уважаемый благодетель, - сказал Трипитака. - Мне удалось добраться сюда лишь потому, что у меня есть три ученика, которые помогали мне перебираться через горы и реки, охраняли и оберегали меня на протяжении всего пути.
- А где же они сейчас, почему их нет с вами? - спросил старик. - Позовите их, пусть отдыхают.
- Ученики! - позвал Трипитака.
Как вы знаете, читатель, Сунь У-кун обладал неугомонным характером, Чжу Ба-цзе был груб и невежествен, а Ша-сэн - прост и неотесан. И вот, услышав, что их зовут, они, позабыв обо всем, опрометью кинулись во двор. Один тащил за собой коня, другой, нагруженный вещами, шел вприпрыжку. Увидев их, старик от страха упал на землю.
- Злые духи пришли, злые духи, - бормотал он.
- Почтенный благодетель, не бойтесь, - стал успокаивать его Трипитака. - Это не злые духи, а мои ученики.
- Как же так, - сказал, весь дрожа, старик, - у такого, как вы, благородного и почтенного на вид человека ученики - настоящие чудовища.
- Вы не смотрите, что у них не совсем приятный вид, - сказал Трипитака, - зато они умеют подчинять драконов и тигров и вылавливать и уничтожать злых духов.
Старик с недоверием отнесся к словам Трипитаки. Вместе они потихоньку вошли во двор. Между тем ученики Трипитаки уже успели привязать коня и, ворвавшись в приемную комнату, опустили на землю поклажу. В это время в приемной комнате находилось еще несколько монахов, которые нараспев читали молитвы.
- Эй вы, что вы там поете? - подняв морду, крикнул Чжу Ба-цзе.
Монахи взглянули на Чжу Ба-цзе и пришли в неописуемый ужас:
Они глядели на прибывшего:
Ушастого и длинномордого,
Огромного и широкоплечего,
И громогласного, и гордого.
Ша-сэн и Сунь У-кун особенно
Казались страшными виденьями:
Монахи были перепуганы,
И чин нарушился моления.
Псалмы еще читала братия,
Но знак дал старший к окончанию,
Звонарь забыл о колокольчиках,
Упало Будды изваяние.
Тушили фонари в отчаянье,
Толпились, бегали растерянно;
Споткнувшись на пороге, падали
И сталкивались не намеренно.
И головы их громко стукались,
Как будто тыквы перезрелые…
Так суматоха эта праздная
Моленье представленьем сделала.
Глядя, как разбегаются монахи, Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн стали хлопать в ладоши и громко смеяться. Это еще больше напугало монахов: они ринулись прочь, спасая свою жизнь, налетая друг на друга и сталкиваясь лбами. Вскоре в помещении никого из них не осталось.
Между тем Трипитака вместе с хозяином вошел в приемную комнату, где было совершенно темно. Тут они услышали хохот учеников Трипитаки.
- Негодяи вы этакие, - стал ругать их Трипитака. - Что же вы безобразничаете? Разве поверит кто-нибудь, что я каждый день делаю вам наставления! Ведь еще в старину говорили: «Тот, кто добродетелен от природы - является святым человеком; кто становится добродетельным благодаря наставлениям - является мудрецом; тот же, на кого не действуют даже наставления, - является глупцом». Выходит, вы и есть глупцы. Вы как безумные ворвались во двор и перепугали нашего благодетеля, вы разогнали монахов, возносивших моления. Неужели вы не понимаете, что вина за все это ложится также и на меня?
Ученики до того сконфузились, что не нашлись даже, что ответить. Наконец старик убедился, что это действительно ученики Трипитаки.
- Ничего особенного не произошло, - сказал он, кланяясь Трипитаке. - Мы только что закончили моление, загасили фонари и роздали подаяние.
- В таком случае, - сказал Чжу Ба-цзе, - принесите нам остатки еды, предназначенные для жертвоприношения. Мы поедим и ляжем спать.
- Принесите сюда фонари! - крикнул старик.
Услышав это, люди, находившиеся в наружных помещениях, очень удивились.
- Да ведь там у них происходит моление и много свечей, - сказали они, - зачем же еще фонари понадобились?
Несколько слуг вышло из дому, и тут они убедились, что в приемной совершенно темно. Тогда они зажгли фонари и прошли туда. Однако, увидев Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, они со страху побросали фонари и опрометью бросились обратно, захлопнув за собой дверь.
- Злые духи явились! - кричали они на бегу.
Тогда Сунь У-кун поднял с земли фонарь, затем зажег свечи и, притащив кресло, пригласил Трипитаку занять почетное место. По сторонам от него уселись его ученики. Напротив сел старик хозяин. В тот момент, когда они беседовали, раздался стук двери и из дома, опираясь на посох, вышел еще один старец.
- Что за черти появились ночью в нашем добропорядочном доме? - спросил он.
Тогда первый старец поспешно поднялся со своего места и, идя навстречу пришедшему, ответил:
- Успокойся, брат, это не злые духи, а преподобный монах из Китая - империи Танов, который идет за священными книгами. И хотя его ученики на вид довольно безобразны, люди они хорошие.
Тогда второй старец положил свой посох и, поклонившись гостям, приветствовал их. Когда церемония приветствий была окончена, он распорядился, чтобы принесли чай и кушанья. Однако, несмотря на то что он отдавал свое приказание несколько раз, дрожавшие от страха слуги так и не осмеливались накрывать на стол.
- Почему это ваши слуги ходят взад и вперед? - не вытерпев, спросил Чжу Ба-цзе.
- Я позвал их, чтобы они подали вам кушанья, почтенные отцы, - отвечал хозяин.
- И сколько человек будет нам прислуживать? - поинтересовался Чжу Ба-цзе.
- Восемь, - последовал ответ.
- Кого же они будут обслуживать? - продолжал допытываться Чжу Ба-цзе.
- Да всех вас, - отвечал хозяин.
- Ну, для того чтобы обслужить вон того, белолицего учителя, потребуется всего один человек, - сказал тогда Чжу Ба-цзе. - Для того чтобы обслужить этого заросшего волосами и похожего на Бога грома, нужно не меньше двух человек. Для того, со зловещим лицом, необходимо восемь человек. Ну, а для меня одного, - все двадцать.
- Можно подумать, что у вас огромный аппетит, - сказал хозяин.
- Боюсь, что им всем не управиться, - отвечал Чжу Ба-цзе.
- Ну, не бойтесь, люди у нас найдутся, - произнес хозяин.
На его зов явилось человек сорок взрослых и подростков.
Между тем разговор старика с гостями успокоил обитателей дома, и они перестали бояться. Они принесли и поставили на почетное место стол для Трипитаки, по бокам - три стола для его учеников, а один стол, за который сели оба хозяина, поставили против стола Трипитаки. Вначале были поданы фрукты и овощные блюда, затем принесли пампушки, вареный рис и приправы. Перед тем как приступить к трапезе, Трипитака встал и, подняв палочки, стал читать молитву. Дурень, который был жадным до еды да вдобавок к тому еще сильно проголодался, не мог дождаться, пока Трипитака кончит молитву. Пододвинув к себе большую деревянную чашку, покрытую красным лаком, наполненную рисом, он опрокинул ее в рот.
- Этот почтенный монах ничего не соображает, - сказал стоявший рядом подросток-слуга. - Если бы он спрятал пампушку, это бы еще ничего. А рисом ведь он перепачкает всю одежду.
- Да ничего я не прятал, - отвечал, хитро улыбаясь, Чжу Ба-цзе. - Я съел всю чашку.
- Ты и рта не открывал, - сказал работник. - Как же ты мог съесть ее?
- Глупости вы говорите, - сказал Чжу Ба-цзе. - Если не верите, смотрите, как я это делаю.
Тогда работник наполнил еще одну чашку и передал ее Чжу Ба-цзе. Дурень, как и в первый раз, опрокинул ее прямо в рот.
- Почтенный отец, - сказали изумленные слуги, - да что у тебя горло полированным кирпичом, что ли, выложено, что пища проходит, как по маслу, без малейшей задержки.
Пока Трипитака читал молитву, Чжу Ба-цзе уничтожил таким образом чашек шесть риса. И только после того как молитва была прочитана, он взял палочки и принялся за еду наравне со всеми. Дурень пожирал все, что перед ним было. Он без разбора сгребал рис, пампушки, фрукты и прочую еду, и все это запихивал себе в рот.
- Давай, подбавляй, накладывай, - только покрикивал он. - Что-то вы плохо подносите.
- Мудрый брат мой, - сказал тут Сунь У-кун. - Тебе бы не следовало жадничать. Ведь лучше быть сытым наполовину, чем голодать, что мы вынуждены были бы испытать, если бы остановились на ночлег в горах.
- Молчи ты, морда, - отмахнулся Чжу Ба-цзе. - Ведь недаром говорится: «Чем кормить монахов не досыта, лучше быть заживо погребенным».
- Не обращайте на него внимания и убирайте со стола, - сказал Сунь У-кун.
- Мы не станем скрывать от вас, почтенные монахи, - молвили тогда с поклоном хозяева. - Пришли бы вы днем, все было бы в порядке. Мы могли бы накормить не меньше ста человек, даже с таким аппетитом, как у этого почтенного монаха. Но вы опоздали. Мы собрали остатки, сварили пампушки всего из одного даня муки, пять доу риса и приготовили немного закусок. Мы хотели угостить своих соседей и накормить наших монахов. Но, когда вы появились, от страха все монахи разбежались, и мы не решились пригласить даже ближайших соседей. Все, что было у нас приготовлено, мы преподнесли вам. Если вы голодны, можно распорядиться, чтобы приготовили еще.
- Конечно, распорядитесь! - сказал Чжу Ба-цзе.
Когда со стола была убрана посуда, Трипитака поклонился хозяевам и поблагодарил их за угощение.
- Разрешите спросить, как ваша фамилия? - обратился он к хозяевам.
- Наша фамилия Чэнь, - отвечали те.
- Так мы с вами однофамильцы, - сложив ладони рук и почтительно кланяясь, молвил Трипитака.
- Разве ваша фамилия тоже Чэнь, почтенный отец? - удивились хозяева.
- Да, - отвечал Трипитака. - В миру моя фамилия была Чэнь. Скажите, пожалуйста, по какому случаю у вас сегодня было устроено богослужение?
- Об этом не стоит спрашивать, учитель, - сказал смеясь Чжу Ба-цзе. - Известно, что богослужения устраиваются либо о ниспослании урожая, либо в честь окончания бедствия, либо в память об умершем.
- Нет, у нас тут совсем другое, - отвечал хозяин.
- По какому же случаю вы устроили трапезу? - продолжал допытываться Трипитака.
- Это богослужение было совершено в память о том, кто должен скоро умереть.
Услышав это, Чжу Ба-цзе так и покатился со смеху.
- Ну, и шутник же вы, почтенный дедушка, - сказал он. - Мы сами непревзойденные обманщики, а вы хотите провести нас такими пустяками! Да разве монахам неизвестно, по какому случаю устраиваются богослужения? Можно при жизни совершать богослужения и сжигать различные предметы для того, чтобы переселившийся в загробный мир не испытывал ни в чем недостатка на том свете, а также богослужения для предварительной оплаты возможных грехов. Но как можно совершать богослужения в память о том, кто еще не умер?
«Да этот Дурень не так уж глуп», - с одобрением подумал Сунь У-кун и сказал:
- Вы что-то, почтенный отец, путаете. Как же можно совершать заупокойное богослужение по еще не умершему человеку?
- Вы лучше скажите нам, - молвили кланяясь хозяева, - почему вы не пошли прямым путем, а завернули к нам?
- Мы шли прямой дорогой, - отвечал Сунь У-кун, - но когда приблизились к реке, то увидели, что переправиться через нее не сможем. Тут мы услышали звуки гонга и барабанный бой, и вот пришли к вашему дому, чтобы попроситься переночевать.
- А вы ничего не заметили на берегу? - спросил хозяин.
- Мы видели там каменную плиту, - отвечал Сунь У-кун, - на которой вверху написано: «Река, Достигающая неба», а внизу: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее». Больше мы ничего не видели.
- Повыше этого места, на расстоянии примерно одного ли, стоит храм князя Божественного влияния. Вы не видели его?
- Не видели, - сказал Сунь У-кун. - Расскажите, пожалуйста, что это за князь.
- О почтенные отцы! - в один голос воскликнули оба старца со слезами на глазах.
Где он только ни покажется,
Храмы строятся ему
Посылает милость скорую
Он народу своему.
Каждый год дожди обильные
Нам дает его рука,
Над деревнями счастливые
Простирая облака.
- Раз он посылает вам благодатный дождь и счастливые облака, значит, он добр. Почему же вы так расстраиваетесь, вспоминая о нем?
- Почтенные отцы! - воскликнули старцы, топая от горя ногами и колотя себя в грудь.
Велики благодеяния,
Только много и обид:
Наряду с великой милостью,
Он обиды нам чинит.
Нет святой в нем справедливости:
Он приносит много бед.
И детей для жертвы требует
Этот грозный людоед.
- Он требует, чтобы ему приносили в жертву детей? - спросил Сунь У-кун.
- Совершенно верно, - подтвердил старик.
- И сейчас, видимо, наступила очередь вашей семьи? - спросил Сунь У-кун.
- Да, в этом году наступила наша очередь, - подтвердил старик. - Наше селение насчитывает сто дворов, называется оно Чэньцзячжуан и входит в уезд Юаньхуэй, государства Чэчиго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
- Да это как будто рыбак вытаскивает сеть, - подтвердил Сунь У-кун. - Обождите, сейчас я пойду поговорю с ним.
В несколько прыжков Сунь У-кун с посохом в руках очутился около того места, где они увидели рыбака. И каково же было его удивление, когда перед ним оказался не человек, а каменная плита. На плите в старинном стиле «чжуань» были написаны три крупных иероглифа: «Река, Достигающая неба». Пониже были еще две строчки в десять иероглифов, только поменьше. Надпись гласила: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее».
- Учитель! - крикнул Сунь У-кун, - посмотрите, что здесь написано.
Когда Трипитака подошел к плите и прочел надпись, из глаз его полились слезы.
- Ученик мой, - молвил он. - Покидая город Чанъань, я не думал, что путь в Индию так труден. Мне и в голову не приходило, что всякие злые духи и демоны будут чинить мне препятствия и что мне придется пересекать столько гор и рек.
- Прислушайтесь, учитель! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Вам не кажется, что где-то бьют в гонг? Очевидно, кто-то устроил для монахов трапезу. Хорошо бы нам попасть туда. Мы подкрепились бы немного, узнали бы, где переправа, и завтра перебрались бы через реку.
Трипитака прислушался: откуда-то действительно доносились удары гонга.
- Это, несомненно, буддийские монахи, - молвил Трипитака. - У даосов не бывает такой музыки. Мы должны сейчас же отправиться туда.
И они пошли прямо на звуки. Сунь У-кун, как всегда, шел впереди. Дорога была ужасная. С трудом, по ухабам, перейдя песчаную отмель, они увидели селение, дворов примерно на пятьсот; по виду дома принадлежали зажиточным хозяевам.
Вдоль горы идет дорога,
Бьет источник у обрыва,
Крики жалобные птицы
Раздаются в ветках ивы.
Все калитки на запоре,
На засовах - все ворота,
И на отмелях песчаных
Цапель сладкая дремота.
Уж не слышно звуков флейты,
Не гремят вальков удары,
Лишь качается осока,
Шелестя листвою старой.
Да камыш под ветром гнется
И трепещет на болоте;
Лай доносится собачий
Из закрытых подворотен.
Не видать в окошках света,
И людей - как не бывало;
Лишь рыбак на переезде
В лодке дремлет у причала.
В небе диск висит зеркальный,
И дыханье ряски белой
С ветром с берега другого
Чуть заметно долетело.
Трипитака сошел с коня. Возле одного дома, находившегося как раз в начале улицы, развевался флаг. Во дворе был виден свет фонарей, оттуда доносился аромат благовоний.
- Сунь У-кун, - сказал тут Трипитака. - Пожалуй, здесь лучше, чем в пещере у реки или на горе. В доме мы сможем укрыться от холода и спокойно поспать. Только вам пока лучше не ходить туда. Вы настолько безобразны, что одним своим видом можете навлечь беду, и мы останемся без пристанища. Сначала пойду я и попрошу хозяина пустить нас на ночь. Если он согласится, я позову вас. Если же откажет, все равно не устраивайте скандала.
- Пожалуй, это правильно, - согласился Сунь У-кун. - Вы идите, а мы подождем вас.
Трипитака снял плетеную шляпу, поправил балахон и с непокрытой головой и посохом в руках подошел к воротам дома. Ворота были полуоткрыты, однако Трипитака не решился войти во двор. Он постоял немного и вскоре увидел, как из ворот вышел старец, с четками на шее. Бормоча молитву, старец стал закрывать ворота. Трипитака, молитвенно сложив руки, поспешил обратиться к нему.
- Почтенный благодетель, - громко произнес он, - разрешите спросить вас.
- Вы опоздали, почтенный монах, - отвечал старец, тоже кланяясь.
- Как опоздал? - спросил Трипитака.
- А очень просто, ничего уже не осталось. Вам следовало прийти пораньше. Монахи, для которых мы устроили трапезу, ели сколько их душе было угодно. Кроме того, мы дали каждому из них по три шэна риса, по куску полотна и еще немного денег. Жаль, что вы так поздно пришли.
- Почтенный благодетель, - сказал, низко склонившись, Трипитака, - я шел не на трапезу.
- Что же в таком случае привело вас сюда? - удивился старик.
- Я посланец Танского императора и иду из Китая в Индию за священными книгами, - отвечал Трипитака. - И вот, когда я прибыл сюда, наступил вечер. Услышав звуки гонга, я решил попросить вас пустить меня на ночлег. А завтра с рассветом я снова отправлюсь в путь.
- Почтенный монах! - воскликнул старик и даже руками замахал. - Разве вы не знаете, что человек, принявший монашеский обет, не должен лгать. До китайской империи пятьдесят четыре тысячи ли. Как же вы могли проделать этот путь сами?
- Вы совершенно правы, уважаемый благодетель, - сказал Трипитака. - Мне удалось добраться сюда лишь потому, что у меня есть три ученика, которые помогали мне перебираться через горы и реки, охраняли и оберегали меня на протяжении всего пути.
- А где же они сейчас, почему их нет с вами? - спросил старик. - Позовите их, пусть отдыхают.
- Ученики! - позвал Трипитака.
Как вы знаете, читатель, Сунь У-кун обладал неугомонным характером, Чжу Ба-цзе был груб и невежествен, а Ша-сэн - прост и неотесан. И вот, услышав, что их зовут, они, позабыв обо всем, опрометью кинулись во двор. Один тащил за собой коня, другой, нагруженный вещами, шел вприпрыжку. Увидев их, старик от страха упал на землю.
- Злые духи пришли, злые духи, - бормотал он.
- Почтенный благодетель, не бойтесь, - стал успокаивать его Трипитака. - Это не злые духи, а мои ученики.
- Как же так, - сказал, весь дрожа, старик, - у такого, как вы, благородного и почтенного на вид человека ученики - настоящие чудовища.
- Вы не смотрите, что у них не совсем приятный вид, - сказал Трипитака, - зато они умеют подчинять драконов и тигров и вылавливать и уничтожать злых духов.
Старик с недоверием отнесся к словам Трипитаки. Вместе они потихоньку вошли во двор. Между тем ученики Трипитаки уже успели привязать коня и, ворвавшись в приемную комнату, опустили на землю поклажу. В это время в приемной комнате находилось еще несколько монахов, которые нараспев читали молитвы.
- Эй вы, что вы там поете? - подняв морду, крикнул Чжу Ба-цзе.
Монахи взглянули на Чжу Ба-цзе и пришли в неописуемый ужас:
Они глядели на прибывшего:
Ушастого и длинномордого,
Огромного и широкоплечего,
И громогласного, и гордого.
Ша-сэн и Сунь У-кун особенно
Казались страшными виденьями:
Монахи были перепуганы,
И чин нарушился моления.
Псалмы еще читала братия,
Но знак дал старший к окончанию,
Звонарь забыл о колокольчиках,
Упало Будды изваяние.
Тушили фонари в отчаянье,
Толпились, бегали растерянно;
Споткнувшись на пороге, падали
И сталкивались не намеренно.
И головы их громко стукались,
Как будто тыквы перезрелые…
Так суматоха эта праздная
Моленье представленьем сделала.
Глядя, как разбегаются монахи, Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн стали хлопать в ладоши и громко смеяться. Это еще больше напугало монахов: они ринулись прочь, спасая свою жизнь, налетая друг на друга и сталкиваясь лбами. Вскоре в помещении никого из них не осталось.
Между тем Трипитака вместе с хозяином вошел в приемную комнату, где было совершенно темно. Тут они услышали хохот учеников Трипитаки.
- Негодяи вы этакие, - стал ругать их Трипитака. - Что же вы безобразничаете? Разве поверит кто-нибудь, что я каждый день делаю вам наставления! Ведь еще в старину говорили: «Тот, кто добродетелен от природы - является святым человеком; кто становится добродетельным благодаря наставлениям - является мудрецом; тот же, на кого не действуют даже наставления, - является глупцом». Выходит, вы и есть глупцы. Вы как безумные ворвались во двор и перепугали нашего благодетеля, вы разогнали монахов, возносивших моления. Неужели вы не понимаете, что вина за все это ложится также и на меня?
Ученики до того сконфузились, что не нашлись даже, что ответить. Наконец старик убедился, что это действительно ученики Трипитаки.
- Ничего особенного не произошло, - сказал он, кланяясь Трипитаке. - Мы только что закончили моление, загасили фонари и роздали подаяние.
- В таком случае, - сказал Чжу Ба-цзе, - принесите нам остатки еды, предназначенные для жертвоприношения. Мы поедим и ляжем спать.
- Принесите сюда фонари! - крикнул старик.
Услышав это, люди, находившиеся в наружных помещениях, очень удивились.
- Да ведь там у них происходит моление и много свечей, - сказали они, - зачем же еще фонари понадобились?
Несколько слуг вышло из дому, и тут они убедились, что в приемной совершенно темно. Тогда они зажгли фонари и прошли туда. Однако, увидев Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, они со страху побросали фонари и опрометью бросились обратно, захлопнув за собой дверь.
- Злые духи явились! - кричали они на бегу.
Тогда Сунь У-кун поднял с земли фонарь, затем зажег свечи и, притащив кресло, пригласил Трипитаку занять почетное место. По сторонам от него уселись его ученики. Напротив сел старик хозяин. В тот момент, когда они беседовали, раздался стук двери и из дома, опираясь на посох, вышел еще один старец.
- Что за черти появились ночью в нашем добропорядочном доме? - спросил он.
Тогда первый старец поспешно поднялся со своего места и, идя навстречу пришедшему, ответил:
- Успокойся, брат, это не злые духи, а преподобный монах из Китая - империи Танов, который идет за священными книгами. И хотя его ученики на вид довольно безобразны, люди они хорошие.
Тогда второй старец положил свой посох и, поклонившись гостям, приветствовал их. Когда церемония приветствий была окончена, он распорядился, чтобы принесли чай и кушанья. Однако, несмотря на то что он отдавал свое приказание несколько раз, дрожавшие от страха слуги так и не осмеливались накрывать на стол.
- Почему это ваши слуги ходят взад и вперед? - не вытерпев, спросил Чжу Ба-цзе.
- Я позвал их, чтобы они подали вам кушанья, почтенные отцы, - отвечал хозяин.
- И сколько человек будет нам прислуживать? - поинтересовался Чжу Ба-цзе.
- Восемь, - последовал ответ.
- Кого же они будут обслуживать? - продолжал допытываться Чжу Ба-цзе.
- Да всех вас, - отвечал хозяин.
- Ну, для того чтобы обслужить вон того, белолицего учителя, потребуется всего один человек, - сказал тогда Чжу Ба-цзе. - Для того чтобы обслужить этого заросшего волосами и похожего на Бога грома, нужно не меньше двух человек. Для того, со зловещим лицом, необходимо восемь человек. Ну, а для меня одного, - все двадцать.
- Можно подумать, что у вас огромный аппетит, - сказал хозяин.
- Боюсь, что им всем не управиться, - отвечал Чжу Ба-цзе.
- Ну, не бойтесь, люди у нас найдутся, - произнес хозяин.
На его зов явилось человек сорок взрослых и подростков.
Между тем разговор старика с гостями успокоил обитателей дома, и они перестали бояться. Они принесли и поставили на почетное место стол для Трипитаки, по бокам - три стола для его учеников, а один стол, за который сели оба хозяина, поставили против стола Трипитаки. Вначале были поданы фрукты и овощные блюда, затем принесли пампушки, вареный рис и приправы. Перед тем как приступить к трапезе, Трипитака встал и, подняв палочки, стал читать молитву. Дурень, который был жадным до еды да вдобавок к тому еще сильно проголодался, не мог дождаться, пока Трипитака кончит молитву. Пододвинув к себе большую деревянную чашку, покрытую красным лаком, наполненную рисом, он опрокинул ее в рот.
- Этот почтенный монах ничего не соображает, - сказал стоявший рядом подросток-слуга. - Если бы он спрятал пампушку, это бы еще ничего. А рисом ведь он перепачкает всю одежду.
- Да ничего я не прятал, - отвечал, хитро улыбаясь, Чжу Ба-цзе. - Я съел всю чашку.
- Ты и рта не открывал, - сказал работник. - Как же ты мог съесть ее?
- Глупости вы говорите, - сказал Чжу Ба-цзе. - Если не верите, смотрите, как я это делаю.
Тогда работник наполнил еще одну чашку и передал ее Чжу Ба-цзе. Дурень, как и в первый раз, опрокинул ее прямо в рот.
- Почтенный отец, - сказали изумленные слуги, - да что у тебя горло полированным кирпичом, что ли, выложено, что пища проходит, как по маслу, без малейшей задержки.
Пока Трипитака читал молитву, Чжу Ба-цзе уничтожил таким образом чашек шесть риса. И только после того как молитва была прочитана, он взял палочки и принялся за еду наравне со всеми. Дурень пожирал все, что перед ним было. Он без разбора сгребал рис, пампушки, фрукты и прочую еду, и все это запихивал себе в рот.
- Давай, подбавляй, накладывай, - только покрикивал он. - Что-то вы плохо подносите.
- Мудрый брат мой, - сказал тут Сунь У-кун. - Тебе бы не следовало жадничать. Ведь лучше быть сытым наполовину, чем голодать, что мы вынуждены были бы испытать, если бы остановились на ночлег в горах.
- Молчи ты, морда, - отмахнулся Чжу Ба-цзе. - Ведь недаром говорится: «Чем кормить монахов не досыта, лучше быть заживо погребенным».
- Не обращайте на него внимания и убирайте со стола, - сказал Сунь У-кун.
- Мы не станем скрывать от вас, почтенные монахи, - молвили тогда с поклоном хозяева. - Пришли бы вы днем, все было бы в порядке. Мы могли бы накормить не меньше ста человек, даже с таким аппетитом, как у этого почтенного монаха. Но вы опоздали. Мы собрали остатки, сварили пампушки всего из одного даня муки, пять доу риса и приготовили немного закусок. Мы хотели угостить своих соседей и накормить наших монахов. Но, когда вы появились, от страха все монахи разбежались, и мы не решились пригласить даже ближайших соседей. Все, что было у нас приготовлено, мы преподнесли вам. Если вы голодны, можно распорядиться, чтобы приготовили еще.
- Конечно, распорядитесь! - сказал Чжу Ба-цзе.
Когда со стола была убрана посуда, Трипитака поклонился хозяевам и поблагодарил их за угощение.
- Разрешите спросить, как ваша фамилия? - обратился он к хозяевам.
- Наша фамилия Чэнь, - отвечали те.
- Так мы с вами однофамильцы, - сложив ладони рук и почтительно кланяясь, молвил Трипитака.
- Разве ваша фамилия тоже Чэнь, почтенный отец? - удивились хозяева.
- Да, - отвечал Трипитака. - В миру моя фамилия была Чэнь. Скажите, пожалуйста, по какому случаю у вас сегодня было устроено богослужение?
- Об этом не стоит спрашивать, учитель, - сказал смеясь Чжу Ба-цзе. - Известно, что богослужения устраиваются либо о ниспослании урожая, либо в честь окончания бедствия, либо в память об умершем.
- Нет, у нас тут совсем другое, - отвечал хозяин.
- По какому же случаю вы устроили трапезу? - продолжал допытываться Трипитака.
- Это богослужение было совершено в память о том, кто должен скоро умереть.
Услышав это, Чжу Ба-цзе так и покатился со смеху.
- Ну, и шутник же вы, почтенный дедушка, - сказал он. - Мы сами непревзойденные обманщики, а вы хотите провести нас такими пустяками! Да разве монахам неизвестно, по какому случаю устраиваются богослужения? Можно при жизни совершать богослужения и сжигать различные предметы для того, чтобы переселившийся в загробный мир не испытывал ни в чем недостатка на том свете, а также богослужения для предварительной оплаты возможных грехов. Но как можно совершать богослужения в память о том, кто еще не умер?
«Да этот Дурень не так уж глуп», - с одобрением подумал Сунь У-кун и сказал:
- Вы что-то, почтенный отец, путаете. Как же можно совершать заупокойное богослужение по еще не умершему человеку?
- Вы лучше скажите нам, - молвили кланяясь хозяева, - почему вы не пошли прямым путем, а завернули к нам?
- Мы шли прямой дорогой, - отвечал Сунь У-кун, - но когда приблизились к реке, то увидели, что переправиться через нее не сможем. Тут мы услышали звуки гонга и барабанный бой, и вот пришли к вашему дому, чтобы попроситься переночевать.
- А вы ничего не заметили на берегу? - спросил хозяин.
- Мы видели там каменную плиту, - отвечал Сунь У-кун, - на которой вверху написано: «Река, Достигающая неба», а внизу: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее». Больше мы ничего не видели.
- Повыше этого места, на расстоянии примерно одного ли, стоит храм князя Божественного влияния. Вы не видели его?
- Не видели, - сказал Сунь У-кун. - Расскажите, пожалуйста, что это за князь.
- О почтенные отцы! - в один голос воскликнули оба старца со слезами на глазах.
Где он только ни покажется,
Храмы строятся ему
Посылает милость скорую
Он народу своему.
Каждый год дожди обильные
Нам дает его рука,
Над деревнями счастливые
Простирая облака.
- Раз он посылает вам благодатный дождь и счастливые облака, значит, он добр. Почему же вы так расстраиваетесь, вспоминая о нем?
- Почтенные отцы! - воскликнули старцы, топая от горя ногами и колотя себя в грудь.
Велики благодеяния,
Только много и обид:
Наряду с великой милостью,
Он обиды нам чинит.
Нет святой в нем справедливости:
Он приносит много бед.
И детей для жертвы требует
Этот грозный людоед.
- Он требует, чтобы ему приносили в жертву детей? - спросил Сунь У-кун.
- Совершенно верно, - подтвердил старик.
- И сейчас, видимо, наступила очередь вашей семьи? - спросил Сунь У-кун.
- Да, в этом году наступила наша очередь, - подтвердил старик. - Наше селение насчитывает сто дворов, называется оно Чэньцзячжуан и входит в уезд Юаньхуэй, государства Чэчиго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54