В целом это наблюдение длилось несколько секунд. Но так долго находиться в вертикальном положении стоило киту огромных усилий.
– Где ты пропадал так долго? – тихо спросил Эневек.
Послышался тихий плеск с другой стороны катера. Эневек обернулся – и как раз вовремя, чтобы увидеть другую голову, вырастающую из воды. Второй кит был немного меньше, но так же устремил на Эневека свой тёмный глаз.
Чего они хотят?
Ему стало не по себе. Это упорное разглядывание было совершенно непривычным, чтобы не сказать щекотливым. Никогда раньше такого не случалось. Но всё же он нагнулся к своей сумке, быстро достал цифровую камеру, поднял её и сказал:
– Внимание!
Наверное, он сделал ошибку. Если да, то впервые в истории изучения китов они проявили к камере такую антипатию. Как по команде, обе огромные головы ушли под воду. Сразу два острова затонули в море. Лёгкое бурление и плеск, несколько пузырей – и Эневек вновь остался один в мерцающей безбрежности.
Он огляделся.
Над близким побережьем всходило солнце. Лёгкая дымка висела между гор. Гладкое море посинело.
Никаких китов.
Эневек толчком выдохнул воздух. Только теперь он заметил, что сердце его бешено колотится. Он убрал камеру в сумку, снова взял в руки бинокль, но передумал. Его новые друзья не могли уйти далеко. Он достал магнитофон, надел наушники и медленно опустил в воду гидрофон. Подводные микрофоны были так чувствительны, что записывали звук ещё поднимающихся пузырьков воздуха. В наушниках что-то шумело, плюхало и гремело, но ничто не указывало на китов. Эневек замер в ожидании их характерных звуков, но всё было спокойно.
В конце концов он вынул гидрофон из воды.
Через некоторое время он увидел вдали несколько фонтанчиков. Этим всё и ограничилось. Пора было возвращаться.
На полпути в Тофино он представил себе, как бы отреагировали на такой спектакль туристы. О нём только и было бы разговоров. Дрессированные киты! От вопросов не было бы отбоя.
Фантастика!
Немного даже чересчур фантастично.
23 марта
Тронхейм, Норвегия
Звонок вырвал Сигура Йохансона из сна. Он попытался нащупать будильник, но тут ему стало ясно, что звонит телефон. Протирая глаза и бормоча проклятия, он сел в кровати. Координация была нарушена, голова закружилась, и он опять повалился в постель.
Что же с ним было вчера вечером? Кажется, они напились с коллегами. Были там и студенты. А началось всё с того, что они отправились поужинать в ресторан, перестроенный из склада неподалёку от старого городского моста. Там подавали деликатесные рыбные блюда и хорошие вина. Даже очень хорошие, насколько он мог припомнить. Они сидели у окна и любовались рекой. Кто-то рассказывал анекдоты. Потом Йохансон со своим патроном спустились в винный погреб, чтобы осмотреть тамошние сокровища…
Йохансон вздохнул.
Мне пятьдесят шесть, подумал он, выкарабкиваясь из постели и на сей раз закрепившись в вертикальном положении. Мне больше не следует так поступать. Нет, неправильно. Мне можно так поступать, но никто не должен мне после этого звонить в такую ранъ.
Телефон не умолкал. Какая настойчивость! Преувеличенно кряхтя и охая, хотя тут не было никого, кто мог бы его пожалеть, он встал на ноги и, пошатываясь, двинулся в гостиную. Нет ли у него сегодня лекций? Эта мысль ударила его словно обухом по голове. Ужас! Стоять перед аудиторией и выглядеть на все свои годы, не имея сил оторвать подбородок от груди. Разговаривать с воротничком своей рубашки, насколько ему вообще позволит неповоротливый язык. В настоящую минуту он у него порос во рту шерстью и отвергал всё, связанное с артикуляцией.
Когда он наконец снял трубку, ему вдруг пришло в голову, что сегодня суббота. Настроение разом улучшилось.
– Йохансон, – назвался он на удивление чётко.
– Боже мой, тебя не добудишься, – сказала Тина Лунд. Йохансон закатил глаза и опустился в кресло.
– Который час?
– Половина седьмого. А что?
– Но ведь суббота же.
– Я знаю. Ты что, занят? Какой-то у тебя нерадостный голос.
– А чему радоваться? Чего ты от меня хочешь в такую, кстати сказать, немыслимую рань?
Лунд захихикала.
– Хочу тебя уговорить приехать сейчас в Тыхольт.
– В институт? Зачем, ради всего святого?
– Я подумала, хорошо бы вместе позавтракать. Каре на несколько дней приехал в Тронхейм, он был бы рад тебя видеть. – Она сделала небольшую паузу. – Кроме того, я хочу услышать твоё мнение об одной вещи.
– О какой?
– Не по телефону. Приедешь?
– Дай мне час времени, – сказал Йохансон и зевнул так, что испугался за свою челюсть. – Нет, дай мне два. Мне ещё нужно заехать в университет. Вдруг пришло что-нибудь ещё про твоих червей.
– Это было бы кстати. Хорошо, сделай всё, что считаешь нужным, только поторопись.
– Договорились!
Он залез под душ, всё ещё мучимый приступами головокружения. После четверти часа основательного плескания и отфыркивания он постепенно начал чувствовать себя свежее. Настоящего похмелья вино не оставило. Скорее, оно добавило ему сенсорики: в зеркале он видел себя удвоенным. Оставалось под вопросом, сможет ли он в таком состоянии вести машину.
Сейчас он это выяснит.
Снаружи было тепло и солнечно. Тронхейм проводил генеральную репетицию весны. Остатки снега стаяли. Йохансон заметил, что этот день начинает нравиться ему всё больше. Ему вдруг понравилось даже то, что Лунд разбудила его. Он начал насвистывать Вивальди, и это ещё больше улучшило его настроение. В выходные НТНУ был официально закрыт, но этому мало кто придавал значение. Точнее, это было лучшее время просмотреть почту и спокойно поработать.
Йохансон подошёл к почтовым ячейкам и обнаружил в своём ящике толстый конверт. Письмо было из франкфуртского Зенкенбергского музея. Наверняка оно содержало лабораторно-техническое заключение, которого так страстно ждала Лунд. Он взял его, не вскрывая, вышел из здания и поехал в Тыхольт.
«Маринтек» – технический институт проблем моря – был тесно связан с НТНУ, «Синтефом» и исследовательским центром «Статойла». Наряду с различными моделирующими устройствами и волновым туннелем здесь был самый большой в мире бассейн с морской водой, предназначенный для исследовательских целей. Каждое плавающее сооружение Норвегии проходило в виде модели испытание в этом бассейне длиной восемьдесят и глубиной десять метров. Здесь имитировались ветер и течения любой силы, а две волноообразующие установки создавали мини-бури с высотой волн до одного метра. Йохансон решил, что Лунд испытывает здесь подводную фабрику, которая должна быть установлена на материковом склоне.
И он действительно нашёл её в зале бассейна, где она стояла с группой сотрудников, о чём-то споря. Странная картинка предстала его взору. В зелёной воде среди буровых платформ игрушечного формата плавали аквалангисты, мини-танкеры покачивались между персоналом в гребных лодках. Всё это представляло смесь из лаборатории, магазина игрушек и лодочной станции.
Лунд увидела его, прервала разговор и направилась к нему, обходя бассейн. Как обычно, она почти бежала.
– Что же ты не взяла лодку? – спросил Йохансон.
– Тут тебе не пруд, – ответила она. – Всё должно быть скоординировано. Если я тут проплыву, сотни рабочих-нефтяников лишатся жизни из-за цунами, и я буду виновата.
Она поцеловала его в щёку.
– Ты колючий.
– Все бородатые мужчины колючие. Скажи спасибо, что Каре бреется, иначе у тебя не было бы никаких оснований предпочесть его. Над чем вы тут работаете? Над вашей подводной фабрикой?
– Насколько позволяют условия. Тысячу метров морской глубины мы можем смоделировать в бассейне, а вот глубже уже начинаются погрешности.
– Но для вашего проекта достаточно.
– И всё же мы проводим на вычислительной машине независимое моделирование. Иногда результаты бассейна и машины не сходятся, тогда мы меняем параметры, пока не добьёмся выравнивания.
– «Шелл» установил фабрику на глубине две тысячи метров. Я читал вчера в газете. У вас появились конкуренты.
– Я знаю. «Шелл» заказывал испытательную проверку именно здесь, в «Маринтеке». Их орешек был ещё крепче нашего. Идём завтракать.
Когда они вышли в коридор, Йохансон сказал:
– Я всё ещё не понимаю, почему вы не хотите использовать СВОПы. Разве не легче было бы работать с плавучей конструкции через гибкие трубы?
Она помотала головой:
– Слишком рискованно. Плавучие конструкции надо ставить на якорь.
– Ну и что?
– Они могут оторваться.
– Но сколько станций на шельфе стоят на якоре!
– Да, на небольшой глубине. А далеко внизу совсем другие параметры волн и течений. Впрочем, дело не только в якоре. Чем длиннее поднимающий нефтепровод, тем он нестабильнее, а мы не хотим экологической катастрофы. Кроме того, ты не найдёшь людей, желающих работать на плавучей платформе так далеко в море. Даже самые прожжённые будут страдать там морской болезнью… Здесь наверх.
Они поднялись по лестнице.
– А я думал, мы идём завтракать, – удивился Йохансон.
– Непременно, но сперва я хочу тебе что-то показать.
Лунд толкнула дверь. Они оказались в кабинете над залом бассейна. Из широких окон открывался вид на ряды озарённых солнцем домиков с двускатными крышами, которые тянулись к фьорду.
– Какое божественное утро, – пропел Йохансон. Лунд подошла к рабочему столу, пододвинула два стула и раскрыла ноутбук. Пока компьютер загружался, она барабанила пальцами по столу. На экране возник снимок, который показался Йохансону знакомым. Светлая молочная поверхность, которая по краям терялась в черноте. Внезапно он узнал эту картинку.
– Снимки с «Виктора», – сказал он. – Та штука на материковом склоне.
– Та штука, которая не оставляет меня в покое, – кивнула Лунд.
– Вы узнали, что это было?
– Нет. Зато мы знаем, чем это не было. Это не медуза, не косяк рыбы. Мы пропустили снимок через тысячу фильтров. Это лучшее, чего нам удалось добиться. – Она увеличила снимок. – Когда это существо оказалось перед объективом, оно было сильно освещено прожектором. Мы увидели только часть его, но, разумеется, совсем не так, как восприняли бы его без искусственного освещения.
– Без освещения мы на такой глубине вообще бы ничего не увидели.
– Конечно!
– Разве что биолюминесценция… – Он запнулся.
Лунд была очень довольна. Её пальцы запрыгали по клавиатуре, и картинка вновь изменилась. На сей раз они видели участок верхнего правого края. Там, где освещенная поверхность переходила в темноту, что-то слабо прорисовывалось. Освещение другого рода, синего цвета, пронизанное более светлыми линиями.
– Если ты освещаешь люминесцирующий объект, ты не видишь его собственного свечения. Но там, где свет прожекторов «Виктора» теряет силу, кое-что видно. На мой взгляд, это доказательство, что мы имеем дело со светящимся объектом. И очень большим.
Способность светиться является свойством целого ряда глубоководных обитателей. Для этого они используют бактерии, которые живут в симбиозе с ними. Есть светящиеся организмы и на поверхности моря – водоросли или небольшие каракатицы. Но настоящее море света начинается там, где исчезают лучи солнца. На непроницаемых для света морских глубинах.
Йохансон уставился на экран. Синева скорее угадывалась, чем была видна. От ненамётанного глаза она ускользала. Но камера робота давала снимки с высоким разрешением. Возможно, Лунд была права.
Он поскрёб бороду.
– Как ты думаешь, насколько эта штука велика?
– Трудно сказать. Судя по тому, как быстро она исчезла, она плавала на краю светового горизонта. Это в нескольких метрах от робота. И несмотря на это, она занимает собой весь экран. Что из этого следует?
– Часть, которую мы видим, может быть величиной в десять-двенадцать квадратных метров.
– Которую мы видим ! – Она сделала паузу. – Свет на краевых областях указывает на то, что как раз большую часть мы не видим.
Йохансону в голову пришла одна идея.
– Это мог быть планктон, – сказал он. – Микроорганизмы. Среди них есть светящиеся.
– Тогда чем ты объяснишь узор?
– Светлые линии? Случайность. Мы думаем, что это узор. Мы думали, что и марсианские каналы образуют узор.
– Я не считаю, что это планктон. – Так точно этого не увидишь.
– Нет, можно. Смотри-ка сюда.
Лунд вызвала на экран следующие картинки. На них объект всё дальше удалялся в темноту. Фактически на виду он был не дольше секунды. Второе и третье увеличение показывали всё ещё слабо люминесцирующую площадь с линиями, которые, казалось, изменяли свою позицию на протяжении отрезка. На четвёртом снимке всё исчезло.
– Оно погасило свет, – озадаченно сказал Йохансон.
Он размышлял. Некоторые виды осьминогов сообщаются посредством биолюминесценции. Не было ничего необычного в том, что существо перед лицом внезапной угрозы, так сказать, щёлкает выключателем и скрывается в темноте. Но это существо было очень уж большим. Больше, чем любой из известных видов спрутов.
Напрашивались выводы, которые ему не нравились. Существо не принадлежало норвежской континентальной окраине.
– Architheutis , – сказал он.
– Гигантский спрут, – кивнула Лунд. – Поневоле приходит на ум. Но такое появляется в наших водах впервые.
– Впервые появляется живьём.
Но это было не вполне верно. Долгое время истории про Architheutis пользовались дурной славой как россказни моряков. Но прибитые к берегу останки давали доказательство их существования – почти давали, потому что мясо спрутов было как резина. Чем больше его тянешь, тем длиннее оно становится, особенно в полуразложившемся состоянии. Несколько лет назад исследователям наконец попался в сети восточнее Новой Зеландии крошечный детёныш животного, генетический профиль которого не оставлял сомнений в том, что через восемнадцать месяцев он должен был превратиться в гигантского кальмара двадцатиметровой длины и двадцатицентнерового веса. Единственный недостаток состоял в том, что человек ещё никогда не видел такое животное живьём. Architheutis жил на больших глубинах, и светился ли он, было неизвестно.
Йохансон наморщил лоб. Потом помотал головой.
– Нет.
– Что нет?
– Слишком многое говорит против. Здесь просто не та местность, чтобы в ней водились гигантские кальмары.
– Да, но… – руки Линд рассекали воздух. – В действительности мы не знаем, где они водятся. Мы не знаем.
– Но не здесь.
– Этих червей тоже здесь быть не должно.
Молчание затянулось.
– И даже если так, – сказал наконец Йохансон, – то архитеутисы пугливы. Чего вам беспокоиться? До сегодняшнего дня гигантский спрут не напал ни на одного человека.
– Очевидцы говорят другое.
– Боже мой, Тина! Может, они и утянули за собой одну-другую лодку. Но мы не можем говорить всерьёз об опасности для нефтедобычи со стороны гигантских спрутов. Ты должна признать, что это смешно.
Лунд скептически рассматривала в компьютере увеличенные картинки. Потом выключила программу.
– О’кей. У тебя есть что-нибудь для меня? Какие-нибудь результаты?
Йохансон достал конверт и вскрыл его. В нём было несколько листков, сплошь покрытых текстом.
– О боже мой! – вырвалось у Лунд.
– Погоди. Где-то тут должны быть краткие выводы. А, вот они!
Лунд встала и пошла к окну. Потом принялась ходить по комнате.
– Говори же.
Йохансон сдвинул брови:
– Хм. Интересно. Они подтверждают, что это полихеты. Кроме того, они пишут, что червь имеет поразительное сходство c Hesiocaeca methanicola . В этих кратких выводах они удивляются аномально выраженным челюстям и пишут дальше… ну, тут всякие ненужные детали… а, вот здесь. Они исследовали челюсти. Они предназначены однозначно для прогрызания вглубь.
– Это мы и сами видим, – нетерпеливо воскликнула Лунд.
– Погоди. Они с этим червяком много чего учинили. Исследование стабильного изотопного состава, и тут же анализ из масс-спектрометра. Ого! Наш червь лёгкий – минус девяносто промилле.
– А ты можешь выражаться понятно?
– Он действительно метанотроф. Живёт в симбиозе с бактериями, которые разлагают метан. Минутку, как бы тебе объяснить? Итак, изотопы… ты знаешь, что такое изотопы?
– Атомы химического элемента с тем же зарядом ядра, но другим весом.
– Очень хорошо, садись. Углерод, например, бывает различной тяжести. Есть углерод 12 и углерод 13. Если ты ешь что-то, содержащее преимущественно лёгкий углерод, то становишься легче. Ясно?
– Если я что-то ем. Да. Логично.
– А в метане очень лёгкий углерод. Если червь живёт в симбиозе с бактериями, которые едят этот метан, то из-за этого бактерии становятся лёгкими, а если червь ест бактерии, он тоже лёгкий. А наш очень лёгкий.
– Вы, биологи, – смешные люди. И как вы дознались до такого?
– Мы делаем ужасные вещи. Мы сушим червяка, перемалываем его в червячный порошок, и он идёт в измерительную машину. Итак, смотрим дальше. Растровый электронный микроскоп… они подкрасили ДНК… очень основательный метод…
– Оторвись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Где ты пропадал так долго? – тихо спросил Эневек.
Послышался тихий плеск с другой стороны катера. Эневек обернулся – и как раз вовремя, чтобы увидеть другую голову, вырастающую из воды. Второй кит был немного меньше, но так же устремил на Эневека свой тёмный глаз.
Чего они хотят?
Ему стало не по себе. Это упорное разглядывание было совершенно непривычным, чтобы не сказать щекотливым. Никогда раньше такого не случалось. Но всё же он нагнулся к своей сумке, быстро достал цифровую камеру, поднял её и сказал:
– Внимание!
Наверное, он сделал ошибку. Если да, то впервые в истории изучения китов они проявили к камере такую антипатию. Как по команде, обе огромные головы ушли под воду. Сразу два острова затонули в море. Лёгкое бурление и плеск, несколько пузырей – и Эневек вновь остался один в мерцающей безбрежности.
Он огляделся.
Над близким побережьем всходило солнце. Лёгкая дымка висела между гор. Гладкое море посинело.
Никаких китов.
Эневек толчком выдохнул воздух. Только теперь он заметил, что сердце его бешено колотится. Он убрал камеру в сумку, снова взял в руки бинокль, но передумал. Его новые друзья не могли уйти далеко. Он достал магнитофон, надел наушники и медленно опустил в воду гидрофон. Подводные микрофоны были так чувствительны, что записывали звук ещё поднимающихся пузырьков воздуха. В наушниках что-то шумело, плюхало и гремело, но ничто не указывало на китов. Эневек замер в ожидании их характерных звуков, но всё было спокойно.
В конце концов он вынул гидрофон из воды.
Через некоторое время он увидел вдали несколько фонтанчиков. Этим всё и ограничилось. Пора было возвращаться.
На полпути в Тофино он представил себе, как бы отреагировали на такой спектакль туристы. О нём только и было бы разговоров. Дрессированные киты! От вопросов не было бы отбоя.
Фантастика!
Немного даже чересчур фантастично.
23 марта
Тронхейм, Норвегия
Звонок вырвал Сигура Йохансона из сна. Он попытался нащупать будильник, но тут ему стало ясно, что звонит телефон. Протирая глаза и бормоча проклятия, он сел в кровати. Координация была нарушена, голова закружилась, и он опять повалился в постель.
Что же с ним было вчера вечером? Кажется, они напились с коллегами. Были там и студенты. А началось всё с того, что они отправились поужинать в ресторан, перестроенный из склада неподалёку от старого городского моста. Там подавали деликатесные рыбные блюда и хорошие вина. Даже очень хорошие, насколько он мог припомнить. Они сидели у окна и любовались рекой. Кто-то рассказывал анекдоты. Потом Йохансон со своим патроном спустились в винный погреб, чтобы осмотреть тамошние сокровища…
Йохансон вздохнул.
Мне пятьдесят шесть, подумал он, выкарабкиваясь из постели и на сей раз закрепившись в вертикальном положении. Мне больше не следует так поступать. Нет, неправильно. Мне можно так поступать, но никто не должен мне после этого звонить в такую ранъ.
Телефон не умолкал. Какая настойчивость! Преувеличенно кряхтя и охая, хотя тут не было никого, кто мог бы его пожалеть, он встал на ноги и, пошатываясь, двинулся в гостиную. Нет ли у него сегодня лекций? Эта мысль ударила его словно обухом по голове. Ужас! Стоять перед аудиторией и выглядеть на все свои годы, не имея сил оторвать подбородок от груди. Разговаривать с воротничком своей рубашки, насколько ему вообще позволит неповоротливый язык. В настоящую минуту он у него порос во рту шерстью и отвергал всё, связанное с артикуляцией.
Когда он наконец снял трубку, ему вдруг пришло в голову, что сегодня суббота. Настроение разом улучшилось.
– Йохансон, – назвался он на удивление чётко.
– Боже мой, тебя не добудишься, – сказала Тина Лунд. Йохансон закатил глаза и опустился в кресло.
– Который час?
– Половина седьмого. А что?
– Но ведь суббота же.
– Я знаю. Ты что, занят? Какой-то у тебя нерадостный голос.
– А чему радоваться? Чего ты от меня хочешь в такую, кстати сказать, немыслимую рань?
Лунд захихикала.
– Хочу тебя уговорить приехать сейчас в Тыхольт.
– В институт? Зачем, ради всего святого?
– Я подумала, хорошо бы вместе позавтракать. Каре на несколько дней приехал в Тронхейм, он был бы рад тебя видеть. – Она сделала небольшую паузу. – Кроме того, я хочу услышать твоё мнение об одной вещи.
– О какой?
– Не по телефону. Приедешь?
– Дай мне час времени, – сказал Йохансон и зевнул так, что испугался за свою челюсть. – Нет, дай мне два. Мне ещё нужно заехать в университет. Вдруг пришло что-нибудь ещё про твоих червей.
– Это было бы кстати. Хорошо, сделай всё, что считаешь нужным, только поторопись.
– Договорились!
Он залез под душ, всё ещё мучимый приступами головокружения. После четверти часа основательного плескания и отфыркивания он постепенно начал чувствовать себя свежее. Настоящего похмелья вино не оставило. Скорее, оно добавило ему сенсорики: в зеркале он видел себя удвоенным. Оставалось под вопросом, сможет ли он в таком состоянии вести машину.
Сейчас он это выяснит.
Снаружи было тепло и солнечно. Тронхейм проводил генеральную репетицию весны. Остатки снега стаяли. Йохансон заметил, что этот день начинает нравиться ему всё больше. Ему вдруг понравилось даже то, что Лунд разбудила его. Он начал насвистывать Вивальди, и это ещё больше улучшило его настроение. В выходные НТНУ был официально закрыт, но этому мало кто придавал значение. Точнее, это было лучшее время просмотреть почту и спокойно поработать.
Йохансон подошёл к почтовым ячейкам и обнаружил в своём ящике толстый конверт. Письмо было из франкфуртского Зенкенбергского музея. Наверняка оно содержало лабораторно-техническое заключение, которого так страстно ждала Лунд. Он взял его, не вскрывая, вышел из здания и поехал в Тыхольт.
«Маринтек» – технический институт проблем моря – был тесно связан с НТНУ, «Синтефом» и исследовательским центром «Статойла». Наряду с различными моделирующими устройствами и волновым туннелем здесь был самый большой в мире бассейн с морской водой, предназначенный для исследовательских целей. Каждое плавающее сооружение Норвегии проходило в виде модели испытание в этом бассейне длиной восемьдесят и глубиной десять метров. Здесь имитировались ветер и течения любой силы, а две волноообразующие установки создавали мини-бури с высотой волн до одного метра. Йохансон решил, что Лунд испытывает здесь подводную фабрику, которая должна быть установлена на материковом склоне.
И он действительно нашёл её в зале бассейна, где она стояла с группой сотрудников, о чём-то споря. Странная картинка предстала его взору. В зелёной воде среди буровых платформ игрушечного формата плавали аквалангисты, мини-танкеры покачивались между персоналом в гребных лодках. Всё это представляло смесь из лаборатории, магазина игрушек и лодочной станции.
Лунд увидела его, прервала разговор и направилась к нему, обходя бассейн. Как обычно, она почти бежала.
– Что же ты не взяла лодку? – спросил Йохансон.
– Тут тебе не пруд, – ответила она. – Всё должно быть скоординировано. Если я тут проплыву, сотни рабочих-нефтяников лишатся жизни из-за цунами, и я буду виновата.
Она поцеловала его в щёку.
– Ты колючий.
– Все бородатые мужчины колючие. Скажи спасибо, что Каре бреется, иначе у тебя не было бы никаких оснований предпочесть его. Над чем вы тут работаете? Над вашей подводной фабрикой?
– Насколько позволяют условия. Тысячу метров морской глубины мы можем смоделировать в бассейне, а вот глубже уже начинаются погрешности.
– Но для вашего проекта достаточно.
– И всё же мы проводим на вычислительной машине независимое моделирование. Иногда результаты бассейна и машины не сходятся, тогда мы меняем параметры, пока не добьёмся выравнивания.
– «Шелл» установил фабрику на глубине две тысячи метров. Я читал вчера в газете. У вас появились конкуренты.
– Я знаю. «Шелл» заказывал испытательную проверку именно здесь, в «Маринтеке». Их орешек был ещё крепче нашего. Идём завтракать.
Когда они вышли в коридор, Йохансон сказал:
– Я всё ещё не понимаю, почему вы не хотите использовать СВОПы. Разве не легче было бы работать с плавучей конструкции через гибкие трубы?
Она помотала головой:
– Слишком рискованно. Плавучие конструкции надо ставить на якорь.
– Ну и что?
– Они могут оторваться.
– Но сколько станций на шельфе стоят на якоре!
– Да, на небольшой глубине. А далеко внизу совсем другие параметры волн и течений. Впрочем, дело не только в якоре. Чем длиннее поднимающий нефтепровод, тем он нестабильнее, а мы не хотим экологической катастрофы. Кроме того, ты не найдёшь людей, желающих работать на плавучей платформе так далеко в море. Даже самые прожжённые будут страдать там морской болезнью… Здесь наверх.
Они поднялись по лестнице.
– А я думал, мы идём завтракать, – удивился Йохансон.
– Непременно, но сперва я хочу тебе что-то показать.
Лунд толкнула дверь. Они оказались в кабинете над залом бассейна. Из широких окон открывался вид на ряды озарённых солнцем домиков с двускатными крышами, которые тянулись к фьорду.
– Какое божественное утро, – пропел Йохансон. Лунд подошла к рабочему столу, пододвинула два стула и раскрыла ноутбук. Пока компьютер загружался, она барабанила пальцами по столу. На экране возник снимок, который показался Йохансону знакомым. Светлая молочная поверхность, которая по краям терялась в черноте. Внезапно он узнал эту картинку.
– Снимки с «Виктора», – сказал он. – Та штука на материковом склоне.
– Та штука, которая не оставляет меня в покое, – кивнула Лунд.
– Вы узнали, что это было?
– Нет. Зато мы знаем, чем это не было. Это не медуза, не косяк рыбы. Мы пропустили снимок через тысячу фильтров. Это лучшее, чего нам удалось добиться. – Она увеличила снимок. – Когда это существо оказалось перед объективом, оно было сильно освещено прожектором. Мы увидели только часть его, но, разумеется, совсем не так, как восприняли бы его без искусственного освещения.
– Без освещения мы на такой глубине вообще бы ничего не увидели.
– Конечно!
– Разве что биолюминесценция… – Он запнулся.
Лунд была очень довольна. Её пальцы запрыгали по клавиатуре, и картинка вновь изменилась. На сей раз они видели участок верхнего правого края. Там, где освещенная поверхность переходила в темноту, что-то слабо прорисовывалось. Освещение другого рода, синего цвета, пронизанное более светлыми линиями.
– Если ты освещаешь люминесцирующий объект, ты не видишь его собственного свечения. Но там, где свет прожекторов «Виктора» теряет силу, кое-что видно. На мой взгляд, это доказательство, что мы имеем дело со светящимся объектом. И очень большим.
Способность светиться является свойством целого ряда глубоководных обитателей. Для этого они используют бактерии, которые живут в симбиозе с ними. Есть светящиеся организмы и на поверхности моря – водоросли или небольшие каракатицы. Но настоящее море света начинается там, где исчезают лучи солнца. На непроницаемых для света морских глубинах.
Йохансон уставился на экран. Синева скорее угадывалась, чем была видна. От ненамётанного глаза она ускользала. Но камера робота давала снимки с высоким разрешением. Возможно, Лунд была права.
Он поскрёб бороду.
– Как ты думаешь, насколько эта штука велика?
– Трудно сказать. Судя по тому, как быстро она исчезла, она плавала на краю светового горизонта. Это в нескольких метрах от робота. И несмотря на это, она занимает собой весь экран. Что из этого следует?
– Часть, которую мы видим, может быть величиной в десять-двенадцать квадратных метров.
– Которую мы видим ! – Она сделала паузу. – Свет на краевых областях указывает на то, что как раз большую часть мы не видим.
Йохансону в голову пришла одна идея.
– Это мог быть планктон, – сказал он. – Микроорганизмы. Среди них есть светящиеся.
– Тогда чем ты объяснишь узор?
– Светлые линии? Случайность. Мы думаем, что это узор. Мы думали, что и марсианские каналы образуют узор.
– Я не считаю, что это планктон. – Так точно этого не увидишь.
– Нет, можно. Смотри-ка сюда.
Лунд вызвала на экран следующие картинки. На них объект всё дальше удалялся в темноту. Фактически на виду он был не дольше секунды. Второе и третье увеличение показывали всё ещё слабо люминесцирующую площадь с линиями, которые, казалось, изменяли свою позицию на протяжении отрезка. На четвёртом снимке всё исчезло.
– Оно погасило свет, – озадаченно сказал Йохансон.
Он размышлял. Некоторые виды осьминогов сообщаются посредством биолюминесценции. Не было ничего необычного в том, что существо перед лицом внезапной угрозы, так сказать, щёлкает выключателем и скрывается в темноте. Но это существо было очень уж большим. Больше, чем любой из известных видов спрутов.
Напрашивались выводы, которые ему не нравились. Существо не принадлежало норвежской континентальной окраине.
– Architheutis , – сказал он.
– Гигантский спрут, – кивнула Лунд. – Поневоле приходит на ум. Но такое появляется в наших водах впервые.
– Впервые появляется живьём.
Но это было не вполне верно. Долгое время истории про Architheutis пользовались дурной славой как россказни моряков. Но прибитые к берегу останки давали доказательство их существования – почти давали, потому что мясо спрутов было как резина. Чем больше его тянешь, тем длиннее оно становится, особенно в полуразложившемся состоянии. Несколько лет назад исследователям наконец попался в сети восточнее Новой Зеландии крошечный детёныш животного, генетический профиль которого не оставлял сомнений в том, что через восемнадцать месяцев он должен был превратиться в гигантского кальмара двадцатиметровой длины и двадцатицентнерового веса. Единственный недостаток состоял в том, что человек ещё никогда не видел такое животное живьём. Architheutis жил на больших глубинах, и светился ли он, было неизвестно.
Йохансон наморщил лоб. Потом помотал головой.
– Нет.
– Что нет?
– Слишком многое говорит против. Здесь просто не та местность, чтобы в ней водились гигантские кальмары.
– Да, но… – руки Линд рассекали воздух. – В действительности мы не знаем, где они водятся. Мы не знаем.
– Но не здесь.
– Этих червей тоже здесь быть не должно.
Молчание затянулось.
– И даже если так, – сказал наконец Йохансон, – то архитеутисы пугливы. Чего вам беспокоиться? До сегодняшнего дня гигантский спрут не напал ни на одного человека.
– Очевидцы говорят другое.
– Боже мой, Тина! Может, они и утянули за собой одну-другую лодку. Но мы не можем говорить всерьёз об опасности для нефтедобычи со стороны гигантских спрутов. Ты должна признать, что это смешно.
Лунд скептически рассматривала в компьютере увеличенные картинки. Потом выключила программу.
– О’кей. У тебя есть что-нибудь для меня? Какие-нибудь результаты?
Йохансон достал конверт и вскрыл его. В нём было несколько листков, сплошь покрытых текстом.
– О боже мой! – вырвалось у Лунд.
– Погоди. Где-то тут должны быть краткие выводы. А, вот они!
Лунд встала и пошла к окну. Потом принялась ходить по комнате.
– Говори же.
Йохансон сдвинул брови:
– Хм. Интересно. Они подтверждают, что это полихеты. Кроме того, они пишут, что червь имеет поразительное сходство c Hesiocaeca methanicola . В этих кратких выводах они удивляются аномально выраженным челюстям и пишут дальше… ну, тут всякие ненужные детали… а, вот здесь. Они исследовали челюсти. Они предназначены однозначно для прогрызания вглубь.
– Это мы и сами видим, – нетерпеливо воскликнула Лунд.
– Погоди. Они с этим червяком много чего учинили. Исследование стабильного изотопного состава, и тут же анализ из масс-спектрометра. Ого! Наш червь лёгкий – минус девяносто промилле.
– А ты можешь выражаться понятно?
– Он действительно метанотроф. Живёт в симбиозе с бактериями, которые разлагают метан. Минутку, как бы тебе объяснить? Итак, изотопы… ты знаешь, что такое изотопы?
– Атомы химического элемента с тем же зарядом ядра, но другим весом.
– Очень хорошо, садись. Углерод, например, бывает различной тяжести. Есть углерод 12 и углерод 13. Если ты ешь что-то, содержащее преимущественно лёгкий углерод, то становишься легче. Ясно?
– Если я что-то ем. Да. Логично.
– А в метане очень лёгкий углерод. Если червь живёт в симбиозе с бактериями, которые едят этот метан, то из-за этого бактерии становятся лёгкими, а если червь ест бактерии, он тоже лёгкий. А наш очень лёгкий.
– Вы, биологи, – смешные люди. И как вы дознались до такого?
– Мы делаем ужасные вещи. Мы сушим червяка, перемалываем его в червячный порошок, и он идёт в измерительную машину. Итак, смотрим дальше. Растровый электронный микроскоп… они подкрасили ДНК… очень основательный метод…
– Оторвись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98