Третий решил, что была его очередь говорить, но в руках у него уже следующий кирпич.— А как же без епископа? — обращается он к четвертому.— Я и то не пошел бы тогда на освященье.
— Будет епископ,— говорит четвертый. Он взял кирпич, передал его и уже дожидается другого.
Пятый. Шестой. Седьмой.
Восьмой хватает кирпич за кирпичом. Этим заняты и остальные. Поток не останавливается. Семнадцатый: — О чем это вы там?
— Не задерживайся! Бери! — огрызается на него шестнадцатый.
— На такое дело,— говорит седьмой,— могут и двое приехать.
— Не помешало бы,— говорит одиннадцатый.
— Ну дубина!—Ага, и восьмой отозвался.— Какой же епископ помешает?
— Я слыхал об одном,— говорит пятый шестому.— Но двое... Могли бы приехать и двое...
Шестой молчит, за словом не гонится.
Седьмой.
Восьмой.
— Знаете, что я слышала? — Ну наконец! Отозвался ' и девятый, случайно оказалось, что это женщина, но она из себя изображает мужчину и смело может у пас сойти за девятого.— Говорят, будут ходить по домам.
— И я эго слышал,— раздается голос первого.
Пятый торопится: — Я дал молодого бычка. Эти кирпичи аккурат на него куплены. Когда будут ходить по домам, священник беспременно укажет на меня: теленок из этого двора был.
Третий: — Да и меня не обойдут. Четвертый: — Ведь и я пожертвовал.
— А кто не пожертвовал?! — улыбается двенадцатый. Поток кирпичей не останавливается.
Семнадцатый: — О чем это балаболят?
— О вислоухом,— опять огрызается шестнадцатый.— Коли туг на ухо, то помалкивай!
Одиннадцатый: -— Каждый что-нибудь да внес. Должно быть, только цыганка...
Седьмой хватает кирпич и подает восьмому: — Она что, не дала бы?
И восьмой сразу: — Только брать умеет.
Одиннадцатый: — Я же говорю, каждый понемногу, от каждого что-нибудь.
— Встретила я ее,— слово опять берет девятый, точнее, женщина, которая прикидывается мужчиной, а впрочем, и выглядит так, по какая разница — мужчина или женщина, главное, что трудится,— встретила я ее. Петуха несла. Я как раз шла из прихода.
Пятый дергается: —- Петуха, говорите? У меня пропал петух.
— Да что ты?! Петух?—улыбается двенадцатый,— Придется тебе колокольни дожидаться, авось он па пей закукарекает.
— Я серьезно,—не сдается пятый.— Мировой был петух. Здоровенный такой петушище.
— Ты ведь и тельца дал,— не перестает улыбаться двенадцатый.— Вот будут ходить по деревне, буду г теленка поминать, а ты высунешь из окна голову — кука-реку-у-у! Сразу же епископам и закукарекаешь...
8
Что происходит? Каменщики сразу как-то выдохлись. Один-другой еще что-то ладят па боковой стене, остальные лениво слоняются по лесам. Ученики-начинашки вхолостую дергают вверх-вниз лебедку.
Раствор не убывает. Бетонщицы время от времени притрагиваются к нему, да только затем, чтобы не лодырничать. Подключается к ним и маленький конопатый мужичишка, берет грабельки и так рьяно гребет, будто хочет наверстать упущенное в поле.
Вниз спускается подручный-каменщик и объявляет: — А теперь, люди, внимание! Слушайте во все уши! Нужно повое, хорошо набухшее корыто, потому как мы уже укрепили анкерами кровлю в стенах и скоро плотники покажут вам, какие они мастера. Но укрепили мы кровлю пока только так, на скорую руку,— ни один плотник на нее не взберется. А кровлю положено как следует укрепить. Поэтому наш мастер и послал меня объявить вам, что сперва надо сделать подходящую колоду, чтобы все эти анкера, а особенно главные, как следует вошли в пяту, то есть в ту пяту, в те анкера, в стены и в колоду, которая через все главные анкера насаживается на все пяты, а стало быть, и на главную, а потом уж сядет как следует и будет прочно держать, вот для этого — для э-э-этого! — нам и требуется набухшее корыто. Новое, как есть новое и изрядно набухшее — другое корыто для каменщиков гроша ломаного не стоит. Где его взять и где дать ему набухнуть — поразмыслите сами! А мы до тех пор подождем. Пока не будет корыта, ни один каменщик пальцем не двинет и плотники не смогут работать. Люди, я должен был вам это сказать, а теперь бегу, не то мастер мне всыплет.
Что ж это такое? Адлатус в растерянности. Оглядывается, пет ли тут поблизости строителя, хорошо бы с ним посоветоваться, но строитель, будто нарочно, за минуту до этого куда-то исчез. В приходе быть он не может, поскольку священник здесь. Адлатус подбегает к нему.— Пан священник, каменщики прекратили работу. Им нужно корыто! Собираются делать колоду!
— Слышу, слышу,— кивает священник, а в голове у него сверлит: на что сдалось каменщикам корыто? Что за колода такая?! И в голове адлатуса мелькают те же мысли. С минуту они друг на друга растерянно смотрят, потом священник начинает поторапливать прихожан: ~ Люди добрые, отыщите это корыто, побыстрей отыщите, • не то у нас каменщики будут до вечера болтаться без дела!
В Церовой корытам счету нет, да только не новым.. Были бы хоть в деревне корытники, была бы хоть поблизости ярмарка!
— Люди, пораскиньте умом! Найдите корыто! Смотрите! Каменщики на лесах лоботрясничают! Неужто глядеть па них будем? Не для того же мы их сюда звали. Вот ведь мы уже дошли до колоды, а теперь, что ж, бросить все недоделанным? Главные анкера уже в пятах, но такая стройка спустя годы осядет, а потому уже сейчас все надо предусмотреть; может, эта колода и должна быть как раз сверху насажена. А иначе-то как объяснить? Корыт сюда!# Корыто! Церовчане, корыто! Где корыто? Гоиля, церовчане, корыто, подайте корыто, корыто!
Вдруг кого-то осеняет, что, в сущности, полугодовое корыто тоже новое и что новое может быть новым до той поры, покуда не куплено еще более новое, а у него дома как раз есть полугодовое корыто, да к тому же еще и набухшее — жена в нем вчера купалась.— Пан священник, есть корыто! — Мужик хлопает себя в грудь.—У меня корыто! Пан священник, потерпите чуток, и у нас будет корыто для колоды!
А тот маленький, конопат конопатый, все еще шурует граблями в растворе, но вдруг оглядывается и видит — сосед его куда-то бежит, тут и он ускоряет темп, и, чем быстрее сосед перебирает ногами, тем проворней конопат конопатый орудует мотыгой, ибо грабли у пего и вправду сменились мотыгой, и он окапывает, окапывает, вот уже и вторую гряду окопал, и, ежели так дело пойдет, он минут через десять со всем полем.
Священник — своим прихожанам: — Видите? Стоит человеку захотеть — все ему но плечу. Вот мы поднажали и сразу отыскали колоду. Где-то люди гибнут, воюют друг против друга, а мы тут, в Церовой, костел строим. Колоду собираемся делать. Спаситель к нам милостив! Возблагодарим же господа за милость его!
— Ох вы ж и проказник, преподобный отец! — улыбается синдик.— Вы и над самим господом нашим подтруниваете. Еще и отца небесного подстрекаете. Это мне по душе. В кои-то веки и всевышний, может, развеселится.
— А вы думаете, господь бог шуток не любит? — ухмыляется причетник.— Он ведь и Адама сотворил шутки ради.
— А вообще, как живете? — спрашивает синдик.— Что нового? Преподобный отец, что слышно? Конца войны еще не видать? Уж вам-то непременно должно быть известно.
— Не знаю, право, не знаю,— вертит головой священник.— Я и то ничего не знаю. Мой отец всегда, бывало, говорил: беда в дом — малые дети под стол! Иной раз мне кажется, что оно так и есть — будто сидим мы под столом и пикнуть боимся. Сперва-то мы вообразили себе, что другим стало хуже, а нам — лучше, кое в чем оно и впрямь стало лучше, но, стоит высунуться, либо вас сразу по носу щелкнут, либо сзади кто-то наступит на пятки. Боюсь, еще придется нам всяко вывертываться,
— Я тоже так думаю,— соглашается синдик.— Такой уж мы народ. Только и знаем, что вывертываемся. Когда господь нам пашу землю пожаловал, верно, на карту забыл поглядеть.
— Нет, я с этим не согласен,— возражает причетник.— Разве позор какой лежит на нашей земле? Не надо было ему телят сотворить.
Крестьянин, что пожертвовал молодого бычка на костел, весь передернулся:
— Ишь как! Ты поосторожней! А то еще случаем на меня кто в пну свалит!
— Ну, ну, ну! — успокаивает их священник.— Однако не будем тут ссориться. Как станет совсем плохо, спрячемся в костеле, может, стороной все и пронесет!
Кто-то замечает: — А вон и корыто1 Смотрите! Люди, столпившись вокруг священника, указывают па мужика с корытом: — Паи священник, корыто!
— Ну и бежит! Ого, как бежит! Корыто, корыто, святой отец, корыто! Глядите, глядите, вот и корыто!
— Вижу, вижу, вижу!
— Ну и бежит!
— Вот это чешет!
— Ну п дует!
— Вот это ловко!
— Корыто что надо!
— Ну и чешет!
— А вы думали, он бегать не умеет! Он во как чешет!
— А почему бы ему не уметь?
— Еще как бегает!
— Еще как бегает. Скорый на ногу.
— Скорый на ногу, оттого так и бежит.
— Сколько раз уж так бегал. Сколько раз! Мы вместе!
— Они бегали!
— Здорово ты сегодня бежал! Ого, как бежал! Ну ты и разбежался, несся как угорелый!
— Молодец!
— Молодец!
— Стоящее корыто!
— Прыткий малый!
— Ей-ей, у тебя и впрямь корыто что надо! Нынче 1Ы здорово бежал, так бежал, что аж вспотел весь, ох и пришлось же тебе попотеть, а молодец, молодец! Корыто раздобыл, да и подналег здорово — сегодня ты молодец.
Мужик с корытом взбирается на леса. Вскоре он среди каменщиков, потный, запыхавшийся, едва не давится словами: — Вот оно... корыто! Можете... начинать!
Каменщики не двигаются. Мастер говорит: — Не можем мы начать.
Крестьянин таращит на них глаза: — Н-иовое!..--- Он показывает на корыто. — Вчера вечером у жены... оно на-на-на-набухло... Оно набухшее!
Каменщики гогочут:—Что нам до того, что было вчера? Нам полное корыто подавай. Нам надо знать, набухло ли оно как положено.
— Вам в-воды? — спрашивает мужик. Пот катится с него, он утирается обеими руками. — Сейчас принесу воды и... и... оно набухнет!
— К чему нам воды? Какая при воде работа? Надо, чтоб корыто и колода честь по чести набухли! — Мастер-каменщик встает.—Ребята, айда. Придется ставить костел без колоды!
Крестьянин пугается. Переводит взгляд с одного на другого. В/друг его осеняет: — А-а, понятно! — смеется он.— Вот когда дело пойдет! Набухнет оно, набухнет, стоит только сказать! Раз колода, то надо... смочить ее!
Десять минут спустя на лесах стоит корыто, полное вина, есть и закусить чем... Каменщики едят, пьют, пою г, никто их потревожить не смеет. По очереди наклоняясь к корыту, они вволю отхлебывают.
К обеду все в стельку, лежат словно колоды. Мастер с великим трудом подымается, пытается еще глотнуть из корыта, но только . обливает себя. Бормоча что-то нос, он изо всех сил толкает корыто и сбрасывает его вниз. Потом приваливается к остальным и вскоре начинает храпеть.
К пяти часам они просыпаются.—Вставайте, братцы! С колодой мы управились, теперь что упустили, должны наверстать!
Священник выглядывает из окна прихода: — Так вот, значит, что за колода! Нечестивцы! Устроили себе тут колода !
9
Работа продвигается. Церовчане глаз почти не смыкают. То бегут в поле, то копошатся в саду, а между тем нет да и завернут к костелу — там все еще нужна помощь.
Плотники уже подняли кровлю, теперь другая на очереди — полувальма над ризницей или, скорей, полувальмочка, ибо ризница -— всего лишь низенькая пристройка к стене возле алтарной части. Кровли друг друга не касаются: гребень полувальмы подходит как раз под сток главной двускатной кровли. Была бы ризница больше да стены повыше, допустим достигали бы высоты стен нефа, то можно было -бы говорить об угловой кровле, о кровле на два ската, в которой обе кровли прилегают друг к другу; стыкуются они в так называемом разжелобке, или ендове, и создают одно целое. Такое решение было б, конечно, занятным, Гульданы могли бы в разжелобке немного повозиться. Само собой, двускатных крыш у них за спиной не перечесть, по прежде дело касалось построек поменьше со средними подпорками, ну скажем деревенских домушек, которые, известно, разделены внутренними перегородками, ибо каждому хозяину хочется заглянуть и в горницу, и в кухню, даже в кладовую, в которой всегда найдется чем полакомиться (это ведомо и мышам, а потому не лишне поставить мышеловку). Иногда в доме появляются орехи — «сольбар» или «лайштайн», их надо упрятать в чулан, чтобы дети не съели. Имущий человек хочет, чтобы была и парадная, воскресная горница, в которой, стоит самая красивая мебель; хозяин, коли в воскресенье гость не наведается, моя^ет тут и кое-что почитать: «Посланца божьего сердца Иисусова», «Словака»', «Святое семейство», «Друга деток», «Католическую газе-, ту», «Сердце золотых часов», «Семь ступенек до неба», Нонпи и Маннп», «Школяра Кайя Маржика», «Ичко Шибал ьского», «Когда оживут руины» или о той графине, что влюбилась в графа, а потом, когда они поженились, то не смогли народить детей; здесь есть также «Сигнал», «Красоты Словакии», «Жертва тайны исповеди», «Александр и Александра», «Сердце Данко», «Кровь и песок», сказки «Тысяча и одна ночь», «Будкачик и Дубкачик», или та самая книжка, где написано: «море женкой моряку, корабль ему домом, далеко Ямайка, пойдем, будем знакомы!» Есть там и книжка, как Иисус Христос ходил со святым Петром по земле и святой Петр хотел Иисуса Христа околпачить, но у него ничего не вышло. Можно и стихи почитать. Например, вот Рильке. Уже само имя толкает к рифме: на шпильке! Проза есть проза, так и прет на человека. Читаете что-нибудь о топ самой графине, и вдруг вам примстится, что вы схватили ее за ляжку. Тогда лучше бросить читать или несколько страниц проскочить. Если наткнетесь на какое-нибудь сражение, тогда все возместится. Убиение, это уже не так опасно. Четыре раза кряду можете прочитать, как кому-то вспороли живот, и никто этим не возмутится, напротив, такое вспарывание живота можно даже объявить геройским поступком. Но хватать кого-то за ляжку, упаси бог! Запретить, и баста! Лучше писать о подвигах. Но мы-то хорошо знаем, какие мы писатели. О подвигах мы почти что не поминаем: болтаем, несем всякий вздор, и вдруг нате вам —- подвиг! А разделаемся с ним, снова болтаем, будто только и помышляем о том, как бы подвиг свести на нет. К дьяволу такое! Уж если я о чем напишу, то напишу как положено: обнажу штык (он должен быть наточен, не упомянуть об этом нельзя), изо всех сил размахнусь, и вот тебе, получай, пес вонючий, мерзопакостный, я тебе этот штык еще и в сердце вверну, чтоб ты сдох, чтоб кровь из тебя ручьем лила, свинья паршивая, надутая и захмелевшая от вражьей отравы, которая как дерьмо (выразить образно, но понятно) из тебя хлещет, я мать твою подлую (здесь надо точно указать национальность согласно тому, о каком враге идет речь), отца скурвившегося (опять же образно, но так, чтобы каждому было ясно, что отец врага во стократ более скурвившийся, чем наша, собственная, словацкая, самая раскурвииая курва), вот тебе, еще и еще, дьявол, сатана, вздумал деда моего и прадеда растоптать, ан теперь не растопчешь, пет, мой штык лва раза (lurch nnd durch1 тебя продырявил, так что на оляого врага стало меньше; а как завидилт следующего убийцу, мигом за шш! Зарядить! Выстрелить! Снова зарядить, снова выстрелить. ИНОЙ раз неплохо и крикнуть, как тот герой в книжке «Гайдуки и беглецы»: «Давай беги, осмаи-ага2, а придешь домой, похвастай, каково получил!» Во многих местах надо убедительно показать, что все вражеские солдаты — убийцы и трусы; если среди них и нашлись бы какие не трусы, то они должны вовремя перейти к нам на службу, это нужно в какой-нибудь главке очень хорошо -развернуть.
1 Насквозь (нем )*
2 Низший офицерский чип в турецкой армии XVII—XIX вв.
А если изменит кто с нашей стороны, то следует подчеркнуть, что речь идет о продажной шкуре, хотя бывают и исключения — автор исторических романов, быстро смени пластинку! Под конец надо поторопиться домой и как следует там растормошить, развеселить землицу, которая каждый год по весне оттаивает и прорастает ъравой для гусят, плешивый татко, прокладывая борозду, плетется за воловьей упряжкой, овечки что ни утро копытцами сбивают с росной травы сверкающую росинку, бача 1 бормочет, пастух играет на фуяре2. О пахаре, баче и пастухе должно высказываться очень похвально. По нужна осторожность! В любом случае надо проверить, является ли пахарь настоящим пахарем, бача — бачой, пастух — пастухом. Если мы обнаружим, что это охальники, что они только позорят народ — вырвем у пастуха фуяру и бац-бац одному, второму и третьему. Фуяру надо сдать в музей, а потом ее показывать детям: «Вот видите? Фуяра! Герой сын хватил ею по голове родного отца, потому она и поломана. Вы осознаете этот поступок? Вашему отцу пришлось дедку так долго колошматить по голове, что фуяра совсем разломалась». Конечно, все, о чем мы тут говорим, ни к какой конкретной битве не относится. Речь идет только об инструкции, как писать хорошие воспитательные романы. Герой всегда должен знать, кого надо колошматить, и уметь делать это обстоятельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75