Видишь, она вонзила когти в бок волка-кита, но пока они боролись, появился медведь-кит, и ему удалось схватить человека за ноги. Он проснулся и рассказал сон своему сыну. Вскоре после этого умер. Сын вырезал дубину и убил ею шесть тысяч оборотней, чтобы отомстить за смерть своего отца.
– И в чём тут высший смысл?
– Разве всё должно иметь высший смысл?
– В данном случае – да. Это вечная битва, не так ли? Между силами добра и зла.
– Нет, – Грейвольф отвёл с лица волосы. – История рассказывает о жизни и смерти, только и всего. В конце ты умрёшь, это точно, а до того ещё попрыгаешь. Но всё зависит от тебя. Ты можешь прожить свою жизнь плохо ли, хорошо ли, но чему быть – назначают высшие силы. Если ты живёшь в согласии с природой, она тебя исцелит, если ты против неё, она тебя уничтожит, но самый главный вывод – не ты господствуешь над природой, а она над тобой.
– Кажется, сын этого человека не разделял твой вывод, – сказал Эневек. – Иначе зачем ему было мстить за смерть отца?
– А в истории не говорится, что он поступил правильно.
Эневек достал из кармана пуховика фигурку духа птицы:
– Можешь мне что-нибудь рассказать вот об этом?
Грейвольф повертел её в руках:
– Это не с западного побережья.
– Нет.
– Мрамор. Откуда это? С твоей родины?
– Из Кейп-Дорсета. – Эневек помедлил. – Мне дал её один шаман.
– Неужто ты водился с шаманом?
– Он мой дядя.
– И что он сам тебе про это рассказал?
– Мало чего. Он сказал, что эта птица-дух направит мои мысли в нужную сторону. И что мне может понадобиться посредник.
Грейвольф помолчал.
– Птицы-духи есть во всех культурах, – сказал он. – Гром-птица – это старый индейский миф. Она часть творения, природный дух, высшее существо, но она же стоит на страже рода. Я знаю одну семью, их фамилия происходит от птицы-гром, потому что их предок когда-то видел эту птицу на вершине горы недалеко от Уклюлета. Но есть у птицы-духа и другие значения.
– Она всегда возникает в какой-то связи с головой человека, так?
– Да. Странно, правда? На старых египетских изображениях часто видишь головные украшения в виде птиц. У них птица-дух имела значение сознания. Её нужно было поймать в череп, как в клетку. Если раскроешь череп – в переносном смысле, – она улетит, но ты снова можешь её туда заманить. Тогда ты снова в сознании и бодрствуешь.
– Это значит, во сне моё сознание путешествует.
– Ты видишь сны, но они не фантазия. Они показывают, что видит твоё сознание в высших мирах, которые для тебя закрыты. Ты когда-нибудь видел корону вождя чероки?
– Разве что в кино про Дикий Запад.
– Эта корона из перьев показывает, что в его голове много мыслей.
– Много крылатых мыслей.
– Да, благодаря перьям. В других племенах достаточно бывает и одного пера, но значение то же. Дух-птица представляет собой сознание. Поэтому индейцы ни в коем случае не должны терять свой скальп или свои перья, потому что при этом они лишаются сознания. – Грейвольф нахмурил брови. – Если эту фигурку тебе дал шаман, то он указал тебе на твоё сознание, на силу твоей мысли. Ты должен ею воспользоваться, но для этого надо раскрыть свой дух. Он должен уйти странствовать, и это значит, он должен слиться с бессознательным.
– А у тебя-то почему нет перьев в волосах?
Грейвольф усмехнулся краем губ:
– Потому что я, как ты точно заметил, не настоящий индеец.
Эневек помолчал.
– Мне в Нунавуте приснился сон, – сказал он. Грейвольф ничего не ответил.
– Скажем так, мой дух уходил странствовать. Я поднялся на айсберг, который плавает в синем море. Во все стороны было только море, больше ничего. Я подумал, что айсберг растает, но страха не почувствовал, только любопытство. Я знал, что утону, но не боялся этого. Мне казалось, что я нырну во что-то новое, неизвестное.
– И что ты ожидал найти там, внизу?
– Жизнь, – сказал Эневек, подумав.
– Какую жизнь?
– Не знаю. Просто жизнь.
Грейвольф глянул на маленькую фигурку из зелёного мрамора.
– Скажи честно, зачем мы с Лисией здесь, на борту? – неожиданно спросил он.
Эневек смотрел в море.
– Потому что вы тут нужны.
– Неправда, Леон. Я, может, и нужен, чтобы управляться с дельфинами, хотя это мог бы сделать и любой другой специалист. А Лисии здесь вообще нечего делать.
– Она прекрасная ассистентка.
– И ты её используешь? Она тебе нужна?
– Нет, – Эневек вздохнул, запрокинул голову и смотрел в небо. Если долго смотреть и представить, что всё наоборот: что ты наверху, а облака где-то внизу образуют ландшафт – холмы, долины, реки и озёра, – то невольно за что-нибудь схватишься, чтобы не упасть туда. – Нет, вы на борту, потому что я этого хотел.
– А почему ты этого хотел?
– Потому что вы мои друзья.
Снова воцарилось молчание.
– Думаю, да, мы твои друзья, – кивнул Грейвольф.
– Знаешь, я неплохо лажу с людьми, но не припомню, чтобы у меня были настоящие друзья. И вот уж я не думал, что назову другом маленькую надоедливую аспирантку. Или дубину, с которым чуть не подрался.
– Маленькая аспирантка сделала то, на что способны только друзья.
– И что же это?
– Она интересовалась твоей дурацкой жизнью.
– Да. Что было, то было.
– А мы с тобой всегда были друзьями. Разве что… – Грейвольф поколебался, потом поднял мраморную фигурку вверх и улыбнулся: – …разве что наши головы были заперты.
– Как ты думаешь, к чему бы такое могло присниться?
– Айсберг?
– Ты ведь знаешь, я не эзотерик, я все это ненавижу всеми фибрами. Но что-то произошло со мной в Нунавуте, чего я не могу объяснить.
– Сам-то как думаешь?
– Эта неведомая сила, эта угроза, она живёт под водой. В глубине. Может быть, я её там встречу. Может быть, это моя миссия – спуститься вниз и…
– Спасти мир?
– Ах, какое там.
– Хочешь знать, что я думаю, Леон?
Эневек кивнул.
– Я думаю, всё дело совсем не в этом. Ты годами был закрыт и таскал в себе свою дурацкую эскимосскую травму, нагрузил и себя, и всех вокруг. Ты ничего не понимал в жизни. Айсберг, на котором тебя уносило, – это и есть ты сам. Ледяная неприступная глыба. Но ты прав, что-то там с тобой произошло, и глыба начала таять. Этот океан, в который ты погрузишься, – вовсе не море, в котором живут Ирр. Это жизнь людей. Вот приключение, которое тебя ждёт. Дружба, любовь, всё это. Но и враги, ненависть, ярость тоже. Твоя роль не в том, чтобы сыграть героя. Тебе никому не нужно доказывать своё мужество. Но в этой истории роли героев уже распределены, и это роли для мёртвых. А ты принадлежишь к миру живых.
* * *
Ночь
Каждый из них спал по-своему.
Кроув, маленькая и изящная, – завернувшись в одеяло. Наружу торчала только её седая шевелюра. Уивер спала на животе, голая и без одеяла, повернув голову в сторону, рука вместо подушки. Каштановые локоны раскиданы, виден только полуоткрытый рот. Шанкара, видимо, мучили кошмары. Он разворотил всю постель и к тому же храпел и бормотал.
Рубин не спал ночи напролёт.
Грейвольф и Делавэр тоже спали мало, потому что всё время занимались сексом, главным образом на полу каюты. Как правило, Грейвольф лежал на спине, меднокожий и огромный, как мифический зверь, неся на себе молочно-белое тело Делавэр. Двумя каютами дальше спал Эневек – на боку, в майке. И Оливейра спала без отклонений от нормы. Оба дышали спокойно, поворачиваясь за ночь раза два.
Йохансон лежал на спине, широко раскинув руки ладонями вверх. Только во флагманских каютах кровати позволяли так раскинуться. Эта поза была очень характерна для норвежца, одна его поклонница даже разбудила его однажды среди ночи, только чтобы сказать ему, что он спит как феодал. Мужчина, готовый ещё с закрытыми глазами обнять жизнь.
Все они спали или бодрствовали на нескольких мерцающих экранах. Каждый монитор полностью отображал каюту. Мужчины в формах сидели перед экранами в полутьме и наблюдали за учёными. Ли и замдиректора ЦРУ стояли позади них.
– Ну чисто ангелочки, – сказал Вандербильт.
Ли с неподвижной миной смотрела, как Делавэр доходит до оргазма. Звук был предельно уменьшен, но кое-что из вокального сопровождения любовного акта проникало в холодную атмосферу контрольного центра.
– Я рада, что вам понравилось, Джек.
– Вот эта культуристочка мне больше по вкусу, – сказал Вандербильт, показывая на Уивер. – Какая попка, а?
– Что, влюбились?
– Ну, я вас умоляю.
– Приложите всё своё обаяние, – посоветовала Ли. – У вас его центнера два.
Замдиректора ЦРУ промокнул пот со лба. Они посмотрели ещё немного. Если Вандербильту нравится, пусть спокойно развлечётся. Ли было безразлично, храпят ли люди на мониторах, совокупляются или ходят колесом. По ней, так пусть хоть на голове стоят или с пеной у рта бросаются друг на друга.
Главное – знать, где они, что делают и о чём говорят между собой.
– Продолжайте, – сказала она и отвернулась. Выходя, добавила: – И просматривайте все каюты.
13 августа
Гости
Ответа не было.
Сигнал отправлялся в море то и дело, но пока без результата. Побудка в 7:00 поднимала всех с коек. Большинство были невыспавшимися. Покачивание судна убаюкивало, вертолёты не взлетали, шум с «крыши» не проникал в каюты. Кондиционеры создавали стабильную температуру, а кровати были удобные. Время от времени слышались шаги по коридору. В утробе судна тихо гудели генераторы. Можно было сладко дремать, если бы все не были так напряжены ожиданием.
На том, что Ирр находятся у Гренландии, а не где-нибудь на юге, настаивал Йохансон при поддержке Бормана и Уивер. Эневек, Рубин и некоторые другие предлагали искать контакта над вулканической цепью Среднеатлантического хребта. Решающий аргумент Рубина – сходство тамошних жерловых крабов с теми, которые напали на Нью-Йорк и Вашингтон. К тому же в глубинах трудно найти места, способствующие процветанию жизни. А в вулканических долинах как раз всё было идеально. Пожалуйста тебе горячая вода из скалистых каминов, насыщенная всеми возможными минералами и жизненно важными веществами. Черви, моллюски, рыбы и крабы жили там в изобилии – почему бы и Ирр не жить?
Йохансон во многом соглашался с Рубиным, но не во всём. Вулканические цепи хоть и представляли собой благоприятные для жизни условия глубоководья, но были там и враждебные жизни моменты: периодически прорывалась сквозь скалы горячая лава, начиналось извержение, в процессе которого биотопы полностью уничтожались. Чуть позже там возникала и пышно расцветала новая жизнь. Но разумная цивилизация, говорил Йохансон, вряд ли поселилась бы в такой зоне.
Йохансон предложил искать Ирр там, где они определённо должны быть.
В Гренландском море остановилось падение холодных водных масс на дно. Как следствие – был парализован Гольфстрим. Этот феномен могли объяснить только две причины: либо нагрев воды, либо избыточное поступление пресной воды со стороны Арктики. Пресная вода разбавляла солёную североатлантическую так, что она больше не могла падать на дно, а оставалась наверху. И то и другое указывало на активные и обширные манипуляции в этом месте. Где-то здесь Ирр были заняты продвижением своего планетарного переворота.
Где-то совсем рядом.
Оставался аспект безопасности. Даже Борман, привыкший опасаться худшего, соглашался с тем, что на гренландских глубинах опасность прорыва метана очень мала. Судно Бауэра погибло у Свальбарда, на материковом склоне, где гидрат залегал обширными массивами. Под килем же «Независимости» было три с половиной тысячи метров воды. На таких глубинах метана вряд ли хватит, чтобы потопить такое судно, как «Независимость». Тем не менее, на судне делали регулярные сейсмические замеры и нашли место, где метана не было совсем. Даже цунами, каким бы высоким ни было оно у берегов, здесь не представляло опасности – пока не обрушилась Ла-Пальма.
Но тогда в любом месте будет уже поздно.
На этих основаниях они и были здесь, в вечных льдах.
Они сидели в просторной офицерской кают-компании и ели яичницу с ветчиной. Не было Эневека и Грейвольфа. Йохансон после побудки говорил по телефону с Борманом, который в Ла-Пальме был занят подготовкой к включению отсасывающего хобота. Канары лежали в другом временном поясе, но Борман уже несколько часов был на ногах.
– Скоро заработает пятисотметровый пылесос, – смеясь, сказал он.
– Прососите по углам как следует, – дал указание Йохансон.
Ему не хватало немца. Борман был отличным парнем. С другой стороны, и на борту «Независимости» не было недостатка в примечательных персонах. Йохансон как раз беседовал с Кроув, когда в кают-компанию вошёл Флойд Андерсон, старший офицер. В руках у него была огромная термочашка, которую он до краёв наполнил кофе.
– У нас гости, – объявил он. Все тревожно подняли головы.
– Что, контакт? – спросила Оливейра.
– Нет, я бы знала, – ответила Кроув. В пепельнице тлела её третья или четвёртая за это утро сигарета. – Шанкар сидит в CIC. Он бы нам сказал.
– Тогда кто же? Кто-нибудь прилетел?
– Идёмте на «крышу», – загадочно сказал Андерсон. – Сами увидите.
* * *
Взлётная палуба
В лицо Йохансона дохнуло холодом. Серые волны гнали перед собой пенные гребешки. Ветер мёл по асфальтированной полосе позёмкой. Йохансон увидел у правого борта укутанных людей. Это были Эневек, Грейвольф и Ли. Тут же ему стало ясно, что привлекло их внимание.
В некотором отдалении от «Независимости» из моря торчали остроконечные мечи.
– Косатки, – сказал Эневек, когда Йохансон подошёл к ним.
– Чего им надо?
Эневек сощурил глаза, защищаясь от колючих снежинок.
– Вот уже три часа кружат вокруг нас. О них оповестили дельфины. Я бы сказал, они за нами наблюдают.
Шанкар вышел из «острова» и присоединился к ним.
– Что случилось?
– Кто-то к нам присматривается, – сказала Кроув. – Может быть, это ответ?
– Странный ответ на математическую задачу, – сказал индус. – Я бы предпочёл пару уравнений.
Косатки держали дистанцию. Их было много – может быть, сотня. Время от времени они поднимали над волнами свои чёрные лоснящиеся спины. Это действительно походило на патрулирование.
– Могут они быть заражёнными? – спросил Йохансон. Эневек вытер с глаз растаявший снег:
– Могут.
– Скажите… – начал Грейвольф. – Если эта штука контролирует их мозг… Вдруг она может и нас видеть их глазами? И слышать?
– Ты прав, – сказал Эневек. – Она использует их органы чувств.
– Да. Таким образом эта слизь обретает глаза и уши.
Они продолжали смотреть в море. Кроув выдохнула в ледяной воздух дым, и его тут же растерзало ветром на клочки.
– Похоже, началось.
– Что началось? – спросила Ли.
– Силами начали мериться.
– Что ж, – тонкая улыбка пробежала по губам Ли. – Мы готовы ко всему.
– Ко всему, что знаем, – добавила Кроув.
* * *
Лаборатория
На обратном пути вниз – в сопровождении Рубина и Оливейра – Йохансон спросил себя, когда же психоз начал производить собственную реальность?
Родоначальником всего этого был он сам. А не он, так кто-нибудь другой всё равно выдвинул бы подобную теорию. Но факты уже подгонялись под гипотезу. Ну, увидели стадо косаток, эка невидаль! – и уже усмотрели в этом глаза и уши Чужих. Им теперь повсюду мерещились Чужие. Вот заслали в море послание и стали ждать контакта, который, может, никогда не состоится, потому что они напали на морской плесневой грибок.
День пятый . Фантазия, которая действует уже самостоятельно?
Мы ни к чему не придём, удручённо думал он. Блуждаем в темноте, залепив глаза теорией.
Они гулкими шагами спускались вниз по пандусу, миновали ангар и дошли до стальной двери лаборатории. Йохансон набрал цифровой код, и дверь с тихим шипением отодвинулась. Он включил свет. От симулятора доносилось гудение электрической системы.
Они поднялись на галерею, опоясывающую танк высокого давления, и подошли к большому овальному иллюминатору. Отсюда просматривалась вся внутренность симулятора. По дну в свете внутренних прожекторов были распределены белые тела крабов с паучьими ножками. Некоторые двигались – неуверенно и явно не ориентируясь: бегали по кругу или останавливались, не зная, надо ли идти и куда. Чем дальше от окна, тем труднее было разглядеть детали. Камеры, расположенные внутри, давали ближние снимки, перенося их на мониторы контрольного пульта.
– Ничего не изменилось со вчерашнего дня, – отметила Оливейра.
– Надо вскрыть парочку и посмотреть, что будет, – предложил Йохансон.
– Расщепить крабов?
– А что? Мы уже знаем, что под давлением они продолжают жить.
– Не жить, а прозябать, – поправила его Оливейра. – Мы даже не знаем, можно ли назвать это жизнью.
– Та штука внутри них живёт, – задумчиво сказал Рубин. – Всё прочее – не живее автомобиля.
– Согласна, – сказала Оливейра. – Но что с этой внутренней жизнью? Почему она ничего не предпринимает?
– А что она должна предпринять, по вашему мнению?
– Ну, бегать, – Оливейра пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– И в чём тут высший смысл?
– Разве всё должно иметь высший смысл?
– В данном случае – да. Это вечная битва, не так ли? Между силами добра и зла.
– Нет, – Грейвольф отвёл с лица волосы. – История рассказывает о жизни и смерти, только и всего. В конце ты умрёшь, это точно, а до того ещё попрыгаешь. Но всё зависит от тебя. Ты можешь прожить свою жизнь плохо ли, хорошо ли, но чему быть – назначают высшие силы. Если ты живёшь в согласии с природой, она тебя исцелит, если ты против неё, она тебя уничтожит, но самый главный вывод – не ты господствуешь над природой, а она над тобой.
– Кажется, сын этого человека не разделял твой вывод, – сказал Эневек. – Иначе зачем ему было мстить за смерть отца?
– А в истории не говорится, что он поступил правильно.
Эневек достал из кармана пуховика фигурку духа птицы:
– Можешь мне что-нибудь рассказать вот об этом?
Грейвольф повертел её в руках:
– Это не с западного побережья.
– Нет.
– Мрамор. Откуда это? С твоей родины?
– Из Кейп-Дорсета. – Эневек помедлил. – Мне дал её один шаман.
– Неужто ты водился с шаманом?
– Он мой дядя.
– И что он сам тебе про это рассказал?
– Мало чего. Он сказал, что эта птица-дух направит мои мысли в нужную сторону. И что мне может понадобиться посредник.
Грейвольф помолчал.
– Птицы-духи есть во всех культурах, – сказал он. – Гром-птица – это старый индейский миф. Она часть творения, природный дух, высшее существо, но она же стоит на страже рода. Я знаю одну семью, их фамилия происходит от птицы-гром, потому что их предок когда-то видел эту птицу на вершине горы недалеко от Уклюлета. Но есть у птицы-духа и другие значения.
– Она всегда возникает в какой-то связи с головой человека, так?
– Да. Странно, правда? На старых египетских изображениях часто видишь головные украшения в виде птиц. У них птица-дух имела значение сознания. Её нужно было поймать в череп, как в клетку. Если раскроешь череп – в переносном смысле, – она улетит, но ты снова можешь её туда заманить. Тогда ты снова в сознании и бодрствуешь.
– Это значит, во сне моё сознание путешествует.
– Ты видишь сны, но они не фантазия. Они показывают, что видит твоё сознание в высших мирах, которые для тебя закрыты. Ты когда-нибудь видел корону вождя чероки?
– Разве что в кино про Дикий Запад.
– Эта корона из перьев показывает, что в его голове много мыслей.
– Много крылатых мыслей.
– Да, благодаря перьям. В других племенах достаточно бывает и одного пера, но значение то же. Дух-птица представляет собой сознание. Поэтому индейцы ни в коем случае не должны терять свой скальп или свои перья, потому что при этом они лишаются сознания. – Грейвольф нахмурил брови. – Если эту фигурку тебе дал шаман, то он указал тебе на твоё сознание, на силу твоей мысли. Ты должен ею воспользоваться, но для этого надо раскрыть свой дух. Он должен уйти странствовать, и это значит, он должен слиться с бессознательным.
– А у тебя-то почему нет перьев в волосах?
Грейвольф усмехнулся краем губ:
– Потому что я, как ты точно заметил, не настоящий индеец.
Эневек помолчал.
– Мне в Нунавуте приснился сон, – сказал он. Грейвольф ничего не ответил.
– Скажем так, мой дух уходил странствовать. Я поднялся на айсберг, который плавает в синем море. Во все стороны было только море, больше ничего. Я подумал, что айсберг растает, но страха не почувствовал, только любопытство. Я знал, что утону, но не боялся этого. Мне казалось, что я нырну во что-то новое, неизвестное.
– И что ты ожидал найти там, внизу?
– Жизнь, – сказал Эневек, подумав.
– Какую жизнь?
– Не знаю. Просто жизнь.
Грейвольф глянул на маленькую фигурку из зелёного мрамора.
– Скажи честно, зачем мы с Лисией здесь, на борту? – неожиданно спросил он.
Эневек смотрел в море.
– Потому что вы тут нужны.
– Неправда, Леон. Я, может, и нужен, чтобы управляться с дельфинами, хотя это мог бы сделать и любой другой специалист. А Лисии здесь вообще нечего делать.
– Она прекрасная ассистентка.
– И ты её используешь? Она тебе нужна?
– Нет, – Эневек вздохнул, запрокинул голову и смотрел в небо. Если долго смотреть и представить, что всё наоборот: что ты наверху, а облака где-то внизу образуют ландшафт – холмы, долины, реки и озёра, – то невольно за что-нибудь схватишься, чтобы не упасть туда. – Нет, вы на борту, потому что я этого хотел.
– А почему ты этого хотел?
– Потому что вы мои друзья.
Снова воцарилось молчание.
– Думаю, да, мы твои друзья, – кивнул Грейвольф.
– Знаешь, я неплохо лажу с людьми, но не припомню, чтобы у меня были настоящие друзья. И вот уж я не думал, что назову другом маленькую надоедливую аспирантку. Или дубину, с которым чуть не подрался.
– Маленькая аспирантка сделала то, на что способны только друзья.
– И что же это?
– Она интересовалась твоей дурацкой жизнью.
– Да. Что было, то было.
– А мы с тобой всегда были друзьями. Разве что… – Грейвольф поколебался, потом поднял мраморную фигурку вверх и улыбнулся: – …разве что наши головы были заперты.
– Как ты думаешь, к чему бы такое могло присниться?
– Айсберг?
– Ты ведь знаешь, я не эзотерик, я все это ненавижу всеми фибрами. Но что-то произошло со мной в Нунавуте, чего я не могу объяснить.
– Сам-то как думаешь?
– Эта неведомая сила, эта угроза, она живёт под водой. В глубине. Может быть, я её там встречу. Может быть, это моя миссия – спуститься вниз и…
– Спасти мир?
– Ах, какое там.
– Хочешь знать, что я думаю, Леон?
Эневек кивнул.
– Я думаю, всё дело совсем не в этом. Ты годами был закрыт и таскал в себе свою дурацкую эскимосскую травму, нагрузил и себя, и всех вокруг. Ты ничего не понимал в жизни. Айсберг, на котором тебя уносило, – это и есть ты сам. Ледяная неприступная глыба. Но ты прав, что-то там с тобой произошло, и глыба начала таять. Этот океан, в который ты погрузишься, – вовсе не море, в котором живут Ирр. Это жизнь людей. Вот приключение, которое тебя ждёт. Дружба, любовь, всё это. Но и враги, ненависть, ярость тоже. Твоя роль не в том, чтобы сыграть героя. Тебе никому не нужно доказывать своё мужество. Но в этой истории роли героев уже распределены, и это роли для мёртвых. А ты принадлежишь к миру живых.
* * *
Ночь
Каждый из них спал по-своему.
Кроув, маленькая и изящная, – завернувшись в одеяло. Наружу торчала только её седая шевелюра. Уивер спала на животе, голая и без одеяла, повернув голову в сторону, рука вместо подушки. Каштановые локоны раскиданы, виден только полуоткрытый рот. Шанкара, видимо, мучили кошмары. Он разворотил всю постель и к тому же храпел и бормотал.
Рубин не спал ночи напролёт.
Грейвольф и Делавэр тоже спали мало, потому что всё время занимались сексом, главным образом на полу каюты. Как правило, Грейвольф лежал на спине, меднокожий и огромный, как мифический зверь, неся на себе молочно-белое тело Делавэр. Двумя каютами дальше спал Эневек – на боку, в майке. И Оливейра спала без отклонений от нормы. Оба дышали спокойно, поворачиваясь за ночь раза два.
Йохансон лежал на спине, широко раскинув руки ладонями вверх. Только во флагманских каютах кровати позволяли так раскинуться. Эта поза была очень характерна для норвежца, одна его поклонница даже разбудила его однажды среди ночи, только чтобы сказать ему, что он спит как феодал. Мужчина, готовый ещё с закрытыми глазами обнять жизнь.
Все они спали или бодрствовали на нескольких мерцающих экранах. Каждый монитор полностью отображал каюту. Мужчины в формах сидели перед экранами в полутьме и наблюдали за учёными. Ли и замдиректора ЦРУ стояли позади них.
– Ну чисто ангелочки, – сказал Вандербильт.
Ли с неподвижной миной смотрела, как Делавэр доходит до оргазма. Звук был предельно уменьшен, но кое-что из вокального сопровождения любовного акта проникало в холодную атмосферу контрольного центра.
– Я рада, что вам понравилось, Джек.
– Вот эта культуристочка мне больше по вкусу, – сказал Вандербильт, показывая на Уивер. – Какая попка, а?
– Что, влюбились?
– Ну, я вас умоляю.
– Приложите всё своё обаяние, – посоветовала Ли. – У вас его центнера два.
Замдиректора ЦРУ промокнул пот со лба. Они посмотрели ещё немного. Если Вандербильту нравится, пусть спокойно развлечётся. Ли было безразлично, храпят ли люди на мониторах, совокупляются или ходят колесом. По ней, так пусть хоть на голове стоят или с пеной у рта бросаются друг на друга.
Главное – знать, где они, что делают и о чём говорят между собой.
– Продолжайте, – сказала она и отвернулась. Выходя, добавила: – И просматривайте все каюты.
13 августа
Гости
Ответа не было.
Сигнал отправлялся в море то и дело, но пока без результата. Побудка в 7:00 поднимала всех с коек. Большинство были невыспавшимися. Покачивание судна убаюкивало, вертолёты не взлетали, шум с «крыши» не проникал в каюты. Кондиционеры создавали стабильную температуру, а кровати были удобные. Время от времени слышались шаги по коридору. В утробе судна тихо гудели генераторы. Можно было сладко дремать, если бы все не были так напряжены ожиданием.
На том, что Ирр находятся у Гренландии, а не где-нибудь на юге, настаивал Йохансон при поддержке Бормана и Уивер. Эневек, Рубин и некоторые другие предлагали искать контакта над вулканической цепью Среднеатлантического хребта. Решающий аргумент Рубина – сходство тамошних жерловых крабов с теми, которые напали на Нью-Йорк и Вашингтон. К тому же в глубинах трудно найти места, способствующие процветанию жизни. А в вулканических долинах как раз всё было идеально. Пожалуйста тебе горячая вода из скалистых каминов, насыщенная всеми возможными минералами и жизненно важными веществами. Черви, моллюски, рыбы и крабы жили там в изобилии – почему бы и Ирр не жить?
Йохансон во многом соглашался с Рубиным, но не во всём. Вулканические цепи хоть и представляли собой благоприятные для жизни условия глубоководья, но были там и враждебные жизни моменты: периодически прорывалась сквозь скалы горячая лава, начиналось извержение, в процессе которого биотопы полностью уничтожались. Чуть позже там возникала и пышно расцветала новая жизнь. Но разумная цивилизация, говорил Йохансон, вряд ли поселилась бы в такой зоне.
Йохансон предложил искать Ирр там, где они определённо должны быть.
В Гренландском море остановилось падение холодных водных масс на дно. Как следствие – был парализован Гольфстрим. Этот феномен могли объяснить только две причины: либо нагрев воды, либо избыточное поступление пресной воды со стороны Арктики. Пресная вода разбавляла солёную североатлантическую так, что она больше не могла падать на дно, а оставалась наверху. И то и другое указывало на активные и обширные манипуляции в этом месте. Где-то здесь Ирр были заняты продвижением своего планетарного переворота.
Где-то совсем рядом.
Оставался аспект безопасности. Даже Борман, привыкший опасаться худшего, соглашался с тем, что на гренландских глубинах опасность прорыва метана очень мала. Судно Бауэра погибло у Свальбарда, на материковом склоне, где гидрат залегал обширными массивами. Под килем же «Независимости» было три с половиной тысячи метров воды. На таких глубинах метана вряд ли хватит, чтобы потопить такое судно, как «Независимость». Тем не менее, на судне делали регулярные сейсмические замеры и нашли место, где метана не было совсем. Даже цунами, каким бы высоким ни было оно у берегов, здесь не представляло опасности – пока не обрушилась Ла-Пальма.
Но тогда в любом месте будет уже поздно.
На этих основаниях они и были здесь, в вечных льдах.
Они сидели в просторной офицерской кают-компании и ели яичницу с ветчиной. Не было Эневека и Грейвольфа. Йохансон после побудки говорил по телефону с Борманом, который в Ла-Пальме был занят подготовкой к включению отсасывающего хобота. Канары лежали в другом временном поясе, но Борман уже несколько часов был на ногах.
– Скоро заработает пятисотметровый пылесос, – смеясь, сказал он.
– Прососите по углам как следует, – дал указание Йохансон.
Ему не хватало немца. Борман был отличным парнем. С другой стороны, и на борту «Независимости» не было недостатка в примечательных персонах. Йохансон как раз беседовал с Кроув, когда в кают-компанию вошёл Флойд Андерсон, старший офицер. В руках у него была огромная термочашка, которую он до краёв наполнил кофе.
– У нас гости, – объявил он. Все тревожно подняли головы.
– Что, контакт? – спросила Оливейра.
– Нет, я бы знала, – ответила Кроув. В пепельнице тлела её третья или четвёртая за это утро сигарета. – Шанкар сидит в CIC. Он бы нам сказал.
– Тогда кто же? Кто-нибудь прилетел?
– Идёмте на «крышу», – загадочно сказал Андерсон. – Сами увидите.
* * *
Взлётная палуба
В лицо Йохансона дохнуло холодом. Серые волны гнали перед собой пенные гребешки. Ветер мёл по асфальтированной полосе позёмкой. Йохансон увидел у правого борта укутанных людей. Это были Эневек, Грейвольф и Ли. Тут же ему стало ясно, что привлекло их внимание.
В некотором отдалении от «Независимости» из моря торчали остроконечные мечи.
– Косатки, – сказал Эневек, когда Йохансон подошёл к ним.
– Чего им надо?
Эневек сощурил глаза, защищаясь от колючих снежинок.
– Вот уже три часа кружат вокруг нас. О них оповестили дельфины. Я бы сказал, они за нами наблюдают.
Шанкар вышел из «острова» и присоединился к ним.
– Что случилось?
– Кто-то к нам присматривается, – сказала Кроув. – Может быть, это ответ?
– Странный ответ на математическую задачу, – сказал индус. – Я бы предпочёл пару уравнений.
Косатки держали дистанцию. Их было много – может быть, сотня. Время от времени они поднимали над волнами свои чёрные лоснящиеся спины. Это действительно походило на патрулирование.
– Могут они быть заражёнными? – спросил Йохансон. Эневек вытер с глаз растаявший снег:
– Могут.
– Скажите… – начал Грейвольф. – Если эта штука контролирует их мозг… Вдруг она может и нас видеть их глазами? И слышать?
– Ты прав, – сказал Эневек. – Она использует их органы чувств.
– Да. Таким образом эта слизь обретает глаза и уши.
Они продолжали смотреть в море. Кроув выдохнула в ледяной воздух дым, и его тут же растерзало ветром на клочки.
– Похоже, началось.
– Что началось? – спросила Ли.
– Силами начали мериться.
– Что ж, – тонкая улыбка пробежала по губам Ли. – Мы готовы ко всему.
– Ко всему, что знаем, – добавила Кроув.
* * *
Лаборатория
На обратном пути вниз – в сопровождении Рубина и Оливейра – Йохансон спросил себя, когда же психоз начал производить собственную реальность?
Родоначальником всего этого был он сам. А не он, так кто-нибудь другой всё равно выдвинул бы подобную теорию. Но факты уже подгонялись под гипотезу. Ну, увидели стадо косаток, эка невидаль! – и уже усмотрели в этом глаза и уши Чужих. Им теперь повсюду мерещились Чужие. Вот заслали в море послание и стали ждать контакта, который, может, никогда не состоится, потому что они напали на морской плесневой грибок.
День пятый . Фантазия, которая действует уже самостоятельно?
Мы ни к чему не придём, удручённо думал он. Блуждаем в темноте, залепив глаза теорией.
Они гулкими шагами спускались вниз по пандусу, миновали ангар и дошли до стальной двери лаборатории. Йохансон набрал цифровой код, и дверь с тихим шипением отодвинулась. Он включил свет. От симулятора доносилось гудение электрической системы.
Они поднялись на галерею, опоясывающую танк высокого давления, и подошли к большому овальному иллюминатору. Отсюда просматривалась вся внутренность симулятора. По дну в свете внутренних прожекторов были распределены белые тела крабов с паучьими ножками. Некоторые двигались – неуверенно и явно не ориентируясь: бегали по кругу или останавливались, не зная, надо ли идти и куда. Чем дальше от окна, тем труднее было разглядеть детали. Камеры, расположенные внутри, давали ближние снимки, перенося их на мониторы контрольного пульта.
– Ничего не изменилось со вчерашнего дня, – отметила Оливейра.
– Надо вскрыть парочку и посмотреть, что будет, – предложил Йохансон.
– Расщепить крабов?
– А что? Мы уже знаем, что под давлением они продолжают жить.
– Не жить, а прозябать, – поправила его Оливейра. – Мы даже не знаем, можно ли назвать это жизнью.
– Та штука внутри них живёт, – задумчиво сказал Рубин. – Всё прочее – не живее автомобиля.
– Согласна, – сказала Оливейра. – Но что с этой внутренней жизнью? Почему она ничего не предпринимает?
– А что она должна предпринять, по вашему мнению?
– Ну, бегать, – Оливейра пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98