А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Сьюсс ждал его у пульта монитора. С ним были Хейко Салинг и Ивонна Мирбах, специалистка по глубоководным бактериям.
– Мы сделали для наглядности и компьютерное моделирование, – сказал Сьюсс.
– Значит, это проблема уже не только «Статойла», – сказал Борман.
– Не только.
Сьюсс кликнул мышкой у одного символа. Появилось графическое изображение: разрез гидратного покрова стометровой толщины и лежащий под ним газовый пузырь. Салинг указал на тонкий, тёмный слой на поверхности:
– Это черви.
– Давайте увеличим, – сказал Сьюсс.
На экране появился вырез поверхности льда. Были видны отдельные черви. Сьюсс продолжал увеличение, пока монитор не заполнил один-единственный экземпляр. Он был грубо стилизован, отдельные участки тела ярко окрашены.
– Красное – это серные бактерии, – пояснила Ивонна Мирбах. – Синее – это археи.
– Эндо– и экзосимбионты, – пробормотал Борман. – Червь забит бактериями, и они живут на нём.
– Верно. Это консорциум. Бактерии нескольких видов, работающие вместе. – Впрочем, это было ясно уже людям, которых привлёк Йохансон, – добавил Сьюсс. – Они понаписали целые тома отзывов о симбиотическом образе жизни червя. Но они не сделали должных выводов. Никто не задался вопросом, что, собственно, делают эти консорциумы. Мы всё время исходили из того, что лёд дестабилизируют черви, хотя нам было ясно, что они не могут этого сделать. Это делают не черви.
– Черви – только транспорт, – сказал Борман.
– Именно так. – Сьюсс кликнул на другом символе. – Вот здесь ответ на ваш газовый прорыв.
Стилизированный червь начал двигаться. Изображение было набросано за недостатком времени очень грубо. Это была скорее последовательность отдельных картинок, чем мультфильм. Раскрывались щипцеобразные челюсти, и червь начинал вгрызаться в лёд.
– Теперь следи.
Сьюсс опять увеличил изображение. Было видно несколько червей, вогнавших свои тела в гидрат. Потом вдруг…
– Боже мой, – сказал Борман. Воцарилась мёртвая тишина.
– Если это происходит по всему континентальному склону… – начал Салинг.
– Происходит, – сказал Борман без выражения. – Видимо, даже одновременно. Чёрт, мы должны были дойти до этого ещё на борту «Солнца». Куски гидрата были просто перемазаны бактериями.
Он ожидал увидеть приблизительно то, что увидел. Он этого боялся и очень надеялся, что ошибается. Но действительность превзошла худшие ожидания – если это была действительность.
– По отдельности всё, что здесь происходит, хорошо известно, – сказал Сьюсс. – Каждое из явлений само по себе не представляет из себя ничего нового. Новое возникает во взаимодействии. Как только все компоненты приходят в связь друг с другом, распад гидрата становится очевидным. – Он зевнул. Это было странно неуместным перед лицом этих жутких картинок, но никто из них за последние сутки не смыкал глаз. – Я только не нахожу объяснения, откуда взялись эти черви.
– Я тоже не нахожу, – сказал Борман. – Хотя думаю об этом дольше тебя.
– Ну, и кого будем теперь информировать? – спросил Салинг.
– Хм. – Сьюсс положил палец на верхнюю губу. – Дело секретное, верно? Поэтому в первую очередь мы должны поставить в известность Йохансона.
– А почему сразу не «Статойл»? – предложил Салинг.
– Нет. – Борман отрицательно покачал головой. – Ни в коем случае.
– Ты думаешь, они это замнут?
– Йохансон – это лучший вариант. Насколько я могу судить, он нейтральнее Швейцарии. Пусть он и решает, кому и когда…
– Нет времени делегировать решение кому бы то ни было, – перебил его Салинг. – Если симулятор хоть приблизительно передаёт то, что творится на континентальном склоне, то мы, строго говоря, должны информировать норвежское правительство.
– Тогда уж все североморские государства!
– Хорошая мысль. И Исландию тоже.
– Минуточку! – Сьюсс поднял руки. – Прямо крестовый поход какой-то. Ведь это пока всего лишь моделирование.
– Верно, – сказал Борман. – Не надо преждевременно пугать людей. Мы пока и сами не знаем всего с достоверностью. Да, мы знаем, как это происходит, но результат – это экстраполяция. В настоящий момент мы можем лишь утверждать, что в атмосферу попадёт большое количество метана.
– Ты бредишь? – воскликнул Салинг. – Мы прекрасно знаем, что произойдёт.
Борман непроизвольно ощупал то место, на котором подрастали его усы.
– Ну хорошо. Мы можем это опубликовать. Этого хватит на дюжину первых полос в газетах. Но каковы будут последствия?
– Какие последствия будут, – рассуждал Сьюсс, – если в газетах объявят, что Земля вот-вот столкнётся с метеоритом?
– Ты считаешь это сравнение подходящим?
– Да.
– Я считаю, мы не должны принимать решение сами, – сказала Мирбах. – Давайте действовать шаг за шагом. Сперва поговорим с Йохансоном. В конце концов, к нему идут все нити. Кроме того, если рассматривать это с чисто научной точки зрения, честь открытия принадлежит ему.
– Нет, червей обнаружил «Статойл». Но будь по-вашему. Пусть Йохансон. А что потом?
– Потом привлечём правительство.
– И опубликуем всё это дело?
– Почему же нет? Всё публикуется. Мы знаем про корейские и иранские ядерные программы и что какие-то идиоты распространяют возбудителя сибирской язвы. Мы знаем всё о BSE, о свиной чуме и об овощах с изменёнными генами. Во Франции люди десятками умирают от каких-то бактерий из заражённых моллюсков. Боже мой, и никто не бежит в панике в горы, чтобы спрятаться.
– Да, – сказал Борман, – но если мы гласно задумаемся об эффекте Стореджиа…
– Для этого наши данные слишком поверхностны, – заметил Сьюсс.
– Моделирование показывает, как быстро идёт разложение.
– Но оно не говорит определённо, что произойдёт потом.
Борман хотел ответить, но Сьюсс был прав. Они могли думать , что произойдёт, но они не могли это доказать . Если сейчас выйти с этим, не запасшись неуязвимой теорией, то нефтяное лобби всё заболтает. И аргументация рухнет, как карточный домик. Пока что было рано.
– Ну хорошо, – сказал он. – Сколько времени нам нужно, чтобы представить связные результаты?
Сьюсс наморщил лоб.
– Думаю, следующая неделя.
– Это чересчур долго, – сказал Салинг.
– Да вы что! – возмутилась Мирбах. – Это чересчур быстро. Закажи одну только таксономическую экспертизу нового червя – и будешь в ожидании месяцами грызть ногти.
– В данной ситуации это чересчур долго.
– И всё же, – решил Сьюсс. – Ложная тревога ничего не даст.
Борман кивнул. Он не мог отвести взгляд от монитора. Моделирование закончилось. И всё же оно продолжалось перед его внутренним взором, и от того, что он видел, волосы вставали дыбом.


29 апреля

Тронхейм, Норвегия

Сигур Йохансон вошёл в кабинет Ольсена, закрыл за собой дверь и уселся напротив биолога.
– Есть минутка? Ольсен ухмыльнулся:
– Ещё бы! Я же вывернулся ради тебя наизнанку.
– И что ты разузнал?
Ольсен заговорщицки понизил голос.
– С чего начать? С историй про монстров? Или с природных катастроф?
Становилось уже интересно.
– Начни с чего хочешь.
– Давай, для разнообразия начнёшь ты? – Ольсен весело взглянул на него. – Почему бы тебе не сказать мне, ради чего я сутками работаю на тебя Ватсоном, а, Холмс?
Йохансон задумался, сколько он может рассказать Ольсену. Ему было ясно, что тот просто лопается от любопытства. Он бы и сам на его месте лопался. Но тогда через несколько часов об этом будет знать весь НТНУ.
Внезапно ему в голову пришла одна мысль. Выглядела она достаточно безумной, чтобы сойти за правдоподобную. Пусть Ольсен считает его придурком, с этим жить можно. Он тоже понизил голос и сказал:
– Я подумываю о том, чтобы выступить с новой теорией.
– А именно?
– Всё это срежиссировано.
– Что?
– Ну, все эти аномалии. Медузы. Исчезновение лодок. Мёртвые и без вести пропавшие. Мне просто пришла в голову идея, что всё это взаимосвязано.
Ольсен непонимающе таращился на него.
– Назовём это верховным заговором. – Йохансон откинулся на спинку, чтобы посмотреть, как Ольсен будет заглатывать эту наживку.
– И чего ты собираешься этим добиться? Нобелевской премии или места в психбольнице?
– Ни того ни другого.
– Ты меня разыгрываешь.
– Нет.
– Разыгрываешь. Кого ты имеешь в виду? Чёрта? Тёмные силы? Зелёных человечков? Людей Икс?
– Это пока лишь идея. Должна же быть взаимосвязь, а? Все феномены пришлись на одно и то же время, неужто это случайное совпадение?
– Я не знаю.
– Вот видишь. Ты тоже не знаешь. И я не знаю.
– Какого рода связь ты за этим видишь? Йохансон развёл руками:
– Это зависит от того, что ты мне сейчас расскажешь.
– Ловко вывернулся, – Ольсен усмехнулся, выдвинул ящик стола и достал целую стопку бумаг. – Улов из интернета, – сказал он. – Если бы я не был таким отвратительным прагматиком, я бы мог поверить в ту чушь, которую ты сейчас нёс.
– Ну, и что там у нас?
– Все пляжи Южной и Центральной Америки закрыты. Люди больше не заходят в воду, а медузы забивают рыбачьи сети. Коста-Рика, Чили и Перу говорят об апокалиптическом нашествии. После «португальской галеры» появился ещё один вид – очень мелкие, с необычайно длинными и ядовитыми щупальцами. Вначале их приняли за «морских ос», но выглядят они иначе. Наверное, новый вид.
Опять новый вид, подумал Йохансон. Невиданные черви, невиданные медузы…
– А что с «морскими осами» у берегов Австралии?
– Всё то же. – Ольсен порылся в стопке бумаг. – Они всё прибывают. Катастрофа для рыбаков, а туризм уже давно на последнем издыхании.
– А что с рыбой? Медузы не причиняют ей какого-нибудь урона?
– А рыба ушла. Большие стаи просто исчезли у берегов, затронутых этой заразой. Экипажи траулеров утверждают, что рыба покинула свои естественные угодья и ушла в открытое море.
– Но ведь там для неё нет корма.
– Может, она села на диету. Почём мне знать?
– И ни у кого нет никаких объяснений?
– Всюду работают кризисные штабы, – сказал Ольсен. – Но ты ничего не узнаешь. Я пытался.
– Это значит, что на самом деле всё ещё хуже.
– Может быть. – Ольсен вытянул из стопки листок. – Если ты посмотришь на этот листок, то увидишь тревожное пресс-сообщение, которое потом больше нигде не упоминается. Медузы у западноафриканского побережья. Возможно, и у Японии, наверняка у Филиппин. Предположение о гибели людей, потом опровержение, потом молчание. Но смотри. Сейчас будет самое интересное. Есть одна такая водоросль, она уже несколько лет изредка мелькает в печати. Водоросль-убийца, pfiesteria piscicida. Если уж нападёт, то её не уймёшь. Делает больными людей и животных. До сих пор она бесчинствовала в основном по ту сторону Атлантики, но теперь, кажется, добралась до Франции. И как следует добралась.
– Есть мёртвые?
– Ещё как. Французы не больно словоохотливы на сей счёт, но эта гадость проникла в страну через омаров. Это везде написано, я проверил.
Он подвинул Йохансону часть бумаг.
– Потом исчезновения лодок. Были зафиксированы сигналы бедствия, но большинство из них не имело смысла. Они обрывались на полуслове. То, что случалось, происходило слишком стремительно. – Ольсен помахал в воздухе следующим листком. – Но кем бы я был, если бы не знал больше, чем всё остальное человечество? Три таких сигнала бедствия попали в сеть.
– И что?
– Что-то напало на лодки.
– Напало?
– Да. – Ольсен потёр себе нос. – Вода на мельницу твоей теории заговора. Море восстало против человека, кто бы мог ожидать этого от каких-то паршивых вод. Подумаешь, ну выкинули мы туда кое-какие отбросы, ну истребили рыбу и китов. Да, кстати, о китах – последнее, что я слышал: в восточной части Тихого океана они массовым порядком нападали на суда. Никто больше не смеет в море выходить.
– А известно…
– Не задавай глупых вопросов. Ничего не известно. Никому ничего. Боже мой, до чего же я дотошен! Ровным счётом никаких заключений о причинах этих коллизий и катастроф с танкерами. Тотальный запрет на информацию. В твоей теории, несомненно, что-то есть: всякий раз, как только появляется какое-нибудь сообщение, его тут же на полуслове обрывают – и всё, покров молчания. Может, всё-таки «люди Икс»? – Ольсен наморщил лоб. – В любом случае, чересчур много медуз, чересчур много рыбы, и всё в каком-то преувеличенном масштабе.
– И никто не высказывает никакого предположения, откуда это всё?
– Никто не посмел официально предположить, что всё это может быть связано одно с другим, в отличие от тебя. В конце концов, все эти кризисные штабы объявят виновником Эль-Ниньо или потепление Земли, а биология нашествий и эпидемий получит дополнительный толчок, они оживятся и начнут публиковать статьи со своими домыслами.
– С теми же подозреваемыми.
– Да. Но всё это не имеет смысла. Медузы, водоросли и подобная живность уже много лет путешествуют вокруг света в балластных водах кораблей. Мы знаем эти феномены.
– Конечно, – сказал Йохансон. – Как видишь, я хочу выйти за рамки обычного топтания по кругу. Если где-то появляются орды «морских ос», это одно дело. Но если по всему земному шару одновременно происходят невероятнейшие вещи, это нечто другое.
Ольсен сомкнул кончики пальцев и принял задумчивый вид.
– Итак, если тебе непременно нужно найти взаимосвязь, я бы не стал говорить о биологических нашествиях. Я бы скорее говорил о поведенческих аномалиях. Это примеры нападений. И таких, каких ещё не знала история.
– А о появлении каких-то новых видов ты больше ничего не разузнал?
– Боже правый. Неужто тебе ещё мало?
– Я только спросил.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Ольсен, растягивая слова.
Если я сейчас спрошу его насчёт червей, подумал Йохансон, он сразу догадается. Он, правда, не знает, что ему делать со всей этой информацией, но ему мгновенно станет ясно, что где-то в мире происходит нашествие червей.
– Ничего конкретного, – сказал он.
Ольсен глянул на него исподлобья. Потом протянул остальные бумажки.
– Как-нибудь потом расскажешь мне то, что не хочешь говорить сейчас?
Йохансон взял распечатки и поднялся.
– Как-нибудь выпьем по этому случаю.
– Непременно. Когда будет время. Сам знаешь, семья…
– Спасибо, Кнут.
Ольсен пожал плечами:
– Не за что.
Йохансон вышел в коридор. Из аудитории высыпали студенты и устремились мимо него – одни смеясь и болтая, другие с сосредоточенными лицами.
Он остановился и посмотрел им вслед.
Внезапно идея, что всё организовано, перестала казаться ему такой уж немыслимой.


* * *

У Свальбарда, Шпицберген, Гренландское море

В небе полыхало северное сияние.
Вся команда собралась на палубе. Редко увидишь такое, но Лукас Бауэр все эти красоты ни во что не ставил. Он сидел в каюте над бумагами, пытаясь отыскать иголку в стоге сена, только стог в данном случае был величиной в два моря.
Карен Уивер сделала свою работу хорошо и действительно разгрузила его, однако два дня тому назад она сошла в шпицбергенском Лонгире, чтобы провести там кое-какие розыски. Она вела беспокойную жизнь, на взгляд Бауэра, хотя его собственная жизнь едва ли протекала спокойнее. Как журналистка, пишущая на научные темы, она сосредоточилась на проблемах моря. Бауэр подозревал, что свой профессиональный выбор Уивер сделала, чтобы бесплатно путешествовать по неосвоенным районам мира. Она была экстремалкой. И тем отличалась от него, который всей душой ненавидел экстремальность, но был настолько одержим исследовательским зудом, что утратил всякое понятие об уюте и удобствах. Так многие исследователи: они не были авантюрными личностями, но мирились с приключениями ради знания.
Бауэр тосковал по удобному креслу, по деревьям и птичкам и по свежему немецкому пиву. Но больше всего ему недоставало общества Уивер. Он сердечно привязался к этой норовистой девушке, а кроме того, он начал наконец понимать смысл и цель пресс-работы: если ты хочешь сделать свою деятельность интересной для широких масс, надо использовать, может быть, не самый точный, зато всем понятный язык. Уивер довела до его сведения, что многие люди даже не знают, откуда течёт Гольфстрим. Он не мог в это поверить. Он также не мог поверить, что никто не знает, что такое автономный дрейфователь. Ну ладно дрейфователь, это всё-таки нечто новое и слишком специальное. Но Гольфстрим! Чему же учат в школе?
Но Уивер права. В конце концов, он должен завоевать внимание общественности, чтобы воздействовать на тех, кто принимает ответственные решения.
А проблем много.
Тревогу Бауэра вызывал Мексиканский залив. Туда вдоль южноамериканского побережья и от юга Африки устремляются тёплые поверхностные течения. В Карибском море вода прогревается и течёт дальше на север. Вода – хоть и солёная – держится на поверхности за счёт того, что тёплая.
Эта вода и образует центральное отопление Европы, Гольфстрим. Воды Гольфстрима катятся до Ньюфаундленда, перенося миллиарды мегаватт теплоты, что соответствует тепловой мощности двухсот пятидесяти тысяч атомных электростанций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98