А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Тяжёлое чувство вновь охватило его.
Страх.
Страх перед чем?
Ведь это всего лишь полёт на вертолёте, говорил он себе. На Шетландские острова. Что уж такого может случиться?
Бывают иногда такие приступы. Избыток метана и всякие там монстры. К тому же погода. Может, надо было просто позавтракать как следует.
Он достал из сумки томик стихов и стал читать.
Над его головой глухо громыхал винт. Пальто, в котором был его мобильник, лежало, скомканное, на кресле позади него. Это и ещё то обстоятельство, что он был погружён в поэзию Уолта Уитмена, привело к тому, что он не услышал, как ему звонили.


* * *

«Торвальдсон», норвежский континентальный склон

Стоун решил перед погружением сказать несколько слов, пока оператор снимает, а фотограф щёлкает. Весь ход операции должен быть тщательно задокументирован. Пусть в «Статойле» вспомнят, как профессионально умеет работать Клиффорд Стоун и что он понимает под ответственностью.
– Один шаг вправо, – сказал оператор.
Стоун подвинулся, вытеснив из кадра двух техников. Потом подумал и снова подозвал их.
– Встаньте позади меня, – сказал он. Наверное, будет неплохо, чтобы в кадр попали техники. Чтобы не сложилось впечатление, что здесь самоуправствуют авантюристы.
Оператор подкрутил штатив повыше.
– Фото не забудьте, – сказал Стоун второму. Фотограф нажал на спуск, будто для успокоения руководителя экспедиции.
– Начали, – сказал оператор. Стоун решительно глянул в объектив.
– Сейчас мы спустимся на дно, чтобы посмотреть, что случилось с нашим опытным образцом. В настоящий момент похоже, что фабрика сдвинулась с того места, где она первоначально… где она стояла недавно… Чёрт!
– Не волнуйтесь. С начала.
На сей раз всё прошло гладко. Стоун объяснил, что в течение нескольких часов они предполагают вести поиск фабрики. Он обрисовал недавнее положение дел, коснулся изменившейся морфологии склона и выразил мнение, что фабрика, должно быть, сместилась из-за локальной дестабилизации осадочного слоя. Звучало всё это основательно. Может, слишком по-деловому. Стоун не какой-нибудь шоумен, но он вспомнил, что все первооткрыватели перед тем, как засучить рукава, говорили какую-нибудь великую фразу. Мол, это маленький шаг для меня, но большой шаг для человечества. Что-то в этом роде. Конечно, это было заранее отрепетировано, но ничего. Пришёл, увидел, победил – тоже неплохо. Юлий Цезарь. А Колумб говорил что-нибудь? А Жак Пикар?
Больше он ничего не вспомнил.
Но не обязательно придумывать самому. Прочувствованные слова Бормана о глубоководных погружениях тоже звучали неплохо. Стоун откашлялся.
– Разумеется, мы могли послать вниз и робота, – сказал он в заключение. – Но это не одно и то же. Я знаю ряд прекрасных видеозаписей роботов. Превосходный материал. – Как там у него было дальше? Ах, да: – Но быть там, внизу, самому, эта трёхмерность, это несопоставимо. И… просто даёт лучший обзор… э-э, лучший вид… чтобы понять, что там произошло… эм-м, и что мы можем сделать.
Последняя фраза прозвучала несчастно.
– Аминь, – тихо сказал Альбан где-то сзади.
Стоун повернулся, вполз в батискаф и вскарабкался в кресло. Странное было ощущение – будто ты по-прежнему снаружи, только звуки с палубы больше не доходят до слуха. Герметичный шар из акрила ничего не пропускал внутрь.
– Что-нибудь вам объяснить? – дружески спросил Эдди.
– Нет.
Стоун глянул на маленькую компьютерную консоль. Его рука скользнула по элементам управления. Фотограф снаружи непрерывно щёлкал затвором, а оператор снимал на видео.
– Отлично, – сказал Эдди. – Тогда удачи. Батискаф тряхнуло. Они зависли над палубой, медленно скользнули за её пределы. Под ними шевелилась поверхность воды. Волнение было изрядное. Как только стрела отцепила их, они были полностью предоставлены самим себе.
В желудке у Стоуна стало неспокойно.
Море сомкнулось над прозрачным шаром. Deep Rover начал падать камнем, ровно по тридцать метров в минуту. Стоун смотрел наружу, широко раскрыв глаза. Кроме двух габаритных огней на полозьях, все фары были выключены. Ток экономили, он мог пригодиться внизу.
Через сто метров густая синева моря перешла в бархатный мрак.
Что-то сверкнуло, как огонь фейерверка, потом ещё раз, потом всюду вокруг них.
– Светящиеся медузы, – сказал Эдди. – Красиво, правда?
Стоун был зачарован. Ему уже приходилось погружаться в батискафе, но не в Deep Rover. Действительно, казалось, что между ними и морем ничего не было. Даже красные контрольные лампочки управления казались частью флюоресцирующих стаек, проплывавших мимо. Мысль, что в этом чужом мире где-то должна стоять его фабрика, вдруг показалась Стоуну абсурдной.
Должно быть, я слишком долго просидел за письменным столом, подумал он, если даже сам не мог представить, какова действительность.
Он вытянул ноги, насколько позволяло тесное пространство. Говорили они мало. По мере погружения внутри шара становилось холоднее, но ненамного – батискаф располагал системой регулирования внутренней температуры. Стоун предусмотрительно надел тёплые носки – ботинки в батискафе не разрешались, чтобы невзначай не наступить на приборы, – и тёплый шерстяной свитер и чувствовал себя хорошо. Эдди казался спокойным и сосредоточенным. Из динамика время от времени доносились контрольные восклицания техников на борту «Торвальдсона». Слова были разборчивы, но искажены, поскольку звуковые волны под водой смешивались с тысячью других звуков.
Они падали и падали.
Через двадцать пять минут Эдди включил эхолот. Сферу пронизал тихий свист и кликанье, перекрытые мягким жужжанием электроники.
Они приближались ко дну.
– Приготовьте попкорн и пепси, – сказал Эдди. – Начинается кино.
Он включил наружные прожекторы.


* * *

Гульфакс-С, норвежский шельф

Ларс Йоренсен стоял на верхней платформе стальной лестничной шахты, опершись о перила. Кончики его белых усов дрожали на ветру. В ясные дни казалось, что до вышки рукой подать, но сегодня она заметно отодвинулась. Туман перед штормом сгущался, и вышка растворялась в нём.
Со дня последнего приезда Лунд на сердце у Йоренсена было всё тяжелее. Он гадал, что же «Статойл» хочет строить на континентальном склоне. Наверняка автоматическую фабрику. Лунд, наверно, полагала, что отделалась от него своими ответами, но Йоренсен был не так глуп. Он даже имел представление об этих фабриках: они дают хорошую экономию на людях. Конечно, это оправданно. Машину не заботит, хорошая ли кухня; машина не спит, работает в нечеловеческих условиях и не требует зарплаты. Она не ропщет, а когда постареет, её можно выбросить на свалку, не заботясь о её пенсии. С другой стороны, как робот заменит глаза и уши человека, как он будет принимать интуитивные решения? Без людей не будет сбоев из-за человеческого фактора, но если случится машинный сбой, а рядом не окажется человека, то катастрофа неизбежна.
Свет медленно мерк. Небо стало ещё серее, начал накрапывать дождь.
Что за паскудный день, думал Йоренсен.
Мало того, что над морем с некоторых пор жутко воняло, так ещё и погода гнилая.
В принципе, мы работаем на руинах, думал Йоренсен. Месторождение иссякает, рабочие-нефтяники будут уволены, платформы заброшены, а будущее мы увидим по телевизору. В видеозаписи из мира, куда нам не проникнуть.
Йоренсен вздохнул.
Что толку от этих размышлений? Просто он старый человек, которого страшит мысль об уходе на пенсию. Автомобиль означал когда-то конец извозчика. Сразу появилось на рынке много дешёвой конины, и правильно: кому уже нужны были лошади?
А потом был этот волшебный миг, в самом начале. Когда, наткнувшись на нефть, чёрные лоснящиеся мужчины счастливо обнимались, а из песчаной почвы бил фонтан, возвещая несметные богатства. Сцена с Джеймсом Дином в «Гигантах». Йоренсен любил этот фильм. Видеть смеющегося, дико скачущего, забрызганного нефтью Джеймса Дина было всё равно, что сидеть на коленях у дедушки и слушать рассказы о тех временах, когда папа ещё был маленьким.
Дедушка. Вот именно! Он сам теперь дедушка.
Ещё несколько месяцев, думал Йоренсен, и всё. Мне-то ещё хорошо, а молодым каково?! Меня-то они не сократят, я сам уйду, а пенсии пока никто не отменял.
Мелкая дождевая пыль затянула перила влажным глянцем. Йоренсен раздумывал, не уйти ли ему внутрь. У него был свободный час, что случалось редко, и он мог посмотреть телевизор, или почитать, или сыграть с кем-нибудь партию в шахматы. Но сегодня ему почему-то было не по себе от мысли, что он живёт в железном гробу. Уйти внутрь – всё равно что похоронить себя.
Далеко позади вышки, на конце выноса, бледно горело газовое пламя. Маяк заблудших. А что, неплохо сказано! Звучит как название фильма! Даже неожиданно для старого пня, который годами только и делает, что смотрит за движением вертолётов и кораблей.
Может, на пенсии он напишет книгу воспоминаний? О том времени, которое лет через двадцать уже никто не вспомнит. О времени больших платформ.
И название у книги будет «Маяк заблудших».
Дедушка, расскажи нам сказку.
Настроение Йоренсена немного поднялось. Совсем неплохая идея. Может, и день этот не такой уж плохой.


* * *

Киль, Германия

Герхарду Борману казалось, что он тонет в зыбучих песках.
Он бегал по очереди то к Сьюссу, то к Мирбах, которые просчитывали на компьютере всё новые сценарии – но всё с тем же фатальным исходом. Он сделал несколько попыток дозвониться до Сигура Йохансона, но тщетно. Он связался с его секретаршей в НТНУ, но ему сказали, что доктор в отъезде и в институте не появится. Его освободили от лекций из-за другой работы, явно по заданию правительства.
Борман приблизительно представлял себе, что это была за работа. Он звонил Йохансону домой, потом снова на мобильный. Никакого ответа.
Потом он ещё раз переговорил со Сьюссом.
– Что касается секретности: если мы и дальше будем сохранять всё в тайне, а дело придёт к эффекту Стореджиа, то нам такого намажут на хлеб, что не проглотишь.
– Ну хорошо, – Сьюсс потёр глаза. – Ты прав. Тогда обратимся в министерство науки и развития и в органы защиты природы.
– В Осло?
– И в Берлин. И в Копенгаген. И в Амстердам. Ах, да, ещё Лондон. Я ничего не упустил?
– Рейкьявик. – Борман вздохнул. – О, боже мой. Ладно, так и сделаем.
Сьюсс смотрел из окна своего кабинета. Отсюда был виден кильский фьорд. Мощные краны, работающие на разгрузке кораблей, конторы и бункеры. Контуры эсминца расплывались в серой хмари.
– А что твой симулятор говорит про Киль? – спросил Борман. Странно, что об этом он ещё ни разу не подумал. Здесь, так близко у воды.
– Может обойтись.
– Хоть какое-то утешение.
– И всё же попробуй дозвониться до Йохансона. Не оставляй попыток.
Борман кивнул и вышел.


* * *

Deep Rover, норвежский континентальный склон

Когда Эдди включил шесть наружных прожекторов, они высветили область радиусом метров в двадцать пять. Никаких твёрдых структур не просматривалось. Стоун жмурился после долгого пребывания в темноте. Батискаф опускался сквозь занавес из мерцающих жемчужин.
Стоун подался вперёд.
– Что это такое? – спросил он. – Где же дно?
Потом он понял, что это поднимались пузырьки газа. Они пробивались к поверхности – одни мелкие, вытягивающиеся цепочками, другие крупные, петляющие.
Эхолот-сонар продолжал издавать характерный свист и клики. Эдди, нахмурив брови, контролировал показания приборов – о состоянии батарей, о внутренней и наружной температуре, о запасе кислорода, давлении в кабине и так далее – и затем вызвал данные наружных датчиков.
– Мои поздравления, – злобно прорычал он. – Это метан.
Жемчужный занавес стал плотнее. Эдди отцепил два стальных балласта и накачал в танки воздуха, чтобы привести батискаф в стабильное положение. После этого они должны были зависнуть на достигнутом уровне, однако продолжали падать.
– Что за чёрт!
В свете прожекторов под ними показалось дно. Оно приближалось быстрее, чем следовало. Стоун бегло оглядел щели и ямы дна, потом видимость снова перекрыли пузыри. Эдди чертыхался и продолжал вытеснять из танков воду.
– Что же случилось? – спросил Стоун. – У нас проблемы с подкачкой?
– Думаю, причина в газе. Мы очутились внутри прорыва газа.
– Вот чёрт.
– Только спокойно.
Пилот включил винт. Лодка стала двигаться сквозь цепочки пузырьков вперёд. Стоун почувствовал себя как в мягко замедляющемся лифте. Он поискал взглядом глубиномер. Батискаф продолжал падать, но уже медленнее. Тем не менее, они на большой скорости шли ко дну. Ещё немного – и они ударятся.
Он закусил губу и предоставил Эдди действовать самостоятельно. В таких ситуациях вреднее всего донимать пилота советами. Стоун видел, что пузыри становились всё крупнее, завеса из пузырьков плотнее, а то, что было дном, медленно опрокинулось набок. Правый полоз скрылся в бурлящей пене, и батискаф лёг на бок.
Стоун перестал дышать.
Потом они проскочили этот провал. Теперь морское дно лежало под ними спокойно. Лодка даже начала подниматься вверх. Эдди без особой спешки напустил в танки немного воды, батискаф выровнялся и завис вплотную над склоном.
Теперь они находились в точности над тем местом, где Стоун установил когда-то фабрику, и шли со скоростью два узла.
– Другого мы и не ждали, верно? – ухмыльнулся пилот.
– Без паники, – сказал Стоун.
– Без паники? Когда море воняет хуже клоаки? Но вам непременно нужно было спуститься.
Стоун не удостоил его ответа. Он натянулся как струна и высматривал хоть какие-нибудь следы гидрата, но его не было, а черви попадались на глаза лишь единичные. На дне лежала большая плоская рыба, похожая на камбалу. При их приближении она вяло всплыла, подняв немного мути, и удалилась за пределы света.
Это было как-то нереально – сидеть в кресле, когда на каждый квадратный сантиметр акриловой оболочки давит столб воды весом в центнер. Всё в этой ситуации было искусственно. Освещённая зона плато с колеблющимися тенями, чернота по ту сторону, автоматически поддерживаемое внутреннее давление, воздух для дыхания, бесперебойно поступающий из баллонов.
Ничто здесь, внизу, не располагало человека оставаться дольше необходимого.
У Стоуна язык прилип к нёбу. Он вспомнил, что несколько часов перед погружением они ничего не пили. На всякий случай на борту были специальные фляжки, если вдруг станет невтерпёж, но каждому, кто погружается в батискафе, настоятельно рекомендуется опорожнить пузырь, чтобы он подольше оставался пустым. С раннего утра они с Эдди съели только по бутерброду с ореховым маслом, по плитке шоколада и пару галет. Пища ныряльщика. Сытная, питательная и сухая, как песок Сахары.
Он попытался расслабиться. Эдди передал на «Торвальдсон» короткое сообщение. То и дело они видели моллюсков или морские звёзды.
– Удивительно, правда? – сказал пилот. – Мы глубже девятисот метров, тьма хоть выколи глаза, а тем не менее эту область называют зоной остаточного света.
– Разве не бывает таких мест, где вода прозрачна настолько, что свет проникает на тысячу метров? – спросил Стоун.
– Конечно. Но человеческий глаз не в состоянии его зафиксировать. Начиная от ста–ста пятидесяти метров для нашего брата уже абсолютно темно. Когда-нибудь приходилось опускаться глубже тысячи метров?
– Нет. А вам?
– Несколько раз. – Эдди пожал плечами. – Так же темно, как здесь. А я предпочитаю быть там, где светло.
– Что, не хватает честолюбия для глубоководных погружений?
– А зачем? Жак Пикар дошёл до глубины 10 740 метров. Это было мировое достижение, но вряд ли там есть на что посмотреть.
– Пардон, – сказал Стоун. – Но разве Пикар опустился не на 11 340 метров?
– Я знаю, – Эдди засмеялся, – именно эта цифра значится во всех учебниках, но она ошибочна. Причина в измерительном приборе. Он был откалиброван в Швейцарии, в пресной воде. Понимаете? У пресной воды совсем другой удельный вес. Поэтому они ошиблись, когда совершали единственное пилотируемое погружение к самой глубокой точке земной поверхности. Они же…
– Минуточку. Смотрите!
Луч света впереди упёрся во тьму. Приблизившись, они увидели, что дно круто обрывается. Свет пропадал в бездне.
– Остановитесь.
Пальцы Эдди пробежали по клавишам и кнопкам, и батискаф замер. Потом начал медленно вращаться.
– Очень сильное течение, – сказал Эдди. Батискаф продолжал поворачиваться, пока прожектор не осветил край обрыва. Они смотрели на свежий слом.
– Будто только что провалилось, – сказал Эдди. Глаза Стоуна нервно перебегали с места на место.
– А что говорит эхолот?
– Обрыв уходит как минимум на сорок метров. А справа и слева я ничего не могу различить.
– Это значит, что плато…
– Плато больше нет. Оно отломилось.
Стоун кусал нижнюю губу. Год назад здесь не было никакой пропасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98