Они осознают состояние своего духа меньше, чем этот кит, которого мы только что видели. И перестаньте постоянно ссылаться на Гэллапа. Мы здесь стараемся понять животных. А вы что стараетесь?
– Я только хотела…
– Вы хотели? Знаете, как подействовало бы на белуху, если бы в зеркало смотрели вы? Например, вы краситесь – что бы это значило для кита? Он бы сделал вывод, что вы можете идентифицировать персону в зеркале. Всё остальное показалось бы ему идиотизмом. В зависимости от того, каков ваш вкус в одежде и косметике, он бы даже мог усомниться , что вы узнаёте своё отражение. Он бы поставил под вопрос ваше духовное состояние.
Алиса Делавэр покраснела. Она хотела ответить, но Эневек не дал ей заговорить.
– Разумеется, эти тесты лишь начало, – сказал он. – Те, кто серьёзно изучает китов и дельфинов, не собирается оживлять мифы об их дружеских пирушках с человеком. Вероятнее всего, ни киты, ни дельфины не питают особого интереса к человеку именно потому, что они существуют в другом жизненном пространстве, имеют другие потребности и прошли другой эволюционный путь, чем мы. Но если наша работа будет способствовать тому, что люди станут уважительнее относиться к этим животным, то это стоит любых усилий.
Он ответил ещё на несколько вопросов – как можно короче. Алиса Делавэр со смущённой миной держалась на заднем плане. Наконец Эневек попрощался с группой и подождал, пока все разойдутся. Потом обсудил со своей исследовательской командой ближайшие планы и направления работы. Оставшись наконец один, он подошёл к краю бассейна, глубоко вздохнул и расслабился.
Он скорее мирился с публичной работой, чем любил её. Но она была неизбежной. Его карьера продвигалась планомерно. Слава новатора исследований разума бежала впереди него. Так что придётся и впредь сталкиваться с такими, как Алиса Делавэр, начётчиками, за горой прочитанных книг не видевшими ни одного литра морской воды.
Он сел на корточки и опустил пальцы в воду. Было раннее утро. Тесты и научные эксперименты они проводили до открытия аквариума или после его закрытия.
Что сказала эта студентка? Будто он пытается очеловечивать животных?
Упрёк больно задел его. Эневек старался заниматься наукой трезво. Всё его жизнеотношение было предельно трезвым. Он не пил, не ходил на вечеринки и не лез на первый план, чтобы разбрасываться спекулятивными тезисами. Он не верил в Бога и не принимал никакой другой формы религиозно выраженного поведения. Эзотерика была чужда ему в любом виде. Он избегал переносить на животных человеческие оценочные представления. Дельфины в первую очередь становились жертвой романтических представлений, не менее опасных, чем ненависть и превосходство: якобы они оказываются лучше людей и людям следует брать с них пример. Тот же шовинизм, который выражался в беспримерной жестокости, приводил и к безудержному обожествлению дельфинов. То их забивали насмерть, то вусмерть залюбливали.
И как раз с позиций его собственной точки зрения эта мисс Делавэр с заячьими зубами его же и упрекнула.
К нему подплыла маркированная белуха. Это была самка четырёхметровой длины. Она высунула голову из воды и дала себя приласкать, тихо посвистывая. Эневек спросил себя, разделяет ли белуха какие-нибудь человеческие чувства и может ли их испытывать. Фактически этому не было никаких доказательств. Так что Алиса Делавэр была права.
Но так же мало было доказательств обратного.
Белуха пощебетала и скрылась под водой. На Эневека упала чья-то тень. Он повернул голову и увидел рядом с собой расшитые ковбойские сапоги.
О нет, подумал он. Только этого ему не хватало!
– Ну, Леон, – сказал мужчина, подошедший к краю бассейна, – кого мучаем на сей раз?
Эневек выпрямился и оглядел подошедшего. Джек Грейвольф имел такой вид, будто сошёл с экрана какого-нибудь вестерна. Его богатырская мускулистая фигура была упакована в лоснящийся кожаный костюм. Индейские украшения болтались на широкой, как шкаф, груди. Из-под шляпы с перьями на плечи и на спину падали чёрные шелковистые волосы. Это было единственное, за чем Джек Грейвольф ухаживал, всё остальное в его облике наводило на мысль, что он неделями скачет по прерии, не видя ни воды, ни мыла. Эневек взглянул в его усмехающееся загорелое лицо и сдержанно улыбнулся в ответ.
– Кто тебя впустил сюда, Джек? Не иначе Великий Маниту?
Грейвольф расплылся в улыбке.
– Спецразрешение, – сказал он.
– Да? И давно?
– С тех пор, как поступило папское распоряжение дать вам по рукам. Успокойся, Леон, я вошёл вместе со всеми, уже пять минут, как аквариум открыли.
Эневек растерянно глянул на часы. Грейвольф был прав. Он просто забыл со своими белухами про время.
– Надеюсь, это случайная встреча, – сказал он.
– Не совсем.
– Значит, ты пришёл ко мне? – Эневек медленно двинулся прочь, и Грейвольф последовал за ним. По аквариуму прогуливались первые посетители. – Чем могу служить?
– Ты сам знаешь, чем можешь служить.
– Старая песня?
– Присоединяйся к нам.
– Забудь об этом.
– Давай, Леон, ведь ты же наш. Тебе ли обслуживать кучу придурков, которые приезжают специально, чтобы пофотографировать китов.
– Не это главное.
– Люди тебя слушают. Если ты официально выступишь против наблюдения китов, дискуссия приобретёт совсем иной вес. Ты бы нам очень пригодился.
Эневек остановился и испытующе посмотрел в глаза Грейвольфа.
– Ещё бы. Я бы вам пригодился. Но я сам выбираю, с кем мне по пути.
– Вот с этими! – Грейвольф кивнул в сторону бассейна с белухами. – Да меня тошнит, когда я вижу тебя здесь, с пленными ! Вы их поймали и мучаете, ведь это для них всё равно что убийство в рассрочку.
– Ты что, вегетарианец?
– Чего-чего? – Грейвольф растерянно моргал.
– И ещё ответь мне, с кого ты стянул шкуру для своей куртки?
Он зашагал дальше. Грейвольф какое-то время озадаченно стоял, потом догнал Эневека.
– Это же разные вещи. Индейцы всегда жили в согласии с природой. Из шкур животных они…
– Избавь меня от своих поучений.
– Но это так.
– Хочешь, я скажу, в чём твоя проблема, Джек? Точнее, две проблемы. Первая – ты рядишься в шкуру защитника природы, хотя на самом деле ведёшь войну за индейцев, которые давно уже устроили свои дела и без тебя. Вторая твоя проблема – ты не настоящий индеец.
Грейвольф побледнел. Эневек знал, что его собеседник уже несколько раз представал перед судом за членовредительство. Он спросил себя, много ли нужно, чтобы вывести этого громилу из себя. Одного шлепка Грейвольфа хватило бы, чтобы надолго закончить любую дискуссию.
– Что за чушь ты несёшь, Леон?
– Ты полукровка, – сказал Эневек. Он остановился у бассейна с морскими выдрами и смотрел, как их тёмные тела торпедами носятся в воде. – Даже и того нет. Ты такой же индеец, как сибирский медведь. Твоя проблема, что ты не знаешь, кто ты такой; ты не можешь найти себе место, тебе кажется, будто ты со своей природозащитной вознёй можешь кому-то помешать. Уволь меня от этого.
Грейвольф сощурился на солнце:
– Почему я не слышу слов? Слышу только грохот, как будто вывалили тачку щебёнки на железный лист.
– Ой, как страшно!
– К чёрту, нам ли с тобой враждовать! Так ли уж много я от тебя хочу? Всего лишь поддержки!
– Я не могу тебя поддержать.
– Смотри, я не враг тебе, я и пришёл-то лишь для того, чтобы предупредить тебя об одной нашей акции. Хотя я не должен был этого делать.
Эневек насторожился.
– Что вы там опять затеваете?
– Акция называется наблюдение туристов , – Грейвольф громко рассмеялся. Его белые зубы блеснули, как слоновая кость.
– И что это значит?
– Ну, мы выйдем в море и будем фотографировать твоих туристов. Мы будем показывать на них пальцем, ахать, подъезжать вплотную и пытаться их потрогать. Чтобы они получили представление о том, как чувствуют себя киты.
– Я могу это предотвратить.
– Не можешь, у нас свободная страна. Никто не может нам предписывать, куда нам плыть на наших лодках. Понятно? Акция уже подготовлена, дело решённое, но если ты пойдёшь нам навстречу, я подумаю о том, чтобы приостановить её.
Эневек посмотрел на него, потом отвернулся и пошёл дальше.
– Китов всё равно нет, – сказал он.
– Это вы их разогнали.
– Ничего подобного.
– Ах, конечно, человек ни в чём не виноват. Вся вина на глупых животных. Нечего плавать среди летающих гарпунов или позировать фотографам. Но я слышал, они снова появились. Вроде бы видели уже нескольких горбачей.
– Всего несколько.
– Скоро конец вашему бизнесу. Ты хочешь, чтобы мы ещё больше снизили ваши прибыли?
– Фиг тебе, Джек.
– Ну смотри, это мое последнее предложение.
– Это успокаивает.
– Чёрт возьми, Леон! Ну хоть где-нибудь замолви за нас словечко! Нам нужны деньги. Ведь мы живём на пожертвования. Леон! Остановись же. Ведь дело благое, неужто ты этого не понимаешь? Ведь мы оба хотим одного.
– Нет, мы хотим разного. Пока, Джек.
Эневек ускорил шаг. Он бы с удовольствием побежал, но не хотел оставить у Грейвольфа впечатление, что убегает от него.
– Ты подлец! – крикнул тот вдогонку.
Эневек не ответил. Миновав дельфинарий, он направился к выходу.
– Леон, а знаешь, в чём твоя проблема? Может, я и не настоящий индеец, но зато ты – индеец !
– Я не индеец, – пробормотал Эневек.
– Ах, извини! – крикнул Грейвольф, как будто услышал его. – Ты же у нас нечто особенное. Только почему же ты тогда не там, откуда ты и где ты нужнее всего?
– Гад, – прошипел Эневек. Он кипел от ярости. Сперва эта строптивая коза, потом Джек Грейвольф. А так хорошо начинался день – успешным тестом.
Не там, откуда ты…
Что позволяет себе эта безмозглая гора мускулов? Как он смеет попрекать его происхождением?
Где ты нужнее всего!
– Я там, где я нужнее всего, – рявкнул Эневек.
Женщина, проходившая мимо, испуганно взглянула на него. Эневек оглянулся. Он стоял на улице. Всё ещё дрожа от гнева, он шагнул к своей машине, поехал к пристани и на пароме переправился назад на остров Ванкувер.
На следующий день он проснулся рано. В шесть он уже не мог спать, несколько минут смотрел в низкий потолок над своей койкой и решил пойти на станцию.
Над горизонтом светились розовые облака. Светало. В зеркальной глади воды отражались окрестные горы, дома на сваях и лодки. Через несколько часов появятся первые туристы. Эневек прошёл в конец причала к своему катеру, облокотился о деревянные перила и некоторое время смотрел вдаль. Он любил эти мирные часы, когда природа просыпалась раньше человека. Никто не действовал на нервы. Такие люди, как невыносимая Стринджер, ещё валялись, посапывая, в постели. Наверное, и Алиса Делавэр ещё спала мирным сном невежды.
И Джек Грейвольф.
Его слова всё ещё стояли в ушах Эневека. Какой бы ни был Грейвольф законченный идиот, но ему удалось наступить Эневеку на больную мозоль.
Мимо проехали два маленьких катера. Эневек раздумывал, не позвонить ли Стринджер, не уговорить ли её выйти с ним в море. Действительно, первые горбачи уже появились. Притащились с большим опозданием, что, с одной стороны, было радостно, но, с другой стороны, не объясняло, где они пропадали всё это время. Может, удастся парочку опознать. У Стринджер острый глаз, а кроме того, ему нравилось её общество. Она относилась к числу тех немногих, кто не докучал Эневеку его происхождением: не индеец ли он. Или, может, азиат. Или ещё кто.
Саманта Кроув – и та спросила его об этом. Как ни странно, ей бы он мог рассказать о себе больше. Но исследовательница из SETI в это время уже, наверное, была на пути к дому.
Ты слишком много раздумываешь, Леон.
Эневек решил не будить Стринджер и выйти в море в одиночку. Он зашёл на станцию, взял ноутбук на батарейках, камеру, полевой бинокль, магнитофон, гидрофон и наушники, а также секундомер в герметичном корпусе. Прихватил плитку шоколада и две баночки холодного чая, погрузил всё это на «Голубую акулу». Он неторопливо выехал из лагуны и прибавил скорость, только когда дома на берегу остались позади. Нос катера задрался вверх. Ветер ударил ему в лицо и вымел из головы все лишние мысли.
Без пассажиров и промежуточных остановок он минут за двадцать выехал в серебристо-антрацитовое море. Вяло накатывали редкие волны. Он приглушил мотор и дальше двигался на малой скорости. Киты уже где-то здесь.
Потом заглушил мотор, и его тотчас окружила абсолютная тишина. Он открыл баночку чая, выпил её и перебрался с биноклем на нос.
Прошла почти вечность, прежде чем ему почудилась тёмная выпуклость, которая тут же исчезла.
– Ну, покажись, – шептал он. – Я знаю, ты здесь.
Он напряжённо вглядывался в океан. Минуты тянулись, ничего не происходило. Потом в некотором отдалении из воды один за другим поднялись два силуэта. Оттуда донеслись звуки, похожие на винтовочные выстрелы, и над горбами поднялись белые фонтанчики – как дымок над дулом после выстрела. Эневек смотрел во все глаза.
Горбачи.
Он засмеялся. Это был счастливый смех. Как все знатоки, он мог определить вид кита по его дыханию. У больших китов выдох составлял несколько кубометров. Содержимое лёгких было сжато и прямо-таки выстреливало из узких дыхательных отверстий. На просторе оно расширялось, охлаждаясь при этом, и конденсировалось в туман. Форма и высота выдоха различалась даже внутри вида в зависимости от времени погружения и размеров животного, играл свою роль и ветер. Но в данном случае это однозначно были характерные кустистые фонтанчики горбачей.
Эневек раскрыл ноутбук и запустил программу. То немногое, что киты показывали из воды, неопытному глазу давало мало указаний на вид животного, не говоря уже о признаках отдельных индивидов. К этому добавлялось то, что видимость часто была затруднена волнением моря, туманом, дождём или солнечными бликами. Тем не менее, у каждого животного были свои отличительные признаки. Легче всего опознать кита по хвостовому стеблю. Ныряя, они часто поднимали хвост из воды. Ни одна нижняя сторона не походила на другую. На каждой был свой характерный узор, своя форма и структура края. Многие хвостовые стебли Эневек помнил, но фотоархив ноутбука облегчал работу.
Он был почти уверен, что оба появившиеся кита были из числа его старых знакомых.
Через некоторое время чёрные спины вновь показались из воды. Вначале возникли маленькие возвышенности с дыхательными отверстиями. Снова послышалось резкое шипение, затем почти синхронно появились фонтанчики. На сей раз киты не сразу погрузились в воду, а высоко подняли свои спины. Показались спинные плавники, вяло склонились вперёд и снова скрылись под водой. Эневек отчётливо увидел заднюю часть тела с зубчиками хребта. Киты начали уходить вглубь, и теперь из воды показались их хвосты.
Он поднёс к глазам бинокль и попытался разглядеть нижнюю сторону, но ему это не удалось. Ну, ничего. Главное, что киты здесь. Первейшей добродетелью наблюдателя китов было терпение, а до прибытия туристов оставалось ещё достаточно времени. Он открыл вторую банку чая и надкусил плитку шоколада.
Вскоре его терпение было вознаграждено: неподалёку от лодки воду пропахали пять горбов. Сердце Эневека заколотилось. Теперь животные были очень близко. Он напряжённо ждал, не покажутся ли хвосты. Это зрелище так захватило его, что вначале он даже не заметил монументальный силуэт, выросший из воды рядом с лодкой. Он повернул голову – и вздрогнул.
Раскрыл рот и забыл про тех пятерых.
Голова кита поднялась из воды почти беззвучно. Почти касаясь борта катера. Сперва показалась закрытая морщинистая пасть, обросшая конходермами и узловатыми уплотнениями. Глаз величиной с кулак уставился на пассажира лодки – почти вровень с лицом Эневека. Над водой появилось начало мощных грудных плавников.
Голова торчала из воды неподвижно, как скала.
Это было самое впечатляющее приветствие, какое когда-либо приходилось пережить Эневеку. Он не раз видел животных в непосредственной близости. Он прикасался к ним, держался за них. Они тащили его за собой. Достаточно часто серые киты, горбачи или косатки высовывали головы из воды в непосредственной близости от лодки.
Но сейчас всё было иначе.
Эневеку показалось, что не он разглядывает кита, а кит его. Глаз великана, окаймлённый морщинистым, как у слона, веком, рассматривал исключительно человека в лодке. Несмотря на своё острое зрение в воде, кит из-за сильной выпуклости линзы был обречён на близорукость, как только покидал пределы родной стихии. Но на столь близком расстоянии он мог видеть Эневека так же отчётливо, как и тот его.
Медленно, чтобы не спугнуть животное, он протянул руку и погладил мокрую шкуру. Кит не сделал попытки уйти под воду. Его глаз слегка вращался туда и сюда и потом снова воззрился на Эневека. Это была сцена почти гротескной интимности. Как ни счастлив был Эневек в это мгновение, он спросил себя, с какой целью кит ведёт за ним такое продолжительное наблюдение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Я только хотела…
– Вы хотели? Знаете, как подействовало бы на белуху, если бы в зеркало смотрели вы? Например, вы краситесь – что бы это значило для кита? Он бы сделал вывод, что вы можете идентифицировать персону в зеркале. Всё остальное показалось бы ему идиотизмом. В зависимости от того, каков ваш вкус в одежде и косметике, он бы даже мог усомниться , что вы узнаёте своё отражение. Он бы поставил под вопрос ваше духовное состояние.
Алиса Делавэр покраснела. Она хотела ответить, но Эневек не дал ей заговорить.
– Разумеется, эти тесты лишь начало, – сказал он. – Те, кто серьёзно изучает китов и дельфинов, не собирается оживлять мифы об их дружеских пирушках с человеком. Вероятнее всего, ни киты, ни дельфины не питают особого интереса к человеку именно потому, что они существуют в другом жизненном пространстве, имеют другие потребности и прошли другой эволюционный путь, чем мы. Но если наша работа будет способствовать тому, что люди станут уважительнее относиться к этим животным, то это стоит любых усилий.
Он ответил ещё на несколько вопросов – как можно короче. Алиса Делавэр со смущённой миной держалась на заднем плане. Наконец Эневек попрощался с группой и подождал, пока все разойдутся. Потом обсудил со своей исследовательской командой ближайшие планы и направления работы. Оставшись наконец один, он подошёл к краю бассейна, глубоко вздохнул и расслабился.
Он скорее мирился с публичной работой, чем любил её. Но она была неизбежной. Его карьера продвигалась планомерно. Слава новатора исследований разума бежала впереди него. Так что придётся и впредь сталкиваться с такими, как Алиса Делавэр, начётчиками, за горой прочитанных книг не видевшими ни одного литра морской воды.
Он сел на корточки и опустил пальцы в воду. Было раннее утро. Тесты и научные эксперименты они проводили до открытия аквариума или после его закрытия.
Что сказала эта студентка? Будто он пытается очеловечивать животных?
Упрёк больно задел его. Эневек старался заниматься наукой трезво. Всё его жизнеотношение было предельно трезвым. Он не пил, не ходил на вечеринки и не лез на первый план, чтобы разбрасываться спекулятивными тезисами. Он не верил в Бога и не принимал никакой другой формы религиозно выраженного поведения. Эзотерика была чужда ему в любом виде. Он избегал переносить на животных человеческие оценочные представления. Дельфины в первую очередь становились жертвой романтических представлений, не менее опасных, чем ненависть и превосходство: якобы они оказываются лучше людей и людям следует брать с них пример. Тот же шовинизм, который выражался в беспримерной жестокости, приводил и к безудержному обожествлению дельфинов. То их забивали насмерть, то вусмерть залюбливали.
И как раз с позиций его собственной точки зрения эта мисс Делавэр с заячьими зубами его же и упрекнула.
К нему подплыла маркированная белуха. Это была самка четырёхметровой длины. Она высунула голову из воды и дала себя приласкать, тихо посвистывая. Эневек спросил себя, разделяет ли белуха какие-нибудь человеческие чувства и может ли их испытывать. Фактически этому не было никаких доказательств. Так что Алиса Делавэр была права.
Но так же мало было доказательств обратного.
Белуха пощебетала и скрылась под водой. На Эневека упала чья-то тень. Он повернул голову и увидел рядом с собой расшитые ковбойские сапоги.
О нет, подумал он. Только этого ему не хватало!
– Ну, Леон, – сказал мужчина, подошедший к краю бассейна, – кого мучаем на сей раз?
Эневек выпрямился и оглядел подошедшего. Джек Грейвольф имел такой вид, будто сошёл с экрана какого-нибудь вестерна. Его богатырская мускулистая фигура была упакована в лоснящийся кожаный костюм. Индейские украшения болтались на широкой, как шкаф, груди. Из-под шляпы с перьями на плечи и на спину падали чёрные шелковистые волосы. Это было единственное, за чем Джек Грейвольф ухаживал, всё остальное в его облике наводило на мысль, что он неделями скачет по прерии, не видя ни воды, ни мыла. Эневек взглянул в его усмехающееся загорелое лицо и сдержанно улыбнулся в ответ.
– Кто тебя впустил сюда, Джек? Не иначе Великий Маниту?
Грейвольф расплылся в улыбке.
– Спецразрешение, – сказал он.
– Да? И давно?
– С тех пор, как поступило папское распоряжение дать вам по рукам. Успокойся, Леон, я вошёл вместе со всеми, уже пять минут, как аквариум открыли.
Эневек растерянно глянул на часы. Грейвольф был прав. Он просто забыл со своими белухами про время.
– Надеюсь, это случайная встреча, – сказал он.
– Не совсем.
– Значит, ты пришёл ко мне? – Эневек медленно двинулся прочь, и Грейвольф последовал за ним. По аквариуму прогуливались первые посетители. – Чем могу служить?
– Ты сам знаешь, чем можешь служить.
– Старая песня?
– Присоединяйся к нам.
– Забудь об этом.
– Давай, Леон, ведь ты же наш. Тебе ли обслуживать кучу придурков, которые приезжают специально, чтобы пофотографировать китов.
– Не это главное.
– Люди тебя слушают. Если ты официально выступишь против наблюдения китов, дискуссия приобретёт совсем иной вес. Ты бы нам очень пригодился.
Эневек остановился и испытующе посмотрел в глаза Грейвольфа.
– Ещё бы. Я бы вам пригодился. Но я сам выбираю, с кем мне по пути.
– Вот с этими! – Грейвольф кивнул в сторону бассейна с белухами. – Да меня тошнит, когда я вижу тебя здесь, с пленными ! Вы их поймали и мучаете, ведь это для них всё равно что убийство в рассрочку.
– Ты что, вегетарианец?
– Чего-чего? – Грейвольф растерянно моргал.
– И ещё ответь мне, с кого ты стянул шкуру для своей куртки?
Он зашагал дальше. Грейвольф какое-то время озадаченно стоял, потом догнал Эневека.
– Это же разные вещи. Индейцы всегда жили в согласии с природой. Из шкур животных они…
– Избавь меня от своих поучений.
– Но это так.
– Хочешь, я скажу, в чём твоя проблема, Джек? Точнее, две проблемы. Первая – ты рядишься в шкуру защитника природы, хотя на самом деле ведёшь войну за индейцев, которые давно уже устроили свои дела и без тебя. Вторая твоя проблема – ты не настоящий индеец.
Грейвольф побледнел. Эневек знал, что его собеседник уже несколько раз представал перед судом за членовредительство. Он спросил себя, много ли нужно, чтобы вывести этого громилу из себя. Одного шлепка Грейвольфа хватило бы, чтобы надолго закончить любую дискуссию.
– Что за чушь ты несёшь, Леон?
– Ты полукровка, – сказал Эневек. Он остановился у бассейна с морскими выдрами и смотрел, как их тёмные тела торпедами носятся в воде. – Даже и того нет. Ты такой же индеец, как сибирский медведь. Твоя проблема, что ты не знаешь, кто ты такой; ты не можешь найти себе место, тебе кажется, будто ты со своей природозащитной вознёй можешь кому-то помешать. Уволь меня от этого.
Грейвольф сощурился на солнце:
– Почему я не слышу слов? Слышу только грохот, как будто вывалили тачку щебёнки на железный лист.
– Ой, как страшно!
– К чёрту, нам ли с тобой враждовать! Так ли уж много я от тебя хочу? Всего лишь поддержки!
– Я не могу тебя поддержать.
– Смотри, я не враг тебе, я и пришёл-то лишь для того, чтобы предупредить тебя об одной нашей акции. Хотя я не должен был этого делать.
Эневек насторожился.
– Что вы там опять затеваете?
– Акция называется наблюдение туристов , – Грейвольф громко рассмеялся. Его белые зубы блеснули, как слоновая кость.
– И что это значит?
– Ну, мы выйдем в море и будем фотографировать твоих туристов. Мы будем показывать на них пальцем, ахать, подъезжать вплотную и пытаться их потрогать. Чтобы они получили представление о том, как чувствуют себя киты.
– Я могу это предотвратить.
– Не можешь, у нас свободная страна. Никто не может нам предписывать, куда нам плыть на наших лодках. Понятно? Акция уже подготовлена, дело решённое, но если ты пойдёшь нам навстречу, я подумаю о том, чтобы приостановить её.
Эневек посмотрел на него, потом отвернулся и пошёл дальше.
– Китов всё равно нет, – сказал он.
– Это вы их разогнали.
– Ничего подобного.
– Ах, конечно, человек ни в чём не виноват. Вся вина на глупых животных. Нечего плавать среди летающих гарпунов или позировать фотографам. Но я слышал, они снова появились. Вроде бы видели уже нескольких горбачей.
– Всего несколько.
– Скоро конец вашему бизнесу. Ты хочешь, чтобы мы ещё больше снизили ваши прибыли?
– Фиг тебе, Джек.
– Ну смотри, это мое последнее предложение.
– Это успокаивает.
– Чёрт возьми, Леон! Ну хоть где-нибудь замолви за нас словечко! Нам нужны деньги. Ведь мы живём на пожертвования. Леон! Остановись же. Ведь дело благое, неужто ты этого не понимаешь? Ведь мы оба хотим одного.
– Нет, мы хотим разного. Пока, Джек.
Эневек ускорил шаг. Он бы с удовольствием побежал, но не хотел оставить у Грейвольфа впечатление, что убегает от него.
– Ты подлец! – крикнул тот вдогонку.
Эневек не ответил. Миновав дельфинарий, он направился к выходу.
– Леон, а знаешь, в чём твоя проблема? Может, я и не настоящий индеец, но зато ты – индеец !
– Я не индеец, – пробормотал Эневек.
– Ах, извини! – крикнул Грейвольф, как будто услышал его. – Ты же у нас нечто особенное. Только почему же ты тогда не там, откуда ты и где ты нужнее всего?
– Гад, – прошипел Эневек. Он кипел от ярости. Сперва эта строптивая коза, потом Джек Грейвольф. А так хорошо начинался день – успешным тестом.
Не там, откуда ты…
Что позволяет себе эта безмозглая гора мускулов? Как он смеет попрекать его происхождением?
Где ты нужнее всего!
– Я там, где я нужнее всего, – рявкнул Эневек.
Женщина, проходившая мимо, испуганно взглянула на него. Эневек оглянулся. Он стоял на улице. Всё ещё дрожа от гнева, он шагнул к своей машине, поехал к пристани и на пароме переправился назад на остров Ванкувер.
На следующий день он проснулся рано. В шесть он уже не мог спать, несколько минут смотрел в низкий потолок над своей койкой и решил пойти на станцию.
Над горизонтом светились розовые облака. Светало. В зеркальной глади воды отражались окрестные горы, дома на сваях и лодки. Через несколько часов появятся первые туристы. Эневек прошёл в конец причала к своему катеру, облокотился о деревянные перила и некоторое время смотрел вдаль. Он любил эти мирные часы, когда природа просыпалась раньше человека. Никто не действовал на нервы. Такие люди, как невыносимая Стринджер, ещё валялись, посапывая, в постели. Наверное, и Алиса Делавэр ещё спала мирным сном невежды.
И Джек Грейвольф.
Его слова всё ещё стояли в ушах Эневека. Какой бы ни был Грейвольф законченный идиот, но ему удалось наступить Эневеку на больную мозоль.
Мимо проехали два маленьких катера. Эневек раздумывал, не позвонить ли Стринджер, не уговорить ли её выйти с ним в море. Действительно, первые горбачи уже появились. Притащились с большим опозданием, что, с одной стороны, было радостно, но, с другой стороны, не объясняло, где они пропадали всё это время. Может, удастся парочку опознать. У Стринджер острый глаз, а кроме того, ему нравилось её общество. Она относилась к числу тех немногих, кто не докучал Эневеку его происхождением: не индеец ли он. Или, может, азиат. Или ещё кто.
Саманта Кроув – и та спросила его об этом. Как ни странно, ей бы он мог рассказать о себе больше. Но исследовательница из SETI в это время уже, наверное, была на пути к дому.
Ты слишком много раздумываешь, Леон.
Эневек решил не будить Стринджер и выйти в море в одиночку. Он зашёл на станцию, взял ноутбук на батарейках, камеру, полевой бинокль, магнитофон, гидрофон и наушники, а также секундомер в герметичном корпусе. Прихватил плитку шоколада и две баночки холодного чая, погрузил всё это на «Голубую акулу». Он неторопливо выехал из лагуны и прибавил скорость, только когда дома на берегу остались позади. Нос катера задрался вверх. Ветер ударил ему в лицо и вымел из головы все лишние мысли.
Без пассажиров и промежуточных остановок он минут за двадцать выехал в серебристо-антрацитовое море. Вяло накатывали редкие волны. Он приглушил мотор и дальше двигался на малой скорости. Киты уже где-то здесь.
Потом заглушил мотор, и его тотчас окружила абсолютная тишина. Он открыл баночку чая, выпил её и перебрался с биноклем на нос.
Прошла почти вечность, прежде чем ему почудилась тёмная выпуклость, которая тут же исчезла.
– Ну, покажись, – шептал он. – Я знаю, ты здесь.
Он напряжённо вглядывался в океан. Минуты тянулись, ничего не происходило. Потом в некотором отдалении из воды один за другим поднялись два силуэта. Оттуда донеслись звуки, похожие на винтовочные выстрелы, и над горбами поднялись белые фонтанчики – как дымок над дулом после выстрела. Эневек смотрел во все глаза.
Горбачи.
Он засмеялся. Это был счастливый смех. Как все знатоки, он мог определить вид кита по его дыханию. У больших китов выдох составлял несколько кубометров. Содержимое лёгких было сжато и прямо-таки выстреливало из узких дыхательных отверстий. На просторе оно расширялось, охлаждаясь при этом, и конденсировалось в туман. Форма и высота выдоха различалась даже внутри вида в зависимости от времени погружения и размеров животного, играл свою роль и ветер. Но в данном случае это однозначно были характерные кустистые фонтанчики горбачей.
Эневек раскрыл ноутбук и запустил программу. То немногое, что киты показывали из воды, неопытному глазу давало мало указаний на вид животного, не говоря уже о признаках отдельных индивидов. К этому добавлялось то, что видимость часто была затруднена волнением моря, туманом, дождём или солнечными бликами. Тем не менее, у каждого животного были свои отличительные признаки. Легче всего опознать кита по хвостовому стеблю. Ныряя, они часто поднимали хвост из воды. Ни одна нижняя сторона не походила на другую. На каждой был свой характерный узор, своя форма и структура края. Многие хвостовые стебли Эневек помнил, но фотоархив ноутбука облегчал работу.
Он был почти уверен, что оба появившиеся кита были из числа его старых знакомых.
Через некоторое время чёрные спины вновь показались из воды. Вначале возникли маленькие возвышенности с дыхательными отверстиями. Снова послышалось резкое шипение, затем почти синхронно появились фонтанчики. На сей раз киты не сразу погрузились в воду, а высоко подняли свои спины. Показались спинные плавники, вяло склонились вперёд и снова скрылись под водой. Эневек отчётливо увидел заднюю часть тела с зубчиками хребта. Киты начали уходить вглубь, и теперь из воды показались их хвосты.
Он поднёс к глазам бинокль и попытался разглядеть нижнюю сторону, но ему это не удалось. Ну, ничего. Главное, что киты здесь. Первейшей добродетелью наблюдателя китов было терпение, а до прибытия туристов оставалось ещё достаточно времени. Он открыл вторую банку чая и надкусил плитку шоколада.
Вскоре его терпение было вознаграждено: неподалёку от лодки воду пропахали пять горбов. Сердце Эневека заколотилось. Теперь животные были очень близко. Он напряжённо ждал, не покажутся ли хвосты. Это зрелище так захватило его, что вначале он даже не заметил монументальный силуэт, выросший из воды рядом с лодкой. Он повернул голову – и вздрогнул.
Раскрыл рот и забыл про тех пятерых.
Голова кита поднялась из воды почти беззвучно. Почти касаясь борта катера. Сперва показалась закрытая морщинистая пасть, обросшая конходермами и узловатыми уплотнениями. Глаз величиной с кулак уставился на пассажира лодки – почти вровень с лицом Эневека. Над водой появилось начало мощных грудных плавников.
Голова торчала из воды неподвижно, как скала.
Это было самое впечатляющее приветствие, какое когда-либо приходилось пережить Эневеку. Он не раз видел животных в непосредственной близости. Он прикасался к ним, держался за них. Они тащили его за собой. Достаточно часто серые киты, горбачи или косатки высовывали головы из воды в непосредственной близости от лодки.
Но сейчас всё было иначе.
Эневеку показалось, что не он разглядывает кита, а кит его. Глаз великана, окаймлённый морщинистым, как у слона, веком, рассматривал исключительно человека в лодке. Несмотря на своё острое зрение в воде, кит из-за сильной выпуклости линзы был обречён на близорукость, как только покидал пределы родной стихии. Но на столь близком расстоянии он мог видеть Эневека так же отчётливо, как и тот его.
Медленно, чтобы не спугнуть животное, он протянул руку и погладил мокрую шкуру. Кит не сделал попытки уйти под воду. Его глаз слегка вращался туда и сюда и потом снова воззрился на Эневека. Это была сцена почти гротескной интимности. Как ни счастлив был Эневек в это мгновение, он спросил себя, с какой целью кит ведёт за ним такое продолжительное наблюдение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98