Потому что дальше начинается…
– Кластер.
– Правильно. А кластер защищён.
– Они умеют защитить часть своего генома от ремонта?
– Благодаря репрессорам ремонта. Биологические привратники, если угодно. Они отгораживают кластер от ремонтных энзимов. И эти области могут мутировать сколько угодно, тогда как остальные области ДНК исправно чинятся, чтобы сохранить неповреждённым информационное ядро расы. Хитро, да? Таким образом, каждый Ирр становится мозгом, способным к безграничному развитию.
– А как они обмениваются информацией?
– Как Сью уже сказала, от клетки к клетке. Через лиганды и рецепторы. Рецепторы принимают лиганды, импульсы от других клеток, и приводят в движение каскад сигналов в направлении клеточного ядра. Геном мутирует и передаёт импульсы соседней клетке. Всё это происходит молниеносно. Гора желе в нашем танке думает со скоростью сверхпроводимости.
– Действительно, совершенно новая биохимия, – прошептал Эневек.
– Или очень старая. Новая она лишь для нас. На самом деле она существует уже миллионы лет. Может, от начала жизни. Параллельная разновидность эволюции. – Йохансон хохотнул: – Весьма успешная разновидность.
– И что мы теперь будем с этим делать?
– Хороший вопрос. У меня редко бывает такое дрянное чувство, как сегодня. Чтобы так много знания так мало продвинуло меня вперёд. Это только подтверждает то, чего мы боялись. Что они во всех отношениях отличны от нас. – Он потянулся и широко зевнул. – Не знаю, продвинет ли нас вперёд попытка контакта, которую делает Кроув. Сейчас у меня такое впечатление, что они прекрасно с нами беседуют, одновременно приканчивая нас. Может, в их глазах в этом даже нет противоречия. Но этот способ беседы – не для меня.
– У нас не остаётся выбора. Мы должны найти путь понимания. – Эневек пожевал щёку. – Кстати – а ты уверен, что все на борту тянут за одну верёвку?
Йохансон насторожился:
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что… – Эневек поморщился. – Не сердись на Карен, но она мне рассказала, что ты видел в ночь твоего странного падения.
Йохансон смерил его критическим взглядом.
– И что она об этом думает?
– Она тебе верит.
– Мне так не показалось. А ты?
– Трудно сказать. – Эневек пожал плечами. – Ты норвежец. Вы же твёрдо убеждены, что тролли существуют.
Йохансон вздохнул:
– Я бы всё это не вспомнил, если бы не Сью. Она меня навела. В ту ночь мы сидели с ней на ящике в ангаре. И я вроде бы увидел Рубина, который в это время якобы лежал с мигренью. Как и сейчас. Якобы! С того времени возвращаются какие-то осколки. Я вспоминаю о вещах, которые не могли мне присниться. Иногда я почти всё вспоминаю, но потом… стою перед открытой дверью, смотрю в яркий белый свет, вхожу – и воспоминания обрываются. А во время вечеринки на взлётной палубе состоянием моей памяти интересовалась Ли. Я думаю, она хотела меня испытать. – Йохансон посмотрел на него. – Ты спросил, все ли здесь тянут за одну верёвку. Я ещё в «Шато» в это не верил. Я с самого начала не доверяю Ли. Сейчас я так же мало верю, что Рубин страдает мигренью. Не знаю, что я должен думать, но у меня есть верное чувство, что здесь что-то замышляют!
– Мужская интуиция, – неуверенно пошутил Эневек. – Что, по-твоему, может замышлять Ли?
Йохансон глянул в потолок.
– Она это знает лучше, чем я.
* * *
Контрольное помещение
При этих словах Йохансон по случайности глянул прямо в объектив скрытой камеры. Сам того не зная, он посмотрел в глаза Вандербильта, который сидел на месте Ли.
– Догадливый ты паренёк, – проворчал Вандербильт. Потом позвонил Ли в её каюту по спецлинии. Он не знал, спит ли она, но такие мелочи его не интересовали.
Ли возникла на мониторе.
– Я же говорил, Джуд, гарантии нет, – сказал Вандербильт. – Йохансон того и гляди всё вспомнит.
– Да? Ну и что?
– Вас это не волнует?
Ли тонко улыбнулась.
– Рубин работает как вол. Он только что был здесь.
– И что?
– Всё отлично, Джек! – Глаза её светились. – Я знаю, мы этого говнюка оба недолюбливаем, но я должна признать: на сей раз он превзошёл сам себя.
– А на практике проверили?
– В уменьшенном масштабе. Действует. Через несколько часов я поставлю в известность президента. После этого мы с Рубиным спустимся вниз.
– Вы собираетесь сделать это сами? – удивился Вандербильт.
– А как быть? Вы же не поместитесь в лодке, – сказала Ли и отключилась.
* * *
Нижняя палуба
В пустом ангаре и на палубах «Независимости» призрачно гудели электрические системы, заставляя переборки едва заметно дрожать. Гул был слышен в огромном, пустом больничном зале, в офицерской кают-компании, и если кто из экипажа в своей койке касался кончиками пальцев шкафа, тоже мог ощутить лёгкую вибрацию.
Она проникала до самой утробы судна, где Грейвольф лежал с открытыми глазами на краю искусственного берега и смотрел на стальные балки потолка.
Почему всё в его жизни идёт прахом?
Само его появление на свет было ошибкой. И вот, он даже не смог спасти Лисию.
Ты ничего не способен защитить, ничего. Всегда только глотку драл, но скорее для того, чтобы спрятать свой страх. Маленький, плачущий мальчик в его огромном теле, которому так хотелось что-то значить в собственных глазах и глазах окружающих.
Грейвольф ощущал себя пустым и ненужным. Он питал отвращение к самому себе. Он ни с кем не стал бы говорить об этом, он только делал своё дело, но когда закончится весь этот кошмар, он…
Из глаз его текли слёзы. Лицо было неподвижно. Он смотрел в потолок, но там были видны только балки.
* * *
Полная картина
– Этот шар, – сказала Кроув, – планета Земля.
Она заранее развесила увеличенные изображения и медленно ходила от одного к другому.
– Мы долго бились над природой этих линий, но думаем, что они воссоздают магнитное поле Земли. Пробелы – это континенты. Таким образом, в основном мы расшифровали это послание.
Ли сощурила глаза.
– А вы уверены? Эти якобы континенты ни в чём не похожи на земные материки.
Кроув улыбнулась:
– Они и не могут на них походить, Джуд. Это континенты, как они выглядели 180 миллионов лет назад, объединённые воедино. Пангея. Праконтинент. Вероятно, и картинка магнитного поля относится к тому же времени.
– А вы это перепроверили?
– Магнитное поле трудно реконструировать. А вот тогдашнее расположение суши известно. Нам потребовалось время, чтобы сообразить, что они прислали нам модель Земли, но потом всё встало на свои места. В принципе, послание очень простое. В качестве информационного ядра они взяли воду и привязали к ней географические данные.
– Откуда им знать, как Земля выглядела 180 миллионов лет назад? – удивился Вандербильт.
– Они это просто помнят, – сказал Йохансон.
– Помнят? О праокеане? Но ведь то было время, когда на Земле существовали только одноклеточные… – Вандербильт осёкся.
– Правильно, – сказал Йохансон. – Только одноклеточные. И несколько многоклеточных экспериментов на ранней стадии. Вчера ночью мы нашли последнюю деталь этого паззла. Ирр располагают гипермутирующей ДНК. Предположим, к началу юрского периода, добрых 200 миллионов лет тому назад, началось становление их сознания. С тех пор они постоянно учились. Знаете, в научной фантастике есть несколько излюбленных классических фраз типа: «Я не знаю, что это, но оно надвигается на нас!» Или: «Соедините меня с президентом». Ещё одна из обязательных фраз такова: «Они превзошли нас», – и почти всегда фильм или книга так и не объясняют, каким же образом превзошли. В данном случае мы можем повторить за ними: «Ирр превзошли нас».
– Потому что их знания осели в ДНК? – спросила Ли.
– Да. В этом их существенное отличие от нас. У нас нет расовой памяти. Наша культура зиждется на устном и письменном предании или на изображениях. Но наши непосредственные переживания мы не можем передать дальше. С нашим телом умирает и наш дух. Когда мы говорим, что ошибки прошлого никогда не будут забыты, мы выражаем неисполнимое желание. Забыть можно только то, что помнишь сам. Но ни один человек не помнит, что пережил до него другой человек. Мы можем записать воспоминания и прочитать их, но сами мы при этом не присутствовали. Каждому человеческому детёнышу приходится заново учиться одному и тому же, он должен дотронуться до плиты рукой, чтобы понять, что она горячая. У Ирр это по-другому. Клетка учится и делится. Она удваивает геном вместе со всей информацией, как если бы мы могли продублировать наш мозг вместе со всеми его воспоминаниями. Новые клетки наследуют не абстрактную информацию, а непосредственный опыт так, как будто они получили его сами. С самого начала их существования Ирр способны к коллективному воспоминанию. – Йохансон посмотрел на Ли: – Понятно ли вам, кто стоит рядом с нами?
Ли медленно кивнула:
– Отнять у Ирр их знание можно, только уничтожив весь коллектив.
– Боюсь, для этого придётся уничтожить их всех, – сказал Йохансон, – а это, по разным причинам, невозможно. Мы не знаем, насколько густа их сеть. Может быть, они образуют клеточные цепи в сотни километров. Число их огромно. В отличие от нас, они живут не только в настоящий момент. Они не нуждаются в статистике, не нуждаются в средних величинах, ни в каких вспомогательных символах. В достаточно большом объединении они сами себе статистика, сумма всех значений, их собственная хроника. Они знают события тысячелетней давности, тогда как мы неспособны действовать на одно-два поколения вперёд, в интересах наших детей и внуков. Мы – вытесняем информацию. Ирр сопоставляют, анализируют, узнают, прогнозируют и действуют на основании постоянно присутствующих воспоминаний. Никакое творческое достижение не утрачивается, всё идёт в развитие новой стратегии и концепции! Никогда не кончающийся процесс отбора служит лучшим решениям. Вспомнить, модифицировать, усовершенствовать, научиться на ошибках, сравнить с новым, просчитать – и действовать.
– Какой холодный, омерзительный расчёт, – сказал Вандербильт.
– Вы думаете? – Ли помотала головой. – А я восхищена этими существами. Они за минуты вырабатывают стратегию, на которую у нас ушли бы годы. Одно то, что не приходится повторять ошибки!
– Поэтому Ирр в своём жизненном пространстве, наверное, управляются лучше, чем мы в нашем, – сказал Йохансон. – У них любое достижение – коллективное и укореняется в гены. Они живут сразу во всех временах. Тогда как люди забывают прошлое и игнорируют будущее. Всё наше существование фиксировано на частностях, на «здесь» и «сейчас». Высшие познания мы приносим в жертву личным целям. Мы не можем сохранить себя после смерти, поэтому стараемся увековечить себя в манифестах, книгах и операх. Мы стараемся вписать себя в историю, оставить после себя записки, чтобы их читали, перетолковывали, фальсифицировали, и вся эта идеологическая лавина продолжается и после нашей смерти. Мы так одержимы мыслью пережить самих себя, что наши духовные цели редко согласуются с тем, что было бы полезно человечеству. Наш дух форсирует эстетическое, индивидуальное, интеллектуальное, теоретическое. Мы не хотим быть животными. С одной стороны, тело – это наш храм, с другой стороны, мы пренебрегаем им как чисто функциональной единицей. Мы уже привыкли ставить дух выше тела и необходимость житейского выживания рассматриваем с отвращением и самопрезрением.
– А у Ирр этого разделения нет, – размышляла Ли. Она по необъяснимым причинам имела чрезвычайно довольный вид. – Тело и есть дух, дух и есть тело. Никакой Ирр не станет делать то, что противоречит общим интересам. Задача выживания – в интересах вида, а не индивидуума, и действие – всегда решение всех. Грандиозно! Ни один Ирр не получит орден за хорошую идею. Удовлетворяйся соучастием в результате. На большую славу не претендует ни один Ирр. Я спрашиваю себя, имеет ли отдельная клетка вообще что-то вроде индивидуального сознания?
– Не так, как мы себе это представляем, – сказал Эневек. – Я не знаю, можно ли говорить о сознании «я» отдельной клетки. Но каждая клетка наделена индивидуальной творческой силой, она преобразует опыт в творчество и обогащает им коллектив. Возможно, какая-то новая мысль принимается во внимание лишь тогда, когда импульс достаточно сильный, то есть когда эту мысль вводят одновременно достаточное количество Ирр. Её сопоставляют с другими идеями, и более сильная побеждает.
– Чистая эволюция, – кивнула Уивер. – Эволютивное мышление.
– Вот это противник! – Ли была в восторге. – Никакого тщеславия, никаких информационных потерь. Мы, люди, всегда видим лишь часть целого, а перед ними на виду пространство и время.
– Поэтому мы разрушаем нашу планету, – сказала Кроув. – Поскольку сами не знаем, что разрушаем. А им это очевидно. Как и то, что мы не обладаем наследственной памятью.
– Да, всё имеет свой смысл. Почему они должны вступать с нами в переговоры? С вами или со мной? А завтра мы умрём. Тогда все переговоры насмарку? Если бы существовала наследственная память человеческой расы, она бы защитила нас от индивидуальной глупости, но её нет. Договориться с людьми – это иллюзия. Вот причина решения выступить против нас.
– И никакой враг не в состоянии уничтожить их знание, – сказала Оливейра. – В Ирр-коллективе каждый знает всё. Нет умных голов, нет генералов и вождей, которых можно было бы устранить, чтобы лишить остальных информационной основы. Можно уничтожить сколько угодно Ирр, – даже если уцелеет несколько, их общее знание выживет.
– Минуточку, – Ли повернулась к ней. – Но разве вы не говорили, что должны быть королевы?
– Да. Что-то вроде того. Может быть, коллективное знание – свойство всех Ирр, но коллективное действие должно быть инициировано централизованно. Я думаю, такие королевы существуют.
– Тоже одноклеточные?
– Они должны обладать той же биохимией, что и известное нам желе. Предположим, что это одноклеточные. Высокоорганизованный союз, который мы сможем постичь, только войдя с ними в контакт.
– Чтобы получать загадочные послания, – сказал Вандербильт. – Итак, они прислали нам картинку праисторической Земли. Для чего? Что они хотели нам тем самым поведать?
– Всё, – сказала Кроув.
– А нельзя ли поконкретнее?
– Они поведали нам, что это их планета. Что они владеют ею минимум 180 миллионов лет. Что они располагают единой памятью, ориентируются в магнитном поле и присутствуют всюду, где есть вода. Они говорят нам: вы здесь и сейчас. А мы – всегда и всюду. Таковы факты. Об этом говорит послание, и мне кажется, что это очень много.
Вандербильт поскрёб себе живот.
– И что мы им ответим? Чтобы они засунули своё превосходство себе в задницу?
– У них нет задницы, Джек.
– Тогда что же?
– Ну, я думаю, их логичному желанию уничтожить нас мы не можем противопоставить наше логичное желание выжить. Единственный наш шанс состоит в том, чтобы дать им понять, что мы признаём их господство…
– Господство одноклеточных?
– И убедить их в том, что мы больше не опасны для них.
– Но мы для них опасны, – сказала Уивер.
– Правильно, – поддакнул Йохансон. – Уговоры ничего не дадут. Мы должны подать им знак, что уходим из их владений. Мы должны прекратить загрязнять море ядами и шумом, причём как можно скорее. Чтобы они поняли, что и с нами можно жить.
– Это вам решать, Джуд, – сказала Кроув. – Мы можем только рекомендовать. А вы должны передать эти рекомендации дальше. Или отдать распоряжения.
Все вдруг посмотрели на Ли. Она кивнула:
– Я горячо за то, чтобы пойти этим путём. Но нам некуда спешить. Если мы устранимся из моря, мы должны послать им сообщение, сформулированное точно и убедительно. – Она обвела всех взглядом. – Я хочу, чтобы мы все поработали над этим. Без паники и спешки. Не надо пороть горячку. Несколько дней ничего не решат, гораздо важнее, чтобы послание было точным. Эти существа чужды нам до такой степени, какой мы и предположить не могли. Но если есть хоть малейший шанс достичь с ними мирного единства, мы должны его использовать. Итак, приложите все силы.
– Джуд, – улыбнулась Кроув. – Вы заставляете меня преклоняться перед американской армией.
Когда Ли, Пик и Вандербильт покинули помещение, Ли тихо спросила:
– У Рубина уже достаточно этого вещества?
– Достаточно, – сказал Вандербильт.
– Хорошо. Пусть заряжает «Дипфлайт». Всё равно, какой. Через два-три часа приступим к делу.
– К чему такая спешка? – спросил Пик.
– Йохансон. У него в глазах такое выражение, что его вот-вот озарит. Я не хочу объяснений, только и всего. А завтра пусть бушует, сколько хочет.
– Неужто мы действительно уже готовы к выполнению?
Ли посмотрела ему в глаза:
– Я доложила президенту Соединённых Штатов, что мы готовы. Поэтому мы готовы.
* * *
Нижняя палуба
– Эй! – Эневек подошёл к дельфинарию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Кластер.
– Правильно. А кластер защищён.
– Они умеют защитить часть своего генома от ремонта?
– Благодаря репрессорам ремонта. Биологические привратники, если угодно. Они отгораживают кластер от ремонтных энзимов. И эти области могут мутировать сколько угодно, тогда как остальные области ДНК исправно чинятся, чтобы сохранить неповреждённым информационное ядро расы. Хитро, да? Таким образом, каждый Ирр становится мозгом, способным к безграничному развитию.
– А как они обмениваются информацией?
– Как Сью уже сказала, от клетки к клетке. Через лиганды и рецепторы. Рецепторы принимают лиганды, импульсы от других клеток, и приводят в движение каскад сигналов в направлении клеточного ядра. Геном мутирует и передаёт импульсы соседней клетке. Всё это происходит молниеносно. Гора желе в нашем танке думает со скоростью сверхпроводимости.
– Действительно, совершенно новая биохимия, – прошептал Эневек.
– Или очень старая. Новая она лишь для нас. На самом деле она существует уже миллионы лет. Может, от начала жизни. Параллельная разновидность эволюции. – Йохансон хохотнул: – Весьма успешная разновидность.
– И что мы теперь будем с этим делать?
– Хороший вопрос. У меня редко бывает такое дрянное чувство, как сегодня. Чтобы так много знания так мало продвинуло меня вперёд. Это только подтверждает то, чего мы боялись. Что они во всех отношениях отличны от нас. – Он потянулся и широко зевнул. – Не знаю, продвинет ли нас вперёд попытка контакта, которую делает Кроув. Сейчас у меня такое впечатление, что они прекрасно с нами беседуют, одновременно приканчивая нас. Может, в их глазах в этом даже нет противоречия. Но этот способ беседы – не для меня.
– У нас не остаётся выбора. Мы должны найти путь понимания. – Эневек пожевал щёку. – Кстати – а ты уверен, что все на борту тянут за одну верёвку?
Йохансон насторожился:
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что… – Эневек поморщился. – Не сердись на Карен, но она мне рассказала, что ты видел в ночь твоего странного падения.
Йохансон смерил его критическим взглядом.
– И что она об этом думает?
– Она тебе верит.
– Мне так не показалось. А ты?
– Трудно сказать. – Эневек пожал плечами. – Ты норвежец. Вы же твёрдо убеждены, что тролли существуют.
Йохансон вздохнул:
– Я бы всё это не вспомнил, если бы не Сью. Она меня навела. В ту ночь мы сидели с ней на ящике в ангаре. И я вроде бы увидел Рубина, который в это время якобы лежал с мигренью. Как и сейчас. Якобы! С того времени возвращаются какие-то осколки. Я вспоминаю о вещах, которые не могли мне присниться. Иногда я почти всё вспоминаю, но потом… стою перед открытой дверью, смотрю в яркий белый свет, вхожу – и воспоминания обрываются. А во время вечеринки на взлётной палубе состоянием моей памяти интересовалась Ли. Я думаю, она хотела меня испытать. – Йохансон посмотрел на него. – Ты спросил, все ли здесь тянут за одну верёвку. Я ещё в «Шато» в это не верил. Я с самого начала не доверяю Ли. Сейчас я так же мало верю, что Рубин страдает мигренью. Не знаю, что я должен думать, но у меня есть верное чувство, что здесь что-то замышляют!
– Мужская интуиция, – неуверенно пошутил Эневек. – Что, по-твоему, может замышлять Ли?
Йохансон глянул в потолок.
– Она это знает лучше, чем я.
* * *
Контрольное помещение
При этих словах Йохансон по случайности глянул прямо в объектив скрытой камеры. Сам того не зная, он посмотрел в глаза Вандербильта, который сидел на месте Ли.
– Догадливый ты паренёк, – проворчал Вандербильт. Потом позвонил Ли в её каюту по спецлинии. Он не знал, спит ли она, но такие мелочи его не интересовали.
Ли возникла на мониторе.
– Я же говорил, Джуд, гарантии нет, – сказал Вандербильт. – Йохансон того и гляди всё вспомнит.
– Да? Ну и что?
– Вас это не волнует?
Ли тонко улыбнулась.
– Рубин работает как вол. Он только что был здесь.
– И что?
– Всё отлично, Джек! – Глаза её светились. – Я знаю, мы этого говнюка оба недолюбливаем, но я должна признать: на сей раз он превзошёл сам себя.
– А на практике проверили?
– В уменьшенном масштабе. Действует. Через несколько часов я поставлю в известность президента. После этого мы с Рубиным спустимся вниз.
– Вы собираетесь сделать это сами? – удивился Вандербильт.
– А как быть? Вы же не поместитесь в лодке, – сказала Ли и отключилась.
* * *
Нижняя палуба
В пустом ангаре и на палубах «Независимости» призрачно гудели электрические системы, заставляя переборки едва заметно дрожать. Гул был слышен в огромном, пустом больничном зале, в офицерской кают-компании, и если кто из экипажа в своей койке касался кончиками пальцев шкафа, тоже мог ощутить лёгкую вибрацию.
Она проникала до самой утробы судна, где Грейвольф лежал с открытыми глазами на краю искусственного берега и смотрел на стальные балки потолка.
Почему всё в его жизни идёт прахом?
Само его появление на свет было ошибкой. И вот, он даже не смог спасти Лисию.
Ты ничего не способен защитить, ничего. Всегда только глотку драл, но скорее для того, чтобы спрятать свой страх. Маленький, плачущий мальчик в его огромном теле, которому так хотелось что-то значить в собственных глазах и глазах окружающих.
Грейвольф ощущал себя пустым и ненужным. Он питал отвращение к самому себе. Он ни с кем не стал бы говорить об этом, он только делал своё дело, но когда закончится весь этот кошмар, он…
Из глаз его текли слёзы. Лицо было неподвижно. Он смотрел в потолок, но там были видны только балки.
* * *
Полная картина
– Этот шар, – сказала Кроув, – планета Земля.
Она заранее развесила увеличенные изображения и медленно ходила от одного к другому.
– Мы долго бились над природой этих линий, но думаем, что они воссоздают магнитное поле Земли. Пробелы – это континенты. Таким образом, в основном мы расшифровали это послание.
Ли сощурила глаза.
– А вы уверены? Эти якобы континенты ни в чём не похожи на земные материки.
Кроув улыбнулась:
– Они и не могут на них походить, Джуд. Это континенты, как они выглядели 180 миллионов лет назад, объединённые воедино. Пангея. Праконтинент. Вероятно, и картинка магнитного поля относится к тому же времени.
– А вы это перепроверили?
– Магнитное поле трудно реконструировать. А вот тогдашнее расположение суши известно. Нам потребовалось время, чтобы сообразить, что они прислали нам модель Земли, но потом всё встало на свои места. В принципе, послание очень простое. В качестве информационного ядра они взяли воду и привязали к ней географические данные.
– Откуда им знать, как Земля выглядела 180 миллионов лет назад? – удивился Вандербильт.
– Они это просто помнят, – сказал Йохансон.
– Помнят? О праокеане? Но ведь то было время, когда на Земле существовали только одноклеточные… – Вандербильт осёкся.
– Правильно, – сказал Йохансон. – Только одноклеточные. И несколько многоклеточных экспериментов на ранней стадии. Вчера ночью мы нашли последнюю деталь этого паззла. Ирр располагают гипермутирующей ДНК. Предположим, к началу юрского периода, добрых 200 миллионов лет тому назад, началось становление их сознания. С тех пор они постоянно учились. Знаете, в научной фантастике есть несколько излюбленных классических фраз типа: «Я не знаю, что это, но оно надвигается на нас!» Или: «Соедините меня с президентом». Ещё одна из обязательных фраз такова: «Они превзошли нас», – и почти всегда фильм или книга так и не объясняют, каким же образом превзошли. В данном случае мы можем повторить за ними: «Ирр превзошли нас».
– Потому что их знания осели в ДНК? – спросила Ли.
– Да. В этом их существенное отличие от нас. У нас нет расовой памяти. Наша культура зиждется на устном и письменном предании или на изображениях. Но наши непосредственные переживания мы не можем передать дальше. С нашим телом умирает и наш дух. Когда мы говорим, что ошибки прошлого никогда не будут забыты, мы выражаем неисполнимое желание. Забыть можно только то, что помнишь сам. Но ни один человек не помнит, что пережил до него другой человек. Мы можем записать воспоминания и прочитать их, но сами мы при этом не присутствовали. Каждому человеческому детёнышу приходится заново учиться одному и тому же, он должен дотронуться до плиты рукой, чтобы понять, что она горячая. У Ирр это по-другому. Клетка учится и делится. Она удваивает геном вместе со всей информацией, как если бы мы могли продублировать наш мозг вместе со всеми его воспоминаниями. Новые клетки наследуют не абстрактную информацию, а непосредственный опыт так, как будто они получили его сами. С самого начала их существования Ирр способны к коллективному воспоминанию. – Йохансон посмотрел на Ли: – Понятно ли вам, кто стоит рядом с нами?
Ли медленно кивнула:
– Отнять у Ирр их знание можно, только уничтожив весь коллектив.
– Боюсь, для этого придётся уничтожить их всех, – сказал Йохансон, – а это, по разным причинам, невозможно. Мы не знаем, насколько густа их сеть. Может быть, они образуют клеточные цепи в сотни километров. Число их огромно. В отличие от нас, они живут не только в настоящий момент. Они не нуждаются в статистике, не нуждаются в средних величинах, ни в каких вспомогательных символах. В достаточно большом объединении они сами себе статистика, сумма всех значений, их собственная хроника. Они знают события тысячелетней давности, тогда как мы неспособны действовать на одно-два поколения вперёд, в интересах наших детей и внуков. Мы – вытесняем информацию. Ирр сопоставляют, анализируют, узнают, прогнозируют и действуют на основании постоянно присутствующих воспоминаний. Никакое творческое достижение не утрачивается, всё идёт в развитие новой стратегии и концепции! Никогда не кончающийся процесс отбора служит лучшим решениям. Вспомнить, модифицировать, усовершенствовать, научиться на ошибках, сравнить с новым, просчитать – и действовать.
– Какой холодный, омерзительный расчёт, – сказал Вандербильт.
– Вы думаете? – Ли помотала головой. – А я восхищена этими существами. Они за минуты вырабатывают стратегию, на которую у нас ушли бы годы. Одно то, что не приходится повторять ошибки!
– Поэтому Ирр в своём жизненном пространстве, наверное, управляются лучше, чем мы в нашем, – сказал Йохансон. – У них любое достижение – коллективное и укореняется в гены. Они живут сразу во всех временах. Тогда как люди забывают прошлое и игнорируют будущее. Всё наше существование фиксировано на частностях, на «здесь» и «сейчас». Высшие познания мы приносим в жертву личным целям. Мы не можем сохранить себя после смерти, поэтому стараемся увековечить себя в манифестах, книгах и операх. Мы стараемся вписать себя в историю, оставить после себя записки, чтобы их читали, перетолковывали, фальсифицировали, и вся эта идеологическая лавина продолжается и после нашей смерти. Мы так одержимы мыслью пережить самих себя, что наши духовные цели редко согласуются с тем, что было бы полезно человечеству. Наш дух форсирует эстетическое, индивидуальное, интеллектуальное, теоретическое. Мы не хотим быть животными. С одной стороны, тело – это наш храм, с другой стороны, мы пренебрегаем им как чисто функциональной единицей. Мы уже привыкли ставить дух выше тела и необходимость житейского выживания рассматриваем с отвращением и самопрезрением.
– А у Ирр этого разделения нет, – размышляла Ли. Она по необъяснимым причинам имела чрезвычайно довольный вид. – Тело и есть дух, дух и есть тело. Никакой Ирр не станет делать то, что противоречит общим интересам. Задача выживания – в интересах вида, а не индивидуума, и действие – всегда решение всех. Грандиозно! Ни один Ирр не получит орден за хорошую идею. Удовлетворяйся соучастием в результате. На большую славу не претендует ни один Ирр. Я спрашиваю себя, имеет ли отдельная клетка вообще что-то вроде индивидуального сознания?
– Не так, как мы себе это представляем, – сказал Эневек. – Я не знаю, можно ли говорить о сознании «я» отдельной клетки. Но каждая клетка наделена индивидуальной творческой силой, она преобразует опыт в творчество и обогащает им коллектив. Возможно, какая-то новая мысль принимается во внимание лишь тогда, когда импульс достаточно сильный, то есть когда эту мысль вводят одновременно достаточное количество Ирр. Её сопоставляют с другими идеями, и более сильная побеждает.
– Чистая эволюция, – кивнула Уивер. – Эволютивное мышление.
– Вот это противник! – Ли была в восторге. – Никакого тщеславия, никаких информационных потерь. Мы, люди, всегда видим лишь часть целого, а перед ними на виду пространство и время.
– Поэтому мы разрушаем нашу планету, – сказала Кроув. – Поскольку сами не знаем, что разрушаем. А им это очевидно. Как и то, что мы не обладаем наследственной памятью.
– Да, всё имеет свой смысл. Почему они должны вступать с нами в переговоры? С вами или со мной? А завтра мы умрём. Тогда все переговоры насмарку? Если бы существовала наследственная память человеческой расы, она бы защитила нас от индивидуальной глупости, но её нет. Договориться с людьми – это иллюзия. Вот причина решения выступить против нас.
– И никакой враг не в состоянии уничтожить их знание, – сказала Оливейра. – В Ирр-коллективе каждый знает всё. Нет умных голов, нет генералов и вождей, которых можно было бы устранить, чтобы лишить остальных информационной основы. Можно уничтожить сколько угодно Ирр, – даже если уцелеет несколько, их общее знание выживет.
– Минуточку, – Ли повернулась к ней. – Но разве вы не говорили, что должны быть королевы?
– Да. Что-то вроде того. Может быть, коллективное знание – свойство всех Ирр, но коллективное действие должно быть инициировано централизованно. Я думаю, такие королевы существуют.
– Тоже одноклеточные?
– Они должны обладать той же биохимией, что и известное нам желе. Предположим, что это одноклеточные. Высокоорганизованный союз, который мы сможем постичь, только войдя с ними в контакт.
– Чтобы получать загадочные послания, – сказал Вандербильт. – Итак, они прислали нам картинку праисторической Земли. Для чего? Что они хотели нам тем самым поведать?
– Всё, – сказала Кроув.
– А нельзя ли поконкретнее?
– Они поведали нам, что это их планета. Что они владеют ею минимум 180 миллионов лет. Что они располагают единой памятью, ориентируются в магнитном поле и присутствуют всюду, где есть вода. Они говорят нам: вы здесь и сейчас. А мы – всегда и всюду. Таковы факты. Об этом говорит послание, и мне кажется, что это очень много.
Вандербильт поскрёб себе живот.
– И что мы им ответим? Чтобы они засунули своё превосходство себе в задницу?
– У них нет задницы, Джек.
– Тогда что же?
– Ну, я думаю, их логичному желанию уничтожить нас мы не можем противопоставить наше логичное желание выжить. Единственный наш шанс состоит в том, чтобы дать им понять, что мы признаём их господство…
– Господство одноклеточных?
– И убедить их в том, что мы больше не опасны для них.
– Но мы для них опасны, – сказала Уивер.
– Правильно, – поддакнул Йохансон. – Уговоры ничего не дадут. Мы должны подать им знак, что уходим из их владений. Мы должны прекратить загрязнять море ядами и шумом, причём как можно скорее. Чтобы они поняли, что и с нами можно жить.
– Это вам решать, Джуд, – сказала Кроув. – Мы можем только рекомендовать. А вы должны передать эти рекомендации дальше. Или отдать распоряжения.
Все вдруг посмотрели на Ли. Она кивнула:
– Я горячо за то, чтобы пойти этим путём. Но нам некуда спешить. Если мы устранимся из моря, мы должны послать им сообщение, сформулированное точно и убедительно. – Она обвела всех взглядом. – Я хочу, чтобы мы все поработали над этим. Без паники и спешки. Не надо пороть горячку. Несколько дней ничего не решат, гораздо важнее, чтобы послание было точным. Эти существа чужды нам до такой степени, какой мы и предположить не могли. Но если есть хоть малейший шанс достичь с ними мирного единства, мы должны его использовать. Итак, приложите все силы.
– Джуд, – улыбнулась Кроув. – Вы заставляете меня преклоняться перед американской армией.
Когда Ли, Пик и Вандербильт покинули помещение, Ли тихо спросила:
– У Рубина уже достаточно этого вещества?
– Достаточно, – сказал Вандербильт.
– Хорошо. Пусть заряжает «Дипфлайт». Всё равно, какой. Через два-три часа приступим к делу.
– К чему такая спешка? – спросил Пик.
– Йохансон. У него в глазах такое выражение, что его вот-вот озарит. Я не хочу объяснений, только и всего. А завтра пусть бушует, сколько хочет.
– Неужто мы действительно уже готовы к выполнению?
Ли посмотрела ему в глаза:
– Я доложила президенту Соединённых Штатов, что мы готовы. Поэтому мы готовы.
* * *
Нижняя палуба
– Эй! – Эневек подошёл к дельфинарию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98